Стекло

      Двадцать восьмое июля. Он хорошо помнит эту дату, ведь в этот день он впервые смог встать с постели. Сам.       На самом деле… Ванцзи не знает, сколько прошло времени и как он попал в больницу. Он не спрашивал, ему не говорили, но суть оставалась неизменной: разобраться в хронологии последних событий, что с ним случились, он не мог и не сказать, что хотел. Причина была очевидна. Парень видел ее в зеркале каждый раз, как заходил в ванную при своей палате. Выглядел он ужасно.       А его отражение это вообще отдельная тема.       Когда Ванцзи впервые увидел себя, нет, у него не было истерики, не было слез и криков, драматичных заламываний рук и падений на холодный кафельный пол. Нет. Была боль.       Да, было больно это видеть, да, было грустно, но больше… больше было не понятно. Не то, как это случилось, а почему… почему…       Почему Вэй Усянь все еще смотрел на него.       Если раньше Ванцзи без зазрения совести мог назвать себя красивым и даже делал это, то теперь… Его лицо «украшал» заметный шрам с левой стороны, который начинался чуть ниже виска и пересекал щеку под глазом широкой розовой полоской с узкими краями. Из-за этого форма его лица стала немного неровной. Помимо этого шрама были еще мелкие, разбросанные розоватыми пятнами по коже. И были они не только на лице. Весь он был одним большим шрамом, который всё ещё кровоточил.       Ему было неприятно смотреть на себя. Ему было неприятно, когда на него смотрели врачи и медсестры. Только взгляды доктора Вана он мог выносить спокойно.       Ну и ещё, как ни странно, Вэй Усяня.       Просто… он уже привык, что альфа на него смотрит. И начать испытывать дискомфорт по этому поводу не очень получалось.       — Доктор опять жалуется на то, что ты плохо ешь, — господин Вэй постучал в пластиковый дверной косяк, прежде чем войти в палату.       Мужчина приходил часто. Если вообще уезжал. Лань Ванцзи был в курсе, что альфа арендовал для себя гостевую палату и, можно сказать, жил в ней, пока его состояние было равно состоянию нестояния. Когда парень начал приходить в себя дольше, чем на пару десятков минут, альфе пришлось её освободить, но он всё ещё проводил в больнице рядом с ним много времени.       Омега не знал, что ему думать по этому поводу.       Первую эйфорию от осознанного пробуждения давно смыло. Тогда, безусловно, окрыленный фактом того, что ему удалось выжить каким-то чудом, видя рядом Вэй Усяня, Ванцзи был готов сказать и сделать что угодно, чтобы зацепиться в этом мире.       Тогда он не думал. Какое тут думать вообще?       — Не хочется, — тихо отозвался Ванцзи, не поднимая взгляда от одеяла, которое покрывало его ноги.       Парень не смотрит на мужчину не потому, что он врёт, нет. Это не так. Просто ему не хочется лишний раз показывать своё лицо. Даже если он выглядит при этом как девочка из звонка, которую помыли.       — Понятно, я подумаю, что с этим можно сделать, — плюс Вэй Усяня в том, что он на всё реагировал спокойно.       Вообще на всё.       И это очень остро контрастировало с тем, к чему Ванцзи привык за последнее время.       Сейчас все его чувства и эмоции были нестабильны. Они то обострялись, то исчезали под действием препаратов, которыми его «лечили». Да и в принципе его психика явно сильно пострадала, нет смысла это отрицать, часть препаратов хотя бы не давала ему это прочувствовать на все сто.       Доктор Ван не говорил точно, насколько серьёзной была его ситуация. Конечно, его лечащий врач и не скрывал этого. У них, скорее, была молчаливая договоренность, что тот отвечает только тогда, когда Ванцзи спрашивает. А он не спрашивал. По крайней мере, ничего подробного. Были, конечно, вопросы и про шрамы на лице, и про руку, но в общей сумме вопросов было немного. Просто, парень не помнил или не видел других значительных повреждений.       К тому же, задавать вопросы было страшно. Не из-за правды, а скорее, из-за осознания, ведь когда всё это случилось, он очевидно был не в себе. И это парень не про алкоголь. Вернее, не только про него.       В его голове была мешанина из обрывочных ярких воспоминаний. Откровенно дерьмовых, и погружаться в них — это меньшее, что ему хотелось. Но и забыть никак не получалось. Ванцзи застрял между зыбкой реальностью и прошлым, которое накатывало фантомной, а иногда и реальной болью.       Он не мог есть, не мог спать. Не мог даже нормально двигаться. Неудивительно, что иногда омега думал, есть ли смысл в том, что он вообще жив. И есть ли смысл жить.       Хотя, раз уж он каким-то чудом выжил, то, вероятно, смысл есть. Не до конца было только понятно как. Хотя это решалось довольно просто — вопросами, и даже было у кого спрашивать. Вэй Усянь, вот, сидит рядом с ним, уткнувшись в экран своего ноутбука, что-то печатая на черном экране.       Так было почти каждый раз, когда мужчина приходил в его палату. Они обменивались приветствиями, говорили, если у Ванцзи было настроение, а после он типа работал.       А ещё… они вроде как теперь были вместе. Вроде как.       И это было тоже из той области вещей, которые Ванцзи не понимал. Не сейчас. Просто... теперь он не мог подобрать очевидных причин ни для того, чтобы Вэй Усянь хотел этого, ни для того, чтобы он тратил на него своё время. При этом мужчина никуда не собирался уходить. Вообще.       В день, когда парень смог увидеть тот кошмар, который как бы его лицо, он спросил. Не без истерики в голосе, увы. Он может сколько угодно говорить, что чувствовал тогда, да, но, чёрт возьми, одно дело просто увидеть один на один с самим собой в замкнутом пространстве ванной комнаты, а другое — показать это же лицо Вэй Усяню. Учитывая все обстоятельства.       — Ты сегодня тише, чем обычно, — парень не заметил, как альфа отодвинул столик, на котором стоял ноутбук, и подкатился на стуле без спинки к нему, заглядывая под полог из волос.       — Доктор Ван не говорил, когда меня выпишут? — он не стал говорить о том, что именно было в его мыслях сейчас.       Потому что это было бессмысленно. Он уже задавал эти вопросы раньше. Чья же проблема, что ответы не хотят укладываться в его голове?       — Пока нет. Но думаю, осталось немного. Он доволен тем, как ты стараешься, — это, видимо, Вэй Усянь про гимнастику, на которую омегу загнал доктор.       У него были и всё ещё есть проблемы с подвижностью и координацией. Упражнений немного и они несложные, но они правда помогают. По крайней мере, он больше не спотыкается о свои же ноги и не угрожает медсёстрам тем, что грохнется в обморок посреди коридора по пути от палаты до кабинета врача.       Вообще, у него было много процедур помимо той же гимнастики. Вэй Усянь конкретно так раскошелился. Из-за этого Ванцзи теперь гоняли на массаж, в бассейн, на физиотерапию, разные виды ультразвуковой диагностики. Лампочку глотать заставили. Даже к стоматологу уже запись поставили на установку виниров.       В общем, не выйти из стен больницы целым и физически здоровым у него не было вариантов. И это радовало. Не радовал только чек за всё это. Очевидно, раз у него не было денег на оплату, то оплачивать за него это будет Вэй Усянь. А сам Ванцзи дальше как? То есть, что он будет или должен делать?       Они, конечно, говорили на эту тему вскользь пару раз. Но опять же, ничего конкретного и понятного для омеги из этих разговоров не вышло.       Хотя, безусловно, он уже был согласен на что угодно. Других вариантов всё равно не было.       Больше Ванцзи не стал ничего спрашивать или говорить. Сил не было. Он просто сидел, потом лежал, когда затекла задница, ближе к вечеру медсестра привезла тележку с ужином, которым Вэй Усянь его пытался накормить и не безрезультатно, после они пошли на прогулку, альфа ногами, а он на кресле-каталке. В сквере при больнице он походил, держась за предплечье мужчины, пока головокружение не свело на нет всю координацию. А перед ночным обходом к ним заглянул господин Ван, посплетничать.       Так проходил почти каждый день. Разница действительно была незначительной и заключалась в основном в том, что иногда Вэй Усянь не мог приехать. Однако такие дни были очень редки. Словно мужчина боялся оставить его без надзора, и как бы нелепо это ни звучало, Ванцзи мог в это поверить.       Он был готов поверить уже во что угодно. Даже в то, что альфа не лгал, когда говорил, что любит его.