Этот дневник принадлежит Драко Малфою

9 сентября Дорогой дневник! Сегодня, хвала Мерлину, рана на моём запястье выглядит уже не так ужасно, да и болит гораздо меньше, так что мадам Помфри, закончив перевязку и что-то отметив в своём медицинском журнале, велела мне идти на занятия. Сегодня первым в расписании у нас было сдвоенное зельеварение с гриффиндурками, и я подоспел как раз ко второму уроку. Наши встретили меня как героя, раненного в жестоком бою. — О, Драко, ты пришёл! — воскликнула Панси. — Но как же ты будешь работать на уроке? Рука ведь, наверное, ещё очень болит? Она с неприкрытой ненавистью уставилась на Поттера, но тот и бровью не повёл, лишь хмуро переглянулся с Уизелом и что-то прошептал ему на ухо. Вероятно, выразил глубокое сожаление, что гиппогриф не пробил мне клювом голову. — Садитесь скорее, мистер Малфой, — бросил мне Снейп. Я отлевитировал свой котёл на огонь рядом с котлами Поттера и Уизела и, игнорируя непонимающие взгляды моих друзей, уселся прямо напротив гриффиндурков. Те чуть не подпрыгнули от изумления. Я предвкушающе ухмыльнулся. Да начнётся шоу! Быстренько оглядев ингредиенты на столах сокурсников, я сообразил, что сегодня мы готовим Уменьшающее Зелье. Проще простого, как по мне (я давно уже изучил весь учебник для третьего курса от корки до корки), но для Поттера с Уизли, разумеется — почти невыполнимая задача. Кстати, дорогой дневник, Уменьшающее Зелье — одно из самых интересных и полезных изобретений, на мой взгляд. Ведь оно способно не только уменьшить физические размеры живых организмов, но и омолодить их на некоторое время. Известно, что изобретатель этого чудодейственного зелья Зигмунт Бадж применял его при перевозке скота, превращая отару своих овец в стадо ягнят размером с мышь. В учебнике рассказывается ещё об одном прелюбопытнейшем случае: волшебник Сэмюэль Планкетт, чтобы избежать преследования со стороны жителей магловской деревни, подлил им в колодец Уменьшающее Зелье! Эх, вот бы незаметно добавить это замечательное изобретение Зигмунта Баджа Поттеру в тыквенный сок! Представляю, какие глаза будут у Уизли и Грейнджер, когда они обнаружат рядом с собой слюнявого агукающего младенца, с любопытством грызущего свои очки, ставшие слишком огромными для такого крошечного личика. Может, заодно и Грейнджер угостить? Эта задавака, наверняка, и в младенческой ипостаси примется поучать всех, как правильно вопить и пускать пузыри. Я со всей возможной тщательностью (насколько позволяла мне пострадавшая рука) нарезал сушёных волосатых гусениц и, закинув их в кипящую воду, принялся помешивать, пока отвар не приобрёл насыщенный красный цвет. Мельком глянув в котёл Поттера, я с удовлетворением отметил, что в нём неспешно булькает нечто бордовое со всплывшими на поверхность волосками гусениц (фу, мерзость!). «Моё зелье явно будет безнадёжно испорчено, если я приведу свой гениальный план в действие», — с лёгким сожалением подумал я, но оно того стоило, дорогой дневник! Насладиться концентрированным бешенством на лицах несносных гриффиндурков, когда я заставлю их стать моими домашними эльфами — о да! — Сэр, — полным внутреннего достоинства голосом страдающего, но терпеливого мученика обратился я к Снейпу. — у меня болит рука. Я не могу нарезать коренья маргаритки. — Уизли, — даже не взглянув в нашу сторону, приказал Снейп, — нарежьте мистеру Малфою. Уизел покраснел от злости, сравнявшись цветом с моим идеальным отваром из волосатых гусениц. — Врёшь ты всё, ничего у тебя не болит, — прошипел он. А вот это, кстати, было весьма обидно, дорогой дневник! Посмотрел бы я на Уизела, если бы эта «птичка» цапнула его кривую ручищу! Небось, хлопнулся бы в обморок, как Потти при виде дементоров. — Слышал, что сказал профессор? Режь давай! — скомандовал я, нацепив на лицо свою самую уничтожающую ухмылку. Уизел неохотно подчинился: с досадой схватил нож и быстренько порубил коренья на крупные неровные куски. Над своими-то не меньше четверти часа пыхтел, придурок! — Профессор, — пожаловался я, — Уизли их кое-как нарезал! Слизеринцы, разгадав мои коварные планы, начали украдкой хихикать. Блейз понимающе подмигнул мне, Панси сдавленно хрюкнула, а Тео в немом осуждении закатил глаза — зануда несчастный! Грег с Винсом беспомощно топтались у своих котлов, очевидно, недоумевая, почему я лишил их сегодня своей поддержки и помощи. Простите, ребята, я же не могу всё время учиться за вас! — Отдайте свои коренья Малфою, Уизли, а те, что нарезали для него — возьмите себе, — вынес вердикт Снейп, осмотрев результаты труда рыжего придурка. — Но, сэр… — заканючил тот. — Живо! — рявкнул Снейп. Я уже упоминал, что у нас самый лучший декан на свете, дорогой дневник? Умный, понимающий и справедливый. На удивление, собственные коренья Уизела оказались вполне приемлемо нарезанными, и у меня затеплилась надежда, что я смогу не только как следует повеселиться, но и сварить вполне приличное зелье. Крысиная селезёнка уже придала моему отвару необходимый оттенок фиолетового, так что я принялся потихоньку добавлять в котёл измельчённые Уизелом коренья, пока кипящая субстанция не окрасилась в зелёный. Я фыркнул, заметив, как Поттер, вместо того, чтобы бросать коренья в котёл постепенно, бухнул их все разом, отчего его зелье возмущённо вспенилось и приобрело цвет и запах затхлого болота. Уизел продолжал, высунув язык, исправлять последствия своей небрежности. — Сэр, — снова подал голос я, стараясь, чтобы мой тон был в достаточной степени смиренным, — мне не справиться с сушёной смоквой. — Поттер, — рыкнул профессор, — помогите мистеру Малфою почистить смокву! Я торжествующе ухмыльнулся. Со слизеринской половины класса долетели смешки и восторженное фырканье. Поттер, ненавидяще зыркнув на меня, выхватил из моих рук смокву, наскоро снял с неё кожицу и швырнул обратно. Кретин! — Как там ваш дружок Хагрид? — шёпотом поинтересовался я, начиная натирать смокву. — Не твоё дело! — пробубнил Уизел, терзая несчастные коренья. Будто к нему кто-то обращался, косорукий рыжий урод! — Недолго ему осталось нас учить, — с притворной жалостью вздохнул я. — Папа так беспокоится за меня. Рука-то всё не заживает… Этим кретинам вовсе не обязательно знать, что на самом деле сказал мой отец, узнав, как я облажался с гиппогрифом, дорогой дневник. Тем не менее, он всё равно прибудет в Хогвартс с комиссией из Министерства, чтобы проинспектировать, насколько компетентен наш учитель по Уходу за Магическими Существами и как организована безопасность студентов на его занятиях. Ох, и не завидую же я великану, дорогой дневник! Надеюсь, он горько пожалеет о своём желании стать преподавателем. Да и этой глупой агрессивной курице не помешало бы выщипать пару перьев. Я мог бы писать ими на уроках и торжествующе ухмыляться Поттеру при этом! — Заткнись, Малфой, а не то тебе и правда не поздоровится! — зарычал Уизел. — Отец пожаловался попечительскому совету и в Министерство Магии. У него там большие связи, они для него всё сделают. Ведь как знать, — вздохнул я, отмеряя здоровой рукой пиявочный сок, — может, я на всю жизнь останусь калекой! — зелье сменило свой цвет на нежно-розовый. — Так вот зачем этот маскарад! — возмутился Поттер, сверкнув глазищами. В полутьме класса они были такого же оттенка, как Уменьшающее Зелье после добавления кореньев маргаритки. В глубине их, словно зелье на огне, кипел слегка пугающий гнев. — Ты хочешь, чтобы Хагрида выгнали! Ага, можно подумать, все остальные просто мечтают снова попасть на урок этого остолопа! — Ага, Поттер, за этим, — прошептал я, наклонившись к нему так близко, что почувствовал исходящий от него жар, — за этим и ещё кое за чем. Смотри: эй, Уизли, порежь-ка мне гусениц! — продемонстрировал я преимущества своего «маскарада». Уизли нервно дёрнулся, чуть не порезав свой палец, и зашипел, как рассерженная змея. Оставалось закинуть в котёл ещё немного нарезанных гусениц и снова довести его до цвета поттеровских глаз. Уизел, скрипнув зубами, отложил свои коренья маргаритки и принялся чекрыжить несчастное создание, очевидно, представляя на месте этой волосатой гусеницы меня. Иначе мне сложно объяснить его внезапно вспыхнувший энтузиазм, дорогой дневник. Но тут нас отвлёк полный невыносимого страдания голос профессора Снейпа: — Оранжевое, Лонгботтом! Оранжевое! У Вас в одно ухо влетает, в другое вылетает, не так ли? Когда Вы наконец соизволите внимательно слушать мои объяснения? — Гарри, слышал, что пишут в «Пророке»? Сириуса Блэка видели! — воспользовавшись тем, что профессор отвлёкся, к нам повернулся придурок Финниган. Я вздрогнул, вспомнив скалящий зубы портрет маминого опального кузена в августовском выпуске «Пророка», и навострил уши. — Где? — хором спросили Поттер с Уизелом. — Совсем недалеко отсюда. Одна магла видела его и сообщила в магловскую полицию. Когда из Министерства Магии примчались — Блэка уже и след простыл. И вот тут, дорогой дневник, на меня снизошло озарение. Так вот от кого охраняют нашу школу зловещие дементоры! И похоже, я знаю, за кем охотится слетевший с катушек мамин родственник! Судя по тому, что я краем уха услыхал из разговоров родителей, Сириус Блэк был весьма раздосадован, что Тому-Кого-нельзя-Называть не удалось разделаться с маленьким Поттером (ну, в тот раз, когда Блэк сдал ему старшего). Видимо, он и из тюрьмы-то сбежал, чтобы закончить давно начатое. Хорош друг у поттеровских папочки с мамочкой! Интересно, а Шрамоголовый-то в курсе всей этой истории? — Чего тебе? — вылупился на меня Уизел, заметив, что я прислушиваюсь к разговору. — Ещё что-нибудь нарезать? Я презрительно сощурил глаза и, не удостоив рыжего ответом, наклонился к Поттеру. — Что, Поттер, хочешь сам поймать Блэка? — шёпотом поинтересовался я, решив прощупать почву. — Делать мне нечего! — Шрамоголовый отмахнулся так равнодушно, что мой рот приоткрылся от изумления. Да он, похоже, вообще ни сном, ни духом! — Будь я на твоём месте, я уже давно бы его нашёл! — зашептал я, провоцирующе ухмыляясь. — Не стал бы паиньку из себя строить. Или что, Потти, боишься факультетские баллы потерять? — Отвяжись, Малфой! — влез Уизел. (Можно подумать, это я к Поттеру, как клещ, присосался!). — Ты что, Поттер, совсем ничего не знаешь? — на всякий случай уточнил я. Да не может же быть, что этому беззаботному идиоту никто ничего не сказал — ни Дамблдор, ни старуха МакГонагалл, ни нищебродские мамаша с папашей! — Чего не знаю? — хлопнул глазами Поттер. Вот мантикора вас всех раздери! Не могу же я рассказать ему обо всём открытым текстом?! — Ты просто струсил, — ехидно протянул я, любуясь вспышками ярости в глазах напротив. Клянусь, дорогой дневник, если бы эти пылающие искры не сдерживали очки, они прожгли бы меня насквозь! — Надеешься, что его поймают дементоры? А я бы на твоём месте отомстил. Сам бы его выследил. — С чего это я должен его выслеживать? — нахмурился наш герой. Ну точно ничегошеньки не знает. Мерлин! Надеюсь, дорогой дневник, что мои слова заставят его задуматься и начать выяснять, почему и для чего безумный Блэк за ним охотится. — Ну что ж, — прервал нашу тихую перепалку зловещий голос профессора Снейпа, — настала пора протестировать Уменьшающее Зелье мистера Лонгботтома. На его жабе. Лонгботтом горестно всхлипнул. — Идите все сюда, — позвал нас Снейп. — Поглядим, что случится с жабой. Правильно сваренное зелье превратит её в головастика. Если же Лонгботтом испортил Уменьшающее, а я в этом нисколько не сомневаюсь — его питомец сдохнет. Девчонки ахнули. Даже мне стало не по себе. Вторая жабья смерть за месяц — это уже перебор, по-моему, дорогой дневник. Винс вытаращился на лонгботтомовского Тревора с каким-то нездоровым блеском в глазах. Возможно, надеялся, что в случае гибели жабы плаксу Лонгботтома выдворят из хора? К всеобщему изумлению, Тревор, проглотив предложенное зелье (к слову сказать, идеально-правильного, зелёного цвета), вовсе не откинулся кверху брюшком, а с тихим хлопком превратился в головастика. Лонгботтом чуть в обморок не грохнулся от облегчения. Гриффиндурки радостно захлопали. Наши тоже скривились только для виду. Злобным и коварным слизеринцам вовсе не доставляет удовольствия наблюдать, как гибнут беззащитные зверюшки, что б там ни болтали о нас остальные факультеты. Ну, разве что Винс… Не хочу думать об этом, дорогой дневник. Профессор Снейп вытащил из кармана пузырёк, и капнул на Тревора какой-то прозрачной жидкостью, возвращая ему первоначальный вид. — Минус пять очков Гриффиндору, — объявил он, и улыбки гриффиндурков исчезли с лиц, точно их стёрли Чистящими Чарами. — Помнится, Грейнджер, я запретил Вам помогать Лонгботтому. Урок окончен. Так вам и надо, гриффиндурки! Я отлевитировал свой котёл с идеальным нежно-зелёным зельем на стол профессора Снейпа и, кинув торжествующий взгляд на изрыгающего проклятия Уизела, расстроенную грязнокровку и непривычно задумчивого Поттера, в прекраснейшем настроении отправился на обед. ***** После обеда у нас состоялся первый урок Защиты от Тёмных Искусств, который в этом учебном году ведёт тот самый оборванец из поттеровского купе в Хогвартс-Экспрессе. На этот раз он выглядел чуть получше, чем в первый вечер, когда старик Дамблдор представил его студентам. Но одежда на нём была всё та же: старая и сильно потрёпанная, как будто этот Люпин только и делал, что продирался тёмными ночами через колючие кусты. — Добрый день, — поздоровался учитель-нищеброд, одарив нас загадочной полуулыбкой. — Учебники можете убрать. Сегодня у нас будет практическое занятие. Видел бы ты, дорогой дневник, как вытянулось лицо Грейнджер! Как это — убрать книги? Но я, если честно, заинтересовался и даже слегка зауважал этого учителишку. Сразу приступить к практике — что может быть круче? Учебник-то я и самостоятельно могу почитать. Все с любопытством переглянулись и спрятали книги, перья и пергаменты в сумки. Профессор-замарашка велел нам выйти из класса и повёл по коридору. По пути нам попался полтергейст Пивз, который, вися вниз головой, старательно замазывал жвачкой замочную скважину филчевой каморки для швабр. — Глупый Люпин, глупый Люпин! — дурным голосом заорал Пивз, завидев нашего профессора, но тот и бровью не повёл. Когда вредный полтергейст в ответ на просьбу Люпина отлепить жвачку издал губами неприличный звук, тот, не переставая ласково улыбаться, вытащил палочку и негромко произнёс: — Ваддивази! Жвачка вылетела из замочной скважины прямо в левую ноздрю Пивза. — Здорово, сэр! — зааплодировали гриффиндурки. И если ты спросишь моё мнение, дорогой дневник, то — да, признаю, это было довольно впечатляюще. Надо будет обязательно разучить такое полезное заклинание, а то с этим Пивзом никакого сладу нет. Пройдя несколько коридоров, мы с изумлением поняли, что Люпин привёл нас в учительскую. Здесь было множество разномастных кресел, но никто не решился усесться в них, все столпились у стены в ожидании чего-то необычного. — Посмотрите на этот гардероб! Мы с любопытством уставились на внушительных размеров старый шкаф для мантий. Внутри него что-то вдруг завозилось, а ручка дверцы отчаянно задёргалась. Панси, стоявшая ближе всех к шкафу, испуганно взвизгнула. Все поспешно попятились назад. — Там всего-навсего обычный боггарт, — сказал Люпин. — Так что бояться нечего. Ага, нечего! Разве это не то самое ужасное существо, которым родители и няньки испокон веков пугают маленьких детей? «Не будешь слушаться — придёт боггарт и утащит тебя в свой шкаф!». «Не заходи в эту комнату, не лезь в буфет, не открывай ящик папиного стола — там сидит страшный боггарт!»… Но, разумеется, грязнокровки вроде нашей Грейнджер и слыхом не слыхивали ни о каких боггартах, пока росли в своём убогом магловском мире. Тем не менее, именно Грейнджер первой подняла руку, когда Люпин спросил, что такое боггарт, и, гордо задрав нос, отрапортовала: — Боггарт — это привидение, которое меняет свой внешний вид. Он превращается в то, чего человек больше всего боится. Подумаешь, всезнайка, прочитала в учебнике — и строит из себя умную. Интересно, в кого превратится её боггарт? Держу пари — в контрольную работу, за которую стоит не «Превосходно». — Замечательно! — воскликнул профессор. — Лучше и не скажешь! О, конечно, это же так чертовски трудно — протараторить определение из учебника. Попугай тоже отлично справился бы. — С боггартом лучше сражаться вдвоём, втроём. Чем вас больше, тем лучше. Боггарт растеряется и не сможет выбрать, в кого ему превратиться: в безголового мертвеца или огромного плотоядного слизняка, — вдохновенно вещал профессор, а все девчонки, даже Панси и Милли, уставились на него обожающими взглядами, словно забыв, какие лохмотья на нём надеты. Вот дуры! — Лучшее оружие против боггарта — смех. Превратите его мысленно во что-нибудь смешное и громко скажите: «Риддикулус!». — Да весь этот урок — сплошной смех*, — проворчал я, с тревогой прикидывая, во что превратится мой собственный боггарт, если этот укротитель привидений и девчачьих сердец вздумает вызвать меня. И мы действительно чуть животики не надорвали от смеха, дорогой дневник, когда Лонгботтом, заикаясь, сообщил, что больше всего на свете боится… профессора Снейпа, и когда его боггарт, превратившийся в нашего декана, вдруг обнаружил себя одетым в старомодное зелёное платье невилловой бабки и шляпу с чучелом грифа! Правда, остальные боггарты были не такими смешными. Уизеловский обернулся гигантским пауком, заставив рыжего чуть ли не завизжать по-девчачьи, Патил вызвала своими страхами обвитую кровавыми пеленами египетскую мумию (серьёзно?), а Браун — гигантскую змею (кошмар, ненавижу таких огромных пресмыкающихся!). Милли едва не умерла от ужаса, увидев на полу окоченевшее тельце своей любимой Морганы. Я не мог дождаться, когда же придёт очередь Поттера, чтобы узнать, чего боится наш святой неустрашимый герой. Уверен, что его боггарт точно превратился бы в дементора, и наш Потти снова хлопнулся бы в обморок прямо посреди класса. Очевидно, профессор-оборванец тоже так подумал, потому что так и не вызвал Поттера сразиться со зловещим привидением. Зато он продемонстрировал нам своего боггарта. Так странно, дорогой дневник, боггарт профессора Люпина был ни капельки не страшный: просто какой-то серебристый хрустальный шар, от которого исходило сияние, напоминающее лунное. Ну, и что в этом сияющем шаре такого ужасного? Этот Люпин и впрямь самый смехотворный и нелепый учитель, дорогой дневник!