Гараж за панельными домами

      Большая человекоподобная горошина с банки консервированного горошка на полке смотрела на него и улыбалась так сильно, что казалось, будто она истерически смеётся над тем, как Антон морщится от боли в носу. Парень пилил её взглядом в ответ, совсем едва слышно кряхтя. Его пальцы были холодные ещё с улицы, что хоть немного ослабляло болезненные ощущения, когда он прикладывал их к носу. Антон в очередной раз как-то прокряхтел-прошипел, отодвигая ладонь от лица, после чего провёл указательным над верхней губой, проверяя, нет ли там, мало ли, крови. Чисто. И на том спасибо.       — Ты чё там встал, э? Я уж потерять тебя успел, шпала, — Доброхотов показался в конце узкого коридора между полками с продуктами, задним ходом выруливая вместе с тележкой, в которой уже прибавилось товаров. Антон ничего не ответил, морщась одним глазом и выдыхая со свистом уже в двадцатый подряд раз, после чего опустил руку. Артём не потерял это из внимания, поэтому прежде, чем тот даже успел двинуться на зов, сам развернулся и подкатил к нему с тележкой. — Слышь, Антох, ты чё? — с долей искренней встревоженности он посмотрел Шастуну в лицо, не глядя хватая с полки рукой банку маринованных огурцов и складывая её рядом с тремя бутылками Спрайта.       — Да хер его разберёт, — ответил Антон, легонько щупая припухлость. Его голос был чересчур тихим для того, чтобы можно было чётко расслышать, но в коридоре между полок с консервами и крупами не было никого, кроме них, поэтому Доброхотову это удалось. — Болит, как падла. Ладно, так-то похуй, но только третий день уже пошёл, — пояснил Антон своё беспокойство.       — А ты уверен, что ты там ничего не поломал? — Артём высказал резонные предположения, вставая окончательно и упирая кулак в бедро, одной рукой наклоняясь на ручку тележки. — Слушай, у меня бабуля раньше в больнице работала. Рентгены там делала всякие и прочую хероту. Я, когда на работу к ней ходил, пока мелкий был — ну, мама со мной не могла сидеть, она на двух работах батрачила, ну ты, я думаю, понял, и поэтому бабушке приходилось отдуваться, — болтал там со всеми тётеньками-врачами, — Антон поднял на Доброхотова одни глаза из-под бровей, выжидая, к чему приведёт этот монолог. Артём часто любил начинать предложение довольно складно, но потом увлекался и заходил в дебри своего странного мозга, разворачивая это предложение ещё на пять историй, затрагивая и погоду на улице, и как он вскрыл однажды какую-то машину и потом уснул в ней, и даже как он любил в начальных классах жвачки с фотками машинок за рубль, но потом их, твари, перестали продавать. Антон заметил эту особенность уже очень давно, но даже при головной боли, как сейчас, он не прерывал того, в отличие от, например, Костеши. — И, короче, с тех пор бабули нет уж сто лет, но вот тётя Рита всё ещё, вроде как, не забыла меня. Ну, тут, конечно, хер забудешь — я к ней часто заглядываю тайком, чтобы спросить, синяк ли это, или я чё-то сломал, — он забавно хохотнул в своей манере. — Если б не она, у Дэнчи давно бы нос отпал. Я его к ней часто вожу, когда у него рыло в сторону косить начинает, — он будто бы закончил мысль, но вспомнил, что всё-таки не закончил, поэтому поспешил добавить итог своей речи: — Она после Данила уже, наверное, мастер в носовых делах, поэтому, может, давай сгоняем с тобой к ней? Она тебя посмотрит, скажет, что не так, — он посмотрел на Антона открыто.       Шастун лишь коротко помотал головой после небольшой паузы.       — Да не, спасибо. У меня у самого тётя медсестрой работает, — Артём на это легко пожал плечами со словами «а, ну раз так…». — Так что если бы я что-то сломал, то я бы уже знал, — Антон посмотрел мимолётом на Доброхотова, который, конечно, был нисколько не красивее его самого: вся правая половина его лица была настолько цветной, что Шастуну можно было бы брать с неё краски для своих картин, как с палитры. Он ещё раз напоследок потрогал гематому сбоку от переносицы, которая затрагивала болезненным опухшим фонарём всю левую половину носа и разливалась багровым кровоподтёком к глазу. Вид у него был просто ужасающий. Никогда прежде у Антона не было опыта, когда люди от него натуральным образом шарахались на улице. Ночью он столкнулся с Оксаной по пути в туалет, так та чуть с непривычки не обоссалась раньше времени от его изнасилованного лица. — Просто надо же так бить-то сильно. Да ещё и коленом. Сука, Брюс Ли хренов.       Артём рассмеялся от действительно хорошего сравнения двух людей азиатской наружности, внутренне завидуя, что сам не додумался до него раньше.       — Ну, вот так ты познакомился с Казахом. Кто ж знал, что он будет вместе с ними шататься, — Антон хорошо запомнил лицо сухого поджарого парня, что раздавал ногами аки наши футболисты на поле, да и те, наверное, так не умеют. Хотя, Артём здесь тоже был не до конца прав. Шастун видел Казаха ещё даже раньше, когда тот подъехал к ним с ребятами на машине и угрожал похитить Арсения. Правда, тогда Антон, конечно же, не знал, что это был сам шестёрка Володи Молотова, такой же, как Шастун для Тимофея. Артём глянул на Антона искоса, чуть щурясь. — Ты, конечно, не обижайся, братан, но я прямо кайфовал, когда смотрел за тем, как вы пиздошились.       Антон поднял на него глаза прямо, на лице держа каменное выражение.       — Драться надо было, а не на нас смотреть. Может быть, меня бы тогда так не отпиздошили.       — Э, я же сказал не обижаться, — без претензии отреагировал на предъяву Доброхотов. — Просто я всё равно знал, что когда-то вы встретитесь, но не думал, что это произойдет так скоро. А посмотреть на драку вас двоих было вообще моей влажной несбыточной мечтой, — произнёс он с улыбкой, пока Шастун глядел на него со смесью красноречивых эмоций на лице. Артём это отлично видел. — Да ладно тебе, ты просто понятия не имеешь, как это на самом деле со стороны выглядит. Это же просто битва титанов, это так мощно, это как… — он, сохраняя мальчишеский восторг на лице, задумался над подходящим сравнением. — Это как бой Скорпиона и Саб-Зиро, шаришь? Два одинаковых типа́, равных по силе и статусу, но стиль боя у них разный. Он ногами машет, ты херачишь кулаками, — Антону, в теории, должно было быть приятно от такого аналога, но по факту большой радости это ему не принесло. Особенно, учитывая, как хорошо ощущались синяки на теле и на лице. — Да ладно тебе, не тильтуй, — тут же подначил его Артём с хитрой улыбкой. — Мы-то знаем, что ты всё равно круче. Чё этот Казах может? Он только поджопника дал, и всё, кончился. А ты один раз своей дубиной с кольцами махнёшь, так уже всё лицо в мясо. Ладно, пошли, — Доброхотов мотнул головой, приглашая следом, и развернулся с тележкой, принимаясь шагать между полок до следующей остановки в их списке требуемых продуктов.       Как бы Антон до глубины души ни ненавидел драться, при попытке абстрагироваться от этой нелюбви и посмотреть на ситуацию совершенно непредвзятым взором, стоило признать, что их драка два дня назад, пожалуй, была действительно красивой. Она могла напоминать собой ту же из последних Сумерек, но Антон бы, наверное, даже Оксане не признался, что балдел от этой части (та знала). Было нечто мощное в том, как они ехали большой компанией, которую собрал Тимофей вполне заранее, на пяти машинах. Проезжали так же спокойно через Запрудье, где вдалеке на ровном горизонте виднелась серая злосчастная заброшка, через уже заснеженный к середине декабря сосновый лес, миновали родник, где официально заканчивалась территория их района, но упорно двигались по колее с целью добраться до места, где собираются некоторые из Молотовских компаний. Если бы можно было прервать события на этом моменте, то Антон был бы искренне счастлив и доволен. К сожалению, такое небольшое путешествие общей длиной дороги в час туда и обратно по снежным пейзажам леса не могло состояться просто так, и после столь приятного начала необходимо было снова бить кому-то лица, что омрачало собой всё мероприятие в целом, словно ложка дёгтя, которую какой-то придурок добавил в бочку мёда.       Антон всерьёз пытался с самого начала слиться с этой затеи, вставая на сторону Данила, что упорно, как это у него бывает крайне редко, доказывал, что никуда ехать не стоит, и что идя на такой поступок первыми, становясь по факту инициаторами новой стадии их межрайонного конфликта, они наскребут себе ещё больших неприятностей. Кстати, хоть Шастун и изначально встал на сторону Суховцева только потому, что драться у него отпало всё даже малое желание ещё после того раза, когда ему пришлось бить, по его мнению, совершенно ни в чём не виновного парня по лицу, он не мог не признать, что очень неожиданно доводы Данила казались ему чрезвычайно разумными и верными, и сам Антон был согласен с каждым словом, что говорил товарищ. К сожалению их обоих, Суховцева, а следом, соответственно, и Шастуна, заткнул совсем непривычный выпад от Костеши, который чётко и ясно дал понять, что они здесь мало что решают, и если было сказано ехать, то поедет и Данил, и тем более Шастун, который, в принципе, был для их команды будто кракен для Дэйви Джонса из «Пиратов Карибского моря» — главным оружием. Такая агрессия, судя по всем стоящим рядом в тот момент, была действительно чем-то новым, чем-то, чего не было прежде. С непривычки желание пререкаться у всех отпало, и Шастун заткнулся, принимая свою участь с девизом «сказано «надо», значит, видимо, надо».       Хоть как-то, очень тихим голоском, в его голове звучало оправдание, что точно так же какое-то недолгое время назад Молоты показались и на их территории, только у тех ещё и была цель отобрать заброшку, а не просто проявить свою силу, так что всё по-честному. Но вот потом сразу в мыслях шло понимание, что честного в том, чем они занимаются, в принципе, мало, и всё снова окрашивалось ублюдским унынием внутри Антона, какое скреблось там беспрестанно уже несколько месяцев.       Драка прошла крайне успешно для них всех. Для всех, кроме Антона.       Они налетели на Молотовских словно бронепоезд, выпрыгивая из тачек, и без каких-либо прелюдий разбили на небольшие группы без возможности соединиться обратно. Их ребята смогли разложить на боковую почти всех, кто изначально был там, но на пятнадцатой-двадцатой минуте приехала подмога в виде двух скудных автомобилей, один из которых Антон быстро узнал — фиолетовая Лада, что встречала их из леса больше месяца назад. Собрав всю свою отвагу и честь в охапку, он сообщил, что героически возьмет удар на себя, а остальные подключатся. Он не учёл лишь один момент, который, на самом деле, и не мог учесть — его уже давно знали те, кого не знал он. Поэтому, когда люди повываливались из дверей и побежали в драку, уверенным силуэтом перед ним остановился уже знакомый парень с лохматыми чёрными волосами и узким разрезом глаз. Настолько сильно тот сконцентрировал своё внимание на Шастуне, что последний даже забыл про остальных, которых уже взяли на себя ребята из Гаража. Этот парень видел кольца у него на руках: Антон уже очень хорошо знал этот бегающий взгляд от его лица до блестящих кулаков и обратно, после которого одно со вторым сопоставлялось. И как только у патлатого пацана это самое сопоставление произошло, он совсем незаметно поменялся в лице, и глаза загорелись чем-то недобрым. Антон подготовился к тому, что будет дальше, но всё равно не оказался достаточно готов.       Казах, как впоследствии узнает Шастун, сцепился с ним в секунду, и из-за слияния двух их импульсов они оба тут же повалились на снег. Если честно, видя, насколько у того были тонкие атлетичные ноги в узких джинсах, он понимал, что тот отнюдь не крупен и сверху, да ещё и ростом ниже него самого на полголовы. Поэтому Антон рассчитывал, что положит того вполне быстро, и дело с концом. Обычно, когда Антон на что-то рассчитывает, а особенно в драке, эти расчёты всегда верны, но, видимо, у всех хоть раз бывают промахи. То, как Казах этими ногами работал, порушило привычную Антону схему напрочь. Шастун-то снизу был никакой, используя те конечности, разве что, для твёрдого сцепления с почвой и правильной позиции, и орудовал только широкой рамой своих плеч. А Казах, напротив, от ударов сверху мог только уклоняться, что через раз у него выходило вполне хорошо, зато снизу он мог разойтись так, что пару раз в позиции стоя ему удавалось дотянуться своим кроссовком до верхней части Антонова корпуса. Это явно был не стиль боя, полученный на улице.       Оба покалечили друг друга весомо. За время, проведённое в схватке с патлатым, Шастун мог бы уложить четырёх-пять человек. И впервые в жизни Антона вышло так, что в драке против него не выиграл никто.       Они уложили друг друга, под конец уже валясь на снег и свистя дыханием, отчего видимость ухудшалась из-за пара ещё больше. Антон как отрывком помнил последний кадр, когда сам он лежал на отбитом боку, распластавшись по снегу своими гематомами, и его мозг был даже неспособен совершить стандартную операцию по оценке своих травм — сломано что-то или нет, наличие вывихов, — а на это он был способен вообще всегда. Размытый взгляд видел, как в метре от него сурово глядели черные глаза, и всё, что Шастун смог запомнить — как Казах, опираясь на локоть, отхаркнул на белый снег шмат слюны вместе с кровью, которая затекала тому в рот из губы, с брови, отовсюду, куда Антон смог достать, после чего из всех имевшихся сил подтянулся, ставя себя на дрожащее колено и неотрывно смотря на Шастуна. В секунду, когда сам Антон, уже теряя связь с реальностью из-за полученного колена в лицевую часть черепа, что явно принесло сильное сотрясение, тоже попытался подтянуться и встать, их обоих практически одновременно подхватили под плечи соратники, растаскивая по разным сторонам и тем самым ставя точку во всей драке в целом. На этом Шастун выпал из происходящего, и неизвестно когда вернулся бы, если бы не бледнющий Арсений с верной медицинской косметичкой под боком, что расталкивал его наверняка с мыслью, что тот откидывает коньки. Радовались все, кроме, наверное, Суховцева где-то в стороне: Гараж буквально развалили Молотов, одержав громкую победу и показав, что сидеть и наматывать слюни на кулак они не собираются. Конечно же, радости совсем не было видно на лицах ещё двух людей — то входящего, то уходящего из сознания Антона, у которого та даже если бы и была, то её не было бы заметно за собирающейся под кожей рядом с носом кровью вместе с отёком, и у Арсения, который, казалось, вообще не слышал никого вокруг, с выражением высшей степени беспокойства старавшийся как раз и обеспечить нахождение Антона в сознании, пока последний сидел на земле с покрывалом из чьей-то машины под пятой точкой и спиной упирался в дочиста помытый Тимофеем диск его УАЗа. Попов буквально шёпотом тогда умолял его поехать в больницу, но Шастун закончил эти просьбы, кладя свою большую ладонь тому поверх запястий рук, что были заняты салфетками, и наверняка пачкая дорогую зимнюю куртку кровью со своих пальцев, после чего просто попросил отвезти его домой. Тётя Марина поможет. Этот разговор не был услышан никем из окружавших их парней — те концентрировались больше на чуть ли не прыгающем от драйва и какого-то нездорового ликования внутри Костеше, улюлюкая в поддержку.       — А нам далеко тут шлёпать? — поинтересовался Антон, решая всё-таки надеть на руки варежки. Учитывая, насколько тяжёлыми были пакеты, то они бы точно передавили ему в ладонях весь кровоток, и те бы отвалились.       Артём неуклюже вывалился из дверей супермаркета, запинаясь несколько раз за пакеты у себя же в руках.       — Ну, квартала два, — с кряхтением в голосе, ответил он.       — Класс, — Антон подобрал с земли свои сумки. — Нельзя было помочь нам и сделать это всё на машине?       — На Тиме бухло, поэтому машина занята, — Артём приноровился к пакетам и потопал по дороге, хрустя снегом, что сыпался с неба под ноги. — Если богатый, можешь вызвать нам таксу.       Антон оставил это без ответа и пошёл следом.       Зимние каникулы были уже на пороге, и Антон в первую очередь сгорал от нетерпения, ожидая возможности закинуть свой рюкзак на полку в электричке, сунуть контролёру в лицо билет и спокойно помчаться домой к маме, уже распушившейся, наверное, к зиме Айве с хвостом-рогаликом и бабушке, здоровье которой не оставляло его в покое каждую свободную от иных мыслей минуту. Узнав, что Шастун собирается уезжать на зимние каникулы к себе на родину, Костеша быстро организовал некоторого рода банкет, дабы отметить заранее и Новый Год, и их маленькую, но значимую для него самого победу над Молотами: он раздобыл у кого-то из знакомых хату и вынул из их общака сумму, на которую они должны были закупиться продуктами и иными средствами для хорошего времяпрепровождения. Иные средства, конечно же, лежали на Костеше, как на единственном совершеннолетнем из их компании, а вот килограммы жрачки пришлось волочить на своём горбу Доброхотову и Шастуну. Справились они, вроде как, успешно, и никого из них даже не замело в сугроб по дороге. У Артёма, судя по всему, вообще было всё роскошно: тот шёл, иногда покачиваясь от неудобства положения, и пыхал зажатой в одном краю губ сигаретой, пока вторым краем выдыхал дым, что летел ровно Антону в лицо и мешал сразу двумя способами — залетал в глаза, отчего Шастун споткнулся два раза, и заставлял дико хотеть закурить за компанию.       — Ты дурак, ты ничего не понимаешь. Да, с говядиной острый, но суть-то в чём: ты берёшь, бахаешь туда плавленого сыра, можно даже какого-то дешёвого, ждёшь немного под крышкой, и потом — хуяк! Открываешь, и там такой аромат… Гордон Рамзи бы обосрался и закрыл все свои рестораны со словами «Не, лучше, чем это, я не сделаю».       — Прямо так, на чистом русском бы и сказал? — подтрунивал над ним Антон позади.       — Да, — уверенно отвечал ему Артём, голос которого звонко отскакивал от стен лестничной клетки, по которой они поднимались. — Он настолько был бы в шоке от того, как можно Дошики заваривать, что прямо на русском бы забазарил.       Лифт здесь не работал, похоже, давно, и им пришлось подниматься на шестой этаж на своих двоих (Антон был благодарен, что хоть не на двенадцатый). Шастуну даже порой удавалось вчитываться в надписи, что красовались на покрытых облупленной зелёной краской стенах подъезда. Кое-где виднелись самые настоящие четверостишия, и Антону думалось, что направь такой талант в верное русло, и, возможно, Пушкиных в стране стало бы побольше. Нужно было только немного сменить тематику с чьих-то мамаш на нечто более благоприятное, и готово. Хотя, кто знает — может про Александра Сергеевича его современники так же говорили.       Артём повернулся на междуэтажной площадке в последний раз, чуть не снёс пакетом банку из-под консервированных персиков, которая была зацеплена крышкой за перила и служила хранилищем бычков, произнося при этом занятное «бля, надо было ещё персиков купить», после чего они оба поднялись по оставшемуся лестничному маршу и тут же наткнулись на открытую дверь в квартиру, хозяин коей уже двигался на выход.       — О, мы вовремя, — задорно подытожил Доброхотов, стремясь пройти внутрь. Но хозяин был не так весел, как он, и не спешил двигаться с места, смотря с каменным лицом на Артёма. Парень был ощутимо старше их обоих.       — Только попробуйте её разнести, — проговорил он доходчиво, и такая интонация напрягла Шастуна, но, похоже, точно не повлияла таким же образом на Доброхотова.       — Да ла-адно тебе, — протянул тот со своей улыбкой. — Не ссы в трусы, мы в этот раз без Кабана.       — И что?       — Ну, это он в прошлый год тебе пытался холодильник по лестнице спустить. Он же и стол сломал. А мы все — порядочные граждане, — Артём развёл невинно руками, насколько это позволяли сделать тяжёлые пакеты. На это хозяин квартиры только помотал головой, вздохнул и пошёл вниз по лестнице, даже не глянув на Антона. Последний посмотрел на приятеля не особо вкуривающим взглядом и увидел ещё более весёлую улыбку. Антон подошёл ближе, следуя за топающим неспеша в сторону коридора Артёмом. Тот зыркнул на Шастуна хитро и перешёл на шёпот. — На самом деле это я стол сломал. Немножко прибуханный пошёл с кухни в гостиную, а там обоссался кто-то, или это пиво было, я хз. Ну, я поскользнулся и ка-ак хуяк на стол! — он разразился тихим хохотом, который пытался безуспешно сдерживать, смотря Антону в глаза. Такой смех Доброхотова был самым заразительным из всех, что он имел в арсенале — не заржать в ответ было невозможно. — Ну а там стол, блин, походу был из говна и палок сделан, а то как он так легко сломался? — Шастун решил не заикаться о габаритах товарища. — Ну я, такой, сделал вид, что не я был, — Артём поставил пакеты в коридоре.       — А холодильник по лестнице уже не ты спускал? — уточнил Шастун.       — Что? — Доброхотов поднял голову. — А, не-е. Это реально Кабан был. Друг наш бывший. Ну, как друг — знакомый, — обозначил он. — Он вообще дикий был. В детстве уронили, наверное. Трезвый — ещё ладно, но, вот если нажрётся, то его ваще не удержишь. В последний раз когда его видел, он себе по синьке на спор пытался глаз вилкой выцарапать. Потом уже кому-то пытался выцарапать. А потом отъехал.       Лицо Антона вытянулось.       — В смысле «отъехал»?       — Ну, присел, в смысле. На зону, — Шастуна отпустило. — То ли тачки вскрывал, то ли кокнул кого. Я уже не знаю.       Доброхотов стянул с себя ботинки и пошёл в сторону самой большой из комнат. Антон огляделся.       Квартира была совсем непривлекательная: какие-то местами подранные жёлтые обои, которые клеили ещё, наверное, самые первые хозяева, старый линолеум, минимальное количество мебели, тоже покоцанной там и тут. Антон был не из брезгливых, а вот как к такой обстановке могут нормально относиться Попов с Костешей, у последнего из которых, тем более, был насчёт этого пунктик, он не знал. Шастун прошёл, предварительно раздевшись, вслед за Доброхотовым, что уже мало-мальски хозяйничал в гостиной. Глаза Антона снова пробежались по помещению. Здесь всё было примерно так же, как и в коридоре, только ещё, наверное, неуютней. Штор и то на окне рядом с балконной дверью не было, и как скелет поглоданной рыбы одиноко сияла белая облупленная деревянная рама. Даже не стеклопакет. Деревянная рама. За ней балкон уходил в сторону кухни.       — Да, бухло всё всем портит, — наконец решил Антон выдвинуть своё мнение по поводу бывшего друга — Кабана. Хотя, смотря на эту квартиру, появлялось внутри странное чувство, что данное высказывание можно каким-то неизвестным образом отнести и к ней. Артём выпрямился и повернулся, хмуря брови.       — Я не понял, — Антон перевёл на него взгляд в ответ. — Ты против бухла?       Шастун пожал плечами.       — Ну, да. Я не пью особо.       Выражение замешательства на лице у Доброхотова не стремилось меняться.       — Ты же бухал с нами.       — Эй, то есть, ты две бутылки пива за раз называешь буханием? — возразил Антон.       — Ну… Нет, — согласился с ним Артём, и брови его наконец расслабились. После этого он подумал с секунду и опять глянул на приятеля. — То есть, ты хочешь сказать, что пить с нами ты сегодня не будешь? — вышел этот вопрос у него как-то чересчур печально.       — Ну, выпью пива немного за компанию, может чего крепче…       — Водки? — воодушевлённо перебил его Артём.       Антон поморщился, не спеша с ответом.       — Может и водки, так уж и быть. Но немного, — подчеркнул он. — Мне, тем более, нельзя сейчас, — Шастун указал пальцем на гематому на лице. — Мало ли, как там что внутри меня пойдет после сотряса. Да и водку я не сильно люблю, скажем честно.       Артём покивал головой, глядя задумчиво куда-то в сторону чугунной батареи, и Антон в это время решил сходить и отнести пакеты с продуктами к столу на кухне. По возвращении в гостиную он увидел, как Артём, корячась, двигает одно из двух имеющихся старых кресел к своему собрату. Шастун молча проследил за этим действием, после лицезря, как парень шлёпнулся в одно из них вполне вальяжно, шарясь рукой в кармане, а другой показывая Шастуну присесть с ним рядом на второе кресло. Антон противиться не стал.       — Да, я тоже, если уж на то пошло, не то, чтобы прям алкаш, ты не подумай, — решил отчего-то продолжить эту тему Доброхотов, после чего достал наконец пачку сигарет и зажигалку. Закурив прямо посреди квартиры, он предложил и Антону. Тот, призадумавшись на секунду, принял предложение, размышляя, что уж если кто-то из них и подпалит хату, то это будет явно не он. Оба немного расслабились в креслах, выдыхая ядовитый дым: Артём — изо рта какими-то вензелями, Антон — через нос. — Так что от алкашки я не зависим — это точно. Вон, у меня, — Доброхотов поднял перед лицом сигарету в своих пальцах с нарочито важным видом, — другая зависимость.       Антон задержался на сигарете и на Артёме взглядом ещё на пару секунд, после чего отвёл глаза, медленно кивая своей головой несколько раз и затягиваясь.       — Понимаю.       Оба замолчали ненадолго. Доброхотов затянулся, после чего выдохнул, направляя поток дыма своими губами то вниз, то вверх. Затем он закопошился немного в кресле, чуть поворачиваясь к Шастуну.       — Ты со скольки?       Антону не надо было объяснять, про что тот спрашивает.       — С двенадцати, — Артём на это прихрюкнул, и Шастун поднял глаза опять, дожидаясь пояснения реакции.       Со своей привычной несерьёзной гордостью Доброхотов глядел на него и улыбался, надувая грудь.       — С семи, — важно изрёк он, и брови Антона взлетели вверх. — А ты почему начал?       Шастун пожал плечами.       — Не знаю, — он коротко затянулся, выдыхая в сторону. — Как-то в компаниях все пробовать начали, ну и я тоже. Куда народ — туда урод. Знал бы, что кайф от этого с годами пропадёт, вообще бы даже не прикасался.       — Такая же херня, — сказал на это Артём, после чего, выдержав некоторую паузу для своих размышлений, он добавил, глядя косо на Антона с кривой улыбкой: — Такая тупая причина, да?       Шастун повернулся на него, заглядывая в глаза, и неожиданно для себя обнаружил в них странную трезвость мыслей, такую несвойственную для Доброхотова. Будто в этот раз за шутливой интонацией он держал что-то, что его правда беспокоило. Согласиться с ним Антон не успел — послышался звук открывающейся двери, и Артём прислушался. Шагов было немного, подходило под, примерно, двух человек.       — Данил? — громко выкинул Доброхотов в воздух.       — Тёма, — приглушённо донеслось из коридора под шелест одежды. Артём успокоился, установив личность пришедших. Второго распознать вообще не составляло труда. Мышиные шажки могли принадлежать либо Попову, либо Глебу, но первый бы обязательно ещё на входе выдал какой-то едкий комментарий про клоповник, в котором они решили собраться, так что вариант оставался один.       — Сейчас столы будем ставить, — зачем-то уведомил Доброхотов на всю квартиру. Суховцев в это время шатался где-то в остальной части помещений и лишь спустя минуту показался в проёме гостиной, кидая на небольшой старый комод у стены какой-то пакет в ещё одном пакете. — Э, — Артём свистнул. — Стоять, фраер. Это чё? — спросил он вполне нейтрально, глядя внимательным взглядом снизу вверх на будто засыпающего на ходу Данила.       — Плюшки, — спокойно пояснил Суховцев, ещё больше толкая свою голову в капюшон толстовки, и чёлка от этого съехала на глаза.       — Какие ещё плюшки?       — С сахарной пудрой, — видимо на лице у Доброхотова образовалось какое-то новое выражение, которое Антону не было видно, потому что Данил поспешил на это ответить: — Чё ты гонишь на меня? Мне сказали принести — я принёс, — даже ворчать у него выходило исключительно тихо. Суховцев уже развернулся и невзирая на хотевшего продолжить разговор Артёма поспешил уйти. Это последнему страшно не понравилось.       — Стоять, — непривычно грозно и серьёзно скомандовал он. — Сюда иди, — Суховцев недовольно выглянул из-за косяка двери обратно. Доброхотов всё пилил его глазами, и это продолжалось несколько долгих секунд. — Где Тима?       — За Арсом уехал. Скоро будет.       — Ты чё, уже под чем-то? — больше как констатация, нежели как вопрос, произнёс он.       Данил издал недовольный вздох и скрылся опять. Антон вдруг увидел непривычную для Артёма прыть:       — Блядь, — как-то невзначай вылетело у Доброхотова коротко, и он резким движением дёрнулся за косяк, успевая схватить друга за рукав и силой втащить обратно, отчего даже кресло под ним немного двинулось в сторону. — Сюда иди, шляпа мексиканская! — Суховцев, конечно, поддался, но пользы большой это не принесло. Они с Артёмом ещё немного поглядели друг другу в глаза, после чего Данил сердито, но не сильно активничая, выдернул свой рукав из хватки друга и ушёл с концами. Антон смотрел за этим тихо с чувством, будто родители ругаются между собой. — Нет, я в ахуе! — кричал тому Артём вслед, и звук отражался от голых стен. — Ты, вообще, нормальный или отбитый наглухо? С тобой чё опять? С восьмого класса такой херни не было, чё началось-то? — Шастун сидел молча, внимательно наблюдая за тем, что Артём говорил и как двигался. Важно было отметить, что таким он Доброхотова не видел ни разу за всё время их знакомства, оттого даже не подозревал, что он может быть таким серьёзным и злым. Антон вообще не знал, что тот умеет злиться. Парень буквально кричал своим громким голосом в пространство коридора, и прежний перманентный облик горохового шута развеялся, точно дым от их сигарет, показывая абсолютно нормального и живого человека с такой же палитрой эмоций, как у всех. От такого резкого изменения в воздухе повисло напряжение, и становилось понятно — он не шутит, не разыгрывает сцену, чтобы сказать потом, что «просто угорает», как привык делать. Сейчас он искренне взволнован и зол. — Это же вообще уже ни хуя не смешно, Данил! Хоть раз бы прислушался, а то закончишь как наши бывшие с тобой знакомые с такими же пристрастиями! — Артём замолчал на мгновение, и из квартиры раздавались лишь тихие шаркающие по полу шаги. — Я не хочу тебя хоронить.       Эта фраза особенно сильно ударила Антону по ушам, и он всмотрелся внимательно приятелю в кучерявящийся затылок, напрягая брови. Доброхотов спустя ещё пару секунд чертыхнулся, потягиваясь на месте и сердито туша свою сигарету о рядом расположенный косяк двери, после чего развернулся в кресле и сел прямо, разве что спустился на сидении вниз, утопая в нём.       — Какие там сиги и бухло?.. — он глядел хмуро в стену напротив себя, постукивая нервно ногой по полу и переминая пальцы, будто в подсознательной попытке себя успокоить. — Вон, с чем надо бороться в первую очередь, — Артём махнул рукой в сторону тумбочки, на которой лежал пакет, брошенный Суховцевым. Такое обращение к нему самому помогло снизить градус напряжения внутри Антона, и он вновь смог почувствовать себя частью диалога.       — А… всё серьёзно?.. — спросил он как-то криво, упираясь своими глазами в висок Доброхотова. От последнего донеслось скупое «угу» совместно с покачиванием головы, и Шастун посчитал, что это всё, что тот на данный момент готов ему отвесить. Потому зацикливаться на конкретно этом моменте он не стал. — А вы пробовали что-то делать с этим? Ну, помимо разговоров? — старался спрашивать он максимально деликатно, дабы соответствовать такой же абсолютно теме.       — Бл… — Артём фыркнул. — Естественно, — снова замолчал, не прекращая стук ногой.       Антон тоже затих на короткое мгновение, не сводя глаз с товарища, а затем огласил очевидную мысль:       — И поэтому именно он всё ещё работает с наркотиками?       Эти невесомые слова осели как-то слишком громко в общей тишине гостиной, и после недолгой паузы, в течение которой Доброхотов чувствовал на своей щеке выжидающий взгляд Шастуна, Артём подумал и лишь очень медленно и тяжело покивал головой. Это дало Антону понять — он не открыл для того Америку. Парень сам был в курсе противоречия. Тогда Шастун пошёл далее:       — Тима в курсе ситуации?       — Не знаю. В курсе, скорее всего, — Артём небрежно пожал плечами. — Он, вроде, невнимательностью не отличался никогда.       — И он не хочет сделать ничего по этому поводу? — с долей недоумения в голосе спросил Антон. — Я понимаю, что Данил, наверное, круто в теме разбирается, но раз такое дело… Можно было бы и пойти на жертвы.       Доброхотов обернулся на него слегка в замешательстве.       — А почему, по-твоему, это его будет волновать? — он хмурил брови и улыбался уголком губ, вопрошая так, будто Шастун правда сморозил какую-то чушь.       — Ну, не знаю. Вы же, как бы, команда.       — «Вы»? — тут же переспросил Доброхотов.       — Ну «мы», какая разница? — быстро отреагировал Антон на замечание, которое выдавало собой весь его скоп сомнений внутри, копившийся уже неизвестно сколько месяцев. — Не цепляйся к словам. Мы сейчас с тобой о другом.       Артём отвернулся обратно в стену.       — Команда… — повторил он на пробу будто для самого себя. — Не. Тима на такое обращать внимание не будет. Он такой, знаешь… Больше о делах заботится и о работе.       — Ты, вообще, хорошо его знаешь? — решил вдруг поинтересоваться Антон, вспоминая фигуру Костеши, которая до настоящего времени являлась в его голове картиной настолько размытой, что Шастун бы с большим успехом смог рассказать что-то о первом встречном, нежели о человеке, с которым провёл уже весомый промежуток времени.       Доброхотов посмотрел на него, после чего призадумался.       — Ну… Вполне хорошо. По меркам Тимофея — вообще отлично. Тут же ещё понимать надо, что к нему в жопу залезть даже проще будет, наверное, чем в голову. Вон, он Арса вообще в квартиру к себе пускает, хоть даже я там был всего один раз, и то — около порога обтёрся да вышел. А спроси Арсюху о нём, так он тебе тоже мало чего внятного расскажет. Ассортимент его трусов — максимум, — на подходе к комнате послышались шорохи, и из-за косяка выглянула голова Глеба. Артём тут же обернулся в его сторону. — Чего тебе?       — Данил спрашивает, купили ли вы нарезку, — до Антона этот тихий голос едва донёсся.       — Не пизди мне, — с большей резвостью, чем в разговоре с Антоном секунду назад, ответил тому Доброхотов. — Я знаю, что Дэн такую херню спрашивать не будет. Хочешь жрать — поищи в пакетах. Только не налегай. Это на всех было куплено, — Артём развернулся обратно к Шастуну одновременно с тем, как Глеб скрылся из вида. Но продолжать Доброхотов не спешил. Вместо этого он поднялся с кресла и прикрыл дверь, на секунду предварительно выглядывая из неё в коридор. — Всё мне кажется, что этот чертила подслушивает где-то сбоку, — пояснил он Антону и сел обратно.       Шастун продолжил их разговор.       — И не смущает это?       — Что?       — Что вы так мало о нём знаете.       — А какая разница? Зачем? — ответил Артём спокойно. — Разные ведь люди бывают. Это если бы он со всеми обо всём трепался, а от меня секреты держал — тогда я бы, может, и задумался. А раз уж он со всеми такой, то в чём проблема? Я же говорю, он даже с Арсом не болтает особо, хоть тот ему вообще неизвестно какие части своего тела подставляет. Значит, привык он так. Не мне судить.       Дверь приоткрылась, и в щели опять показался Глеб. Артём повернулся вновь.       — А вы из обычной еды только мясо покупали?       — Ну, огурцы с помидорами там должны лежать где-то, поищи, — недовольно сказал ему Доброхотов. — Может, апельсин какой-нибудь там завалялся, я не знаю. Я уже не помню, чё под конец кидал. Киндер-сюрприз тебе не покупали, мальчик, можешь не искать. Слишком большой ты для него уже.       — Есть, есть там апельсины. И сыр есть, — вежливо подтвердил Антон, глядя на Глеба в дверях и кивая головой в подтверждение. — Пошарься в пакетах.       Тот лишь как-то холодно зыркнул на Шастуна и поспешил закрыть за собой дверь. Доброхотов вернулся глазами к Антону и раздражённо выдохнул.       — Я его ушатаю когда-нибудь.       Антон пожал плечами.       — Бывает.       Спустя совсем короткий промежуток времени с момента, когда дверь закрылась, она открылась вновь, и опять с Глебом.       — А попить...       Он даже не договорил. Доброхотов резко обернулся и не выдержал:       — Блядь, Костеша! — рявкнул он на него. — Всё, что мы купили, лежит в пакетах. Ничего себе по карманам я не распихивал. Свали, Христа ради.       Глеб так и сделал даже раньше, чем Артём закончил. Когда Доброхотов с высоко поднятыми от возмущения бровями повернулся уже в четырёхсотый, кажется, раз к Антону, то увидел на лице у того выражение искреннего недоумения и замешательства. Артём склонил голову чуть вбок, выражая вопрос. Тогда Шастун нахмурился и пару раз беззвучно пооткрывал и позакрывал рот, при этом бегая указательным пальцем то на дверь, то на Доброхотова, то вообще куда-то в сторону. Позже всё-таки рот он закрыл.       — Ты к нему сейчас обратился? — имел в виду Антон ушедшего Глеба.       — А к кому же? — недоумевая в ответ, сказал Артём. — Не ты ведь тут воздух дверями гоняешь и меня раздражаешь.       — «Костеша»?       — Ну, по фамилии. Что не так-то? — до того всё ещё не доходило. — А, ты не знаешь, что ли, до сих пор? Братья они, — у Антона что-то грохнулось в голове со звуком упавших железных вёдер, и, возможно, это были его мысли в данный момент. — А как так вышло-то? — уже задавался вопросами Артём. — Тебя ничего не смущало, когда эту фамилию в классе два раза иногда называли? А, их же обычно по имени, чтоб не путать… — ответил он тут же сам себе.       — Двоюродные? — уточнил Шастун, не прекращая хмуриться. Внешне те были уж слишком сильно друг на друга не похожи: не только цвет волос был диаметрально противоположный, но и черты лица, рост, телосложение. Лишь с натяжкой можно было при размышлении начать приплетать примерно похожий цвет глаз, узкие губы, но на этом всё заканчивалось. О характерах даже речь заводить не нужно было.       — Нет, родные. Наполовину.       — Мать?       — Нет, отец общий, как ни странно.       — Действительно, — согласился Антон, всё ещё пребывая во внутренних раздумьях. — Вообще же разные, — он глянул на Доброхотова.       — Знаю, — достаточно резво сказал тот, поворачиваясь на кресле корпусом к Шастуну. — Глеб, кстати, как раз больше на их батю и похож. Такой же низенький, хиленький.       — А Тимофей — на мать? — решил Антон удержать беседу идущей.       — Должно быть, — Доброхотов говорил всё активней по мере углубления в свои мысли. — Её я, конечно, уже не видел. Сам Тима-то с ней, вроде как, недолго пробыл.       — А как так получилось? Детей же обычно по суду всегда с матерями оставляют.       Антону в какой-то степени, вероятно, повезло, потому что видно было — Артём разговорился. Тот язык за зубами, в принципе, держать умел, но нужно было просто нажать с двух сторон от этих зубов, как это Антон делал с Айвой, когда та жрала по молодости всякую дрянь с земли, и он самостоятельно вываливался наружу. Доброхотов прислушался к тому, нет ли ненужных шорохов за дверью, после чего немного понизил тон голоса:       — Так они и не разводились по факту. У Тимы мать села за что-то — за что, не спрашивай, я сам не интересовался, — а потом то ли заболела прямо там, то ли помог ей кто. В общем, не вышла она оттуда. Ему тогда, получается, три года примерно было. А там батя их какую-то новую тётку нашёл, и родился Глеб. Они, вроде, даже не женаты до сих пор. В гражданском. Но её я уже совсем не видел. Я и отца-то их видел пару раз всего, и то — издалека.       — Понятно, — многозначительно изрёк Антон. — Они, получается, не живут вместе?       — Кто?       — Тима с Глебом.       — Не-е, ты чё? Уже давно. Тима съехал даже, вроде, раньше, чем ему восемнашка исполнилась. А Глеб — с родителями пока, разумеется. Но у них там, честно сказать, не всё как-то гладко, — его голос стал даже ещё тише. — Та, новая их, ну, мать Глеба, получается — забулдыжная какая-то, как мне известно. Ну и батя их туда же, вместе с ней, — он щёлкнул пальцами по шее. — Так что ты эту тему лучше с ними вообще не заводи. Ладно Тима, а чё у этого в башке, — имел он в виду Глеба. — вообще не известно. Он в том, чтобы непонятно было, о чём думает, даже больше преуспел, чем его старший брат.       Разговор был официально закончен вместе с пиликающим звонком домофона. Артём подорвался, в очередной раз меняя своё настроение со скоростью света:       — О, принцессу привезли!

***

      — … и за новые успехи в делах, — громкость музыки кто-то специально сделал ниже, чтобы лучше было слышно Тимофея, что вытягивался со стаканом в руке выше всех остальных. — Должен сказать, что год мы этот заканчиваем просто отлично, — из густого окружения донеслась пара возгласов в поддержку. — Но зарекаться тоже пока не будем. Он всё-таки ещё не закончен. Тем не менее, нам просто необходимо отметить наш недавний разгромный успех в деле против наших недругов, какими они стали, кстати, не по нашей личной воле, — акцентировал на этом внимание парень, приподнимая брови. — Поэтому желаю, чтобы удача нам и дальше сопутствовала. Погнали!       Антон вместе со всеми поднял стаканчик, буквально на дне которого плескалась водка с дешёвым апельсиновым нектаром в неизвестно каких пропорциях, после чего одновременно с остальными шустро залил это в себя, непроизвольно морщась. Под гул голосов и вернувшееся в прежнюю громкость клубное техно из портативной колонки Шастун задержался ненадолго взглядом на старшем Костеше, отмечая для себя в очередной раз, как сильно тот сегодня был заведён. Он был таким буквально с момента, когда они вернулись с территории Молотов, держа маленькую, по его мнению, победу в руках, и с тех пор не выключал этот тревожащий Антона огонёк в пустых зелёно-серых глазах. Опьянение, ко всему прочему, придавало тому красноречия. Придерживаясь намерений, как бы кто ни хотел иначе, не доходить сегодня до той кондиции, в которой приемлемо уже будет дрыгаться под Верку Сердючку, Антон отставил стаканчик куда-то в сторону и направился в туалет.       Видимо, состав присутствующих сегодня на праздновании не включал в себя людей, любящих тихие уединённые разговоры, потому что крохотная кухня, освещаемая унылой жёлтой лампочкой, пустовала. Антон обратил на это внимание, когда вывалился из узкой двери туалета, попутно ударившись о косяк плечом. Его уже ощутимо размотало, но именно на данной стадии он ещё успешно держался на той грани, где голова улетала куда-то к облакам, но адекватно мыслить критически всё ещё удавалось без больших усилий. Именно из-за пустоты на кухне, за которую зацепился его взор, он уловил глазами инородный предмет, который находился за окном, выходящим на балкон, и освещался бледным светом из комнаты. По-дурацки сощурившись, Антон присмотрелся, и после этого быстро понял, что это кто-то, и даже кто это конкретно был. Понимание заставило его быстро развернуться на месте и пропрыгать до коридора.       Натянув на ноги свои ботинки кое-как и схватив в охапку свой пуховик с крючка, он потопал в гостиную до балконной двери. Чужой пуховик он найти не смог. Хоть на том определённо должна была красоваться какая-то брендовая нашлёпка, которая бы говорила о принадлежности к сегменту люкс, но среди кучи чёрной одежды ещё одну чёрную одежду отыскать было трудно и некогда. В гостиной же на его побегушках внимания заострять не стали, и вполне спокойно Антону удалось выйти на припорошённый снегом балкон. Храни Иисус чистоплотность Попова. Он изначально не снимал обуви, чтобы не марать свои носки.       — Ты перепил, что ли? — с весомой претензией в голосе с порога воткнул Шастун в него, расправляя пуховик и находя в рукаве даже шапку с шарфом. Отлично.       Арсений не сильно испугался грохота двери, когда Антон вошёл, и просто выпрямился неспешно, наблюдая за его действиями.       — Я сильно не пью, — ответил он спокойно, держа одну ладонь засунутой подмышку. Дым из его рта вперемешку с паром быстро сдул ветер, от которого самого Попова спасала только стена плотно прилегающего балкона соседней квартиры. Антон сфокусировался на сигарете у него между тонких пальцев, после чего сразу глянул тому в глаза.       — И не куришь?       — Не курю.       — Вот и не начинай, — Шастун уверенно дотянулся до сигареты, после чего ловко забрал её и, прислонив предварительно к арматуре ограждения, чтобы потушить, махнул рукой за пределы балкона. Ополовиненная сигарета быстро исчезла из вида, смешавшись с падающим снегом. — Я когда-то начал, теперь четыре года уже бросить не могу, — он встряхнул пуховик перед Поповым, принимаясь за припасённые ещё с кухни нотации. — Ты чё делаешь здесь, дебил? Я бы тут одетым-то не порекомендовал стоять, а ты вообще в кофте.       — Да не холодно… — тихо вставил Арсений, как будто это могло что-то изменить.       — Я те дам, бля. Не холодно ему, — не особо церемонясь, он буквально окунул того в свой большой пуховик, и со стороны это наверняка напоминало похищение невесты где-нибудь на Кавказе. — Умник какой выперся, — за пуховиком последовал шарф, который Антон повязал тому на шею, словно удавку.       — Ты сам сейчас в кофте, — резонно ответил ему Попов, вполне активно, тем не менее, кутаясь в куртку.       — Я не сдохну, — «я — русский» хотелось добавить следом, но тогда это бы не сошло за аргумент, ведь латиноса человек с именем «Арсений» и фамилией «Попов» тоже мало напоминал. — Я закалённый. Вот именно, кстати, — отметил Шастун. — Я стою здесь в кофте и уже замёрз. А ты торчал тут неизвестно сколько времени. Чё ты здесь торчал, а? — на последнем предложении его интонация сменилась на спокойную, с долей тревоги. В качестве вишенки на торте Антон натянул тому на голову собственную шапку, и чёрные пушистые волосы Попова нелепо примялись ко лбу. — Вшей у меня нет, можешь не переживать. И голову я мою.       Как ни странно, и без добавленных комментариев Шастуна Арсений шапку даже поправлять не собирался, несмотря на несуразность её небрежной посадки и примятые волосы.       — Да… Просто… — Арсений побродил взглядом за Антоном, отвечая и одновременно не отвечая на поставленный ранее вопрос.       — А курил зачем? — голос стал одной с завывающим ветром громкости, но Попов его слышал хорошо. Ответом стало меланхоличное поднятие плеч, как и до этого. Антон на это вздохнул, пробегаясь глазами по фигуре около окна на пустую кухню. С гостиной доносились басы музыки, но оттуда они оба никому не были видны. Мороз взбодрил немного пьяные мозги, и Шастун подвинулся в сторону, вставая теперь ровно напротив Арсения. Не мог он смириться, что на того попадает ветер и редкие снежинки. Пускай уж лучше ему самому он будет дубасить в спину, чем в Попова.       Последний же расценил эту паузу и напряжённый взгляд как просьбу дать вразумительный ответ, а после того, как Антон встал прямо напротив и сократил между ними двумя расстояние, Арсений окончательно растерял былой настрой.       — Не знаю я… Просто как-то… Не того.       — Нечего делать? — попробовал угадать Шастун.       — Отчасти, — на выдохе отпустил Попов, тем самым слезая с неудобного вопроса, хотя формально не солгал.       — Ну, пускай так, — сказал Антон после секунды молчания. — Всё равно не стой здесь. Пожалуйста, — Арсений решился на опасную для него самого инициативу и поднял на того глаза. Из-за разницы в росте, тем более что Арсений опирался на стену позади в немного скрюченном положении, лицо Шастуна над ним освещалось практически полностью светом с кухни. Видя насыщенную оранжевым зелень глаз, взгляд Попов отводить уже не стал. — Выходи. На кухне посидим вдвоём, — продолжал Антон, — если с остальными не нравится. Только здесь не стой, очень прошу.       Арсений посмотрел на него ещё немного и кивнул, так и не заканчивая глядеть после этого. Затем моргнул несколько раз подряд, словно ярко освещённое лицо Шастуна слепило его. Резко Антон будто вспомнил что-то, роняя «а» и неожиданно загоняя ладонь, что до этого держал подмышкой, Арсению под пуховик. Скользящее прикосновение горячей руки по грудной мышце заставило мурашки пробежать вдоль позвоночника Попова, отчего голова немного дёрнулась вбок. Арсений чувствовал, как Шастун нашарил что-то в, судя по всему, внутреннем кармане. Тот достал свой блокнот, но уже другой. Не тот, что Арсений помнил. У этого были белые листы.       — Считай подарком на Новый Год, — Антон вынул уже заготовленный между страницами лист, глянул на него напоследок, после чего протянул Попову, параллельно засовывая блокнот обратно.       Арсений принял аккуратно листок в руки, смотря на его заполнение, и тут же был поражён. Антон не забыл про своё обещание.       Это был его, Арсения, карандашный портрет. Такой живой и похожий, сохраняющий черты эскиза, но отчего-то настолько красивый, что с трудом верилось, что на листе был изображён именно он.       Арсений поднял резко глаза на Антона и едва ли не отпрянул назад. Либо это было так, либо это его мозг сам выдумал, что Шастун оказался ещё ближе к нему, чем прежде, и при усилии Попов мог бы даже на таком морозе почувствовать, как и чем от того пахнет. Или это, всё же, был пуховик…       Антон смотрел тягуче, и Арсений ничего не мог поделать — он к этому тягучему взгляду прилип, как муха к клейкой ленте. Ветер перестал ощущаться совсем, а на метель обзор закрывала широкая грудь прямо перед лицом. Из-за этого он чувствовал себя настолько укрытым от всего вокруг, что внутри появлялось какое-то тепло, а щёки опять так странно покалывало где-то под кожей… Неизвестно сколько Шастун в одной кофте так ещё собирался стоять и смотреть, и будто даже он уже хотел что-то сказать, как за дверью балкона со стороны гостиной послышался грохот и вполне весёлый гул голосов, на который мгновенно повернулась его голова. Арсений взгляд не отводил, и Антон явно заметил это, когда вернулся к нему глазами.       — Я пошёл, — сообщил Шастун ему очень тихо, будто прямо куда-то в раскрасневшийся нос. — И ты не стой здесь.       — Я приду, — заверил Арсений, и его голос нелепо пропал куда-то в начале фразы.       — Буду ждать.       Антон отошёл, и в лицо Попову ударил поток холодного воздуха. Глаза его проследили за тем, как отворилась дверь, а за ней скрылась высокая фигура. Только после того, как вновь образовалась тишина с белым шумом в виде завывания ветра, Арсений голову опустил, и что-то так больно защекотало в ямочках на его щеках. Он скатился спиной по бетонной плите стены вниз, садясь на корточки, и улыбка стала ещё шире, когда он прислонил обеими руками рисунок куда-то к своей груди. Ему так хотелось смеяться, что не было сил терпеть, и он поднял голову, смотря туда, где летал наискось снег, а внутри в этот момент растекалась так давно забытая радость.