Сезон 2022

Боль сложно отпустить. Всегда кажется, что плохо только в начале, а с днями, неделями и годами отпускает и ты учишься жить дальше. Самая большая ложь в твоей жизни – время не лечит. Оно лишь учит, как хранить боль в себе и не подавать виду, что ты чувствуешь на самом деле. Как пластырь на открытой ране - лишь прикрывает травму, но не делает лучше. Пьер не очень любил Японию. Честно говоря, совершенно не любил. С ней были связаны непростые ассоциации: авария Жюля и Шарль, разбитый в клочья. Пьер, как и вчера, помнил пустые глаза друга, из которых катились слезы. Безнадежность и сломанность. И ненависть к произошедшему. Пьер ничего не мог изменить. Только смотреть, как человек, которого он любил больше, чем мог даже представить, терял в глазах желание жить. *** Сразу же после новостей Пьер помчался в Монако, к Шарлю. Родители уехали в больницу, оставив монегаска одного в своей комнате, топиться в своем горе. Съежившись и уткнувшись в колени, Леклер едва ли двигался. Доносились лишь едва слышные всхлипы пополам с тяжелым дыханием. Пьер не знал, что в таких случаях говорят. Как вообще можно утешить человека, потерявшего кого-то близкого? Вряд ли любые, даже сильные предложения, способны заполнить резко появляющуюся пустоту, словно от оторвавшегося куска тела. Гасли молча подошел и притянул Шарля к себе, облокачивая на грудь. Стал аккуратно поглаживать волосы и напевать что-то на французском, далекую мелодию прошлых лет, которую им пели родители в детстве. Тихо, едва слышно, чтобы не мешать монегаску утопать в своей боли. Иногда проще принять неизбежность, чем убегать от нее. *** Пьер слабо помнил, что было тогда, но отчетливо вспоминал Шарля, избитого горем. Как он справлялся с этим – Пьер не знал. Не знал до 2019 года. *** Отчаяние и безысходность. Страшно, когда твое любимое дело убивает дорогого тебе человека. Ты словно становишься на перепутье, не зная, куда двигаться дальше. Все бросить? Продолжить как ни в чем ни бывало и сделать вид, что ничего не изменилось? Что делать? И куда бежать от самого себя? Пьеру сложно было представить, что Антуана не будет в его жизни. Что карие глаза друга больше не засмеются от веселой шутки, руки никогда не лягут на руль для следующей гонки. Не будет похлопываний по плечу, пересечений взглядов в паддоке… Не будет ничего, кроме леденящего душу холода от одного только имени. Несколько букв, которые причиняют столько боли. Все те вещи, что казались маленькими и бессмысленными, вдруг исчезли. И оказалось, что в них и был смысл. Тысячи крошечных нитей, привязывающий людей друг к другу, оборвались ни во что, остались висеть безжизненными и бесполезными клочьями. Шарль пришел сразу же, как только услышал о новостях. И тоже не стал ничего говорить. Они сидели в больнице, Пьер у Шарля на груди, и монегаск напевал грустную мелодию на французском, гимн из кусочков их душ, ушедших вслед за близким. Они просто ждали приговора, зная, что он будет не в их пользу. *** И вот Япония. Дождевая гонка. Пьер ежился в кокпите, ожидая прогревочного круга. На душе скребли кошки: плохое предчувствие не давало покоя. Гонщики редко ошибаются в ощущениях, и француз был почти уверен, что что-то пойдет не так. Оставалось лишь ждать и надеяться, что всё закончится не так страшно, как может казаться. Еще и расставание с Льюсом, царапающее с Сингапура. Пьер пытался цепляться за то, что было до британца, но легче не становилось. Хэмилтон пытался поймать его пару раз на разговор, но в условиях загруженности обоих пилотов сделать это было не так просто. Да и Гасли, честно говоря, не горел желанием обсуждать произошедшее. Всё и так было более чем понятно. Сейчас следовало сосредоточиться на гонке. Старт, и мысли отключаются. Есть лишь пилотирование: прямая, поворот, и еще. Извилистая линия, прямые, и так до бесконечности, до конца круга. «Красный флаг, Пьер, красный флаг», - раздается из наушников, но Пьер едва ли слышит. Трактор. Чертов трактор. Откуда на трассе взялся трактор?! Выйдя из болида, Пьер чувствует странный, сковывающий тело ужас. Накрывает осознанием: он на огромной скорости едва не впилился в трактор. В огромный, черт возьми, трактор. Под дождем. Всё обошлось, но… Но что если бы…? Черт возьми, что это было?! *** «Ребят, это был трактор?» - голос Шарля непривычно тих и натянут, как струна перед ударом пальцев при первом аккорде. Сердце леденеет, и в нем просыпается детский, ещё не забытый ужас потери. Все ли в порядке? Все ли сегодня обошлось? Судзука снова ищет жертву? Шарль мотает головой, заезжает на питлейн и выходит из машины, требуя повтора момента. И в ужасе распахивает глаза, замечая пролетающего на огромный скорости Пьера. Не досматривает и срывается в поисках друга. Пьер непривычно тих, сидит на полу в боксах и отводит взгляд. Шарль не знает, что сказать, он даже не уверен, зачем пришел сюда. Просто подлетает, опускается на колени и с отчаянием смотрит в глаза француза. Как это могли допустить? Как это случилось? Пьер показывает ему телефон с сообщением от отца Жюля. Тишина. И боль прошедших лет. *** - Я не знал, как ты справляешься, Шарль, - Пьер качает головой. – Мне казалось, что в какой-то момент в голове щелкает, и ты легко двигаешься дальше, как будто все началось заново. Шарль хрипло и грустно смеется. - Нихрена это так не работает, - Леклер смотрит в чашку, - как можно забыть человека, которого так любил? Серьезно, как? Я до сих пор иногда думаю, что сказал бы Жюль в том или ином моменте. До сих пор, смотря гонки, вспоминаю похожие моменты пилотажа. Говорю с собой его голосом, вспоминаю все его фразы. До сих пор иногда вижу в своих фотографиях его, в нем - себя. Я не знаю, как люди «просто» справляются с потерей близких. Эта боль всегда живет внутри и выползает при любом удобном случае, хочешь ты этого или нет. - Почему ты раньше об этом не рассказывал? - Ты бы не понял. Решил бы, что я преувеличиваю, и махнул бы рукой. - Зато понимаю теперь, - Пьер прижимается к Шарлю ближе. Они всё ещё ждут приговора врачей. *** - Ты в порядке? – Шарль обнимает друга и прижимается крепче. - Да, все хорошо, просто… Накрыл отходняк, извини. - Когда увидел повтор, страшно стало. Если бы… - Всё в порядке, – Пьер убеждает и Шарля, и себя. – Всё уже позади. Обошлось. Мы обязательно разберемся, что это было. Все в порядке. - Поверить не могу… Как… - Я не знаю, Чарли, но мы со всем разберемся. - Я не могу тебя потерять. Серьезно, я больше не вывезу, пожалуйста… - Не потеряешь. Всё уже закончилось. Всё будет хорошо. *** Вечером, уже после гонки, они сидят в номере Шарля. Разговор идет лениво и спокойно, но мысленно оба всё ещё возвращаются к произошедшему. Вроде бы ничего и не случилось, но страх не отпускает. Обратная сторона чувств: гонщики не боятся рисковать жизнью, но зайдя за грань и не пострадав, очень остро ощущают текущий по венам, тягучий парализующий ужас. Словно ты увидел то, чего не должен был, и вот-вот превратишься в соляной столб. - Тоже думаешь об этом? – Шарль резко меняет тему. - Не могу больше ни на чем сосредоточиться. Стараюсь, но… - Нужно время. И желательно выпить. - Думаю начнем со второго. *** Уже вторая бутылка вина уходит пустой, и тянущее чувство внутри наконец отпускает. Разговор становится вялым, но значительно болеет веселым: тянутся забавные истории из детства, гонки на картах, глупые ошибки и странные случаи со всеми общими знакомыми. Гасли смеется уже над пятой такой историей, когда Шарль отпивает из бокала и выдает: - Знаешь, Пьер, с тобой удивительно комфортно. Иногда мне жаль, что мы не пара. - Шарль, ты пьян, - француз даже не воспринимает эти слова всерьез, хотя в груди что-то резко укалывает, - ты несерьезно. - Говорят, что именно в таком состоянии люди наиболее искренны. Так что кто знает… - Шарль, - Пьер сглатывает, - не надо, пожалуйста. Ты сделаешь все хуже. - Куда хуже? Мы напились, чтобы забыть, что ты едва не погиб, куда уж хуже. - Но все ведь закончилось спокойно, обошлось. - Да, но если бы нет… Не могу представить, что ты просто… - Не продолжай. - Извини. Я не знаю… Ты мне очень дорог, Пьер. Не хочу тебя терять, – слова Шарля все более бессвязны и отрывочны. - И я, Шарли. - Надеюсь, Льюис сможет о тебе позаботиться. - Мы расстались, - Пьер сглатывает. – Я был ему не нужен. Он просто хотел через меня следить за Максом. - Мудак. Почему всё вечно вращается вокруг этого Макса? Как же бесит… - А ты что, запал на него? – француз спрашивает в шутку. - А что, если и так? - Но он же с Деном. - Плевать. Я лучше. Всегда буду лучше него. Пьер усмехается, переводит все в шутку, и беседа перетекает в более спокойное русло, но у Гасли ритм сердца восстанавливается лишь через несколько минут. *** По глазам бьет рассветное солнце, и Пьер, недовольно жмурясь, встает с кровати. На балконе прохладный рассветный воздух охлаждает лицо, француз зевает и прокручивает в голове события вчерашнего дня. Волнения из-за аварии отпустило, и сейчас сложно даже думать, почему происшествие на трассе так сильно его напугало. Потом в голове всплывают осколки прошедшего дня: разговор с Шарлем, вино и признание. Признание Шарля. На секунду снова перехватывает дыхание. Леклер, конечно, сказал это в шутку, да и пьяные мысли монегаска всегда были немного странные, но Пьер не может прекратить думать об этом. Да, потом были слова про Макса – опять этот Макс но до этого… Шарль бил прямо в точку об их отношениях. Гасли уже не первый год думал, как бы у них всё могло сложиться, но всё это отошло на второй план, когда он начал встречаться с Льюисом. Теперь снова появился Шарль, но ему нужнее был Макс. Забавно: к кому бы Пьер не тянулся, все они в итоге предпочитали других. А именно – голландца, которому не было дело ни до кого, кроме Дена. Пьер до сих пор удивлялся, почему не может ненавидеть Макса: в свое время тот уничтожил его в Ред Булл, перетянул внимание Льюиса, а потом и Шарля. Может быть, где-то подсознательно билась мысль, что у Ферстаппена не было таких целей: он просто делал то, что считал нужным, и не пытался никому навредить. Жаль, что всё это выходило Гасли боком. На балконе теплело, и Пьер поспешил в номер. Шарль все ещё спал, развалившись на диване, и Пьер присел на корточки рядом с парнем. Лохматые волосы, руки, подложенные под голову, - почти домашняя картина. Романтику дополняли запах перегара и валяющиеся в номере бутылки. Хорошо, что их тренеры не видят этот ужас. Пьер усмехнулся, слегка погладил губы парня, и, не удержавшись, наклонился ближе, в почти трепетном и целомудренном поцелуе. Шарль потянулся ближе, но глаза оставались закрытыми, пилот явно всё ещё спал. Через пару секунд Пьер отстранился, чуть улыбнувшись, и направился в душ. Он не знал, что их ждет дальше, особенно с наличием такого количества проблем у каждого в жизни, но они разберутся, каждый по-своему. А там куда вывезет жизнь. Подхватив полотенце, Пьер забежал в ванну и щелкнул дверью. В соседней комнате Шарль открыл глаза и улыбнулся.