***
«Серьёзно? Прямо сейчас? Ладно, ладно, конечно, я приду, раз он так сказал», — было тем, что ответил Антон на поступивший от Доброхотова звонок. Сам Шастун только вышел из магазина, где купил немного сосисок и две картофелины себе на ужин, и сейчас нёс это всё бок о бок с тетрадями в своём небольшом рюкзаке на спине, с которым отправился в супермаркет после школы. Очень некстати пришёлся вызов от Артёма, в котором Шастуну быстро было велено прийти в лесок, что, к слову, находился довольно далеко отсюда. Запротестовать у него, к сожалению, не было возможности, ибо ему быстро объяснили, что это приказ никого иного, как самого Тимофея, поэтому Антон вздохнул от души, поёжился от прохлады и быстро потопал по корявым асфальтовым тропинкам до нужного места. Октябрь был в самой своей красе, сверху наводя жёлто-огненную прелесть на деревьях, а снизу размешивая помои под ногами. Шастуну приходилось довольно часто мять эту жижу своими высокими осенними ботинками, особенно в такие моменты, как сейчас, когда ему звонили и говорили, чтобы он сломя голову нёсся по каким-то делам. Когда ноги с асфальта переходили на землю, то великолепное смузи из листьев и грязи мерзко хлюпало под толстыми подошвами, заставляя Антона морщить лицо и глубже засовывать руки в карманы. В этих карманах даже дырок не было, чтобы с ними поиграться, как в предыдущей куртке, которую из-за похолодания Шастуну пришлось сменить. Капюшон толстовки на макушке заменял собой шапку. За прошедшее время он уже успел довольно неплохо изучить некоторые маршруты и всю ближайшую округу. Он знал, что жидкий лесок совершенно небольшой площади, куда ему сказали бежать со всех ног, находится на полпути к заброшке, которую Антон скоро начнёт считать частью своей семьи. Слишком уж часто приходилось ошиваться около неё после той драки в конце сентября. Порой ему и ещё нескольким ребятам, чей состав менялся в зависимости от дня недели, необходимо было торчать там по два часа и даже больше в сутки, чтобы контролировать обстановку. На такой случай Антон всегда брал с собой конспекты и какой-нибудь шарф, чтобы подложить под себя, садясь на остатки бетонной лестницы подальше ото всех, и спокойно занимался учёбой. Десятый класс был легче, чем Шастун предполагал, но расслабляться не хотелось, что становилось всё сложнее продолжать. Нельзя сказать, что Антон со дня драки был как-то повышен в «должности», но статус его явно изменился. Тимофей брал его с собой почти всегда, когда надо было куда-то ехать. Если раньше только правое плечо Костеши неизменно было прикрыто Доброхотовым, то теперь с левой стороны находился Шастун, хоть и на большем расстоянии, нежели Артём. Физически от него требовалось не много: он стоял чуть поодаль от Костеши, будто главный сотрудник охраны, иногда строил каменную рожу (благо, тут стараться вообще не нужно было), и время от времени, когда было необходимо, очень угрожающе закатывал рукава, оголяя блестящие пальцы. Эффект подобного действия зависел от того, знали ли оппоненты его личность или же нет. Это всегда можно было понять по выражению лица и глазам. Тех, кто относился к первой группе, становилось почему-то всё больше. Несмотря на малую трудоёмкость этого занятия, Антон осознавал с каждым днём всё отчётливее — он устаёт. Сам не знал почему: эта усталость не была физической, да и он умудрялся высыпаться. Учиться он тоже успевал, даже на игры с Оксаной находилось время. Только что-то синяки под глазами всё продолжали темнеть, зелень в радужке тускла, как будто тоже вяла с приходом глубокой осени. Он дошёл до умозаключения, что это увядающая природа так влияет на него. Хоть дома, в посёлке, он и не ощущал это так ярко, здесь оно казалось логичным. Тут, в принципе, всё было совсем по-другому. Антон не мог перестать обращать на это внимание. С каждым утром он всё больше свыкался с тишиной за окном и с тем, что из птиц вокруг него только вездесущие голуби с пустым взглядом рыжих глаз и таскающие что-то с мусорных баков вороны, серые бока которых казались грязными. В городе всё казалось грязным даже там, где видимой грязи и не было. Шастун прекрасно помнил обстановку в летнем свинарнике у него дома, где свиньи перекатывались с боку на бок, и как пахло в коровнике перед тем, как он его вычищал, но это по какой-то причине вызывало у него даже хорошие чувства, которых не было при виде исписанных маркером детских площадок и самодельных мест для выпивки в ближайших кустах, что были сделаны из мусора и каких-то старых дверей. Антон сомневался, что слой снега скроет это. Он ждал зимних каникул с большим нетерпением. Здесь, около входа в лесок, всегда было довольно пусто. Дома не превышали двойной или изредка тройной этажности. Машин было мало. Антон помнил, что рядом со старой клумбой, или же это был заросший фонтан, стояла разбитая ржавая «буханка», которую некогда оплетал зелёный вьюн. Она Антону больно нравилась — со спущенными шинами, практически вросшая в землю, и он всерьёз успел сделать с неё множество зарисовок с разных ракурсов, чтобы потом воплотить это чудо в настоящую картину. На контрасте с ней рядом выстроились несколько старых и потрёпанных иномарок, а чуть дальше — фиолетовая Лада Самара с тонированными окнами, правда, стоило признать, что состояние её было вполне опрятное, чего не встретишь у автомобилей подобного внешнего вида и возраста. Антон продолжал путь. Ноги уже топтали землю дорожной колеи, когда Шастун завидел знакомые силуэты за парой одиноких гаражей. Артём помахал ему рукой, подзывая. Антон ещё больше ускорил шаг, вглядываясь в происходящее с явной долей недоумения. Тимофей, слегка сутулясь, курил, стоя опять в какой-то слишком лёгкой для погоды куртке. В шаге от него точно был Данил, и тот сидел на спине у какого-то парня, заламывая у него руки за спиной, что за запястья были скреплены каким-то шарфом или ремнём. Когда Антон настиг их, с большим вопросом переглядываясь с лица на лицо, Костеша затянулся в последний раз, после чего поднял ногу и потушил сигарету о подошву своего кроссовка, откидывая окурок в сторону. Они все стояли молча, не спеша ничего объяснять, даже с учётом того, что Антон настойчиво ожидал этого. Тимофей шагнул к Суховцеву, ударяя того по лопатке тыльной стороной своей ладони, и после этого знака Данил подвинулся, давая старшему возможность добраться до шеи лежащего на земле парня и подсунуть под неё руку. Как только это было сделано, Данил спешно встал, отходя в сторону, и его взгляд привычно удалился прочь от происходящего. Тимофей в это время сильными руками поднял парня за шею, и ноги того пару раз беспомощно процарапали по земле в попытке нащупать твердую поверхность и встать нормально. Тимофей сам поправил его как надо — тот для него был будто невесомым. Он развернул парня к Шастуну. У Антона сразу гулко упало что-то внутри, когда взгляд карих глаз уставился на него с ужасом. Парень даже не промолвил ни слова, вместо этого сильно сжимая челюсти до посинения губ, пока распахнутые глаза не уходили с лица Шастуна. Этот взгляд странно смутил его, и в один момент стало как-то не по себе. Костеша держал того за шею в локте, что должно было быть больно, а второй ладонью уцепился за ремень на штанах. Таким образом, голова парня находилась чуть ниже подбородка самого Тимофея, и ноги его жались полусогнутыми, доставляя явное неудобство неестественной позой. — Мне нужно, чтобы ты поставил свою подпись, — холодным тоном произнёс Костеша. Антон знал, что под этим подразумевалось. Он даже не сразу среагировал, будучи не в силах отвернуться от полного страха взгляда, которым в него упирались. — Что? — ответил он заторможенно и растерянно, всё ещё не до конца фиксируясь на сказанном. — Зачем? Вы же могли сами сразу это сделать, — Антон интересовался без злости, лишь с искренним недоумением. — Зачем было звать меня сюда ради этого? — Нет, мне нужно, чтобы это сделал именно ты, — сказал ему на это блондин, чуть подтягивая свисающего парня за штаны. Антон не спешил отвечать. Впервые на таком деле ему не давала сдвинуться с места внезапная оторопь. Находящийся в руках Костеши паренёк, что выглядел даже старше самого Шастуна, не спускал с него распахнутых глаз, и Антон видел, как крылья его носа непривычно дёргались. Шастун наконец робко вынул руки из карманов, готовя по привычке уже кулаки, и только тогда взгляд парня ушёл с его лица, но ненадолго. Стоило тому лишь увидеть блестящие кольца практически на каждом из пальцев, как он затрясся, вновь глядя на него с ещё большим безмолвным ужасом. Что-то в Антоне громко трещало. Он взглянул на Тимофея напротив. — За что?.. — его пальцы сжимались легко, отгоняя неуверенность. Костеша поспешил поведать тому спокойным голосом: — Володя решил поиграть с нами в кошки-мышки, — взглядом бесцветных глаз он облизал щёку парня чуть ниже него, и Антон знал наверняка — такой взгляд можно почувствовать физически. — А мои парни времени не теряют. Быстро заметили этого мышонка, что прятал тайники на нашей территории, — он двинул локтем вверх, ещё больше натягивая шею паренька, которому, казалось, уже было сложно даже дышать. — Мне нужно, чтобы ты отправил послание Володе, которое он точно поймёт. — Но он же, получается, просто закладчик, — тихо возразил Антон, не отрываясь своим слухом от громкого сдавленного пыхтения парня в захвате Тимофея. Ему очень хотелось донести свои доводы, потому что по пути до него логика происходящего где-то терялась. У Антона не было никакого желания пускать в ход свои руки из-за такого, казалось бы, пустяка. — Ему сказали делать, и он сделал. Шастун уловил, что глаза, уставленные в него снизу, будто бы даже распахнулись ещё шире, хотя не было понятно, куда больше. В них промелькнуло что-то, от чего Антону внутри стало ещё противней. Но сверху, к несчастью, была ещё и другая, вторая пара глаз, которая поднялась на него чересчур медленно, смотря из-под светлых бровей острым, как кинжал, взглядом. — Кастет, дорогой мой, — практически прорычал Шастуну Костеша, покрепче цепляясь пальцами согнутой руки за своё плечо, — а ты не охуел ли? — для Антона такая реакция была совершенно ожидаема, и он лишь поморщился невзначай, ощущая непреклонность старшего. Его аргументы здесь мало кого интересовали. — Да, это закладчик. Закладчик Володи Молотова, ребята которого по его личной просьбе дробили тебе ебало некоторое время назад. Или тебе понравилось? В таком случае, могу организовать. Даже руки ему развяжу, посмотрю, как вы раз на раз тут будете махаться. Хотя, сильно сомневаюсь, что у него против тебя есть хоть какие-то шансы, — Антон напряжённо хмурил брови, но смотрел не на Тимофея, хоть и внимал каждому сказанному слову, а всё так же на парня у Костеши в руках, который не сводил с него дрожащих глаз. — Но, если тебе вдруг стало так интересно, я скажу — Володе на хер не упало ничего раскладывать на нашей территории, когда на его район даже мусора не хотят соваться. Вот этот вот, — он дёрнул синеющего в лице парня, — пришёл к нам только потому, что Молоты хотели показать, насколько сильно нас не уважают. Так что давай ты просто будешь делать то, что я тебе говорю, и не инициативничать, — последние слова он процедил почти что через зубы. Антон опустил глаза вниз, сутуля плечи от подступившей тяжести на них. Он медленно, желая оттянуть время, снял рюкзак, сопровождаемый пристальным взглядом Тимофея, и положил рядом на опавшую мокрую листву. Вернулся на прежнее место, топчась нерешительно, покрутил запястьями, чтобы размять. Антон издал тихий, но тяжёлый вздох, когда его собственные ноги встали уже привычно одна чуть позади другой наискось, и только тогда, когда плечи напряглись, а руки согнулись в локтях, он поднял глаза в район беззащитного живота парня напротив него. — Не-ет, — мягкий голос прорезал тишину леса, словно острый нож для мяса, и Антон тут же поднял глаза на Костешу, где-то на краю сознания предчувствуя, что последует дальше. — Зачем туда целишься? Никто, кроме него самого вечером, его живот рассматривать не будет. И уж тем более Володя, — Шастуну стало противно и очень стыдно. Интонация была похожа на то, как хозяин говорит шаловливому псу бросить подобранную палку. Антон опустил взгляд чуть ниже лица Тимофея. Карие глаза смотрели на него с невиданным прежде страхом. Это было совершенно новое для него самого ощущение, и абсолютно точно он мог сказать, что испытывать его опять не хотелось. По какой-то странной причине ему внезапно стало так неприятно от всего того, что происходило вокруг. Антон не знал до конца, что стало этому причиной, ведь не было ничего необычного в этой ситуации — условный «очередной день на работе». Тем не менее, это чувство настигло его впервые в жизни, заставляя ощущать всю палитру эмоций сразу. Антону было противно — это единственное слово, которое могло в точности описать всё его внутреннее состояние в данный момент. И сам он даже не до конца знал, что было сильнее — это чувство или же нескончаемое удивление от того, что оно вообще появилось. Хотелось развернуться и убежать домой. Но он не мог. По телу Шастуна ходила дрожь, приподнимая волосы вдоль позвоночника, а в животе резко стало так крутить, что появилось желание просто отвести глаза в сторону, но взгляд парня словно гипнотизировал его своим ужасом. Было предельно ясно — тот его боится. Причем боится так, будто видел его прежде, будто его тело уже знало вкус узорного металла где-то на себе, но это было не так. Тот мог лишь предчувствовать, каково это, и именно это предчувствие заставляло большие глаза смотреть прямо в лицо Шастуну, практически выжигая там что-то. А смотрели они так отчаянно, что ощущались, будто стрела, медленно входящая Антону ровно промеж бровей. Никогда Шастун не испытывал ничего подобного. В них Антон мог практически читать слова, как в книге. Ни капли злости или агрессии, ни доли желания сказать «выкуси, я готов получить за то, что сделал». Только чистейший страх. И эти карие большие глаза говорили напрямик с чем-то внутри Антона, что он сам не мог контролировать. Они шептали просьбы будто самой его совести, и внутренне Шастун мог только по-идиотски кивать, соглашаясь с каждой прошёптанной фразой, а руки резко стали такими свинцовыми, что поднять их не было сил. Он прыгнул глазами на Артёма зачем-то. Ему хотелось увидеть какой-то отклик солидарности и поддержки, хоть тот бы и не смог никак помочь делу. А его и не было. Доброхотов как-то отрешённо и совсем невозмутимо смотрел в землю впереди себя, как будто находясь не здесь вовсе, и кусал губу, по-странному не интересуясь происходящим. Данил, как и всегда, был не в этой реальности и стоял, прикрыв веки, точно желая уснуть прямо здесь. Зато точно напротив Шастуна мелкие зрачки на фоне прозрачной серости глаз, как две пули, сверлили его лоб. — Антон, — поторапливающе прокатил Тимофей по своей гортани. Когда Шастун непроизвольно ответил ему взглядом, в голове всплыло старое воспоминание. Одно из первых в его жизни, но очень яркое. Сам он был маленький. Отец с соседями загнали волка буквально на их собственном участке, который нагло таскал скот в округе уже около полугода. Антон сидел поодаль в крепких руках у причитающей на мужа матери, но очень хорошо сумел запомнить сморщенный нос, горящие злостью глаза и острые зубы, выставленные напоказ. На этой картинке воспоминание стиралось. Глаза были похожи больше всего. Он вернулся в реальность. Антон опустил взгляд на свои руки в последний раз. Кольца блестели, массивно держались на фалангах. Выдох, и он задрал голову, опять встречаясь с полным ужаса взором. Ему стало резко так стыдно. Глухой стук случился без шлепка кожи о кожу — мешали украшения. Удар был совсем пограничный — достаточный, чтобы Костеша счёл его подходящим, и на этом всё. Лишь половина имеющейся у Антона в запасе силы. Голова выпала из расслабленного для удара локтя Костеши и так и осталась висеть, чуть пошатываясь. С этого ракурса Антону всё равно было заметно, как открывались и закрывались медленно глаза в попытке вернуть сознание на место, а из распахнутого рта спустя пару секунд вылетел сдавленный выдох. Костеша был явно доволен. Антон сморщил нос и опустил взгляд в землю, чувствуя, как в зоне солнечного сплетения непривычно колет. Тимофей одной ладонью зацепил подбородок парня и приподнял за нижнюю челюсть, чтобы посмотреть на результат. — Отлично! — бодро дал он свою оценку, на что Антон бегло и робко вскинул вверх сощуренные глаза. Во взгляде ударенного парня было уже в разы меньше разумного, и Шастун прекрасно видел, как на покрасневшей в момент щеке набухают несколько полос, вскоре принимаясь блестеть подступившей кровью. Голова его болталась в ладони Тимофея, пока тот немного вертел её в другую сторону. — А теперь для симметрии, — он вдруг подставил Шастуну другую щёку. Антон раскрыл глаза, упираясь ими в старшего крайне резко, и всё его лицо вытянулось в удивлении. Тот смотрел на Шастуна уверенным взглядом, и чувствовал, должно быть, нечто совершенно противоположное тому, что ощущал Антон, иначе сложно было найти причину такому спокойствию и решительности. Большой палец блондина немного сминал кожу на щеке парня, и от Костеши сразу же послышалось «давай, давай», обрекающее Шастуна на очередной удар. — Только посильнее, — добавил к этому Тимофей. — Я знаю, что левая у тебя хуже работает. Антон встряхнул рукой, которая словно отказывалась даже нормально собираться в кулак. Глаза парня перед ним были отвёрнуты на этот раз благодаря ладони держащего его блондина. Но даже так Шастун мог видеть, что страх из них не исчез. Просто стал менее ощутим на фоне боли. Он поджал губы, решая не мучить ни себя, ни беззащитного парня, и скрепя сердце просто замахнулся второй раз. Костеша затем выпустил того из захвата на землю, и парень сел на колени. Шастун отвернулся всем телом в сторону, желая больше всего сейчас находиться где-то в другом месте. Но слова лидера всё равно достигали его слуха. — Такой язык Володя точно поймёт, — Тимофей в это время поднимал подбородок парня, заставляя его смотреть на себя, пока сам разглядывал размашистые красные царапины, — и точно будет знать, от кого это послание, — Данил безразлично развязал тому запястья сзади. На каменно-неподвижном лице самого старшего из парней серые глаза резко дёрнулись, устанавливая прямой зрительный контакт. — Я в игрушки играть не люблю, — низкий голос в момент стал хриплым и ледяным, напоминающим Антону гортанное рычание. Показалось даже, что птицы умолкли, и ветер, качающий прежде верхушки деревьев, затих. — Поэтому передай Володе, что не с тем человеком он затеял салочки. Пусть знает, что всё, что он захочет мне сделать, я верну ему вдвойне. И что, если он решится что-то у меня забрать, я заберу у него это, умножив на два. Он резко выпустил подбородок из своей руки, позволяя голове склониться. Антон в это время понуро отряхивал свой рюкзак, стыдливо стараясь даже не оборачиваться в сторону остальных. Лишь единожды он бросил взгляд на ближайшего к нему Доброхотова. Тот стоял, совсем немного наклонив голову вперёд, но глазами неотрывно упираясь в светлый затылок Костеши. Лицо подобного вида заметить на нём было очень странно и непривычно: Антон даже задержался взглядом на хмурых бровях и прямых губах, которые были немного поджаты. Несмотря на это, Шастун, всё же, отвернулся прочь. Оставив обессиленного парня на месте одного, Тимофей уверенно пошагал по пути из леса. За ним двинулись и Суховцев с Доброхотовым. Антон бросил взгляд в ту сторону, когда по его левое плечо показался Костеша, проходя мимо. Шастун поправил рюкзак и тоже двинулся следом, держа голову низко и ни за что не оборачиваясь назад. Старший шагал впереди всех, поднимая нос привычно высоко и ступая уверенно по жухлой листве, а Данил с Артёмом следовали сзади плечом к плечу и молчали. Самым последним ковылял Антон, и через промежуток между двумя своими сверстниками ему махал затылок старшего. Его пожирало изнутри ужасное чувство стыда. Оно было везде: и в гудящих руках, и в животе, и в ногах, что держали его за спинами друзей. Хотелось провалиться сквозь землю, или больше — ударить самого себя, да посильнее. Он заслужил. Из головы ещё долго не выйдут распахнутые глаза и страх в них. А руки жжением под кольцами напоминают, что именно Антон сделал и как подло поступил. Его сейчас мало волновало, кем был тот парень. Быть может, между ним и Костешей уже давно была прямая вражда, или же это не так, но он сделал много нехорошего. Или же не сделал, но по здешним порядкам всё равно полагалось физически наказать его за это. Ничего из вышеперечисленного Антона не волновало. Факт оставался фактом — чёртов парень просто прятал наркотики, и за это Шастун ударил его по лицу два раза. Одно с другим как-то не складывается. Если бы дело касалось исключительно Антона, то он бы даже пальцем не стал никого трогать. Ведь это так глупо, почему все вокруг думают, что крепкий кулак по лбу — ключевой элемент на пути решения всех проблем? Заслужил ли тот парень получить по лицу? Даже если и заслужил, то от Шастуна в последнюю очередь. Это не было его делом. Махать кулаками в данной ситуации должен был совсем не он. Парень перед ним самим был совершенно невиновен, да и Шастун изначально на роль вышибалы не нанимался. Всё чаще в голове крутились давние слова Попова. Из леса они шли спокойно по тропинке и всё так же молчали. Вскоре стали мелькать заборы и чужие дворы, где-то вдалеке разлетались детские взвизгивания, пока те в ушах Антона не прерывались порывами ветра. Довольно зябко было даже в тёплой осенней куртке, оттого покачивающиеся лопатки Тимофея спереди, обтянутые одной лишь ветровкой, навевали даже пущего холода. Антону поскорее хотелось прийти домой: в рюкзаке лежали сосиски с картошкой на ужин, а на душе — что-то давящее, что хотелось поскорее скинуть со своих плеч, но не было уверенности, что это получится сделать, в отличие от ужина. Данил с Артёмом перед ним синхронно и одинаковой ногой ступили на бордюр тротуара, проходящего во дворе, и Антон уже ждал момента, когда, минуя этот двор, он покинет ребят и свернёт на другую дорогу, ведущую к дому тёти Марины. Плавно из-за деревьев выехала та самая фиолетовая четырнадцатая Лада, и Шастун лишь уловил, как она подкатила аккуратно к тротуару, останавливаясь тихо прямо под носом у Костеши, тем самым преграждая путь. Антон вышел, насторожившись, из-за спин Суховцева и Доброхотова. Тимофей остановился абсолютно невозмутимо: руки его свободно свисали по обеим сторонам корпуса, в позвоночнике он был удивительно расслаблен, как будто это он самолично позвал к себе этих людей на машине, но это было не так, что доказывали заинтересованные взгляды Данила и Артёма в салон авто. Шастун сфокусировал свои глаза там же и вместо тонированного стекла теперь смог увидеть человека, сидящего с руками на руле, но выглядывающего из-под крыши прямо в глаза Костеше. И взгляд этот был колюч, с явной угрозой, но Тимофей даже не думал прогибаться под ним. Парень был смугловат на лицо, с очень тёмными, практически чёрными лохматящимися волосами, но определённо молод. Едва ли на подбородке можно было видеть адекватную щетину. За ним на пассажирском сиденье находился ещё один человек, но разглядеть его Шастуну уже не представлялось возможным. — Ты понимаешь, что ты только что сделал? — ровным, но грозным тоном послышалось от водителя машины, и его чёрные глаза практически не моргали, упираясь в бледное и гладкое лицо Тимофея. Последний, похоже, знал, с кем говорит. — Выкинул мусор с территории. А что? — Костеша поставил руки на бока. Интонация его была достаточно надменной, и всё это быстро открывало Антону картину обстоятельств. Сидящие в машине, должно быть, являлись кем-то с района Молотов и сторожили товарища. Странно, как Шастун не обратил на них внимания ещё на подходе к лесу. От водителя ничего в ответ не последовало, и лишь губы немного искривились в гримасе злости, пока глаза всё пилили расслабленного лидера Гаража. Сначала парень немного отвернулся в сторону лобового стекла, после чего усмехнулся очень тихо и повернул голову обратно, вновь устанавливая зрительный контакт, только теперь злости на лице не было сильно видно — лишь спокойствие. — А ты не знаешь случайно, где сейчас твой пидорок? Давно нам с ним поболтать хотелось, но ты всё время рядом трёшься. Это ударило по ушам, казалось, каждого. Напряжение, до этого развеиваемое спокойствием Костеши, резко пропало, и густота воздуха вокруг стала в разы сильнее. Антон тут же напрягся, стоя рядом с точно такими же зашевелившимися Данилом и Артёмом. Плечи Тимофея спереди от них моментально затвердели, когда руки скатились вниз с бёдер и повисли рядом с талией. Вся его широкая спина напряглась от одной этой сказанной фразы, выпячивая плечи вперёд, и будто даже на загривке поднялась невидимая светлая шерсть; шея потянулась вниз, к водителю машины. Последнего радовала такая реакция. — Ну, видимо, не знаешь, — пожал плечами смуглый парень за рулём. Теперь выражения их лиц полностью поменялись. Костеша смотрел на того раскрытыми глазами, даже ничего не произнося, а участок в районе верхней губы яростно задрожал. Пара прядей светлых волос упала на щёку, кольнув, но тот не обратил на это никакого внимания. — Жаль. А то мы давно с Володей думали взять его себе ненадолго, чтобы поиграться, — даже не до конца давая закончить предложение, тонированное стекло поднялось, закрывая обзор, и машина довольно спешно тронулась с места, оставляя скалящегося Костешу в полусогнутом состоянии. Гнев не давал ему нормально двигаться. Жуткая обеспокоенность выражалась у каждого на лице, даже у Данила. Они с Артёмом вглядывались в лицо выпрямившегося резко Тимофея, выжидая какую-то словесную реакцию. Антон смотрел на них. Лицо Костеши обрело каменную резкость, и угловатый профиль перед Шастуном смотрел вдаль, куда укатила машина. Тонкие бледные губы поджимались, а мышцы на челюсти перекатывались под кожей. Тот был чрезвычайно зол. — И какого хуя? — вполне чётко и ёмко описал Доброхотов мысли каждого, вглядываясь с вниманием в глаза Костеши, что быстро залез рукой в карман. Видеть от Артёма такую встревоженность было непривычно, а оттого эффект лишь усиливался. — Они же серьёзно, да? — блондин не отвечал, быстро тыча пальцами в экран телефона. Общее беспокойство мгновенно передавалось Антону. — И чё мы делаем? — Бежим до гаража, — бросил сухо Тимофей, когда приложил телефон к уху.***
Ничего не понимающий Арсений обнаружился по пути из школы домой и порядком испугался, когда ему практически прокричали в трубку зайти в ближайший магазин и не выходить оттуда, пока Тимофей так не скажет. Оттого весь его вид казался взъерошенным, когда они впятером ехали в машине Костеши до гаража. Сейчас же он сидел довольно спокойно на столике у стены, где предварительно расчистил себе место, и покручивал в руках небольшой накидной ключ, что сам по себе представлял для него мало интереса, но в качестве занятия для пальцев подходил отлично. Глаза его наблюдали за движениями Костеши. Этим занимались и все остальные в гараже. Здесь они находились уже добрых полчаса, и за это время Тимофей успел сделать довольно много телефонных звонков, пытаясь организовать то, что было необходимо. В данный момент он выкладывал из карманов всё ненужное и убирал в свой небольшой шкафчик на стене. — Ты уверен, что это необходимо? — скептически хмурясь, спросил его Антон, который стоял напротив Арсения у противоположной стены со скрещенными на груди руками. — Абсолютно, — ответил ему Костеша медленно и тихо, потому что был увлечён осмотром своей биты. После этого он положил её в багажник и вернулся обратно, уже нормально оборачиваясь на Шастуна. — Ты своими ушами слышал, что они сказали. Эти уроды уже совсем потеряли страх. Мало того, что болт положили на все порядки, которые должны были соблюдать, так ещё и решили, что могут вываливать нам такого рода угрозы. Я этого так не оставлю. Мы, — он выделил это слово особенно сильно, поворачиваясь уверенно головой на Доброхотова и Суховцева, — это так не оставим. Воинствующая интонация оказала влияние должным образом, и Артём как-то воодушевлённо взбодрился, опираясь на свою чёрную лакированную биту. Детская улыбка возникла на его губах, а глаза заискрились, как они делали только у Доброхотова. Даже в Даниле взыграла какая-то активность. В Антоне же это поселяло исключительно беспокойство. — И что конкретно ты планируешь делать? Ты так до конца и не объяснил нам план. Костеша повернул на него голову, чуть склоняя ту спокойно вбок, после чего развёл руками. — Планирую делать то, что единственно верно в этой ситуации, — легко заявил он, расслабленно сутулясь в пояснице. — К тебе домой, в твоём селе, приходили гости? В принципе, когда-нибудь? — задал Тимофей неожиданный вопрос. Голос его звучал в металлических стенах громко, будто тот произносил мотивационную речь перед соратниками, как настоящий лидер. Антон смутился, но по итогу кивнул головой. — Ты позволял им ходить по своему участку, нюхать цветочки, гладить свинок, или кто там у вас есть, — протягивал он. — Верно? — Ну, да. — Именно. И всем было хорошо, вы пили, ели, веселились, — плавно произносил Костеша, смотря куда-то вдаль и мягко разводя ладонями. — А потом все прощались, благодарили друг друга за прекрасное время и уходили по домам, — Шастун глядел на него внимательно, всё ещё не понимая, к чему тот ведёт. Тимофей вдруг перевёл на него свои глаза. — А теперь давай представим, что эти гости резко взяли и коллективно насрали тебе на клумбу. Или прямо под порог — какая разница? А после этого ещё подхватили твою свинью под бока и такие «ну всё, Шастун, теперь это — наше. Просто мы так захотели», — он всплеснул руками. — Что ты будешь делать в этой ситуации? Антон замялся, просто не зная, как на это ответить. Глядя на невнятные эмоции, Тимофей решил продолжить за него: — Да, я знаю, ты скажешь «пошли все на хуй отсюда» и выкинешь их за порог. И будешь прав, — он наконец опустил руки. — Я собираюсь сделать то же самое, — он сгрёб со стола ключи от машины. — Ко мне пришли, насрали на клумбу и попытались забрать мою свинью. Разве я должен мириться с этим? — данный вопрос был уже риторическим. Костеша отошёл до запасного колеса на автомобиле, поворачиваясь со скрещенными руками и практически прислоняясь к нему спиной — то было немного пыльное, и делать он этого не стал. «Что там?», — бросил он Артёму, который периодически поглядывал в экран телефона. — Максим готов, Дима тоже. Все в сборе, — доложил он, подняв на старшего голову. Костеша кивнул, выпячивая грудь вперёд. Артём с Данилом восприняли это как сигнал и двинулись в сторону машины. Суховцев поглубже засунул свою голову в капюшон, а Доброхотов, резво подкинув в воздух свою биту, перехватил её в полёте, уверенно шагая на дело. — А мне есть что-нибудь? — спросил Антон, тоже трогаясь с места и совершая пару шагов к Тимофею. — Нет, я, конечно, понимаю, что «Кастет», и все дела, — сказал он без большой уверенности или воодушевления в голосе. — Но, просто чтобы вы понимали, драться одними этими штуками — довольно больно, — он поднял в воздух свои сложенные кулаки с перстнями на них. — Я бы тоже, если можно, хотел взять что-то с собой. Тимофей посмотрел на него без движения в теле. — А ты остаёшься здесь. Услышать это, оказывается, не ожидал никто, потому что даже Артём выглянул у Костеши из-за плеча, удивлённо смотря тому в район уха. Антон сильно нахмурился, дёрнув головой с немым вопросом. Тимофей, крутя на указательном пальце ключи, шагнул к Антону чуть ближе. Между ними было примерно полметра, и Шастун горбился, подстраиваясь под его рост, пока Костеша стоял, и в сторону ровных плеч старшего смотрели глаза всех присутствующих. Тимофей держал свою излюбленную паузу, болтая ключи в руке. Его голова повернулась на уютно сидящего в куче инструментов и банок Попова на столешнице. Когда прямой зрительный контакт был установлен, Арсений посильнее обхватил руками своё поджатое к груди колено, а голубые глаза стали смотреть широко и внимательно, как будто слушая. Брови Попова чуть приподнялись с изломом, делая его похожим на маленького щенка под строгим серым взором парня. Оба практически не моргали, просто глядели друг на друга в полной тишине. Будто закончив какой-то невербальный диалог с Арсением, его голова едва заметно сдвинулась с места, хотя глаза ещё некоторую долю секунды задержались на брюнете, и только после этого он отвернулся на Антона, бросая взгляд туда, но ненадолго — тут же незаинтересованно убежал им в окружение гаража. Он помолчал ещё с секунду, затем набрал в лёгкие воздуха и заговорил: — Здесь должно быть безопасно, — он обвёл небольшое помещение кистью с ключами в ней, чуть не задевая лампочку под потолком. — Как ты знаешь, об этом месте мало кому известно. Но обещать тоже ничего не могу. Поэтому, — он опустил руку в карманы, где уже лежала вторая ладонь, — ты, как самый… физически подходящий… вариант из нас всех, остаёшься здесь. С ним, — Тимофей качнул светлой головой в сторону Арсения. Шастун внимательно, не отрываясь, отвечал ему на прямой взгляд своим. — Потому что я знаю, что ты сможешь постоять не только за себя в случае неприятностей. Но неприятности тоже бывают разные, — чуть громче вновь начал он. — Так что, — и не закончил фразу, замолкая. Тимофей шагнул чуть в сторону, проходя между Антоном и Арсением к углу рабочего шкафа, на котором сидел Попов. Шастун внимательно следил головой за тем, что старший делает, и видел, как тот зацепил носком кроссовка ручку дверцы и отодвинул её в сторону, не вынимая руки из карманов. Костеша бросил на Антона взгляд, проверяя, внимательно ли тот смотрит, на что Шастун подошёл вплотную, заглядывая внутрь. Там было практически пусто: на нижней полке стояли какие-то не особо важные инструменты и коробки, а на верхней лежал расстеленным пустой холщовый мешок, на котором прежде обычно хранились биты Тимофея и Артёма. Шастун продолжал вглядываться в пустоту полки не особо понимающим взглядом, и тогда Костеша, напоследок посмотрев в сторону Антонова виска, всё-таки достал одну ладонь из кармана и потянулся к пустой полке. Там его пальцы поскребли по углу каким-то образом, и перед глазами Шастуна образовалась щель. Её Костеша уже полноценно подцепил и отодвинул в сторону, открывая спрятанный отсек толщиной чуть меньше десяти сантиметров. Внизу него лежала небольшая тканевая прокладка, а на ней в ряд торцами два небольших пистолета. Распахнутые глаза Антона взметнулись Тимофею на лицо. Тот, спокойно задвинув дощечку обратно, выпрямился. У Шастуна по позвоночнику пробежали мурашки, а сердце кольнуло. — Они не заряжены, — счёл должным пояснить Костеша под шокированным взглядом Антона. — Более того, ни у кого не выйдет найти для них патроны, кроме меня. Ну, и, разве что, Арса. Так что даже при большом желании воспользоваться ими не получится, — Антон молча смотрел старшему в глаза, пытаясь успокоить себя изнутри. — Но в качестве пугалки сгодится отлично. По крайней мере, Арс точно знает, как эффектно ими пользоваться. Рекомендую не ссать так сильно, — он легко хлопнул Антона по плечу ладонью, когда увидел его бледное вытянутое лицо. — Мы здесь не шайка малолетних преступников. Всё лишь для самообороны, — Костеша снова замолчал, тусклыми глазами сверля Шастуна снизу вверх. Через пару секунд он продолжил, слегка понизив свой голос и принимаясь говорить гораздо более медленно и членораздельно. — Но я показал тебе это не просто так, — указательный палец его ладони показывал в сторону шкафа. — Это всё очень, очень важно. Поэтому мне нужно знать, что ты в нашей работе не накосячишь. Ты же не подведёшь меня? — спросил он тихо, протыкая Антона своими узкими даже в темноте зрачками исподлобья. Тот помедлил с секунду, после чего послушно кивнул головой. Несмотря на это, Костеша посчитал нужным спросить вновь более настойчиво. — Ты же не подведёшь меня, Шастун? Антон уловил краем своих глаз движение, где сидел Попов. Тимофей не отрывал от него взгляда. Тогда он вновь утвердительно кивнул, но, тут же поняв, что этого старшему недостаточно, подал тихий голос: — Не подведу. Где-то сбоку раздался едва различимый вздох. Костеша же ещё пару секунд позаглядывал ему в глаза, после чего Антон обратил внимание на то, что тот протянул ему свою раскрытую ладонь, останавливая ту между их животами. Антон невнятным взглядом вновь смерил ровное лицо блондина и ответил тому идентичным жестом. Старший пожал его руку крепко, задерживаясь даже на мгновение дольше, чем это нужно было. Когда он отпустил, то развернулся на месте, звякнул ключами в руке и пошагал к машине. — Выдвигаемся, — скомандовал Костеша, и Данил с Артёмом двинулись со своих мест. Тимофей остановился перед автомобилем, наблюдая, как парни решительно залазят в салон. Его голос им вслед раздался громко и внушительно. — Нужно показать Молотам, что они — нежеланные гости, — и добавил чуть тише: — Пора почистить наш район от всякой швали. После этого он обернулся на Попова, жестами показывая, чтобы тот закрыл за ними двери изнутри. Арсений спрыгнул со шкафа, послышался звук мотора, полоска света снаружи постепенно начала сужаться, и после лязга засова всё стихло. Попов запрыгнул обратно. Теперь они остались вдвоём. Первые несколько минут оба парня провели в гнетущей тишине, но напряжённость её была инициирована только Антоном, да и то просто потому, что он до сих пор пытался проанализировать всё, что только что произошло. Арсений на протяжении этого времени молча следил за ним глазами и обнимал свою согнутую ногу. В том, чтобы не издавать ни звука, он был мастером. Спустя тяжёлые минуты Антон отмер, вываливая изнутри усталый фыркающий выдох и одновременно мотая головой, и отошёл к табуретке у противоположной от Попова стены. Грузно свалившись на неё, он, безусловно, ссутулился, а затем потянулся рукой к своему рюкзаку, доставая несчастную пачку сосисок и протыкая её первой попавшейся под руку отвёрткой. Даже ужин ему не было суждено приготовить. Он достал одну штуку и размашисто откусил от неё кусок. Только тогда Шастун почувствовал на себе глаза. Антон поднял голову. — Будешь? — он вяло ткнул в сторону Попова пачкой. От того последовали робкие кивки головой. Антон сильнее вытянул руку, чтобы тот подошёл и взял, сколько нужно. Арсений спрыгнул со столешницы, шурша своей модно выглядящей курткой. Антон уже не первый день задавался вопросом, почему Попов носит наверху такие огромные тёплые вещи, но на низ, тем не менее, не решается надевать штаны свободнее женских колготок. Арсений взял из пачки аккуратно двумя пальцами одну сосиску, после чего повернулся и отправился обратно, по пути заворачивая в сторону и включая обогреватель. Видимо, ноги в таких колготках действительно мёрзли. — Спасибо, — тихо послышалось от Попова. — Будет что-то типа расплаты за картошку из Бургер Кинга. Антон хохотнул исключительно у себя в голове. А картошка-то у него ведь с собой была. Правда, сырая. Они просидели так с минуту, пожёвывая сосиски в тишине. Шастун пустым взглядом смотрел куда-то в пол перед собой, а Попов — на Шастуна, как на единственную более-менее интересную вещь вокруг него. Первым не выдержал Арсений. — Что с тобой? — спросил он вежливо, и Антон прекратил жевать ненадолго, подняв голову. До него не сразу дошло, но дошло, тем не менее. — Ай… — он махнул рукой, откидываясь лопатками на стену гаража и кладя одну ногу на другую. — Устал просто. Не бери в голову. — Нет, — Арсений ответил довольно уверенно, и Антон взглянул на того, хмуря брови. Попов продолжил. — Ты не устал, ты грустный. Я умею отличать одно от другого. Что случилось? Это из-за пистолетов? — Шастун на это не ответил, а просто отвернулся, как-то несуразно отмахиваясь. Ему, если честно, лень было что-либо объяснять, да и не считал он это нужным. Вопреки этому, Арсений не унимался. Антон успел уяснить, что если тот начнёт говорить, то делать он это не перестанет. — Могу ли я проявить восхитительные навыки дедукции? — Шастун утомлённо посмотрел на него, дожёвывая сосиску, и тем самым показывая, что не против. — Вы же все вместе приехали. А в школе ты был вполне себе бодрый. Моим первым предположением будет, что что-то случилось как раз где-то между, с Тимой. Антон проглотил сосиску. — Трёхочковый. Арсений с тихим «йес-с» помахал кулаком. — Ну, а что в итоге-то? — Попов сложил ноги по-турецки так, чтобы грубые толстые подошвы его ботинок не касались ткани штанов. — Давай, расскажи мне, не жмись. Нам ещё как-то нужно время скоротать. Антон издал измученный вздох и прокатился затылком по стене из одной стороны в другую под «давай, давай» от Арсения. Видя, как Шастун закатывает глаза и гнёт брови, Попов в очередной раз соскочил со шкафа и сделал несколько шагов к противоположному его концу, роясь как раз там, где некоторое время назад стояли Антон с Тимофеем, правда, на этот раз внимание было сосредоточено на нижней полке. Глаза Шастуна остались в той области. — Я знаю, что нам с тобой поможет, — комментировал оптимистично Арсений свои действия. Не найдя то, что нужно, в шкафу, он передвинулся к другим ящикам, выискивая что-то усердно. — Да куда ж он, сука, его запрятал? — тихо бубнил тот себе под нос, и, спустя примерно минуту, он под весёлое «о!» наконец выпрямился и повернулся к Антону с двумя бутылками, кажется, пива в руках. Губы Попов растягивал в наигранной улыбке, похожей на оскал. Даже не спрашивая, будет ли Антон, Арсений огляделся вокруг и подобрал гаечный ключ. В умелых руках бутылки зашипели, и после Попов откинул с громким звоном на стол крышки и необычное средство для их открывания. Дверь шкафа рядом с его худым коленом всё ещё оставалась приоткрытой. Шастун решил задать интересующий вопрос именно тому, кого, как ему казалось, и необходимо считать за это дело ответственным. — Откуда оружие? Арсений ответил далеко не сразу. Перед этим он приблизился к Антону, протягивая бутылку. Шастун любезно принял её и сделал глоток, пока второй парень возвращался обратно к себе на насест неторопливо. Пиво было приятным, с каким-то привкусом, но Попову, судя по звукам, так не казалось: — Фу, опять какая-то настойка, — пробурчал он, рассматривая наклейку на стеклянной бутылке, но в следующую же секунду Антон увидел, как тот делает второй глоток и элегантно шлёпается попой на столешницу. — Мой отец ещё даже задолго до моего рождения охотой увлекался, — после пары причмокиваний языком в попытке прочувствовать вкус пива Арсений повернулся к Шастуну, отвечая наконец на заданный вопрос. — Да и оружием в принципе. У него с молодости было много таких приятелей по интересам, а потом как-то так получилось, что они все примерно в одной сфере работать стали. Ну и они до сих пор часто встречаются своими кружка́ми, — Антон опустил непроизвольно свои глаза на тяжёлый ботинок Попова, что стал покачиваться легонько вперёд-назад. — А папаша мой — ва-ажный хрен, — протянул он даже немного едко. — Ему всегда подарки дарить положено. Вот ему и всовывают из раза в раз всякие приколюхи, — Арсений усмехнулся, смотря куда-то в сторону дверей. — Ситуация с годами стала вообще такой дурацкой. Ему дарят, дарят, как будто коллекционеру, а он и считать перестал. Я за жизнь у него пару-тройку огнестрельных стащил, а он даже не заметил, — на этих словах он глянул на Антона и хохотнул с искренним весельем, но после отвернулся опять. — Боеприпасов у нас тоже много, патронов, в смысле. В садовом доме целые полки набиты. Их тоже уже никто не считает. Тима со мной не первый год перепродаёт их понемногу некоторым особенно доверенным личностям — тоже пропажи никто не замечал. Я, если честно, даже сейчас точно сказать не могу, когда последний раз отец ездил на охоту. Он работает, в основном, поэтому всё это барахло у него просто складируется и благополучно забывается. Особенно всякие ножи, кинжалы и прочее. Он холодное оружие, в принципе, не любит. Тут, как бы, буду я брать, не буду — точно никто внимания не обратит. Не знаю, кто до сих пор ему их дарит. Придурки, видимо, всякие, которые с моим отцом не очень близки. С другой стороны, думаю, даже если он заметит пропажу, то просто забьёт на это. Мне так кажется. Поэтому, пока не пойман, я не вор. Если хочешь, могу тебе лук принести охотничий. Будешь там у себя, на родине, по куропаткам стрелять каким-нибудь, — он, улыбаясь, повернулся на Антона, но тот лишь поднял одну бровь, заставив Арсения тихо рассмеяться. — Ну, надо признать, конечно, во всей этой теме довольно сильно ещё помогают взаимовыгодные отношения с одним из лучших друзей отца, о которых он не должен знать. Как-то так получилось, — он пожал плечами. — Толкает мне всякое — я перепродаю. Почти всё, наверное, чего нет у моего отца, может достать дядя Олег. Он на деньги сильно падок. Вот, как-то так, но никак иначе, — закончил он, устремляя глаза в Антона, после чего резко развернулся к нему прямо, подтягивая бутылку пива к себе вслед за ногой. — Но ты зубы-то мне не заговаривай. Со мной такое не прокатывает. Антон, расскажи мне, что у тебя случилось? — голос Попова стал мягче. — Я не хочу сидеть здесь с тобой, когда у тебя такая грустная мина вместо нормального лица. Если это не изменится, я просто выбегу из гаража, и потом будешь сам перед Тимой объясняться, как такое вышло. Антон в очередной раз вздохнул, понимая, что даже при желании слезть с этой темы у него не выйдет, и сел ровнее, кладя один локоть на тумбочку рядом. — Да ничего серьёзного, правда. Просто… — он помахал ладонью в воздухе непонятно. — Меня Тимофей позвал, чтобы одному парню из Молотов, что наркотики прятал, по лицу втащить. Ну, типа, из-за колец понятно будет, кто это сделал, и все дела. Ты понимаешь, — его голос лениво стух к концу. — Вот, как-то до сих пор отпустить не могу. — Окей, — послышалось от Попова. — А что в этом такого? — после этого Антон посмотрел на него в недоумении, широко раскрыв глаза и нахмурив брови несколько возмущённо. Видя это, Попов добавил: — Ну, я просто не очень хорошо понимаю, что тебя в этом так сильно раздосадовало. — В смысле? — Шастун выпрямился окончательно, садясь на табуретке ровно и пялясь на парня. — Знаешь, получать кулаком в лицо, а особенно с вот такими штуками, — он потряс кистью, имея в виду свои кольца, — вообще-то, очень больно. — Не знаю, и знать не хочу, — спокойно вставил между слов Арсений. — Тем более, — Антон продолжал, от погружения в волнующие мысли распаляясь сильнее и начиная говорить активней. — Типа, что за бред? Чувак ничего не сделал такого, чтобы за это по лицу получать. Нечестно это. Да ещё и я должен был почему-то это делать. Нет, я, как бы, понимаю, почему я это должен был делать, но… бля… — выдохнул он и помотал головой. Видя, что недовольный монолог Шастуна подошёл к некоему завершению, Арсений решил начать свою реплику: — Ну… — он приподнял брови, садясь на столе поудобнее. — Что касаемо того, почему именно ты — я даже не буду начинать про то, что я тебя предупреждал, — сказал он невнятно, после чего быстро продолжил: — А в остальном… Знаешь, мне немного странно, что ты удивляешься таким вещам, Антон. Разве ты не знал? — Арсений пожал плечами и принялся немного болтать бутылкой пива в руке. — Ну, то есть, ты же давно уже должен был всё выучить, раз Тима решил держать тебя к себе так близко. Он не будет делать это просто так и абы с кем. Все, кто приходят к Тиме, с первых дней учат, что есть район, и, если кто-то чужой делает что-то на этом районе, он обязан поплатиться. — Да я понимаю, но… — Антон раздражённо прорычал, после чего всплеснул руками и опустился резко локтями на колени. Его глаза стали смотреть куда-то в пол перед собой. — Вот всем не насрать? Меня порой вообще не отпускает чувство, что я совсем ничего не понимаю, — всё его негодование, что копилось несколько месяцев, решило выйти в этом разговоре с Поповым. — Как район может кому-то принадлежать? Это что, написано где-то, или как? В чём суть всего этого? — задавал Антон свои вопросы в воздух. — Я думал, это что-то из девяностых. Даже у нас в посёлке всё совсем по-другому. — Кажется, что время здесь застряло? — спросил его вдруг Арсений со слабой улыбкой, будто понимал, о чём тот говорит. Шастун глянул на него бегло, но ничего не сказал. Некоторого рода согласием служил очередной взмах его руки с бутылкой, когда он падал спиной обратно на стену. — Все эти… мордобои постоянные. Что они решают? Для чего они? Сначала наркотики, теперь ещё и пистолеты. Фу, сука. Неужели люди друг с другом просто разговаривать не умеют? — Но ты же сам пошёл на это. И до сих пор здесь. Антон посмотрел на него прямым взглядом в тёмные глаза. — Да, — уверенно согласился он. — Потому что все вокруг так рьяно соблюдают эти правила, как будто в них лежит прописная истина, которая мне пока не открылась. Я ведь знаю меньше вашего, вы мне все постоянно хотите об этом напомнить. Возможно, я просто очень туп — парень из посёлка, который родился там и вырос, и никогда не жил в таких порядках, а лишь мыл жопы телятам, — но я правда не могу найти, ради чего всё это делается. Я правда, правда пытаюсь найти смысл, но пока что не выходит. Я чувствую себя таким глупым за то, что несогласен. Они оба замолчали, переваривая результат их получившегося диалога. Антон напряжённо смотрел на лампочку под потолком, от которой по крыше тянулись закреплённые провода и убегали через стены вниз, и пытался в голове найти ответы на свои вопросы — ему их некому было задать. Арсений сидел так неподвижно, что даже пиво у него в бутылке не дрожало. Его взгляд лежал на Антоне долго и упорно, будто стараясь проникнуть всё глубже и глубже внутрь, пока на бледном лице в тени только брови были напряжённо изогнуты. Он смотрел на того теперь немного иначе, чем раньше — синие глаза стали шептать что-то другое, что не решались шептать до этого. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он заговорил. — Возможно, не стоит пытаться его найти, — произнёс он вполголоса, и Антон вернул на Попова свой внимательный взгляд, вслушиваясь с большим усердием. Последний увидел это, а потому продолжил меланхолично: — Его здесь, можно сказать, и нет. Просто мальчики от гнетущего безделия нашли себе интересное занятие, — он потрепал шнурок на ботинке и сделал глоток. — Дети «Бригады» решили поиграть в бандитов. Удобно, что за шаблонами такой игры далеко убегать не надо. — Игры? Не слишком ли всё серьёзно для простой игры? — так же тихо спросил Антон, опять задавая этот вопрос больше для себя, чем для реального ответа Попова, о чём говорила неуверенность в его интонации. — Не знаю. Артём, например, верит во всё это… Арсений усмехнулся слабо, без малой капли радости. — Артём поверит в Бога Кузю, если его хорошо убедить, — он поставил бутылку донышком себе на носок ботинка, смотря на болтающееся пиво внутри. — Время здесь действительно замерло, я тоже замечаю это уже очень давно. Лишь какие-то мелкие детали изменяются, но они не имеют значения. Это как маникюр — меняй его хоть два раза в день, остальное всё равно останется прежним. И знаешь, скажу, наверное, всё-таки честно, — он взглянул на Антона мельком, ловя его внимательные глаза, — я бы мог хоть день за днём говорить тебе, что это был твой выбор, но нельзя закрывать глаза на один простой факт — выбора здесь ни у кого нет. Ты либо с одним, либо с другим, либо полный аутсайдер. Иных вариантов не существует. В какой-то степени тебе, наверное, даже повезло, что из всех ты наткнулся именно на Тимофея. Антон глядел на него и видел отчётливый отпечаток тоски под его длинными чёрными ресницами. Здесь, в гараже, несмотря на пессимистичное звучание обсуждаемых ими тем, им вдвоём стало вполне уютно, хотя, может, это давал о себе знать теплеющий от обогревателя воздух. Шастун расстегнул куртку. Или, возможно, пиво, которое Попов обозвал настойкой, но Антону привкус его напоминал отчего-то о доме. — Что у вас с ним? Арсений поднял голову и лишь спустя секунду улыбнулся. — В смысле, что у нас с ним? Мы вс... — Да, я знаю, — прервал его Антон. — Я не про это, — Попов глядел на него с вопросом. — У вас… я бы сказал, странные отношения. Я бы хотел поинтересоваться, если ты не воспримешь это как что-то неприличное. Арсений, судя по лицу, нисколько не оскорбился вопросом, а напротив, отреагировал даже чересчур спокойно, будто эту тему Шастун вообще ни капли себе не надумал. Не то чтобы Антон хоть когда-то был сплетником, и чужие отношения его интересовали, пожалуй, меньше всего. Практической пользы от того, чтобы залезать чужому человеку в его трусы, Шастун ещё ни разу в жизни не находил. Ну, разве что, если это взаимно, и трусы не фигуральные, а красивые женские и довольно реальные. Просто данный случай был немного особенным. Он прекрасно видел, что с формально-статусной точки зрения у Костеши и Попова всё вполне обыденно — они действительно не оставляют сомнений в том, что состоят в более чем дружеских отношениях, сам факт чего Антона вообще не волновал, хотя Тимофей и скрывал истинную суть их союза ото всех вне близкого круга товарищей. У них двоих отлично получалось выглядеть как близкие друзья, когда это было необходимо. Но только Антон видел, что недоставало одного простого элемента, чтобы нормально закончить эту картину — какой-то теплоты между ними двумя. Если говорить точнее, ей даже и не пахло. Они были холодны друг к другу даже в проявляемых жестах, которые у других пар выглядели бы вполне очаровательно. Будто эта близость для обоих была нежеланной. Антону хотелось узнать про это исключительно для составления окончательной мозаики. — А, ну… — Арсению общество Шастуна доставляло странное чувство комфорта, которое он не ощущал ни с кем уже очень давно, и даже его вечная настороженность не звенела колоколами в голове. От этого язык развязывался сам собой, хоть и завязан был не очень сильно. — Я могу рассказать, но это долгая история. — Сам сказал, что у нас ещё много времени, — Антон приподнял брови и слегка ткнул в сторону него горлышком бутылки. Попов издал громкий и очень протяжный вздох через нос, от которого вся его грудная клетка поднялась и опустилась. Антон слышал в нём что-то тяжёлое, что-то очень честное и откровенное, что было приемлемым только здесь, в полумраке одинокой лампочки, с замёрзшими ногами и пивом. — Я… Я, если честно, даже не совсем знаю, как начать, — его глаза устремились куда-то в мысли, пока сам он немного повернулся и опёрся плечом на стену позади него. — Ну, наверное, как это клишированно делают во всех фильмах, начну с начала. Так правильней всего, — он опустил обе ноги и скрестил их в лодыжках, двумя ладонями держа между бёдрами бутылку. — Я очень рано понял, что я гей. Точнее, не так даже. Я очень рано понял, что то, что обычно девочки обсуждали про мальчиков, как-то солидарно отзывалось в моей голове. Вот, так верно. Потому что только классу к четвёртому я, роясь в свободное время на мамином компе, как-то узнал, что есть такое слово — гей. В меня это тогда вселило много радости. Знаешь, просто приятно узнавать, что ты абсолютно нормальный. Но не всё было так радужно, конечно, — он тут же хохотнул. — Прости, незапланированный каламбур. Дело в том, что слово «гей» я, конечно, узнал, но вот до слова «гомофобия», к сожалению, мои пальцы не добрались. Ну и я радостный пошёл и по собственной глупости поделился этим открытием с родителями. Часто думаю, как бы моя жизнь выглядела сейчас, если бы я не сделал тогда этого, — он замолчал на мгновение, пытаясь вернуться к прежней теме. В следующих словах Антон уловил, что голос стал немного тише, хотя этот отзвук печали можно было различить и по опустившимся на горлышко бутылки глазам. Но, даже несмотря на это, его лицо всё равно было достаточно спокойным, без сильных переживаний о том, что он рассказывает. — Папа ужасно рассердился. Он даже побить меня на эмоциях собирался, но хоть мама остановила, сказала, мол, «чё, дурак, делаешь?». На этом всё, конечно, не прекратилось. Как бы я ни объяснялся перед ними, что бы ни говорил — это уже не имело значения. Исправить ситуацию можно было только вернувшись обратно во времени, но я, к несчастью, такого не умею, хотя так порой хочется. В общем, компромиссом в нашей семье стало решение, что я с пятого класса пойду учиться в общеобразовательную школу. Папе думалось, что я якобы вырос избалованным в таких условиях и просто напридумывал себе в голове всякой ерунды, и надо бы меня от этого отучить, — он поболтал ладонью в воздухе, показывая своё явное отношение к этим словам. Тут он повернулся на Антона, немного улыбаясь, когда внезапно понял, что забыл упомянуть при Шастуне одну важную деталь. — У меня ведь отец — полковник МВД, — Антон на этих словах вскинул удивлённо брови. Арсений улыбнулся ещё шире и посмеялся легко. — Да. Я до пятого класса с дочкой нашего мэра за одной партой сидел, прикинь? — Антон мотнул головой, а Попов отвернулся обратно с весёлым выражением лица. — Вот как жизнь может повернуться. Мне, вообще, всегда казалось очень смешным, что отец хотел меня таким образом, типа, отучить от всего дурного, а в итоге я здесь, — он обвёл рукой гараж. — В любом случае, так я оказался в нашей школе. Тут надо сказать, что у меня всегда с башкой были беды, потому что я даже никогда не пытался скрывать свою ориентацию. Ну, как бы, не то чтобы я ходил по улице и орал об этом на каждом шагу, но, скажем, в здешних местах одного моего слегка нестандартного внешнего вида будет достаточно для того, чтобы к тебе прицепили клеймо «педик». Ну, а я и не понимал, что в этом такого. Не знаю даже, хорошо это на меня повлияло или плохо. То есть, почему я должен был стыдиться того, кем я родился — вот это мне было странным. Я такой, какой я есть, я об этом не просил, — он развёл руками. — Так с чего я должен стесняться, если я никому этим не мешаю. Может, остальные так и не считали, но зато хотя бы я всегда был в контакте с самим собой. — Я не считаю, что ты должен стесняться, — почему-то вдруг захотелось сказать Антону, что сразу же после ему показалось довольно неловким жестом, как будто ему было пять лет. Но Арсений просто повернулся на него. — Потому что я действительно не должен, — уверенно произнёс он сначала, затем, всё же, добавляя для вежливости: — Спасибо, Антон. Ведь на самом деле всем в глубине души так насрать на это. Серьёзно, даже таким людям, как Артём с Данилом, ты сам видишь. Просто это как неписанный закон, не соблюдать который — значит жить не по понятиям: если ты следишь за собой, значит пидор, если длинные волосы или, не дай бог, крашенные, ты пидор, если ты реально пидор — умри. Тёма, например, поначалу косился на меня, а потом, видимо, понял, что только что нашёлся самый лучший повод для шуточек, и окончательно забил. А Данил — ну, это Данил. Не знаю, есть ли что-то, на что ему не наплевать. А это всё — очень говорящий знак, учитывая, как прошло наше знакомство. Но об этом я ещё расскажу. — Как тогда у Тимофея не разрывается голова от внутреннего диссонанса? — спросил Антон. Попов кратко посмотрел на него, и Шастун пояснил сразу: — Ну, раз тут такие правила, как его внутренняя гомофобия, которая, как ты подразумеваешь, сразу у всех здешних в ДНК, не съела его до сих пор? Он же, типа… с тобой. Арсений махнул рукой. — Ой, ему вообще лучше всех, — нахмурился он, будто говорил очевидные вещи. — Тут же уже стандартный закидон всех мужиков: главное, что ты трахаешь, а не тебя. А уже кого ты трахаешь при таком раскладе роли не играет. Так и получается, что с кем там спит Тима — совсем не важно. Самое значимое — что я здесь «заднеприводный», и под всех подкладываюсь, якобы. Но давай вернёмся к теме, — он поправился на шкафу поудобнее, расстёгивая, наконец, куртку, из-под которой показался привычный уже ворот белой школьной рубашки. Теперь Антон подумал, что это могло объясняться своего рода привычкой со времён элитной начальной школы, что звучало логично. — В общем, такой весь без тормозов я влетел в пятый класс новой школы. Я даже не буду пояснять, какова была реакция. Только скажу, что на меня сразу положили глаз трое парней, и совсем не в том ключе, в котором мне хотелось бы. В общем, однажды меня подкараулили после школы. Конечно, папа организовал, чтобы меня забирала машина у ворот каждый день, но до этой машины ещё сначала надо было дойти, чего я в тот день сделать не успел. Тимофей прямо сильно хотел наложить на меня свои руки. Я помню, как у меня реально сердце в пятки тогда ушло. Я же с таким раньше никогда не сталкивался даже. Мне повезло, что Данил и Артём с ним уже общались на тот момент, — он бросил взгляд на Антона и сделал глоток, после чего опять отвернулся, хмурясь. — Я честно не знаю, откуда у Тёмы такая способность, но он в состоянии узнать любую информацию, если захочет. Я никогда ещё не встречал никого любопытней, чем он. Тогда это буквально решило мою судьбу. Артём уже прознал про то, кто мой отец, поэтому сразу сказал об этом Тимофею, чтобы он не попал в неприятности. Я в тот день вернулся домой нетронутый благодаря нему. А вот дальше — самое интересное, — объявил он и отставил бутылку в сторону, поворачиваясь к Антону, а спиной наклоняясь на стену. — Сейчас, с высоты прошедших лет, мне уже всё понятно. Но тогда мне было двенадцать, я был очень одинок, и, пока остальные парни клеили понемногу девчонок, я лежал дома в кровати и глядел на фотки Тимберлэйка и братьев Джонас. Да, это была целая фаза в моей жизни, — он повёл рукой, после шлёпнув её на коленку. — Половину пятого класса я жил спокойно, и Тимофей ко мне даже не лез больше, но вот во втором полугодии, я помню, он прямо начал настойчиво так подкатывать ко мне. Я сначала, в принципе, ничего не понимал. Типа, какого хрена он сперва хочет избить меня, а потом яйца катит? Но упорства Тиме не занимать, поэтому он поднадавил посильнее, и я поплыл. Мне самому тогда много не надо было: как бы, алло, это был первый парень, который хоть как-то ответил мне взаимностью. Да ещё и не урод далеко. Да ещё и какой-то, типа, крутой. Да ещё и старше меня на два года. Короче, просто сказка от Дисней, иначе не назвать, — он замолчал, смотря на свои пальцы, и в глазах его, как видел Антон, промелькнуло что-то, что заставило его совсем немного улыбнуться и потеплеть. Ветер иногда поддувал в стены гаража. — Он хорошо умел ухаживать. Наверное, несмотря на всё остальное, тот год — от конца пятого класса и до середины шестого, — был лучшим во всей моей жизни. Потом всё пошло по наклонной с момента, когда он начал просить меня, если вдруг что-то случится, помочь силами отца, — Арсений вновь взял бутылку и сделал глоток. — Взаимовыгода. Антон слегка наклонил голову, смотря на Попова. Немного непонятен был для него смысл последней фразы. Арсений объяснил: — Ты спросил, что у нас с ним, — он приподнял свои брови. — У нас с ним отличный пример взаимовыгоды, — обозначив это, Арсений продолжил: — Мне с ним безопаснее всего. Я знаю точно, что он не даст никому ничего сделать со мной. А тех, кто хочет что-то сделать со мной, достаточно много. Скажем, ну… вообще, все, кто обо мне здесь знает. Открытый гей на районе — главная персона нон-грата. Единственная причина, почему я жив до сих пор — это Тимофей. Шастун пожал плечами, бросая взгляд на свои кольца. — Не знаю… Мне показалось, он довольно сильно напрягся, когда услышал, что Молоты хотят навредить тебе. Это прозвучало, как аргумент против. Арсений хрюкнул. — Ещё бы, — после чего он упёрся глазами в Антона с усмешкой. — Блин, ты серьёзно думаешь, что он поехал сейчас делать что бы то ни было с парнями из-за каких-то своих душевных переживаний? Господи, прости, Антон, ты такой ужасно наивный, — Шастун поднял голову, видя, как Попов натурально смеётся. — Он поехал только потому, что ему пригрозили отнять его собственность, которой как раз являюсь я. Более того, я уверен, что если бы то же самое пообещали сделать не со мной, а с его машиной, то он бы побежал, гораздо сильнее сверкая пятками, — он успокоился. — Я нужен ему как вещь. Как гарантия безопасности для его задницы. Антон, да, я любил его вначале, но это не обязано работать в обратную сторону. На сегодняшний день у меня практически нет сомнений, что он не испытывал ко мне ничего и никогда. Я смирился. Это довольно удобно: он прикрыт мной и моим отцом, я прикрыт его протекцией. Так идёт уже давно. Антон сидел со слегка приоткрытым ртом, пока его мозг обдумывал всё услышанное и собирал слова вместе. Первым в голову пришёл вопрос: — Не удручает? Такая жизнь. — Кого? Меня? — Арсений повёл плечом. — Я же сказал, я смирился. Я особо и не знал, каково по-другому. А Тимофей… Ему вообще классно, я полагаю. Ходит периодически по всяким тёлкам, а через раз может и меня заставить ему отсосать. Мне даже страшно порой становится — вдруг он мне какую-нибудь заразу от своих шалав притащит, — он поёжился и скорчил лицо. Шастун сильно свёл брови к переносице, недоумевая. — И ты никогда не говорил с ним об изменах? О том, что ты знаешь. Его впрямь задел этот факт. — Он знает, что я знаю, — обескураживающе спокойно ответил Попов. — Более того, он мне об этом, не стесняясь, говорит. Да и, к тому же, как это можно назвать изменой, если здесь от отношений — пустое место? Все наши отношения держатся на правиле трёх «М»: моя неприкосновенность, минет, мент-батя. Антон опустил глаза, когда тот закончил. Ответ получался гораздо более развёрнутый, чем Шастун ожидал, и уж тем точно в разы более печальный. Он поболтал пивом в бутылке, которого оставалось примерно половина. — Это, блин… прискорбно, — тихо выдавил Антон из себя, желая дать хоть какой-то комментарий по сказанному. Он хотя бы вышел честным. — Возможно, — решил отреагировать на это Арсений. — Я, на самом деле, перестал уже с годами различать. Или я просто привык, — он постучал взятой в руки отвёрткой по углу шкафа, на котором сидел. — Признаться честно, я много раз думал о том, чтобы уйти от него, только как-то пока дело не дошло. — Не страшно? Он же может, ну… даже не знаю, что он может. — Нет, — Попов задумался и внезапно очень уверенно улыбнулся, чем заставил Антона вслушаться сильнее. Его голос стал гораздо тише и обрёл такую интересную, очень хитрую интонацию. Он наклонился локтями на свои колени, после небольшой паузы неспешно и лукаво продолжая. — Знаешь, Тима ведь умный, — говорил он, смотря куда-то поверх Шастуна. — О, он очень умный. Не обращай внимание на то, что оставался два раза на второй год — просто эта учёба для него не сильно была важна на тот момент. Он привык сосредотачиваться на вещах, которые волнуют его здесь и сейчас. И я провёл с ним рядом много времени. Гораздо больше, я уверен, чем кто-либо, и я могу точно сказать, как он умён. Можно сколько угодно спорить о его методах и о том, что он делает, в принципе, но, если изолироваться от всех этих лишних вещей, трудно становится отрицать факт его блестящего ума, — он перевёл глаза прямо на Шастуна. — Он ведь думает, Антон, абсолютно всегда. Над каждым своим поступком, над каждым сказанным словом, над каждым движением. Ещё не было ничего, что заставило бы его сделать что-то на эмоциях и без двойного обдумывания. Но он совершил одну ошибку, которая, в случае чего, может обойтись ему очень дорого. Знаешь, какая? — Арсений ещё сильнее улыбнулся, смотря на Антона с лисьим прищуром. Шастун даже не двинулся, просто внимательно смотря на Попова и даже не моргая. — У меня отличная память. А он, не подумав один единственный раз, брал меня с собой абсолютно везде. Поэтому, если поднапрячься, я могу вспомнить имена, могу вспомнить поводы встреч, количество людей, машины, на которых те приехали, могу даже некоторые даты. Могу так же легко написать это на листок и спуститься по лестнице на кухню, где будет сидеть отец и смотреть телевизор. Понимаешь? Так что, я тоже перед ним не абсолютно беззащитен, — он медленно выпрямился, возвращаясь в прежнюю позу с улыбкой, хоть та и чуть-чуть угасла. — Но согласен, что ситуация невесёлая. Антон отвёл глаза и окончательно замолк. Думать — это всё, что ему оставалось делать в данный момент. Чувства оставались смешанными. Едва ли ему стало веселее, чем перед началом всего их разговора. Арсений вдруг тихо решил добавить деталь, смысл которой Антон совсем не понял: — Мы с ним не спим нормально вместе уже очень давно, если тебе вдруг интересно… — Шастун видел, как тот глянул на него, поджав губы, после чего отхлебнул из бутылки. В гараже стало совсем тепло. Говорить что-то Антону не хотелось. Обстановка в помещении была достаточно невесёлой, хоть и всё ещё вполне комфортной, тем более что обогреватель растопил весь воздух, а пиво внутри отбросило усталость. Даже голод внутри был прикрыт сосисками. Невзирая на всё это, в Шастуне сохранялась тяжёлое чувство, навеянное их беседой. От тепла немного клонило в сон, и лицо Антона выглядело, должно быть, ещё более растёкшимся. Они сидели в тишине примерно полминуты, и не выдержал этого первым, конечно же, Арсений: — Теперь что-то совсем тошно. Я на это не рассчитывал, — расстегнул тот куртку до конца. — Здесь есть карты, если что, — он вопросительно посмотрел на Антона. Шастун поднял голову, после чего подумал секунду-другую и согласно кивнул. Пускай. Им обоим правда нужно было как-то отвлечься от тяжести беседы. Попов на полной готовности соскочил со шкафа, отправляясь на поиски колоды. — Я охеренно раскидываю в «Дурака». — Ага, я тоже, — ответил ему негромко Антон, отставляя бутылку в сторону на тумбочку и притягивая к себе лениво коробку, что будет исполнять роль стола. — Оттого интереснее, — оптимистично отозвался Арсений. — Могу ещё в другие научить, если ты вдруг не умеешь. Я не знаю, сколько у нас времени. Можно в очко. Попов медленно обернулся на него с картинным удивлением, ловя непонимающий взгляд на усталом лице Шастуна: — Что, так сразу?... — произнёс он. Антон тут же рассмеялся, хлопая себя ладонью по лбу со словами «бля, дурак». Арсений не замолкал. — Ну дурак, так дурак, я понял. Я же сам и предложил в него играть, что ты присваиваешь мою идею себе? Антон откинулся к стене с протяжным стоном от непрекращающихся идиотских жонглирований словами.***
Снег продолжал валить. Взгляд Антона был расфокусирован настолько, что раскрытые и пустые глаза со временем начали просто болеть. Пусто было и внутри тоже, в голове мысли даже не могли собраться в какую-то адекватную форму. Через ещё примерно минуту после того, как телефонный разговор с мамой был закончен, он опомнился наконец, начиная хотя бы моргать. Затем он поднялся с кровати, шагнул вперёд, и ноги его невозмутимо наступили на копошащиеся на полу снежинки, разбивая яркий рябящий квадрат на полу, будто осеннюю лужу. Антон подошёл к окну и встал. Руки его упёрлись обе в подоконник, отчего острые лопатки на спине уткнулись в ткань футболки. Тихо было даже слишком, что теперь бросалось ему во внимание. Не хватало стука тарелок или кастрюль на кухне от тёти Марины или хоть какого-то редкого клацанья клавиш со стороны комнаты Оксаны. Это вкупе с полной темнотой даже в собственной комнате, где Антон, отвлечённый звонком, попросту не успел включить свет, предоставляли его полностью пожирающим мыслям в голове. Что же делать? Это изредка пролетало в голове быстро, как летний стриж, а дальше опять всё стихало. Внутри было так тяжко, и тянуло вниз какая-то странная сила. Антон гулял взглядом по вечернему пейзажу за окном, не зная даже зачем. Ходил им по домам напротив, свет окон в которых был разбросан, словно точки на костях домино, ходил по белеющим тротуарам и крышам машин. Одинокая дворовая собака бежала куда-то спешно, чтобы укрыться от снега. Телефон Антона лежал на подоконнике между его ладоней, а он всё думал о том, что сказала мама. Что же делать? Может ли он как-то помочь? Наверное, не может. От этого осознания становилось тошно. Всё, что он мог действительно сделать — продолжать учиться и готовиться к успешной сдаче экзаменов заранее. Это было даже обидно. Бабушке стало резко хуже, и она теперь практически не встаёт с кровати. Так сказала мама. И Антон не знает, что с этим делать.