Этот дневник принадлежит Драко Малфою

8 сентября Дорогой дневник! На сегодняшний завтрак в Большой Зал я шёл, как средневековая ведьма на костёр. И я имею в виду самую обычную ведьму, а не всем известную Венделину Странную, которая владела беспалочковой магией настолько, что могла, будучи привязанной к столбу, охлаждать языки пламени, лижущие её тело. Если гриффиндурки решат превратить мою жизнь в ад, напоминая о прыжках в образе хорька, я просто сгорю от стыда. Однако, вопреки моим опасениям, гриффиндурки не принялись скандировать: «Хо-рёк, Хо-рёк!» при моём появлении, не тыкали в меня пальцами и не спрашивали, как мне понравилось прыгать под потолком и протирать своей белой шкуркой пол. Дело ограничилось задушенными смешками, тихим фырканьем и злорадными перешёптываниями. Винс с Грегом на всякий случай безостановочно поигрывали мышцами и показательно сжимали кулачищи, не отходя от меня ни на шаг. Это, правда, ничуть не помогло, когда мелкий первокурсник-гриффиндурок, кажется, брат фотографа Криви, подошёл к нашему столу и, невинно хлопая огромными глазищами, поинтересовался: — Это правда, что у вас в гостиной живёт настоящий дрессированный хорёк? Я обожаю хо… — Вали отсюда! — рявкнул Винс. Парнишка испуганно заткнулся, глазищи наполнились слезами: — Я только хотел… Ребята сказали… — Твои старшие друзья обманули тебя, мелкий, — сочувственно потрепала его по голове Милли. — У нас на Слизерине нет никаких хорьков. Но у меня есть котёнок, так что, если хочешь, можешь погладить его. Эй, Салли! Салазар высунула любопытную мордаху из-под отворота миллиной мантии. — Ух тыыыы, трёхцветная! — восхитился Криви и робко провёл ладонью по спинке котёнка. Панси обернулась к столу гриффиндурков, где, давясь от смеха, за разворачивающимся действом наблюдали десятки зрителей, и скорчила гримасу. Грейнджер что-то сердито выговаривала близнецам Уизли и старшему Криви. Наверное, отчитывала за то, что подвергли малютку смертельной опасности. Ещё бы, подговорили подойти к злобным кровожадным слизеринцам! Можешь не переживать, Грейнджер, у нас на Слизерине не принято есть невинных младенцев. К моему удивлению, этим утренним инцидентом всё и ограничилось. Новая пассия Блейза — Рианна Лафлэнд с Гриффиндора, рассказала, что МакГонагалл запретила ученикам своего факультета высмеивать меня: «Мы должны продемонстрировать иностранным гостям хогвартскую сплочённость и крепкую межфакультетскую дружбу. Совершенно недопустимо, если студенты одного факультета будут насмехаться над представителем другого». Угу, разумеется, профессор МакГонагалл, мы с превеликим удовольствием продемонстрируем нашим заморским гостям то, чего в Хогвартсе нет и отродясь не бывало. Я ради такого дела даже с Поттером за ручку поздороваюсь. А, чёрт, к сожалению, не выйдет: наш прославленный герой никогда не пожмёт мою руку. ***** Кстати, о Поттере, дорогой дневник. Сегодня ночью, видимо, вследствие пережитого стресса, мне приснился самый настоящий кошмар: Мы пришли на урок по Защите от Тёмных Искусств к старикашке Моуди и, усевшись за парты, приготовились слушать. Однако вместо того, чтобы начать лекцию, он вытащил из кармана свою неизменную флягу и, глотнув из неё, превратился в гигантского паука. Все в ужасе повскакивали со своих мест и ринулись на выход, вопя, толкаясь и отпихивая друг друга. Меня оттеснили от дверей и швырнули прямо в лапы восьминогого монстра: — Так ты и есть сынок моего старого друга Люциуса? — захохотал профессор Паук. — Сейчас я исправлю ошибку природы и приведу твою сладкую внешность к соответствию с твоим гадким нутром. Абракадабра! Ярко-зелёный луч, вырвавшийся прямо из мохнатой лапы паука, ударил меня в грудь, и я тут же почувствовал, как всё моё тело покрывается длинной шерстью. Подушечки пальцев на руках и ногах лопнули, выпуская острые когти, одежда с треском расползлась по швам, из груди вырвался рык, перешедший в тоскливый вой, стоило мне увидеть своё отражение в возникшем передо мной из ниоткуда зеркале. — Не волнуйся, Драко, — одетая в белое платье Астория подошла ко мне и ободряюще сжала когтистую лапу. — Помнишь, я пообещала, что выйду за тебя замуж, даже если Моуди превратит тебя в чудовище? Можешь поцеловать меня. Почему-то это предложение ужаснуло меня не меньше, чем само превращение в чудище. Я никогда в жизни не целовался, дорогой дневник. Ну, если не считать тех жалких попыток Панси обслюнявить моё лицо, когда нам было по десять. Собрав всё своё мужество, я откинул вуаль, полностью скрывающую лицо моей невесты и… похолодел от ужаса: у малютки Астории было лицо кретина Поттера! Знаменитый шрам, дурацкие очки и злобная торжествующая ухмылка: — Боишься, Малфой? Я перебудил всех, кроме Грега, которого и «Бомбардой» не поднимешь, своим воплем. Винс спросонья едва не заехал мне кулаком в глаз. Тео наколдовал «Люмос» и протянул мне стакан воды: — Ты не должен ничего объяснять, Драко, — зевая, сказал он. — Каждому из нас может присниться какая-нибудь жуткая хрень, так что… просто выпей воды и постарайся снова уснуть. Мы рядом, если что. — Мог бы и Заглушающее поставить, — хмыкнул Блейз. — Сегодня кошмар, а завтра… Мерлин знает, что или кто тебе может присниться завтра. Переходный возраст, знаешь ли. Не горю желанием всю ночь слушать твои сладострастные стоны. — Мои сладо… ЧТО? — Оу, — лицо Блейза озарилось довольной усмешкой, — так ты ещё не видел тех самых снов, Драко?! Каких ещё, к соплохвостам, «тех самых снов», дорогой дневник? С какой стати я должен стонать во сне и почему чёртов Блейз выглядел так, будто знает что-то, чего не знаю я? Что он там болтал про переходный возраст? Помфри вроде не упоминала, что помимо прыщей, потливости и головных болей, я приобрету ещё и странную привычку стонать во сне. «Сладострастно стонать», что бы это ни значило, дорогой дневник. Боггарт бы побрал этот дурацкий переходный возраст со всеми его дурацкими проблемами! 9 сентября Дорогой дневник! Как бы мне ни хотелось отсидеться в слизеринской спальне, вместо того чтобы идти на урок к Безумноглазому, очевидно, придётся собрать всё своё мужество и явиться пред вращающиеся неморгающие очи с гордо поднятой головой. Ведь даже если я попрошу кого-нибудь из наших невзначай проклясть меня и попаду вместо ЗОТИ в Больничное Крыло — это не решит моих проблем, а лишь отсрочит неизбежную встречу с мучителем. ***** Вопреки моим опасениям, профессор Шизоглаз и виду не подал, что вообще знаком со мной. Словно это вовсе не он буквально позавчера с садистским наслаждением подбрасывал моё беззащитное пушистое тельце в воздух на радость жестокой толпе. Урок, впрочем, оказался потрясающим и леденящим кровь, как мы, собственно, и ожидали. Моуди велел нам убрать со столов книги, чем заработал удивлённый и недовольный взгляд Грейнджер. Уизел с Поттером, наоборот, моментально попрятали учебники в сумки и уставились на изуродованное шрамами лицо Моуди, точно верные щенки в ожидании команды. Никто, вероятно, и представить себе не мог, что именно мы будем изучать на этом уроке. Мерлин! Когда этот псих с маниакальной усмешкой на перекошенном лице достал из ящика своего стола банку с тремя здоровенными чёрными пауками, я невольно вздрогнул. Уж слишком всё происходящее напоминало мой сегодняшний сон! На какую-то безумную секунду я вообразил, что эти несчастные пауки — проштрафившиеся студенты с других курсов, и сейчас Моуди продемонстрирует на мне, как превращать плохих волшебников в мохнатых восьминогих тварей. — Итак… — прокаркал Шизоглаз. — Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наиболее тяжело караются магическим законодательством? По классу пронеслись робкие неуверенные шепотки. Поднялось несколько рук. Выскочка Грейнджер, как ни странно, не вытянула свою руку вверх к самому потолку и даже не подпрыгивала на скамейке. Ещё бы! Речь-то шла не о безобидных Отвлекающих, Отталкивающих или Связывающих. — Ну… — нервно проблеял Уизел, — отец говорил мне об одном… оно называется Империус… кажется… — О да, — подтвердил Моуди и внезапно, не мигая, уставился на меня. — Полная управляемость. Были времена, когда множество волшебников были управляемы при помощи заклятия Империус. А когда эти тёмные времена подошли к концу и пришла пора отвечать за свои преступления… Те, у кого рыльце на самом деле было в пушку, уверяли Министерство, что, мол, на них тоже было наложено заклятие, — под пристальным неподвижным взглядом старикана я почувствовал себя тем самым бессовестным волшебником, который нагло обдурил наивное Министерство. — Вот была забота у авроров: попробуй-ка разберись, кто совершал злодеяния по принуждению, а кто по доброй воле. Наконец Моуди перестал прожигать во мне дыру и, призвав банку, ловко выудил из неё одного паука. — Империо! Паук спрыгнул с его ладони и принялся выделывать акробатические трюки. Раздались смешки. — Думаете, это смешно? — рявкнул Моуди. — А понравится ли вам, если я то же самое проделаю с вами? Я могу заставить этого паука выскочить из окна, утопиться, запрыгнуть в горло кому-то из вас… Уизел позеленел и прижал ладони ко рту. О, я был абсолютно солидарен с ним в желании выблевать свой завтрак на парту. — Заклятие Империус можно побороть, и на следующем уроке я научу вас, как это сделать, — прорычал Моуди. — Это требует настоящей твёрдости характера и далеко не всякому под силу, — с этими словами старикан многозначительно воззрился на Поттера, словно намекая, что уж наш герой-то точно сможет справиться со зловещим Империусом. Держу пари, Поттер уверен в себе на все сто, дорогой дневник. Посмотрим, что он запоёт на следующем уроке, когда Бешеный Глаз заставит его отбивать чечётку при всём честном народе. Салазар великий и всемогущий, надеюсь, Моуди не заставит меня вообразить себя хорьком. Боюсь, я не переживу такого позора ещё раз. Оказалось, однако, что заклятие Империус — это просто цветочки по сравнению с другими двумя Непростительными Заклятиями (именно так они все и называются, дорогой дневник!). Второму пауку, которого Моуди ещё и увеличил для большей наглядности, пришлось испытать на себе Круциатус — заклятие невыносимой боли. У меня аж зубы заломило и живот свело, когда я увидел, как корчится и беззвучно визжит несчастная тварь. Я оглядел класс. Тео сидел с абсолютно прямой спиной и, не мигая, смотрел перед собой. Милли закрыла лицо руками, Панси уткнулась Блейзу в плечо. Винс вытянул шею вперёд и приоткрыл рот. Если честно, я никогда ещё не видел своего друга настолько увлечённым каким-либо уроком. — Прекратите! — истерично вскрикнула Грейнджер. Моуди перестал издеваться над пауком и, уменьшив его, бросил назад в банку. В классе стояла такая тишина, что казалось, в ушах что-то противно звенит. Возможно, истошный паучий вопль всё же можно уловить человеческим ухом? — Боль, — нарушил эту звенящую тишину Моуди. — Вам не нужно тисков для пальцев или ножей, чтобы пытать кого-нибудь, вы просто можете применить заклятие Круциатус. Оно тоже когда-то было очень популярно. Кто-то еле слышно всхлипнул. Мне показалось, будто это был плакса Лонгботтом. Но, если честно, дорогой дневник, в этой ситуации даже у меня язык не повернулся бы назвать его плаксой. Что за адское заклятие! Не представляю, что такого должно случиться, чтобы я пожелал применить его к кому бы то ни было. Даже к придурку Поттеру. Лучше уж я просто врежу ему в нос. Судьба третьего паука оказалась самой трагичной. — Так, — Чокнутый Глаз поймал несчастного подопытного за ногу, — кто знает ещё какое-нибудь Непростительное? Грейнджер с мученическим видом подняла дрожащую руку. Меня охватило дурное предчувствие. — Авада Кедавра, — прошептала наша обычно громогласно тарабанящая ответ зубрилка. — Ага, — лицо Шизоглаза исказила жуткая ухмылка, — Авада Кедавра. Заклятие Смерти. Посаженный на стол паук, словно предчувствуя скорую кончину, бросился наутёк. Клянусь тебе, дорогой дневник, мне показалось, что даже Уизел, несмотря на свою боязнь пауков, готов был предоставить обречённому свою мантию в качестве убежища. Но не тут-то было! — Авада Кедавра! — гаркнул Моуди, живо наставив на беглеца палочку. Полыхнула зелёная вспышка, раздался жутковатый свистящий звук, точно по воздуху пронеслось нечто грозное и невидимое, а затем… паук опрокинулся на спину. Ни ран, ни каких-либо видимых повреждений. Просто окончательно и бесповоротно мёртвый. Кто-то из девчонок сдавленно вскрикнул. Я почувствовал, что мне нечем дышать и поспешно ослабил узел галстука. Поттер уставился на дохлого паука, застыв на своём месте, точно окаменевший садовый гном. — Никакой жалости. Никакой порядочности. Невозможно отразить, — отчеканил профессор-убийца, смахивая паука прямо под ноги Уизелу. — За всю историю известен лишь один человек, сумевший выжить после Авады. И этот человек сидит прямо передо мной. О, ну конечно, как же это мы — простые, презренные смертные могли забыть?! Знаменитый Мальчик-Который-Выжил. Мальчик-в-Каждую-Бочку-Затычка. Мальчик-Который-Родился-Чтобы-Испортить-Мне-Жизнь! 14 сентября Дорогой дневник! Кажется, наши преподаватели вознамерились продемонстрировать иностранным гостям не только чудеса межфакультетской дружбы, но и выдающиеся способности студентов Хогвартса поглощать неподъёмные объёмы магических знаний и строчить эссе в безостановочном режиме. — Вы вступаете в важнейшую фазу обучения магическим искусствам, — то и дело нудит старуха МакГонагалл, — не за горами СОВ — экзамен по Супер Отменному Волшебству. Её совершенно не волнует, что этот экзамен состоится чуть ли не через два года. Мы, видите ли, уже сейчас должны играючи превращать ежей в подушечки для иголок. Что это вообще за хрень: подушечка для иголок? Мы что, всем курсом собираемся дружно идти работать в ателье мадам Малкин? Профессор Бинс велел ровно через неделю сдать гигантское сочинение о восстании гоблинов в восемнадцатом веке. Да там одни имена гоблинов будешь два дня переписывать! Флитвик задал прочесть три толстенные книги про Манящие Чары и, разумеется, без наших эссе он тоже никак не может обойтись. На зельеварении мы без устали готовим различные противоядия. Перед Рождеством Снейп обещал разделить нас на группы и отравить по одному человеку из каждой тройки разными ядами, чтобы проверить, усвоили ли мы изученный материал настолько хорошо, чтобы суметь спасти своих товарищей. Надеюсь, дорогой дневник, меня не угораздит попасть в одну группу с Поттером и Уизелом. Хотя… Винс и Грег, к примеру, тоже далеко не лучший вариант, несмотря на то, что они свои, слизеринцы. Если бы моя жизнь и впрямь зависела от чьего-то умения сварить противоядие, то я уж скорее предпочёл бы быть в одной группе с Грейнджер. Она хоть и грязнокровка гриффиндорская, но мозги у неё точно на месте. Лучший профессор всех времён и народов — Хагрид, очевидно, заразился всеобщим безумием, когда имел неосторожность выпить чаю в учительской. Как иначе объяснить, что этот остолоп, с трудом формулируя слова в более или менее связные фразы, предложил нам поучаствовать в «грандиозном проекте». Вышеупомянутый «проект» заключается в том, дорогой дневник, что мы должны через день приходить к нему наблюдать за его ненаглядными крошками-соплохвостами и делать записи об их поведении!!! Нет, ну ты можешь представить себе более идиотскую чушь, дорогой дневник?! Я попробовал было возмутиться, напомнив, что мы и так имеем удовольствие любоваться на этих милейших созданий во время еженедельных уроков. — Будешь делать, что велено! — рявкнул этот бородатый кретин. — Не то я последую примеру профессора Моуди. Слыхал я, какой из тебя получился прекрасный суслик! Наши ахнули от такого заявления, но в открытую заступиться за меня никто не отважился. Повыступаешь тут, когда любой учитель теперь считает себя вправе превращать неугодных студентов в животных! Если так и дальше пойдёт, может, скоро преподаватели и Круциатусом будут в детей швыряться? Гриффиндурки, ясное дело, аж взвыли от хохота. Дебилы. Даже Грейнджер ухмыльнулась, хоть и покачала головой. Не ожидал от тебя, грязнокровка. Кажется, я погорячился, решив, что мог бы доверить тебе спасение моего отравленного ядом организма! 16 сентября Дорогой дневник! Сегодня на уроке ЗОТИ профессор Сумасшедший Глаз, как и обещал, накладывал на всех по очереди заклятие Империус и учил, как нужно ему сопротивляться. Ну, как учил? Любовался на чужие мучения и унижения и время от времени хрипло каркал: — Борись, чёрт бы тебя побрал, сопротивляйся! Что ты как нюня! Не позволяй делать из себя послушного раба! Ага, сам бы попробовал сопротивляться, когда на тебя накладывает Непростительное волшебник в пять раз старше и опытнее тебя самого! И наши, и гриффиндурки один за другим добросовестно выставляли себя на посмешище, исполняя нелепые идиотские приказы. Лонгботтом без малейших раздумий сел на шпагат, неприятно хрустнув ногами, Панси три раза проскакала вокруг столов, распевая гимн Хогвартса, Милли с мяуканьем залезла под стол, а Грейнджер брезгливо отшвырнула учебник, заявив: «Ну и зачем такой красивой девушке, как я, быть ещё и умной?». Уизел не сдержался и присоединился к хохочущим однокурсникам. М-да… Грейнджер, возможно, была бы даже хорошенькой, несмотря на то, что она не чистокровная, дорогой дневник, если бы не её уродливые, выступающие вперёд, как у бобра, зубищи. Однако я вовсе не спешил присоединяться к всеобщему веселью. Все мои мысли были о том, что сейчас проклятый Шизоглаз заставит меня вообразить себя хорьком и верещать по-хорёчьи на забаву благодарной публике. Возможно, я даже сделаю что-нибудь глупое, например, подбегу к Поттеру и залезу к нему на колени. Фу, придёт же такое в голову, дорогой дневник! К тому времени, как наконец подошла моя очередь смешить народ, я уже был насквозь мокрым от страха. Чёртова подростковая потливость, о которой предупреждала Помфри! Если честно, до сегодняшнего дня я был уверен, что уж эта-то совершенно плебейская проблема меня не коснётся. Малфои не потеют, дорогой дневник. Ага, скажи это моей рубашке, которую пришлось срочно отдать в стирку после урока! Моуди уставился на меня, словно прикидывая, какая ещё славная зверюшка может из меня получиться. — Прикажите ему вообразить себя хорьком, профессор! — заорал Финниган. Придурок! Сам-то он каких-то пять минут назад чуть не сожрал перо, возомнив себя искусным глотателем огня. — Вот как? — немигающий глаз уставился теперь на Финнигана. — Считаешь это разумным? Наказывать два раза за один и тот же проступок? Давать двойной срок за одно преступление? — Эмм… нуу… — побледнев, заблеял Финниган. — Запомни, парень, — искусственный глаз бешено завращался, — я не наказываю дважды за одну ошибку. Сомневаюсь, что после полученного урока Малфой когда-либо ещё захочет бросить заклятие противнику в спину. — Я бы не был так в этом уверен, — еле слышно пробубнил Уизел. А ты совершенно прав, рыжий. Тебе я с превеликим удовольствием запущу Жалящим прямо в твой тощий зад! В итоге, дорогой мой дневник, всё оказалось более или менее приемлемо: я всего лишь пару минут тоскливо повыл на потолочный светильник, приняв его за полную луну. Воображать себя белым волком было куда приятнее, чем дурацким хорьком. Ну, а если тебе интересно, чем нас порадовал знаменитый Гарри Поттер, дорогой дневник, то я вынужден буду тебя разочаровать. Ни неуклюжих танцев, ни фальшивого пения, ни неловких признаний в любви соседям по парте — ни-че-го. Если уж нашему Шрамоголовому Авада, как с гуся вода — что ему там какой-то Империус. Грёбаный идеальный Поттер! У него даже глаза не остекленели! Нелепые глаза. Зелёные, как какое-нибудь отвратительное смертоносное зелье, от которого и противоядия-то нет.* И очки дурацкие. 29 сентября Дорогой дневник! Кажется, моим страданиям пришёл конец, и больше никто не вспоминает, как Шизоглаз Моуди превратил меня в хорька и чуть не прибил насмерть, швыряя об пол. Произошло это, как ни удивительно, благодаря Грейнджер. Наша не в меру инициативная зубастая красавица организовала какую-то дурацкую смехотворную организацию по защите домовых эльфов. Как будто эти создания, владеющие своей особой, недоступной даже нам, волшебникам, магией, нуждаются в помощи жалкой маглорождённой соплячки. Она хоть одного эльфа-то в своей жизни видела? Так вот. Грейнджер и два её приятеля-олуха явились в Большой Зал на завтрак со значками на груди. «ГАВНЭ» — гордо сияли буквы на этих чудесных, замечательных, лучших в мире значках, которые совершили чудо: заставили весь Хогвартс напрочь забыть о том, как Драко Малфой позорно тряс в воздухе хорёчьими лапками, и переключиться на гомерический хохот, фырканье и всхлипы, вызванные феерическим наименованием Грейнджеровского детища.