Зарисовки

      — Охх-х, хуу-у, — Том уткнулся носом в рукав, изо всех сил сдерживая слёзы и отчаянно шмыгая носом. Дышать удавалось с трудом, глаза лезли на лоб, и, казалось, вот-вот из ноздрей вырвется огонь. — Ааа-ахх-х!!! Дьявол…       Роберт, с улыбкой наблюдая за шипящим, как маленьких дракончик, Томом, выдавливал лимонный сок на небольшие кусочки форели на ледяной тарелке. Которые в контрасте с алым соусом и хрустящими крылышками на деревянной доске смотрелись потрясающе.       — Оо-ох, mate, ohh-h mаа-atе!!!       Том потряс головой, смаргивая слёзы и поднимая раскрасневшееся лицо на довольного Роберта, сидящего напротив. И зачем, спрашивается, спорил, что сможет съесть самые острые крылышки?! Нет, зачем понятно. Но неужели нельзя было договориться иначе?! Не переживая все пятьдесят семь видов сомнительного удовольствия?! Ууу-ухх-ххх! Со свистом втянув воздух, Том зажмурился, вспоминая самые изощрённые ругательства, но не в силах их произнести. Можно же было поспорить: кто продержится дольше, каждый раз поднимая градус огня! Но эта мысль пришла ровно в тот момент, когда, озвучивая заказ, Роберт предпочёл безобидный микс сашими, а не угольки прямиком из ада!       — Ну что, ТиХо, сдаёшься?       Том, шмыгнув носом, отрицательно замотал головой, чувствуя, как по щекам текут слёзы, а глотка буквально горит огнём. Губы он уже одно крылышко назад не чувствовал из-за чего было чертовски тяжело разговаривать. В принципе говорить и не получилось бы, ведь мозг подогрело как шницель в отцовском барбекю, разве что степень прожарки уползла далеко за well done.       Вытерев руки о полотенце, и ещё раз сморгнув слёзы, уже градом текущие по щекам, Том потянулся к стакану молока. Белая жидкость и на двенадцать процентов не оказала того спасительного эффекта, который обещал официант. Выпив больше половины стакана и кое-как восстановив дыхание, Холланд упрямо воззрился на последнее крылышко и самый острый в мире соус. От одного только взгляда на бутылочку в мозгу взрывались белые звёзды, желудок скручивало болью, а дух перехватывало.       — Том, твой героизм впечатляет, но если ты упадёшь в обморок, учти — я тебе искусственное дыхание делать не буду.       — Почч-чье-ему? — пытаясь собрать вспыхивающие мозги в кучку, прошептал Том.       Концентрируясь на том, чтобы выдавить самую толику соуса, он наклонил бутылочку, но соус! Вместо привычной густоты оказался таким жидким, что залил и крылышко, и деревянную доску кровавой лужей. В нос ударило перцем, заставив отпрянуть. Щёки пахнуло жаром. А из глаз брызнули слёзы. — Охх-х, это же плоо-охо, да?       — Том, может не надо? Ты и так уже побил рекорды всех моих знакомых и посетителей в этом зале. — Роберт кивнул на любопытных зрителей, следящих за неравным поединком. У некоторых было такое выражение лица, будто это они ели самые острые крылышки, прощаясь с пищеводом и анальным отверстием. — ТиХо, я автоматом готов признать твою победу на этом этапе. Остановись. Твоё упрямство восхищает. Вроде овен — я, а упёртый как баран — ты.       Официант, заметив пустой стакан смелого клиента, принёс ещё один, полный ледяного молока и четвертинку лимона.       — Зачем?       — Снижает интенсивность жара.       Том кивнул, пододвигая новое спасительное средство поближе к себе. И, молясь всем богам, чтобы на этот раз его не обманули, вгрызся в самое острое крылышко в своей жизни. Точнее, думал что вгрызся, а не слушающиеся губы мазнули по соусу, и, раньше чем зубы сомкнулись на мясе, мир вспыхнул алым. Чуть ли не целиком проглотив кусок курицы, не в силах жевать адскую пищу, Том полотенцем стёр остаток соуса с губ. И, чуть ли не плача, вцепился пальцами в стол, боясь даже пошевелиться. Лицо горело, из носа позорно текло, глаза слиплись от слёз, а мозг разрывался на части, грозя вот-вот взорваться. Сквозь гул крови в ушах он услышал заботливое:       — Том, Том, держи.       Потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что Роберт протягивает лимон, ещё секунды, чтобы взять его в дрожащие и тоже горящие руки, и, разомкнув не слушающиеся губы, вгрызться в спасительный цитрус. А в следующую секунду сморщиться, передёрнуться и тихо что-то пискнуть. От кислоты услышав звон в ушах, Том уже был готов грохнуться в обморок. Картинка перед глазами поплыла, но вовремя щёки обдало жаром. Откуда-то во рту тут же образовалась жуткая горечь и, не выпуская из горящих пальцев корку злосчастного лимона, Том едва ли не залпом выпил стакан молока. Вот теперь горел весь организм, даже не удавалось установить локацию. Полыхало всё! Глаза! Нос! Губы! Рот! Глотка! Казалось и желудок, и кончики пальцев, и даже мозг превращаются в угольки...       — Как будто лаву выпил, — прохрипел Том, сжимая пальцами полотенце, желая уткнуться им в лицо, но в последний миг вспоминая, что на нём есть соус. И подносить его к глазам КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя!       Встав он вцепился в спинку стула, тяжело дыша, напоминая дыханием то ли Дарт Вейдера, то ли первого в мире человека пробежавшего марафон и грозящего вот-вот откинуться. Сделав шаг, потом второй и третий, он слепо и бесцельно навернул пару кругов вокруг стола, прежде чем на плечо легла прохладная рука. Прохлада. Том прижался к Роберту, шумно выдыхая. Плевать что подумают. На всё плевать. Так, жарко внутри и такие холодные руки.       — Ро-обрт…       — Тшш-ш, выдохни Том. И давай выпей ещё стакан молока. Луис уже пошёл за сметаной, чтобы снять жар.       — Я выйграл, — сказав это, Том удивлённо посмотрел на Дауни, словно сам себе не поверил, а потом растянул в улыбке горящие губы. — Я выйграл!!!       — Да, да, молодец, мой милый дракончик Пыхалка.       — Я хочу поцелуй. — Да, мозги определённо отказали, мысленно отметил Том, следя за удивлённым взглядом Роберта и кайфуя от его холодной ладони, коснувшейся лба. — Даа-а… Шш-шикарх-хно…       — Тогда сочтём это за поцелуй. А то сожжёшь старика ненароком своими губами. Даже представить боюсь, сколько на них градусов по фаренгейту. Но выглядят они так, словно ты все пятьдесят семь способов минета опробовал.       — Их всего-то десять… иль-окло-тго… — пробормотал Том и уткнулся носом в плечо, смаргивая слёзы и крепко обнимая за талию. Хотелось закрыть глаза и раствориться. После сжигающего пожара навалилась жуткая слабость.       — Так, острое тебе противопоказано. И, смирись, Норберт, но ближайший день целовать я тебя не буду, и себя не дам.       — Молоко хочу… — поделился Том хриплым голосом, кажется, его действительно накрыло похлеще алкоголя адскими перчиками. Связь с реальностью и способность последовательно мыслить — пропали уж точно. Но, вроде как, начало постепенно отпускать. Подняв лицо, Холланд практически выдохнул в губы Роберта, делясь жаром десятка вида перцев, — Или что там ещё густое и белое мне обещали? — Кое-что густое я тебе предоставлю в полном объёме, Томмо, как только ты очухаешься. И перестань уже гоняться за тем, что по праву твоё… я бы и так согласился. Без квеста на выживание… — прошептал Дауни в самое ушко, заставляя гореть так, как ни одному перчику и не снилось.