Надежда - самое сладкое несчастье

***

Береговая линия уходила в даль. Волны, накатываясь друг на друга, выбрасывали на сушу остатки деревянной лодки. Предрассветная дымка нависла над морем. На горизонте еще не показалось светило, но ночная мгла уже отступила. Легкий ветерок развивал одеяния двух даосов. Один глядел прямо перед собой, погруженный в мысли, второй же шел следом, волоча по песку метелку. Влажный соленый воздух не вдыхал ни тот, ни другой. Цзычэнь подошел к возлюбленному. Мягко положив ладони на его плечи, он опустил Синчэня на землю, перед этим расправив собственную потертую накидку на песке, несмотря на то, что призраки не чувствуют холода. Поток воздуха подкинул белые одеяния мертвого даоса, обнажив бледные голые ступни - обуви на ногах не было. Они шли много дней и ночей, преодолевая этот бесцельный путь. Подошва стерлась, ведь в отличие от своих хозяев она не была вечной. Цзычэнь поправил светлую ткань на лице Сяо Синчэня. И только на мгновение дотронулся до черного отрезка на шее, скрывающего глубокий шрам, оставленный в последнии минуты жизни. Губы призрака сложились в подобие глупой улыбки, и он поднялся с места, бросаясь к воде. Сун Лань было побежал за ним, но заметил, что тот лишь зачерпнул жидкость и подбросил вверх, подставляясь под капли, словно дитя, впервые оказавшееся около моря. Даос, еще раз взглянув на возлюбленного, направился в противоположную сторону - к лесу. Он вышел из-за деревьев спустя некоторое время, держа в руках срубленные мечом ветки. Аккуратно разложив их, как для костра, он подошел к берегу, где на мокром песке, в пропитавшихся соленой водой одеждах лежал Синчэнь, сохраняя на лице неизменное непонимание и отстранённость. Сун Лань присел рядом так, что волны, набегая на берег, омывали длинные рукава и подол. Он смотрел прямо на восток, где далеко-далеко уже взошло солнце и начался новый день. Здесь же, в глухой, забытой местности, еще можно было разглядеть на небе звезды и тонкий месяц, напоминающие о ночи, которая не до конца передала свои права светлому времени суток. Цзычэнь с нежностью поглаживает еще более заледеневшую руку призрака. Ему так много хочется сказать. Хочется говорить не умолкая, но так, чтобы его слова были услышаны, а возможно и он бы услышал ответ. Но тишину нарушает лишь шум прибоя, крики чаек и стук друг о друга досок разломившейся лодки. Сун Лань прокручивает одну и ту же мысль в голове, не дающую покоя с того самого момента, как они покинули Нечистую Юдоль. Мысль об освобождении. Все было напрасно? В один момент страшно думать о подобном, ведь нет, нельзя поступать Так, нельзя оставлять даже мимолетную надежду. Все будет! Когда-нибудь и они будут счастливы. Только нужно ждать. Ждать и верить. А в следующее мгновение на место бурлящих грез о будущем приходит осознание настоящего. И вместо пылкого нетерпения, там, где должна быть душа, оказывается спокойствие и смирение. Однажды, когда Цзычэнь еще жил в монастыре, учитель позвал его к себе. Старый даос был ранен и медленно умирал. Ученики и монахи суетились возле его постели, то и дело уговаривая принять снадобье, предлагая воспользоваться их духовными силами, но тот на все отвечал отказом. - Учитель, почему вы не позволяете помочь? - спросил Сун Лань, утирая слезы. - Дитя, присядь,- тихо произнес умирающий, и сжал ладонь юноши. Молодой ученик опустился подле, готовый слушать. - Я расскажу тебе историю, а ты сам вынесешь для себя ответ на вопрос,- даос выцветшими глазами посмотрел на Сун Ланя и слегка улыбнулся, - Много лет назад жил человек. Он обладал необычайными способностями и славился ими на всю Поднебесную. К нему за помощью обращался сам Император. В благодарность за содействие, этому человеку был дан высокий титул при дворе, а также он был назначен учителем подрастающего сына Государя. Мальчик не отличался ни умом, ни силой, но будучи юным, он, как и все молодые люди, оценивал себя выше, чем являлся на самом деле. Избалованный и крайне любопытный, он, однажды, прогуливаясь по императорской резиденции, увидел двух птиц: журавля и утку. Журавль имел длинные ноги, а утка напротив, обладала короткими. Поразмыслив, наследник пришел к выводу, что Боги, создавая этих животных наверняка ошиблись, и было бы лучше, если бы конечности обеих птиц были бы иными. Он пришел к учителю и рассказал о своем открытии. Тот лишь усмехнулся и покачал головой, говоря, что это глупая идея. Но юноша был непреклонен. Он отправился вновь к тому месту, где обитают птицы и приказал слугам подрезать ноги журавлю и вытянуть их утке. Сун Лань изумился глупости императорского сына: - Учитель, разве он не понимал, что тем самым только лишит птиц возможности ходить? Старый даос усмехнулся: - Мальчик понял это, когда увидел, что произошло с животными. И журавль и утка умерли спустя несколько дней, не имея возможности добывать пропитание. Он снова пришел к учителю и рассказал ему о неудавшемся эксперименте. Тот подивился действиям своего ученика и сказал: «Если журавль уродился длинноногим - значит это необходимо. Если утка родилась с короткими ногами - это тоже не недостаток. Птицы имеют такие конечности потому как именно они предназначены им свыше, и они не смогут ужиться с иными. Те, кто стремятся изменить порядок, пойти против природы, обращаясь к противоестественному, неизменно терпят поражения от собственных амбиций».* Тогда, много лет назад, Сун Лань не до конца понял смысл притчи, рассказанной учителем. Вскоре после этого даос умер. Сейчас, спустя годы, он осознал сказанные слова. Идти против естественного порядка глупо и бессмысленно. Есть жизнь, а есть смерть. Так заведено в этом мире. И те, кто противится природе проигрывают в этой битве с ней. Цзычэнь встает с холодного песка, поднимая за собой призрака. Они подходят к веткам, сложенным для большого костра. Сун Лань стелет поверх рванную накидку и садится на нее, притягивая к себе Синчэня. Одним движением руки он достает из рукава талисман и разжигает огонь. Ветки начинают загораться одна за другой. Даос крепче прижимает к себе возлюбленного. Обнимает его, сминая белые, почти серые одеяния. Огонь охватывает их. Цзычэнь видит, как на горизонте начинают прорезаться лучи восходящего солнца. Он смотрит на бескрайнее море, не в силах опустить взгляд на безвольное призрачное тело у него в руках. Все будет хорошо Мысленно он успокаивает Синчэня, поглаживая его плечо. Он верит. Хочет верить, что это не конец, что когда-нибудь они снова будут вместе. Что он услышит звонкий смех любимого человека, увидит блестящие от слез радости глаза и услышит из родных уст тихий напев забытой песни. Тогда Сун Лань скажет все, что может сказать. Что не успел… Пламя, жар которого не ощущают мертвецы, охватывает их тела. В тот самый момент, когда остатки сознания почти покидают Цзычэня, он чувствует, как его руку слегка сжимают, словно благодаря. Даос не успевает посмотреть на своего возлюбленного. Сознание погружается во тьму.