Денис, проснись!

Вчера мне снился сон. Я проснулся среди ночи в своей постели. В лоджии мне померещилось шевеление, и я решил проверить, что это. Вышел, а там была высокая фигура в черном плаще с капюшоном. Она протянула ко мне костлявую серую руку, я попятился, но фигура подлетела ко мне и схватила за горло. Я задыхался и пытался кричать, но из груди исходил только невнятный хрип; я лупил душившую меня руку, но ладони пролетали сквозь нее. Призрак склонился ко мне, уставился пустыми глазницами и прошипел: «Никто тебе не поможет». Проснувшись по-настоящему и вытерев пот, я решил, что больше никогда не буду спать. По-детски уперто и заведомо безуспешно. От одного только взгляда в сторону лоджии всё внутри холодело, а кишки скручивало от ужаса. Вечером по дороге с работы я купил шторы блэкаут, и, пока не стемнело, повесил их в комнате, включил свет — после чего сразу успокоился: будто бы, если не видишь чудовище, то его и не существует. Его все равно, конечно же, не существует — но в это хотя бы веришь. Спать я так и не лег, а время перевалило за четыре часа утра. Игры мне надоели, интернет — тоже, и в попытках не засыпать я дошел до японских сканвордов и агрессивной музыки в стиле дарк электро. Третья чашка кофе от сонливости не спасла, но вставать мне все равно в семь — оставалось перетерпеть всего три часа, а там уже точно не будет шанса заснуть до самого вечера. Вдруг музыка заглохла, в наушниках булькнуло, и на экране всплыло сообщение от Егора: «Тебе что, завтра не на работу?» «На работу», — ответил я. «Чего тогда не спишь?» «А ты чего?» «На аварию выезжал, меня подняли», и неожиданно резкое: «А ты не уходи от ответа». Я честно набрал: «Боюсь ложиться», занес палец над энтером и завис. Егор меня провоцирует на откровенность, а это слишком личное — я никому и никогда не рассказывал про свои кошмары. Впрочем, Егор-то уже знает про них, сам все видел и слышал, сам меня будил… Потупив еще пару секунд, я все-таки нажал «отправить». Егор тут же прочитал и замолчал. Потом начал печатать. Снова замолчал. Снова стал печатать. Я думал, что в ответ придет простыня текста, но сообщение было коротким: «Приехать к тебе?» «Не надо», — написал я и тут же закрыл ноутбук, чтоб не продолжать разговор. Мне почти сразу же стало скучно, и я заглянул в телефон. От Егора пришло: «Точно?», «Ну ладно», «Я тогда досыпать пойду», «И тебе советую». Совет Егора я не послушал, и следующий день прошел в зомби-коме. Я едва не заснул стоя в метро, забыл пообедать, выпил половину блистера цитрамона, а на работе выдал такой дерьмовый код, что на ревью Макс развернул его с комментарием: «Это слишком плохо, чтобы исправлять. Надо переписывать с нуля». Код я не переписал, а дома свалился на кровать, не раздевшись, и мгновенно выключился. Утро началось с острого желания умереть на месте и дикого сосущего голода. Я закинул в себя печенье — больше перекусить было нечем, а что-то готовить — некогда, да и не из чего. Самые яркие сцены из сна, которые хотелось поскорее забыть, назойливо крутились в голове. Я пытался переключить внимание на видео с милыми котятами, пока мне не написал Егор — свое дежурное: «Доброе», на что я ответил: «Отвратительное и хуже быть не может». «Гадость какая-нибудь снилась опять, поди?» — спросил Егор. «Да», — написал я и, подумав немного, набрал: «Меня расстреляли, мой желудок сожрали черви, а потом я упал с крыши дома». Когда я нажимал «отправить», сердце заколотилось, но едва сообщение отобразилось отправленным — тревога сразу отхлынула. Будто, описав словами и поделившись этими образами с Егором, я выкорчевал их из своей головы. «Позитивно…» — ответил Егор, и через пару минут добавил: «А приезжай сегодня ко мне на ночь». «Зачем?» «Поспим вместе, как тогда», «Чтоб тебя меньше колбасило». «А тебе какой интерес?» «Хз, мне нравится с кем-нибудь спать», «Ты наверняка заметил, что я люблю обниматься». Конечно, заметил. Я за последние лет шесть столько не обнимался, как в ту ночь. Уютно с ним было… «Опять тебя разбужу», — написал я. «А я тебя) Меньше ужасов увидишь». После разговора с Егором мне полегчало, но ужасы преследовали весь день: изредка всплывало перед глазами, как солдаты целятся в меня из автомата, как неумолимо приближается асфальт, но страшнее всего было ожидание очередной ночи и очередного кошмара. Мое отчаяние достигло такой степени, что вечером после работы я сел на зеленую ветку и поехал к Егору. Он встретил меня дома: встрепанный, уставший, одетый в растянутую майку и треники. В квартире пахло горелым; когда я спросил, Егор сознался, что варил на ужин гречку, но отвлекся и сжег ее прямо в кастрюле. Мы забили на готовку и ели магазинный оливье из одного контейнера. Про мои кошмары не говорили, просто жаловались друг другу на работу, и после очередной паузы Егор спросил: — Ты ведь один живешь? Есть у тебя жена, подружка? — Это тупой вопрос, Егор. — Почему? Не придумав аргумента, почему вопрос тупой, я сказал: — Да какая подружка… Без нее забот хватает. — Она б сама о тебе заботилась, в постели ночью грела. — А днем мозги выедала. — Зря ты так. — Егор указал на меня вилкой. — Исследования показали, что люди, у которых есть пара, живут дольше. И в целом они счастливей. — Ну нахер такое счастье, у меня нервы не железные. — У тебя, видимо, плохой опыт и искаженные представления об отношениях. Мне надоел разговор обо мне, моем опыте, несуществующих подружках и представлениях об отношениях, и я перевел стрелки: — У тебя у самого подружка есть? Егор нахмурился и принялся ковырять салат. — Нету. — То-то и оно. Играть в приставку мне Егор не дал — «тебе нервничать и возбуждаться ни к чему». Мы еще немного поболтали, позалипали в телефоны и легли спать. Егор, едва погасив свет, сразу полез обниматься: все так же стиснул мои плечи и прижался сзади. От него быстро стало жарко, и я отодвинулся. Егор вздохнул, выпустил меня и, скрипнув диваном, отвернулся. «Говори, бля!» — прорычало чудище и врезало мне в нос когтистой лапой. Я не понимал даже, чего оно хочет, и только орал: «Я не знаю! Пощади! Ничего не знаю!» Чудище зарычало, забило по полу лысым хвостом и пнуло меня под дых. Чуя, что меня вот-вот убьют, я замахал руками, отбивался изо всех сил — но для здоровенного чудища мои удары были не больнее щелчка по носу. Оно повалило меня наземь, схватило за лодыжку и поволокло. Я задрыгался, попытался вывернуться, закричать, но оно упрямо тащило… — Денис, блядь, да очнись же! Свет резанул глаза. Я приоткрыл один; чудище исчезло, а сверху на меня серьезно смотрел Егор. — Проснулся? — спросил он. Я кивнул. Егор коснулся моего лба и сказал: — Капец ты мокрый. Жесть какая-то. — Что случилось? — То, что ты в прошлый раз исполнял, — вообще цветочки, — затараторил Егор. — Я думал уже, что у тебя припадок. — Ну бывает, — ответил я и отвернулся от него, лихорадочно соображая — если чудище вдруг появится, оно первым схватит Егора, а не меня, потому что он ближе к проходу. Глупо и иррационально, но хоть чуточку успокаивает. Егор выключил свет, молча прижался ко мне со спины и крепко обхватил — на этот раз за пояс. Мы полежали так пару минут, и вдруг Егор негромко спросил: — Может, расскажешь, как все на самом деле? Я промолчал, но Егор повторил: — Денис, расскажи, серьезно. Я ведь не совсем тупой и вижу, что с тобой не всё в порядке. Я сдался и рассказал. Все рассказал — что сны циклятся, вкладываются один в другой, на меня нападают чудовища, я то умираю, то вот-вот умру, а потом просыпаюсь в холодном поту и долго не могу заснуть; пересказал кошмары, какие вспомнил. Егор меня молча выслушал — только погладил пару раз по руке, а под конец — когда я рассказывал про призрака на балконе — взял мою ладонь в свою: жесткую, сухую — и поразительно реальную. Почувствовав ее тепло, я окончательно очнулся. — Ты не думал с этим обратиться к врачу? — спросил Егор, когда я закончил. — Нет. Зачем? — Как это — зачем? У тебя тяжелые проблемы со сном. — Ерунда. — Это не ерунда, а очень серьезно. — Я не умру от плохих снов. Мне это жить не мешает. — Как это не мешает? Ты ведь не высыпаешься. — Никто не высыпается. Тоже мне, проблема. — Эта херня, судя по твоему рассказу, здорово выматывает. — Всех что-нибудь да выматывает. — Не всех, — отрезал Егор. — Ну ладно, не умрешь ты, но качество жизни страдает. — Да как у всех качество жизни. Егор повысил голос: — Что ты несешь вообще, Денис, а? Кто эти «все», о которых ты говоришь? — Я хочу спать, — соврал я. — Ты просто не хочешь говорить со мной, — возразил он. — И это тоже. Егор ничего не ответил, только прижался еще ближе, дыша мне в затылок. Его борода щекотнула шею; я хотел отодвинуться, но передумал — слишком он уютный и настоящий, как кокон, где я в безопасности. Двойная защита от монстров — одеяло и другой человек. Снилось что-то несвязное, мелькающее, тревожное — но не кошмарное, и проснулся я по будильнику. Утром мы сидели на кухне, Егор задумчиво смотрел в кружку и помешивал все тот же дрянной кофе. Намазав маслом бутерброд, он спросил: — Как спалось? Ну, не считая… — На удивление — неплохо, — сознался я. — Приезжай почаще, — сказал он. — Пусть у тебя утро и не доброе, но хотя бы не отвратительное, как обычно. Я, мягко говоря, удивился: — Я же тебя бью и бужу посреди ночи. — Это ерунда, — перебил Егор. — Я, блин, больше всего на свете обожаю с кем-то вместе спать. Обнять кого-нибудь худенького, прижать к себе… — он осекся и, помолчав, продолжил: — У меня сейчас никого нет, и… — Ладно, — перебил я, чтоб не слушать его сбивчивые объяснения. Позже до меня дошло, на что именно я согласился — впрочем, это ничего не изменило. С Егором спокойнее, он — как проверка происходящего на реальность: точно показывает, когда я в самом деле проснулся. Как волчок у Дикаприо в фильме. Договорились, что я буду ночевать у Егора два или три раза в неделю.