***
— Да поставь ты кирпичи пошире, чё за камин получается? Костеша носком кроссовка подпнул несколько замшелых кирпичей, в руках держа немного привезённых поленьев. — Да куда шире-то? У нас кирпичей не хватит, — возмутился Артём, всё же, нагибаясь и принимаясь увеличивать место для костра. — Всего у нас хватит. Рожу твою возьмем, если надо. Тот ещё кирпич, — Тимофей сложил в круг древесину, после чего отряхнул ладони. — А где?... — Костеша покрутился из стороны в сторону. — Только посмейте мне сказать, что вы не взяли жидкость для розжига, — грозно огласил он. — Всё мы взяли, — бурчал себе под нос Доброхотов, корячась и двигая кирпичи. — Просто не до конца ещё из машины достали. Иди у Дэнчи спроси. В этот момент со стороны плавно вырулил Суховцев, зажимая губами сигарету и неся в одной руке решётку для мяса, а во второй — бутылку с прозрачной жидкостью, которую он метко запульнул в сторону старшего. Тот поймал её резко, с недовольным лицом смотря вслед парню, который уже спокойно возвращался к занятию прежними делами. Его ждали два парня в небрежно накинутых синих куртках. Полицейские жетоны иногда отблёскивали в глаза. Антон проследил за ним взглядом, тоже переминая между губ сигарету и выдыхая другой стороной рта дым, пока руки не прекращали разбирать мясо на внятные куски. Он стоял у капота машины, на котором была расстелена пара пластиковых пакетов-маек, а уже на них, соответственно, стояло ведёрко с курицей, и были разложены овощи. Он сложил замаринованное мясо обратно, откладывая до надобности в сторону, после чего сполоснул руки водой из бутылки, набранной по пути в колонке, и перешёл к нарезке перцев. — Помочь? — спросил его Денис — парень возраста Тимофея, ради которого Костешей и была затеяна вся эта идея с мясом и костром. Тот тоже, оказывается, находился на госслужбе — в этом году устроился в ряды росгвардии. Такой объем полицейских в кругу знакомых Тимофея даже немного пугал. Денис стоял с другой стороны машины от Шастуна без особого дела. Антон глянул на него быстро, вежливо улыбаясь, после чего ответил тихое «не, спасибо». — Он сам справится, — громко послышалось от Тимофея поодаль, что занимался розжигом костра. — Рукастый хрен, — палкой он потыкал поленья, между которыми торчали горящие куски газеты и какого-то хвороста, и встал на ноги. Тимофей оглядел присутствующих, высматривая, кто чем занимается, после чего отдал следующие указания: — Суха! Иди уже с решёткой к Шасту, мне машину надо нормально развернуть. — Нахера? — Артём сбоку тоже поддался всеобщей атмосфере перекура, чиркая зажигалкой около свежей сигареты во рту. Тимофей обернулся на него. — А ты чё, взял с собой запасной стол, или как? — спросил он, как у идиота. — Я багажником ближе подъеду, и будем туда всё класть. От Доброхотова послышалось понятливое «а-а», и на этом всё. Выехать в лес в день, когда было меньше всего уроков — являлось заранее обговорённой инициативой. Костеша предупредил всех ещё пару дней назад. На самом деле, сделано это было не по нужде дружеских посиделок, которая резко взыграла в старшем, а из-за деловой необходимости, если так можно выразиться. Просто решено было совместить приятное с полезным. Обстановка была не самой лёгкой у них в делах. Это можно было ярче всего заметить по Тимофею, привычно каменное лицо которого стало моментами показывать лёгкую тень напряжённости и угрюмости, чего раньше не замечалось. Даже такая неосязаемая практически смена эмоционального фона у лидера мгновенно отражалась на всех остальных, тоже заставляя чувствовать себя как-то неуютно. Как Доброхотов пояснил Антону, когда они несколько дней назад на драйве вернулись в гараж, где Шастун с Поповым уже второй час рубились в карты, Костеша действительно выполнил всё, что обещал, в тот день. Этот пинок под зад Молотам должен был служить знаком, что такие приколы, как угрозы Арсением, никто терпеть не собирается. Но нужно было понимать, что радоваться рано. Даже Антон, не особо заинтересованный всем происходящим в их жизни, догадывался, что на этом закончиться не может: те вряд ли замолчат, даже если Гараж не продолжит показывать какие-либо враждебные знаки. Но последнего и не предвиделось. Чуть более грозные, чем, скажем, месяц назад, флюиды Костеши давали понять, что чьи-то чувства были задеты, и Тимофей не собирался оставлять свои предупреждения и угрозы в форме бесплотных слов. Тот действительно никогда ничего не говорил просто так. В моральном кодексе старшего, если таковой вообще имелся, было сказано, что за всё надо платить, и он по этому правилу, похоже, жил. Теперь всем становилось очевидно, что Костеша готовит что-то. Какие-то действия, которые будут храниться либо в форме плана, либо должны в скором времени быть предприняты. Что-то будет дальше — это понимали все. Для этой цели и была назначена необходимая встреча с Денисом, что в данный момент решил помогать Данилу и Глебу с переносом продуктов. Дениса, какое бы положительное и адекватное впечатление он о себе ни производил, по факту можно было назвать неблагозвучным словом «крыса». Потому что он действительно ею и являлся, и здесь не было попытки оскорбить кого-либо. Денис был «крысой»: он довольно плотно работал с Володей Молотовым уже несколько лет, но по большой симпатии к Костеше и Гаражу играл на два лагеря. При необходимости он крысил на дела Молотов Тимофею — это и было его обязанностью и работой. Происходило это не часто: Костеша, по большей части, просто использовал его помощь в качестве подстраховки на всякий случай. Такой всякий случай, судя по всему, настал. — Нужно признать, что его намерения серьёзны, — слышал Антон, направляясь с решёткой, набитой мясом и овощами, к костру. Он заставил ребят около него посторониться, после чего уместил решётку на кирпичи, затем немного пихая палкой поленья, чтобы огонь стал поменьше. Денис продолжал, пока Костеша крайне сосредоточенно его слушал вместе с остальными. — Я не могу сказать, что для него это теперь какие-то шутки. Думаю, он хочет идти прямо до конца. — Забрать территорию с заброшкой? — уточнил Тимофей сухо. Денис неоднозначно помедлил с ответом, как-то невесело смотря тому в глаза снизу вверх. — Я честно не знаю, — признался он на выдохе. Это заставило Костешу неспокойно глянуть в сторону, прогоняя в голове какие-то мысли и кусая губу. — Он, конечно, пока озвучивал только эту задачу, но, я думаю, ты сам понимаешь… — Если мы отдадим им заброшку, то нет никакой гарантии, что они не полезут отбирать ещё. Даже если пообещают обратное, — вставил свой разумный комментарий Артём, глянув на Тимофея. — Мы не отдадим заброшку, — отрезал Костеша. Головёшки в костре потрескивали на фоне. Антон отошёл к дверям машины, чтобы достать влажные салфетки из пакета и пластиковую посуду, попутно вынимая ту из упаковки. Неподалёку он заметил, что на него смотрит стоящий за Костешей Глеб. Его лицо освещалось костром лишь наполовину — вторая была в тени, падающей от спины Тимофея. Шастун глянул на него в ответ, и парень отвернулся. Антон не придал этому совершенно никакого значения, расценивая, как обыкновенное любопытство, и продолжил складывать ненужную упаковку в мешки с мусором. Занятие этими делами было для него гораздо интереснее обсуждаемого в кругу костра. Он отошёл от дверей и положил аккуратно вилки в тарелки, поставив в открытый багажный отсек, выполняющий роль стола. Опять бросил взгляд на парней в кругу, затем возвращаясь к салону. Оглядев лежащие там вещи, он приметил кейс пива. Решая, как порядочный человек, обеспечить товарищам полный уровень удобства и комфорта, он подцепил полиэтилен кольцом с торчащими неровными краями на среднем пальце и надорвал им упаковку. Антон давно приспособился пользоваться этим перстнем таким образом, и он был сильно полезен, хоть в драке и дырявил кожу пальцев больше всего. Артём, рассуждая о многофункциональности этого кольца, шутил, что Шастуну нужно ещё одно, только в виде открывалки для пива. Антон разорвал полиэтилен дальше, доставая девять банок по количеству присутствующих, потом сложил на эту гору у себя в руках ещё рулон бумажных полотенец и опять потопал к багажнику. Выставив, аки настоящая хозяюшка, эти банки в красивый ряд и подкинув выпавшие чипсы обратно в пакет незаметно ладонью, он шагнул к кругу парней, попутно проверяя мясо взглядом. — Каст, я бы серьёзно тебе не советовал бодаться с ними, — настойчиво говорил Денис Тимофею, но тот лишь упрямо мотал головой. — Ты же знаешь, что Вова Молот ебанутый. Ты дашь им отпор, а они потом выкинут что-то совсем неадекватное, и кто будет с этим разбираться? — Я категорически отказываюсь прогибаться под них. За кого ты меня держишь? — Костеша прищурился и обернулся на товарища. — Ёпта, за адекватного, — парень вскинул руку. — Ты не хочешь уступать им, что совершенно логично, я понимаю, — он поднял ладони перед собой. — Но, если ты хочешь взять их за яйца и поставить на место, то тогда придётся объединяться. Только ни Тандем, которые от Молотов отделены заповедником, ни тем более Ленинские, что вообще, бля, на другом берегу, делать этого не захотят, я отвечаю. Им это нисколько не надо. У тебя просто нету выбора. Костеша со сложенными на груди руками прищурился, смотря, не моргая, в костёр. — Выбор всегда есть, если ты сильно хочешь его иметь. Антон поднял на него голову. Тот глядел неотрывно на то, как огонь скачет по горящим поленьям, и оранжевый блеск пламени бликами отражался в серых глазах. Парень так старательно что-то высматривал, будто видел в огне то, что другим было незаметно. Последняя его реплика прозвучала как-то чересчур многозначительно, будто имела за собой что-то больше излюбленных Костешей мотивационных фраз. Взгляд Шастуна ушёл вниз, и аккуратно он сделал пару шагов прочь из круга, решая удалиться из-за странного ощущения внутри. Мокрая почва с толстым слоем гниющих листьев на ней делала его ходьбу бесшумной, и он ступал между деревьев по небольшой полянке, не сильно далеко удаляясь от остальных, но достаточно, чтобы не получалось улавливать суть их разговоров. Он остановился, как только увидел, что около одного дерева неподвижно стоит Арсений, уткнувшись в телефон. Тот опирался спиной на ствол, переступив одной ногой через другую в своих привычных грубых ботинках, которые Антона всё время подмывало назвать говнодавами. Попов в такие моменты возмущался, что всё, что стоит столько денег, не может называться говнодавами по определению. Антон не спешил считать это за весомый довод. У Шастуна закрадывалось подозрение, что Попову холодно, судя по тому, как он кутался в свою тёплую куртку и натягивал на кисти рукава, чтобы высовывались лишь кончики пальцев, листающие что-то в телефоне. И, конечно, коленки его были прелестнейшим образом обтянуты неизменными узкими джинсами. — Выпендрился? — бросил ему Шастун, и Попов поднял на него взгляд от телефона. Он слышал, как тот подошёл. В этом взгляде лежал вопрос, и Антон продолжил. — Не мог, не знаю, спортивки хотя бы надеть? Лицо Попова сразу стало выглядеть гораздо проще, и он заблокировал мобильный, убирая тот в карман. — Спортивки — это для простолюдинов. — Ах, точно, — Антон хлопнул себя по лбу, проходя мимо Арсения, что тут же начал улыбаться. — Простите, Граф Графыч, что забыл. Спасибо, конечно, — он посмотрел вниз и дёрнул свои спортивные штаны. — Тебе можно, — Арсений повернулся ему вслед, смотря, как Шастун прошагал ещё немного и остановился с руками в карманах, оглядывая глазами открывающийся вид на лес, что уходил по малозаметному склону — они стояли на пригорке. — Ну, слушай, у меня был выбор между этими штанами, штанами с прорезями на коленях и свободными джинсами, но я не мог надеть свободные джинсы, потому что оверсайз сверху и оверсайз снизу — это не комильфо, и я бы выглядел, как шар. Так что, если так посмотреть, в имевшихся обстоятельствах я сделал самый логичный и обоснованный выбор. Антон повернул на него голову, всматриваясь с прищуром. — Ты странный, — изрёк он. — Ты страннее, — тут же ответил Арсений. Антон едва заметно улыбнулся и вернул свой взгляд на лес. Он вновь всмотрелся в глубину, своим взглядом просачиваясь между ветками и стволами. Антон сделал очень медленный вдох через нос, стараясь наполнить свои легкие воздухом как можно сильнее. Холодный, он облизал все его внутренности, заставляя взбодриться. Что-то радостное прокатилось у него в груди. Здесь было хорошо. И чисто, что удивительно. Даже там, на небольшой поляне, где они с парнями остановились, не лежало видимого мусора, хотя было понятно, что это место часто используется для посиделок у костра. Оттого создавалось ощущение природного порядка, какой в каждом лесу должен быть. У Антона не было любимого времени года — он любил их все и честно считал, что у природы правда нет плохой погоды. Особенно, когда ты в лесу. Там ты полноценно понимаешь, что такое настоящая, истинная красота, которая кроется в первооблике всех вещей, в той форме, в которой они были созданы изначально. Прекрасное лежит лишь в этом. Прекрасен росток, вылезающий из земли, прекрасно встающее солнце над горизонтом, зарождение жизни и, что самое утончённое — результат этого рождения. Всё, что было создано природой, хранит в себе красоту замысла. Не важно, каково это создание на вид и вкус окружающих. Антон, как убеждённый ценитель прекрасного, мог со стопроцентной уверенностью сказать, что не бывает некрасивых пауков, некрасивых деревьев, некрасивых рыб. Некрасивых людей тоже не бывает. Если природа создала их опредёленным образом — это был её замысел, что делает это создание ценным вне зависимости от облика. Другое дело — человек научился вмешиваться в замысел природы, перекраивая её результат, и такое Антона расстраивало. Тогда ведь теряется ценность, заложенная в них самой планетой. Когда человек решает вмешаться в лес — самый очаг естественной жизни Земли, которую она пыталась вести с самого зарождения, — это печалит больше всего. Антон мало что мог сделать по этому поводу. Только разве любить и выражать эту любовь через своё творчество по мере возможностей. Этим он и занимался. В лесу у него не было любимого времени года: зимний лес был сказочным, непохожим сам на себя; в весеннем лесу, как говорили классики, тоже очень хорошо, и под берёзой можно было найти не только говно, но и кучу прорастающих трав и цветов; летом лес надевал на себя свои самые роскошные наряды, показывая себя во всей красе. Но было нечто совершенно особенное в нём поздней осенью, что многих людей, особенно к лесу не привыкших, могло оттолкнуть, но не Антона. Грубый, щетинящийся своими голыми тёмными ветками, как дворовый пёс, он должен отпугивать от себя, но Антон его любил, как что-то родное. И ему всегда хотелось подойти поближе к этому рычащему существу, протянуть ладонь и провести по шерсти, зная — не укусит. Не посмеет, потому что в любом деле важно уважение, а Шастун уважал и почитал лес едва ли не больше всего. Этот колючий зверь был могуч, он был сильнее любого человека, Антон знал это, проведя всю свою жизнь с ним бок о бок. Он — могущественное порождение этой самой всесильной природы, и, даже когда всё человечество исчезнет с лица земли, природная жизнь останется, потому что никто из людей на планете, несмотря на все научные достижения, не обладает таким запасом силы, как природа. Именно поэтому Антон преклонялся перед этим титаном, тихо восхищаясь и стараясь изо всех сил передать эту мощь в своих картинах. Пускай никто не будет знать об его авторстве, Антон делал это не для потехи самолюбия, а как дань уважения силе природы. За несколько месяцев в городе он начал так сильно скучать. Ничто не приносило ему больше такое чувство комфорта, и Шастун правда уставал от постоянного ощущения себя не в своей тарелке. Все эти голые скелеты многоэтажек, всё окружение которых было закатано в асфальт, вечно серое небо и грязь, где трава мелькала только под колесами сотен машин. Он всё ещё так сильно не привык к этому. Оттого желание вдохнуть полной грудью в лесу ощущалось в разы острее. В своей тарелке Антон находился лишь здесь, где шумели сосны где-то наверху и шлёпали мелкими крыльями птицы. Да, пусть воздух здесь и не был так чист, как у него дома, но даже так он, гуляющий по груди, заставлял чувствовать Антона искреннюю радость и спокойствие. Арсений смотрел на Шастуна чуть сбоку, видя в проникающем через ветви свету дня на губах у него странную улыбку, причина которой была ему не понятна. Лицезреть такого Антона ему было совсем необычно. Тот стоял с руками в карманах, глазами бродя впереди себя, и во всей его позе читалась живая уверенность и спокойствие. Что питало это спокойствие Арсений тоже знать не мог, но просто смотрел, отмечая для себя такие новые и интересные черты. Неожиданно Шастун двинулся с места вперёд, спускаясь с пригорка, что мгновенно насторожило Арсения. — Ты куда? — спросил он даже с каплей беспокойства в голосе, но ноги сами по себе сделали пару шагов за парнем. Антон уходил в сам лес, где не было никаких тропинок. Тот обернулся на него, а на лице продолжала сиять такая безмятежность, что Арсений начинал чувствовать себя странно. Он ещё не видел Шастуна таким ни разу, но удивительно, что такая новинка не вызывала дискомфорт, а просто необычные ощущения внутри с непривычки. Арсений не знал, что Шастун умеет быть таким невозмутимым, будто ничего того в данный момент не заботило. — Ты любишь грибы? — спросил ни с того, ни с сего Антон, своей улыбкой, будто он был под кайфом, смущая Арсения пуще прежнего. — Смотря какие, — неуверенно сказал Попов, натягивая рукава на ладони сильнее. — Не те, в которых Данил специалист. — Тогда да. — Отлично, — Шастун улыбнулся ещё шире, пока Арсений на пригорке хмурился, смотря на него сверху вниз. Эта улыбка на лице выглядела какой-то будто полупьяной, и это натолкнуло Арсения на мысли. — Ты уже пил? — решил уточнить Попов. — Что? — сразу повёл головой Антон. — С чего бы? Мясо даже ещё не готово. Странно на голодный желудок. — Точно? — Да. Пошли, — он развернулся на сто восемьдесят, медленно ступая по земле между деревьев так привычно, словно уплывала пойманная рыба, которую опустили в воду. Арсений даже не нашёл, что сказать, отчего его открывшийся рот быстро закрылся обратно. Антон шагал уверенно и не оборачивался, будто знал, что Попов пойдёт за ним. Нужно признать, он был абсолютно прав. То ли от боязни пускать Шастуна одного в лес, то ли от нежелания самому стоять в одиночестве (учитывая осведомлённость Арсения о том, где Шастун родился и вырос, второй вариант становился очевидным), он быстро пробежал вперёд, стараясь как можно быстрее нагнать Антона. — Куда ты попёрся? Ты так и не ответил, — уже с какого-то рода недовольной претензией произнёс Арсений в спину Антону. — В лес, — огласил Шастун очевидное. — Да ладно? А я думал мы, блин, в «Красное&Белое» за водкой. — Ну, гуляем мы просто, Арс, что не так? Время есть, да и ты заодно согреешься. Я же вижу, что ты мёрзнешь, — Антон обернулся через плечо на Арсения, пересекаясь глазами. Это заставило Попова то ли сконфуженно, то ли даже смущённо опустить голову, сильнее кутаясь в куртку. Антон отвернулся обратно. — Не знаешь, у нас может быть с собой фольга? — Это надо у Данила спрашивать, — тихо ответил Арсений у него за спиной. Антон резко хрюкнул со смеху, слыша попутно, что сам Попов тоже молча хохотнул. Шутки на тему наркотиков и Суховцева никогда не выходили из моды. Что странно, Артём, являвшийся без остановки извергающимся вулканом всяких хохм, никогда сам по этому поводу не шутил — Шастун осознал это только сейчас. Арсений продолжил. — Честно, не знаю. Я, по крайней мере, ничего не брал. — Ладно, — Антон прикинул в голове, что на крайний случай у них есть решётка. — А ты к чему, вообще, про грибы спрашивал? — вспомнил Арсений. — Так как раз к этому, — Шастун переступил через торчащий корень, мысленно уповая на то, что Попов не выключал своей природной внимательности и не запнётся. — Думал, если будем тут бродить, можем и на грибы наткнуться. Арсений нахмурился сам себе. — Сейчас ноябрь. — Да, — тут же подтвердил Антон, бегло глядя через плечо. — Ты знаешь, что в ноябре, в принципе, можно найти грибы? Ну, если нам даже и повезёт, то найдём мы, конечно, немного. Но это уже что-то. Только нам придётся зайти подальше. — Блин, Антон, мы не заблудимся таким путём? Шастун обернулся на него с каменным лицом. — Мы же не в Тайге, — ответил он, твёрдо ступая по земле. — Это во-первых. А во-вторых, мы в преимущественно сосновом лесу. Слышал выражение «заблудиться в трёх соснах»? — Конечно, — уверенно послышалось от Попова. — Оно даёт нам понять, что даже в них возможно заблудиться. — Ага, только суть выражения в том, что для этого нужно быть полным идиотом. В сосновом лесу всё видно на много метров вперёд, так что заблудиться очень сложно. Особенно мне. Поэтому теряться в трёх соснах — это, наверное, твоё кредо, — заверил он Арсения, после чего добавил: — Только ты под ноги смотри повнимательней. На корни деревьев, там, и прочее. Ищи глазами тоже. — Я в грибах не разбираюсь, — пояснил ему Арсений. — Ну, я разбираюсь. Ты, главное, найди, а там я уже скажу — кушать это, подкидывать своим врагам в чай или отдавать Данилу. Ушли они не особо далеко, хотя Антон мог и гораздо дальше, но о последнем Попову знать было не обязательно. По правде говоря, сам Шастун просто переживал за внутреннее состояние парня, поэтому решил не пугать его лишний раз глубиной леса и остановиться неподалёку от их изначального расположения. Как он мог видеть, Попов не активничал в поиске грибов и лишь изредка совершал пару шажков в ту или иную сторону, после чего снова внимательно оглядывался. По этой причине Антон решил, что достаточно безопасно будет оставить его без присмотра, ведь с места тот сильно не сдвинется, а сам поскакал по кочкам. Он любил ходить за грибами. Видимость и вправду была хорошая, поэтому Арсений мог внимательно следить за передвижениями Шастуна, что мелькал между плотных рядов из стволов деревьев. Тот скрывался порой за маленькими ёлками, и на несколько секунд Попов терял его из вида. В такие моменты ему сразу же хотелось крикнуть вдаль боязливо, чтобы Шастун не уходил от него далеко, но этот детский порыв он старался сдерживать, дабы не марать своё чувство гордости. Арсений наблюдал за ним практически неотрывно, и спустя какое-то время прежнее беспокойство начало его покидать, превращаясь в иное, очень необычное и новое для Попова чувство, и эту смесь он не мог до конца разобрать на оттенки из-за собственного смятения. Настоящий интерес не позволял ему оторвать глаза от Антона, прыгающего по корням. Шастун напоминал ему красивую большую собаку, которая склонялась своим ровным носом к земле и вдыхала запахи, бегая бесшумно по лесу. Он словно делал это в тысячный раз, и Попов стоял вдалеке, искренне удивляясь этой опытности. Совсем не сразу ему удалось распознать один из доминирующих оттенков внутри него самого: Арсений уже очень давно не попадал в ситуацию, где он бы знал меньше, чем окружающие. Теперь он чувствовал себя даже немного неловко, он чувствовал слабость своего положения в сравнении в Шастуном, которая по странной извращенской причине была приятной. Ведь ему не было при этом страшно. Вот в чём было дело. Сейчас же становилось понятно, что Попов ощущал себя неуютно лишь от десяти минут в глубине леса, а если закинуть туда Шастуна, то он бы без проблем продержался неделю и самостоятельно выбрался. Арсений ещё не встречал похожих людей. Он, в принципе, никогда не встречал людей, как Антон, и даже за несколько месяцев знакомства этот факт обретал стопроцентную очевидность. — Как успехи? — глухо донеслось до Арсения на расстоянии. — Я хрен знает… — неуверенно ответил Попов, пиная коряжку носком ботинка. Становилось немного зябко. — Я вижу что-то, но это похоже на поганки. Крайне быстро и ловко, ещё больше подтверждая свою схожесть с какой-нибудь овчаркой, Шастун в момент прискакал на длинных ногах к Арсению под бок. — Где? — глазами он всматривался перед собой. Арсений махнул ногой в сторону старой ели, где совсем небольшой кучкой пихали друг друга крохотные грибы у корней. Шастун тут же нагнулся к ним, разглядывая внимательно. — Нет, это не поганки, — тихо произнёс он себе под нос, тыча немного шляпку одного из грибов пальцем. — Это какой-нибудь ложноопёнок, наверное. Но их, вроде как, готовить надо как-то по-особенному, поэтому нам не подойдёт. — А это что? Антон обернулся, смотря сначала на Попова, а потом туда, куда он кивал. Неподалёку из иголок торчало одиноко что-то светлое и круглое серо-коричневого оттенка. — Охренеть, — произнёс Шастун и метнулся туда. — Блин, молодец, Арс. Я бы не заметил, — упомянутый Арсений прошагал за ним. Антон сидел на корточках около круглой шапки, выглядывающей из-под бурого листка. — Это шампиньон, — удивлённо констатировал он. Вполне мясистый гриб был отличной находкой. — Я думал, их уже не получится найти в такое время. Да ещё и такой здоровый. Антон потянулся к ножке и, аккуратно хватаясь пальцами прямо у основания, выкрутил гриб из земли, после чего поднялся на ноги и протянул его Попову, как букет. — Неси, — сказал он. — Только аккуратно. Он довольно хрупкий. Лучше будет даже за шляпку держать. Арсений высунул немного ладонь из рукава и пальцами взял грибок. Антон затем отряхнул руки. Попов в это время решил взглянул в небо, которое незаметно начало свой путь к потемнению, и поглубже засунул голову в куртку. — Ты опять замёрз? — неожиданно спросил его Антон сбоку. Арсений мимолётно глянул на него, видя его внимательный взгляд, и тут же отвернулся, не произнося ничего в ответ на вопрос. — Ладно, иди тогда. А то ещё заболеешь. Попов обернулся на него с непониманием в глазах. — Один? — Нет, — тут же успокоил Антон. — Просто ты впереди, а я за тобой. Буду попутно по сторонам глядеть. — А если я заведу нас куда-то не туда? — Арсений развернулся и пошагал по мягкой земле, покрытой листьями и иголками. — Не заведёшь, — послышалось из-за спины. — Я же рядом. Эта фраза произвела на Попова очень странный эффект, заставляя стыдиться своей реакции на сказанное. «Ей богу, Арсений, взрослый же уже человек», — думал он сам про себя. Но какое-то непонятное инстинктивное чутьё ощущало фантомное тепло со стороны спины, где шёл Антон совсем, как он и сказал, рядом. От этого даже, и совсем точно не от холода, по шее сзади прошли мурашки. Арсений открыл на это широко глаза в удивлении, сразу пряча подбородок и рот в высоком воротнике куртки. Хорошо, что его очумелого лица со спины увидеть было нельзя. Они возвращались обратно чуть быстрее, чем шли вперёд. Переговаривались на некоторые темы, но лишь изредка, потому что разговорчивому Арсению вдруг самому не хотелось разрушать тишину своим голосом. Видно было, что Шастун занят: без остановки слушал что-то, глазами рыскал по земле. Попов решил не сбивать его настрой разговорами. Спустя некоторое время на горизонте стал заметен пригорок, с которого они отправлялись, а вдалеке был слышен звонкий хохот Артёма. Хоть ему и не сильно отчего-то сейчас этого хотелось, но стоило, пожалуй, вернуться к костру. — Как думаешь, мясо ведь, наверное, уже приготовилось? — отправил он свой вопрос за спину. Ноги замерли у самого подножия небольшого холма, когда ответа не последовало. Он обернулся. Увидев перед собой лес без видимых следов Шастуна, Арсений почувствовал, как страх мгновенно уколол сердце. Он замотал головой из стороны в сторону, пытаясь высмотреть Антона хоть где-то, но натыкался лишь на сосны с елями. Паника не успела захватить Попова только потому, что немногим позже из кустов вылез стремительно Шастун с лучистой улыбкой на лице. — Тьфу ты, леший сраный! — Попов выдохнул резко и потоптался на месте, руку кладя на грудь с такой скоростью, что едва не снёс шапку с шампиньона. В глазах на краткое мгновение потемнело с перепугу, и он чувствовал, как стучит сердце. — Ты что упёрся так резко, придурок хренов? Я чуть инсульт не словил. И давно уже я иду, как дебил, и сам с собой разговариваю, а? Антон совсем ничего не ответил, не прекращая улыбаться, а просто подошёл к возмущённому Попову со сложенными ладонями и без слов, только жестами, попросил подставить свои. Арсений глянул на него в смятении, пока негодование в нём стремительно гасло, и издал короткое «чё?». Антон уже звучно потребовал вытянуть руки вперёд. Попов поднял ладони, складывая их, как показано, чашечкой, в которой уже лежал шампиньон, и улыбка на лице Шастуна стала совсем слегка шире. Арсений внимательно смотрел на его лицо своими глазами, почти не моргая. Антон подался сложенными руками вперёд, укладывая их в ладони Попова, и у последнего закололо под кожей, когда он почувствовал при таком отчётливом соприкосновении, насколько у Шастуна были тёплые ладони. Лишь на короткую секунду Попов оторвался от лица Антона, смотря на то, что Шастун сложил ему в руки. Там лежала горстка рыжеватых небольших грибочков, которые, судя по всему, тот и умчался собирать, чем так сильно напугал Арсения. Он опять поднял голову вверх, смотря уже в глаза глядящего на него довольно Шастуна. Попов не успел ничего сказать прежде, чем Антон потянулся во внутренний карман куртки. Через секунду поверх ладоней Арсения, которые он даже не смел сдвинуть с места, легло невесомо большое полосатое перо, немного лохматящееся ближе к низу. — Красивое, да? — довольным полушёпотом произнёс Антон, смотря то на перо, то на Арсения. — Филин. Настоящая драгоценность. Сам в шоке, что наткнулся на него. Арсений поднял глаза от пера на Антона, видя, как тот радостно улыбается, стоя к нему так близко, будто рассказывал своим шёпотом какой-то секрет. Перо филина и вправду было красивое, поэтому отчасти можно было даже понять восторг Антона, но Арсений на него не смотрел. Он смотрел, как под гипнозом, на то, какого у Шастуна густого и насыщенного цвета глаза, и видел в них даже какие-то вкрапления коричневого. — Что мне с ним делать? — не особо внятно спросил Арсений вполголоса. Он чувствовал себя так неловко, смотря снизу вверх на довольного Антона и уже не чувствуя рук от холода, но словно был не в состоянии пошевелиться. — Не знаю, — продолжая весело улыбаться, ответил ему Антон. Глаза его, Арсений видел, блестели счастливым светом. — Что хочешь. Оно теперь твоё, — Попов ощутил, как в щеках легонько закололо, и причина этого ощущения была ему очень хорошо знакома. Он краснел. Матеря себя нещадно в голове всеми возможными ругательствами, Арсений склонил голову в куртку, якобы смотря на перо и надеясь, что истинная причина этого Шастуну останется неизвестна. Антон продолжил. — У тебя есть любимая птица? — Не знаю, — ответил он после раздумий, и его тихий голос был ещё хуже слышен из-за куртки. — Лебедь, наверное… — Почему? — Антон смотрел на Попова, но мог видеть только красный от холода кончик его носа и очень чёрные пряди волос, торчащие из-под шапки. — Символ верности. Шастун протянул понятливое «м-м…», кивая головой. — Некоторые совы тоже довольно верные, — он ткнул пальцем в направлении пера у Арсения на ладонях, продолжая затем после недолгого молчания их обоих. — А я люблю скворцов больше всего, — Арсений посмотрел на него глазами из-под шапки, всё ещё не высовывая голову из воротника. Сразу же он поймал ими спокойное лицо Шастуна. — Видел когда-нибудь? — Арсений коротко помотал головой. — Я лишь однажды совсем близко. С того момента не видел птиц красивее. Маленькая довольно такая, но вполне бойкая. Петь умеет просто офигенно. Но вот оперение ближе к осени, — он повёл носом чуть в сторону, делая паузу. — Это надо видеть вблизи. Они такие чёрные, немного будто лохматые из-за пестрых точек. И переливаются всеми цветами, как бензин на воде. Невероятная красота. Арсений опустил глаза, стараясь без рук натянуть рукава посильнее. — Снегири ещё прикольные, — негромко добавил Попов в куртку, вспоминая любимых птиц. — У нас по участку в детстве постоянно скакали. Антон опять вернул на него взгляд. — Да, хорошие птицы, — согласился он. — Особенно зимой радуют. Самцы такие яркие. На фоне снега как красные шарики. Они, кстати, живут в лесу тоже, — добавил Антон чуть более бодрым тоном, гуляя взглядом вокруг себя. — Можем даже попробовать поискать их, если найдём какую-нибудь рябину. Глеб, не видел нигде здесь в округе кустов рябины? — крикнул он вдруг громко Попову через плечо. Арсений вздрогнул, очень резко поворачиваясь назад, отчего полосатое перо чуть не слетело с рук, но он успел прижать его к груди. Глеб стоял на пригорке совсем недалеко от них. Лицо его было привычно безэмоциональным, каким было всегда, а руки лежали глубоко в карманах. Он смотрел в их сторону довольно пристально, но не говорил не слова. На вопрос Шастуна он лишь помотал головой, после чего добавил своим странным, то ли мягким, то ли просто тихим голосом: — Мясо готово. Антон тут же отреагировал: — Хорошо, сейчас придём. Глеб развернулся на месте, уходя прочь без каких-либо иных комментариев. Раз, два, три, четыре. Пять, шесть, семь, восемь. Он очень хорошо слышал, шагая по земле, как под его ногами сжимается почва, издавая звук с регулярностью метронома, хоть и шаги его были совсем невесомые. Руки в карманах лежали ровно, не двигаясь. Перед глазами виднелся отсвет костра, вокруг которого ходили периодически все присутствующие. Как только он приблизился к месту их остановки, то постарался обойти его по краю, ближе к деревьям и подальше от остальных, тем самым рисуя крюк. Его взгляд заранее высмотрел точку назначения, и он направился туда, к машине, где у багажника стоял высокий Тимофей с Денисом и перебирал тарелки. Старший посмеялся над чем-то с приятелем, когда Глеб приблизился к нему почти бесшумно, словно тень. Но тот заметил его, тем не менее. — Ты случайно не видел Шаста и Арса? — спросил блондин сразу же, складывая очень аккуратно на решётку новую порцию мяса и после каждого куска вытирая пальцы о лежащую рядом салфетку. — Видел, — его голос звучал на контрасте с Тимофеем очень тихо и слабо. — Они недалеко, в лесу, стоят вдвоём. Голова Тимофея повернулась совсем немного, а руки приостановили работу вообще лишь на секунду, сразу же продолжая, но острый взгляд серых глаз устремился в Глеба, ощущаясь, как блеск обнажённого ножа. После ушедшей улыбки на напрягшемся лице была видна полоса морщины около уголка рта. Глеб обратил больше внимания на съехавшиеся к переносице густые брови. Денис позади не мог видеть этого выражения, да и не понял бы его причину. Зато Глеб понимал. Он всё мог читать по этому лицу. — Стоят вдвоём, значит. Интересно, — дал он тихо свою оценку куда-то под нос, укладывая затем верхнюю часть решётки, что прежде была в руках у Дениса. — Иди и скажи, что я звал, — дал он указания Глебу, и последующие его слова уже были обращены не к нему. — Шасту вообще стоило бы постоять и послушать всё, о чём мы говорили, а не шататься неизвестно где. — Быстро ты его поднял, — заметил рядом стоящий Денис. — У меня на него большие планы. — Неужели? Какого рода? Тимофей обернулся на него, не глядя закрывая решётку и отправляясь к костру вместе с ним. — Странно слышать вопросы, когда о нём знают уже даже в Тандеме, — он нёс решётку на расстоянии вытянутой руки от себя, чтобы маринад ни в коем случае не попал на одежду. — У пацана свой собственный почерк, который, если мне понадобится, выучат все районы. Денис сбоку улыбнулся, удивлённо открывая глаза. — Это что, значит, сам Тимофей Костеша нашёл себе фирменный знак? Как Казах у Молотова? — Да, только Казах может, разве что, словами бросаться и круги наматывать на своём гнилом тонированном ведре с басами, — выплюнул Тимофей, кладя решётку на кирпичи. — Шастун же уложит пятерых, если понадобится. И при этом все будут знать, что это сделал он. — Талантливый парень, — Денис покивал головой. — Талантливый, — согласился Тимофей, но достаточно невесело. — Если только не будет творить хуйни, — он устремил свой хмурый взгляд в точно в спину удаляющемуся Глебу. Тот ощущал его затылком и из-за этого горбился всё сильнее. Глеб уже не мог слышать их диалог дальше этой фразы, и просто ступал уныло по земле своими кроссовками, на одном из которых спереди начинала отклеиваться подошва. Он глядел на это место пристально, пока возвращался туда, откуда пришёл. От этого его голова держалась очень низко, заставляя тёмную чёлку спадать на глаза. Долго бродить ему очень не хотелось, поэтому он надеялся, что Шастун с Поповым будут стоять всё там же, разговаривая о своей проклятой рябине. Он поднял усталые глаза, пробежав ими по деревьям впереди. Рядом не было никого, и он позволил себе нахмуриться. Раз, два, три, четыре. Нужно было шагать как можно ритмичней.***
Восьмой класс Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Только шесть раз просвистела птица где-то сбоку. Недостаточно. Он чувствовал, как ветер задувает ему за воротник, и понимал, что сильно мёрзнет, но понимал он это где-то на задворках своего сознания. Организм настолько привык постоянно мёрзнуть, что, кажется, просто адаптировался и перестал обращать внимание на такие пустяки. Утро выдалось морозным, хоть с неба и светило солнце. Сюда оно не попадало. Чёлка была сильно отросшая, лезла в лицо, но он смахивал её только тогда, когда волосы попадали в глаза и начинали колоть. Склонённая голова лишь усугубляла эти обстоятельства. Что-то в висках давило, и сначала он скинул это на то, что сегодня в школе Артём пытался поддеть его особенно сильно, но где-то внутри осознавал, что причина не в этом. По крайней мере, не только в этом. Сбоку доносились весёлые голоса, и от них что-то внутри крутилось в тошнотворном чувстве. Он слегка повернулся туда. Отец горбился над капотом своей машины, которую не водил уже очень давно. Едва ли Глеб мог вспомнить, возил ли тот когда-то его на ней или нет. Если возил, то, должно быть, в глубоком детстве, иначе он бы вспомнил. Его худощавый кривой силуэт выглядел таким противным на фоне стоящего рядом Тимофея. Глеб лишний раз провёл глазами по фигуре, отмечая удивительно высокий рост, до которого сам никогда не мог дотянуться, гладкость кожи лица, широту плеч. В сравнении с этим отец напоминал ему засохший огрызок яблока. Смотреть на него дольше, чем нужно, у Глеба не было большого желания. Странно, но на Тимофея почему-то в этот раз смотреть тоже не особо хотелось. Он отвернулся обратно. — Да ладно? — услышал он, как Тима рассмеялся. — Вот так вот, — отвечал ему отец своим тихим хрипящим голосом, который звучал ужасно немощным по сравнению с мощью того у сына. — Дядя Дима, помню, раза три её гонял туда-обратно, пока все машины не вытащили. — Блин, да, вот это зверь, — снова хохотнул Тимофей, хлопнув легонько автомобиль по крылу, и оба продолжили любовными взглядами пилить его. Глеб слышал радость в голосах обоих. Даже отец звучал бодрее, чем обычно, объясняя сыну всё, что знал, про свой чёрный УАЗ, а Тимофей слушал взахлёб, как не слушал ничего практически никогда, и так резво отвечал и поддакивал, что у Глеба начинал давить в области горла какой-то неприятный ком. Это всё было так неестественно ново: веселье голосов било противно по ушам, как скрип старых качелей, и хотелось зажать себе уши. Такое не происходит обычно. Он не помнит, чтобы такое происходило. Из-за обещанной в качестве подарка машины Тимофей ходил в приподнятом настроении уже, похоже неделю — всё время после того, как отец объявил об этом за обеденным столом, когда старший сын пришёл к ним домой, чтобы отметить своё собственное семнадцатилетие. Глеба вновь пронзила дискомфортом мысль, что он ничего не подарил ему на праздник. Он чувствовал себя неприятно за это, хотя понимал, что ему нечего тому подарить, да и Тимофей бы вряд ли сильно обрадовался подарку. Тем не менее, эта мысль заставляла его чувствовать себя неудобно и неправильно. Раз, два, три. Каркнула ворона. Четыре, пять, шесть, семь. У отца из слабых рук выпал ключ. Им было весело сейчас — Глеб чувствовал. Он не понимал, почему. Ладно, отец — к тому у Глеба было мало вопросов, но Тимофей… Как он может так вести себя с ним? Он же знает, какой он. Он знает, что он сделал. Глеба как будто предал кто-то очень близкий. Он опустил глаза в землю, смотря на носки своей обуви. Стопы стояли недостаточно параллельно, и это мозолило глаза. Он подвинул пятку, выравнивая их. Легче не стало. Всё опять смешивалось в голове, как это часто бывало до этого. Громкий голос Тимофея, рваный кашель отца после этого, шум деревьев. Счёт сбился. Глеб открыл глаза и выдохнул, хмурясь от беспорядочных мыслей, разлетавшихся в разные стороны. Перед тем местом в паре метров от отцовского гаража, где он стоял, кустилась рябина, грозди которой были настолько красные и увесистые, что это жутко раздражало его. Одна из веток покачивалась — там сидели два маленьких снегиря, которых беглым взглядом ни за что нельзя было заметить. Он опустил глаза вниз, дыша тяжело. Его голова дёрнулась слегка. Глеб ходил взглядом около своих ног, что опять будто стояли не параллельно. Чуть правее одной из стоп лежал маленький камень. Глаза сами застыли на нём, пока в голове всё гудело. Сбоку слышались звуки около машины. Он сделал очень медленно вдох и выдох, но шум не прекращался. Снегири свистели что-то, ветер задувал в уши, Тимофей смеялся. Всего так много, много, много. Ладонь быстро подобрала камень и со всей силы кинула его в сторону рябины. Птицы шумно улетели с дерева, и стало тихо, но совсем ненадолго. Никто у гаража даже не повернул головы на звук.