«Союз, справедливость, уверенность».
Глупая дура. Идиотка. Просто идиотка. Мэгги со вчерашнего вечера ощущала явную потребность смыть с себя его бесстыдный взгляд. Сегодня утром она схватила полотенце и так ожесточенно растирала им лицо до тех пор, пока оно не начало печь. Смыть. Ей бы хотелось точно так же протереть мозги, приводя их в порядок. Избавиться от ненужных мыслей. От того абсурда, который творился в ее голове и мешал нормально соображать. Ей это не нравилось. Он ей не нравился. «…зато я, кажется, начинаю…» Откровение, полоснувшее их обоих. Утяжелившее воздух в несколько раз, так сильно, словно он обрел видимый и осязаемый объем, и теперь его можно было потрогать и смять. Так сильно, будто им обоим дали подержать бетонную плиту. И в этом немом оцепенении, возникшем между ними двумя, на несколько бесконечно долгих секунд остановилось и время, и пространство, и материя. Слова обожгли ей горло. Неумолимо быстро, ненужно. Сумасшедше. Это то, что никогда не должно было случиться. Это то, что должно было обойти их обоих на расстоянии в несколько ярдов. Однако по какой-то неизвестной причине они почему-то оказались в самом эпицентре. Ее доверие. К нему. Оно ощущалось так, будто ей высыпали за шиворот целый мешок битого стекла. В последнее время Мэгги делала слишком много странных, необъяснимых вещей. Слишком много лишнего. Все вокруг вдруг стало слишком слишком. Например, пару минут назад она вихрем неслась по улице, огибая станцию солнечных батарей, вдоль ухоженной аллеи и мимо часовни, а теперь недвижимым изваянием замерла на крыльце небольшого домика у северных ворот. Пальцы сжались в кулак. И занесенная для стука рука остановилась в ничтожно крохотной дистанции от дверного полотна. Девушка сильно зажмурилась и медленно выдохнула, словно пыталась отрезвить беспокойное сознание. Почему ты трясешься? Отшатнулась. И снова это отвратительное ощущение в животе, похожее на то, которое Мэгги испытала, когда убила первого в своей жизни ходячего. Паника, растущая с такой завидной быстротой, с какой в ее груди заканчивался кислород. Тогда это казалось ей диким и неправильным. Противоестественным. А теперь превратилось в обыденность. Так что она не чувствовала ничего, кроме отдачи оружия. Ни вины, ни сострадания. Пустое ни-че-го. И, может, однажды общение с Ниганом обретет приемлемую форму, чего, конечно же, вообразить себе в здравом уме практически невозможно. Это была вынужденная мера взаимодействия. Девушка скомкала во внезапно ставшей влажной ладони обрывок листка бумаги. Почесала шею, ключицу и, поколебавшись, коснулась цепочки, нервно покрутив ее между пальцами, сжала обручальное кольцо. И снова ключица. Мэгги уставилась на стеклянную вставку на входной двери, украшенную витражом из цветной мозаики. Прислушалась. Ничего. Только мелодичное пение птиц и глухое постукивание молотка по деревянным брусьям где-то в другой стороне. Даже мертвецов за стенами не слышно. Она, кажется, никогда раньше не была в этой части поселения. Господи, не хватало только, чтобы ее кто-нибудь здесь увидел. Возле его дома, на его крыльце. Подумать только. Страх оказаться замеченной сгущался под ребрами свинцовыми тучами. Вокруг по-прежнему было пусто. Как она вообще докатилась до чего-то подобного? Кралась, словно преступница в обитель своего некогда заклятого врага. И отчего-то беспокоилась. Она могла бы прикончить Нигана средь бела дня в любой момент и не получить за это и толики осуждения. Она могла бы сделать это прямо сейчас, но… Так убей его уже, наконец, и успокойся. Ну же. Чего же ты ждешь, Мэгги Ри? Внутренний голос не унимался. В последнее время Мэгги слишком много думала. Потому что она могла бы разобраться с этим сама. Она справлялась с вещами похуже этого. Гораздо хуже. О, наверняка этому дурацкому Спасителю и не снилось через что ей пришлось пройти, чтобы стать той, кем ее сделал новый мир. Ему бы не хватило духу даже на десятую часть. Так в чем же на этот раз заключалась сложность? Крошить черепушки мертвецам оказалось в несколько раз проще. Боже, почему ты такая трусиха? Это во благо. Во благо. Хершелю не становилось лучше. К неутихающему жару под утро добавился жуткий, удушающий кашель, а лекарств в арсенале лазарета все еще было недостаточно. Необходимо было незамедлительно что-то предпринять, и Мэгги не могла ждать следующей вылазки, а, тем более продолжать выяснять отношения с Ниганом. Она не предложила ему остаться, но и не стала выгонять его вчера. Он ушел сам после того, как протянул ей коробочку с ампулами. Она не понимала, что это было. Неопределенность затопила ее целиком, и ей казалось, будто она была полна всего и сразу и в то же время совершенно пуста. Из-за него. Не из-за того, что он говорил или делал. Но стоило ее коже соприкоснуться с его, как внутри начинали скрежетать шестеренки, которые прежде не двигались. Они включались по очереди. Одна за другой. А в следующее мгновение кровь уже так яростно пульсировала в венах — еще чуть-чуть и загорятся. Она будто хотела этому сопротивляться, но это все больше походило на то, как если бы ее уносило по течению, а ноги лишь упирались в бурлящий поток. От воспоминаний о ледяной воде девушку передернуло. Сердце било в ребра. Боже, просто сделай это. Мэгги повторно занесла руку для стука прежде, чем дверь распахнулась, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. Черт. Девушка против воли выпрямила спину, но тут же одернула себя, разозлившись. Сколько можно дергаться? Хватит. — Мэгги, — протянул мужчина елейным голосом, — что ты здесь делаешь? Он выглядел так, словно все это время стоял по ту сторону порога и ждал, когда же она, наконец, осмелиться привлечь его внимание. Первое, что она увидела, были чуть растрепанные темные волосы и взгляд поверх очков, которым он окинул ее сверху вниз. Захотелось прикрыться, но она только с вызовом вскинула подбородок, чтобы смотреть прямо ему в лицо, разглядывая прямоугольные стекла в старомодной оправе. И этот облик отозвался внутри таким неладным чувством, будто она вторглась во что-то личное. Отчего ей непроизвольно пришлось проглотить ответную колкость, вовремя осадив поднимающееся раздражение и мысленно напоминая себе, зачем она здесь. Успокойся. Просто дыши. Он может смотреть на нее, как ему вздумается и говорить все, что угодно, пускай он тешит свое эго столько, сколько захочет. Это не ее забота. Она выше этого. Выше его глупого эго и вообще всего, что с ним связано. Мэгги ненавязчиво качнулась с пятки на носок, скопировала оценивающий взгляд. Сегодня Ниган выглядел как-то по-другому, совсем не как обычно. Тонкая футболка обтягивала его широкие плечи, и потому он казался еще выше и еще внушительнее. Как всегда — неотразим. Он загораживал собой дверной проем, и Мэгги почти случайно удалось проследить едва уловимое движение его перебинтованной руки. Он отложил книгу в сторону. Белый цвет ему к лицу. К его знакомому запаху примешивался запах мыла. На секунду перехватило дух, но она заставила себя собраться. Господи, снова. Снова тебя несет. Прекрати это немедленно. Она грязно выругалась про себя. Но зато теперь она, наконец, смотрела на него, а не куда-то сквозь. И с каких это пор его запах стал «знакомым»? — Как рука? — она склонила голову влево. Вопрос зачем-то вырвался сам собой, и мужчина недоуменно приподнял брови. — Интересуешься моим самочувствием? — это была почти явная насмешка, язвительные нотки кольнули ее щеки, заставив чуть ли не до хруста сжать челюсти. Смолчала. Такая покорная. И Ниган продолжил тоном немного теплее. — Заживет, — мужчина придирчиво осмотрел чистую повязку на предплечье. — Лаура меня подлатала, — а затем он так внимательно вгляделся в девушку, что в какой-то момент ей захотелось отвернуться, и вдруг, — что это у тебя? — он постучал двумя пальцами по собственной ключице, — похоже на сыпь. — Не твое дело, — с расстановкой произнесла она. Голос приглушен, и Мэгги почувствовала раздражение где-то в горле. Отвела глаза и почти физически ощутила, как они вспыхнули зеленым пламенем. Еще раз царапнула ногтями шею. Нужно показаться Лауре. Но она не могла понять одного — почему ему не плевать? Разумеется, что ей тоже было не плевать, потому что дело касалось ее сына, который каким-то невообразимым образом оказался втянут в их разборки. Она так часто прокручивала в голове эту одну маленькую плохую мысль, что она стала настолько огромной, будто кроме нее ничего и не было больше. Даже после их вчерашнего разговора в лазарете. Ее не оставляло ощущение, словно ничего не изменилось. Да и что вообще могло измениться? Существует давно подтвержденный факт: Ниган — высокомерный, подлый, эгоистичный придурок со своим долбаным комплексом Бога. И даже то, что он сам отправился за нужными лекарствами, не делало его национальным героем. Ниган фыркнул. Мэгги колебалась. — Я собиралась вернуть тебе это, — на раскрытой ладони она протянула мужчине складной нож с цветными вставками, который принесла с собой, — тебе он пригодится больше, чем мне. Александрия — безопасное место. После Арбархилса у нас достаточно припасов и оружия на первое время. Она зачем-то говорила ему все это и видела, как он реагировал на ее слова. Наверняка, кипел внутри. Это ничего, пройдет. Жри. Жри свое собственное дерьмо и смотри, Ниган, Александрия — чертова Страна Чудес. Это было похоже на расстановку приоритетов. Она водила у него перед носом достижениями, для которых он приложил руку. Карма оказалась та еще сучка, не так ли? Каково было потратить столько сил на подавление Рика и в конечном итоге очутиться за решеткой? Каково было отстраивать заново поселение, которое ты собственноручно разнес в щепки? Каково это просыпаться каждый день и смотреть в глаза людям, чьи близкие погибли по твоей вине? Каково это остаться в живых? Хреново. Ему было хреново. Смерть казалась бесценным подарком. — Если все так хорошо, почему сейчас ты здесь? Мэгги собиралась было ответить, но только беззвучно открыла и закрыла рот. Буквально почувствовала, как исчезли с языка все ядовитые комментарии, что жужжали до последнего на самом его кончике. — У меня нет ответа. — Тогда, значит, это касается твоего пацана? — он забрал у нее нож и сделал шаг назад, пропуская девушку в гостиную, оформленную в бежевых тонах. Точно в цель. Мэгги не сдвинулась с места. Поджала губы. Только рука безвольно опустилась, легко хлопнув ее по бедру. — Скажи мне, где искать, — вдруг выпалила она на одном дыхании. — Где искать что? — Антибиотики, — казалось, с ресниц посыпались искры, стоило ей отвести этот пристальный взгляд. — Ты можешь просто попросить меня, — он безучастно пожал плечами и подпер спиной дверной косяк, разглядывая полоску лезвия и древко рукоятки, пока Мэгги пылала от злости. Чувство вернулось всего на секунду, моментально, как только слова проникли в мозг. — Я не собираюсь ни о чем просить тебя. Я задала конкретный вопрос. Где мне их найти? Воплощение упрямства. Упрямства и гордости, что выдавали завидную целеустремленность в зеленоватой радужке. Чертова спасительница. — Это не сложно, Мэгги, — Ниган спрятал оружие в задний карман брюк. — Где? Глупый вопрос. Она же все прекрасно знает, он сам ей все рассказал. Храбрилась. Но через мгновение сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки. Он проследил это движением боковым зрением, все еще не глядя на нее в упор. Тогда она чем-то зашуршала, а затем почти ткнула ему в лицо мятым клочком бумаги, на котором мелким аккуратным почерком было выведено название лекарства. Он бегло прочитал написанное. Мэгги заметила это по дрогнувшим вслед за текстом зрачкам. — Просто попроси, — проговорил мужчина заговорщицким тоном. Ну, конечно. Это был бы не Ниган, если бы не его ехидство и дурацкие азартные игры из разряда «кто кого». Все на что он способен — глупое соперничество. Ладно, засранец. В это можно играть вдвоем. Ладно. Она набрала полные легкие воздуха и выдохнула. — Помоги, — шипение сквозь зубы. Почти не разжимая плотно сомкнутых челюстей, отчего у нее начинало сводить жевательные мышцы. Точно буквы шевелились во рту ядовитыми пауками, и ей стоило неимоверных усилий вытянуть их из себя. Она делала это для Хершеля. Только ради него. И точка. Дьявол, помоги. У Мэгги чесались руки от того, насколько ей прямо сейчас хотелось заехать по его самодовольной роже. Дыхание сперло от гнева. Ее почти трясло. Но жизнь ее сына в той или иной степени зависела от него, так что она ничего не могла сделать, кроме как усмирить ярость под кожей, накатывающую свирепыми волнами. — С радостью, но за одну крохотную услугу, — глаза за стеклами очков сверкнули игривым огоньком. Уголки его губ приподняла довольная улыбка. Он слегка развернулся к девушке корпусом, и она против воли обратила внимание на безупречно ровные зубы и наметившиеся на щеках неглубокие ямочки. Ты не о том думаешь. Тебе следовало бы переживать об истинных мотивах убийцы напротив, о благополучии своего ребенка, и о благополучии каждого в поселении, о том, что рано или поздно появится необходимость расширения территории и о том, как разделить продовольствие. Перестань думать о том, чего не случилось. Потому что не случилось ни хрена. — Ни за что. Знаешь, забудь. Я сама как-нибудь разберусь. Мэгги задохнулась от возмущения. Звенящего, отскакивающего от стенок черепной коробки теннисным мячиком. Оно разлилось в груди густой и жирной лужей. Она все никак не могла понять была ли это его несоизмеримая наглость или неуместный юмор. Однозначно это было то, что моментально взбесило ее. Хотя нет. Ей было глубоко наплевать. Потому что. Это было так предсказуемо. Его издевка, его надменность — так совершенно предсказуемо. Бесило другое — она позволяла ему это. Стояла там как вкопанная и слушала его, всем телом ощущала его хищный, изучающий взгляд, которым он оценивал: будет ли достаточно просто согласиться на ее просьбу или будет интереснее не дать ей определенного ответа, зато вывести на эмоции. Типичный Ниган. Но он не шутил. Он не шутил, черт возьми. — Вообще-то я спас тебе жизнь. Дважды. Ей бы не стоило выслушивать это. Ей стоило бы уйти. Уйти прямо сейчас. Не сдвинулась ни на дюйм. Позволяла. — Ты сказал, что мы в расчете. — Я прошу не за это. — Тогда чего ты хочешь? Так спокойно? Внутри она проорала ему это. — Ничего такого, о чем ты уже успела подумать, всего лишь одна маленькая просьба, — мужчина подтянул очки на макушку. — Ладно. Надеюсь, это не что-то глупое. — Надеюсь, ты не надеешься слишком сильно, — гадкая, нахальная ухмылка. — Боже, — Мэгги без энтузиазма закатила глаза в ответ на его замечание. — Спой мне песню. Дверь перед его носом захлопнулась быстрее, чем он проговорил предложение целиком. Девушка торопливо сбежала вниз по ступенькам и зашагала в противоположную сторону. Их разговор не занял и пяти минут. Ниган только успел отметить, что ей очень шло, когда она вот так собирала передние пряди волос на затылке, рассыпав их каскадом по плечам. Что в ней такого особенного? Он ясно видел ее пороки. Такие откровенные, вывернутые наизнанку, выпотрошенные. Она импульсивная, вспыльчивая, на всем чертовом мире повернутая. Он бы и дальше так думал, если бы не остановился вчера вечером под открытым окном, откуда неяркими всполохами добирался дрожащий свет от свечи. Ниган и сам поначалу не понял, что именно заставило его замереть здесь. Вряд ли это была песня, написанная Джимми Дейвисоном. Скорее, голос. Голос, которым Мэгги растягивала ноты, был похож на бархат. Он был нежным и теплым, будто бы согревающим, легко касающимся слуха, расслабляющим плечи, обнимающим — таким, каким она ни разу к нему не обращалась. Так что он просто стоял и слушал, не замечая никого и ничего вокруг. Ее приглушенное, сладкое, немного печальное пение.Недавно вечером, дорогая, когда я спал, Мне приснилось, что я держу тебя в своих объятьях.
***
Ниган вдруг неожиданно для самого себя вспомнил, когда первый раз попытался сбежать из Александрии. Несмотря на то, что она хоть и смогла оправиться после нападения, она превратилась всего лишь в тень своего былого величия. Того, что они делали все еще было недостаточно. Так чертовски мало, что на самом деле они едва сводили концы с концами. И единственным катализатором всей этой пресловутой мишуры была Мэгги. И Джудит. О, Джудит. Такая бесстрашная и такая юная леди. Она была права. Так охренительно права насчет того, что за периметром его ничего не ждет. Для него действительно больше ничего не было. Так что он решил вернуться, зная, что его не просто запрут в клетке, а скорее, — нет, определенно точно — убьют. Потому что, когда Джудит спросила его: «Почему?». Он ответил ей честно. И что дальше? Детский голос отчетливо прозвенел в голове. Так оглушительно громко. А он каждый день снова и снова задавался этим вопросом на протяжении следующих лет. И что дальше? Он до сих пор не разобрался. Если бы он только мог. Время близилось к полудню. Сегодня был необычайно жаркий день. Ниган стремительно прошагал к воротам, глядя прямо перед собой и слыша только шорох травы под ногами. Обернулся через плечо, только чтобы убедиться в своей осторожности, поправил лямку рюкзака. Он собирался сделать все быстро. Ничего сложного. Дорога туда и обратно заняла бы у него всего несколько часов, так что если ему повезет, то он даже успеет вернуться до заката. Северные ворота по-прежнему оставались закрыты для использования. В какой-то степени это было выгодным стратегическим решением, потому как с противоположной стороны стены никому бы и в голову не пришло проверять этот участок. Всего лишь нагромождение массивных металлических листов и строительного мусора. И ни одного дозорного. Перебраться за периметр здесь и не попасться никому на глаза для него было проще простого. В любой другой день, но только не сегодня. — Эй! Куда ты собрался? — невнятный выкрик в спину. Остановился. Хотя вообще-то хотелось проигнорировать и пойти дальше. От беззаботного настроения не осталось и следа, и если бы этот зазнайка, Юджин как-его-там, и дальше ковырялся в своих железках у себя на чердаке, то все сложилось бы куда лучше. Но почему-то именно сегодня проводился плановый осмотр инженерных коммуникаций. Почему-то именно сегодня все было не так. Чертовы солнечные батареи. Ниган медленно развернулся на пятках. Юджин не унимался. — Доложить о дальнейших намерениях. Иначе я буду вынужден сообщить о нарушении установленного правопорядка… И бла-бла-бла. Голос дрожал, и сам он трясся как осиновый лист на ветру. Даже в глаза не смотрел. Да и в принципе выглядел весьма комично в этой своей шляпе Стетсон с широкими вогнутыми полями и в коротких шортах с кучей карманов, держа в руках небольшой блокнот с грифельным карандашом. Он мог бы стать настоящей панацеей для всего человечества, если бы направил свои знания в нужное русло, а не трещал безумолку о правилах и законах, от которых голова пухла. Больше всего Нигана, конечно же, поражала его живучесть и необъяснимая способность подстраиваться под все вышестоящие инстанции. По всей видимости, ему просто нравилось играть большого босса. — Слушай, как насчет сделать вид, что мы друг друга не видели? — Ниган осторожно шагнул в направлении мужчины. — Б-боюсь, что моя компетенция мне этого не позволяет, поскольку это будет с-считаться ложным, — он замялся, подбирая слова. Надо же, как заговорил. Даже заикаться начал. Нигану показалось, будто бы Юджин стал на пару дюймов меньше, так сильно он сжался под его пристальным взглядом. Еще одна причина, благодаря которой он по-прежнему оставался в живых, была его патологическая трусость. Чего еще от него ожидать? Однако Ниган по-прежнему держал в памяти ситуацию, когда какая-то неведомая сила вдруг ударила его по голове, и он решил саботировать Спасителей, спасая своих друзей. Это было глупо, но храбро. Очень глупо. Потому что он это запомнил. И в какой-то момент был вынужден признать, что Юджин гораздо более хитер и самоотверженен, чем казалось на первый взгляд. И он уж точно не был идиотом. Он чуть не рассмеялся. Насмешливо и зло. — Приятель, тебе не обязательно врать, достаточно будет просто не говорить никому, что ты меня видел, идет? — В таком случае это будет приравниваться к сокрытию… Ниган перебил. — Притормози, — он поднял ладонь в успокаивающем жесте, — может быть, мы с тобой договоримся? Юджин недоверчиво прищурился, оценивая предложение. Он так старательно обрабатывал информацию, что Спаситель почти слышал, как быстро перестраиваются и вращаются шестеренки в его мозгу и проклинал все на свете за то, что ему приходится тратить время на такие мелочи. Он шумно сглотнул. Спешно пролистал исписанный заметками вдоль и поперек старый блокнот, а затем уставился куда-то вбок, кусая губы. — Я собираюсь устанавливать байпасы на фотоэлементы солнечных панелей. Это заставило тяжело выдохнуть. Лучше не стало. Только еще более запутанно и непонятно. Но почему-то молчание собеседника было расценено как сдержанный интерес, поэтому направившись к батареям, инженер продолжил свой научный экскурс. Он говорил и говорил о них так просто и легко, что Ниган, шагая следом, слушал вполуха, изредка кивая. — Дело в том, что особенности строения фотоэлементов вызывают снижение производительности панелей с ростом температуры. Частичное затемнение панели вызывает падение выходного напряжения за счёт потерь в неосвещённом элементе, который в таком случае начинает выступать в роли паразитной нагрузки. Страсть, как интересно. Не хватало только в ладоши хлопать после каждого его изречения для театрального эффекта. Радовало только то, что Юджин особо не нуждался в комментариях. Он вел их обоих по территории Александрии, задавая маршрут. Ниган не был настроен на болтовню. И оттого ему казалось, что монолог о факторах эффективности, недостатках и прочей ерунде о солнечной энергетике тянулся бесконечно долго. Он выхватывал отдельные части из неиссякаемого информационного потока и думал только о том, как его угораздило вляпаться в это дерьмо. Начинали ныть виски. Как только он умудрялся вмещать в себе такой блестящий интеллект и не меньше сотни фунтов занудства? Поразительный феномен. Голову напрягать не хотелось. Просто идти и кивать. Это было легко. Успокаивало одно — скоро это закончится. Не займет же это целый день. Можно подумать, ему делать больше нечего. Всего-то и надо, что подключить и проверить эту штуку. А потом он уйдет и займется делом. Ему нужна была тишина. Прекрасная, идеальная тишина. Они остановились. — Другими словами, это необходимо для безопасного использования энергии в случае возникновения аварийной ситуации, — Юджин сверился с расчетами и что-то довольно чиркнул в блокноте. Улучшение, которое позволило бы им не зависеть от количества солнечных дней и использовать энергию по необходимости. Звучало так, словно Александрия выходила на новый уровень. Потому что это было далеко не все. Помимо электроэнергии Юджин занимался сборкой анероида, над которым корпел уже целый месяц, следом шла разработка проекта громоотвода на въезде в поселение, а также запуск радиостанции. Постепенно на общем фоне разрушений начинали проступать детали медленно, но верно совершенствующейся инфраструктуры. Так как и должно быть. Основную работу с байпасами все же выполнял Юджин, Ниган лишь следовал его четким указаниям. Устройство представляло собой вакуумный баллон, внутри которого находилась тонкая нить с подогревателем. К нему подводилась распределительная коробка, к ней одну за другой нужно было подсоединять солнечные батареи, к фотоэлементам которых тянулись контакты прибора. Затем следующая панель, и так по кругу, пока все они не будут подключены. После чего Юджин закрыл крышку коробки и замерил уровень напряжения. Больше они не говорили. Он мотался от одной батареи к другой, записывая показания с распределительного устройства, и сверял их с предыдущими. Включал и выключал основной блок питания, двигал диоды до тех пор, пока, наконец, не убедился в отлаженной работе всего механизма. Ниган не стал задерживаться. Развернувшись, он незаметно проскользнул к северным воротам. Перекинул рюкзак, а затем, используя железные перекладины в качестве опоры, подтянулся и легко перемахнул через высокую стену. Поврежденная в прошлую вылазку рука неприятно заныла. Он решил, что разберется с этим потом. Ему хотелось в это верить, потому что перед глазами всего в паре футов возникла кромка леса. И вокруг, наконец-то, стало тихо. Со всех сторон ни единого звука, будто его с головой окунули в воду. То, что нужно. Он нацепил на плечи рюкзак и направился в глубь густой чащи, где показалась серая тень. Растрескавшаяся от полуденной жары земля хрустела под ногами. Вдоль узкой тропинки сновали юркие ящерки, шурша в невысокой траве. Какая-то птица громко крикнула и тут же умолкла, испугавшись своего резкого голоса среди торжественного звучания тишины. Лес встретил его непривычно приятной прохладой. Кроны деревьев шумели над головой точно изумрудное море. И глаза у Мэгги точно такого же цвета — бескрайнее, беспокойное море. Таинство весеннего леса, что хранит в себе притяжение легкого волшебства. Такие зеленые-зеленые. Только ярче и насыщеннее, когда она злится. Или смотрит на него. На его рот. Как смотрела вчера. Жадно и откровенно. Ниган зажмурился на одно короткое мгновение. Ему нужна была темнота. А под веками все почему-то вспыхивали и гасли цветные пятна. Долбаный калейдоскоп ассоциаций. Рисуя-рисуя-рисуя. До тех пор, пока по крупицам не был собран образ Мэгги Ри, которая сегодня утром испуганным кроликом замерла у него на пороге. Почти уязвимая. Такая открытая, хрупкая. Собралась за секунду и гордо вскинула голову. Посмотри — настоящий огонь и сама для себя прирожденный воин. Таких как она на казнь ведут под конвоем, а ей ничего не страшно, делай, что хочешь, хоть убей. У нее в запасе два револьвера и сотни гильз. И взгляд. Цепкий, свирепый. Смотрела не на него, а куда-то сквозь. Так, как и должна. Все верно, продолжай. Пусть хоть кто-то из них окажется сильнее. И пусть это будет она. У нее хотя бы есть, что защищать и есть за что бороться. И если это все не прекратить, то это разъест ему черепную коробку. Останови это, потому что я сам не смогу. Пожалуйста. Откуда-то сбоку донеслось хрипение, и это молниеносно вышвырнуло Нигана в реальность, заставив открыть глаза. Это была невысокая женщина в запачканной ночной сорочке, она протягивала к нему изуродованные руки и звонко клацала челюстью. Он увернулся от костлявых пальцев и, подставив колено, повалил ходячего лицом на землю, а затем всадил нож в основание черепа. Тело женщины дрогнуло и тут же обмякло. Мужчина опустился на корточки и небрежно вытер лезвие об одежду трупа. Багровая, почти черная кровь моментально впиталась в ткань, оставив грязные разводы. Вдруг что-то привлекло его внимание. Он присмотрелся и, отодвинув острием волосы на затылке, увидел такие же грубые стежки, какие оставляли Шепчущие на своих масках. Срезанная вместе со скальпелем кожа ходячего и сшитая таким образом, что ее без труда можно было надеть на себя. У него самого точно такая же лежала в рюкзаке. Подарок от Альфы и, на самом деле, неплохой маневр, позаимствованный у нее же в случае столкновения со стадом. Он ведь именно так и увел их из Арбархилса. Ниган перевернул мертвеца и только сейчас заметил то, что ускользнуло от него в момент нападения. Крохотная деталь, которая тотчас же придала ситуации жутковатую окраску. Выжженные на лбу точно клеймо цифры. Был ли это порядковый номер или, может, количество убитых или невесть что еще, — выяснять не хотелось. Это было что-то новенькое. Он нахмурился и прислушался. В гуще леса птицы щебетали громче. Идти оставалось чуть больше половины. Солнце сияло в вышине, но его лучи едва пробирались сквозь густую листву золотистыми вкраплениями. Прохладный воздух немного прояснил голову. Нужно было отвлечься. И больше не останавливаться. Он постарался сосредоточиться на окружающих звуках и, нашарив взглядом нужное направление, двинулся вперед. Рана на предплечье напомнила о себе с новой силой. Возвращаться в Святилище было странно. Как в первый раз, так и в этот. Но он, по крайней мере, хотя бы знал, что его там ждет. Он снова чувствовал такую безнадежную тоску и в то же время такую легкую приятную ностальгию, потому как его святая святых до сих пор оставалась совершенно нетронутой. Ни временем, ни людьми, ни мертвецами. Огромная, заброшенная. Такая безжизненная, что сердце сжималось в груди. Это было похоже на сеанс мазохизма. И одновременно это была своеобразная терапия. Словно возвращение в опустевший дом, где не осталось ничего, кроме воспоминаний. Болезненных и тяжелых. Где он ничего не смог бы исправить, даже если бы у него была такая возможность. Хотя теперь даже мысленно ему страшно назвать глыбу холодного камня, металла и решеток своим домом. Святилище напоминало склеп. Так что он больше не собирался сюда возвращаться. Но он мог двигаться дальше. Он мог сделать хоть что-то полезное со своей жалкой жизнью. Что-то правильное. Так что он был здесь снова только потому, что знал, что может помочь. Потому что впервые за очень долгое время ощутил, что может быть полезен, что Святилище может быть полезно. Это был его шанс. Ничтожный, почти нереальный. Как там говорила Лаура? Начало процесса реабилитации заключается в приспособлении больного к новым условиям существования? Кажется, так. И тут же осознание — ударом в набат по мозгам. Ничего уже не будет как прежде. Ниган не ждал, что карма станет к нему благосклонна. Он ждал, что она оценит. И она оценила, наверное. Во всяком случае, ему так показалось. Разумеется, Мэгги не пришла бы к нему просто так. Да ни за что на свете. Она бы скорее проглотила собственный язык и сделала все сама. Она бы не стала просить за себя или за кого бы то ни было еще, кроме Хершеля. Он хотел ее ненавидеть. Каждой клеточкой своего тела, как ей удавалось. Изо всех сил старался подпитывать к ней это чувство и не испытывать ничего, кроме него. Но у него все еще не получалось. Просто не получалось и все. Потому что это была Мэгги. Он для нее чересчур. Он не имел права касаться ее, а тем более требовать от нее что-либо. Он так хотел и не имел гребаного права. Кто угодно, но не он. Ему нельзя. И именно это он ненавидел. Он был дурацкой крайностью для нее и для всего мира, кажется. Крайностью, ради которой она поступилась своими принципами, а он почему-то не смог. Ниган обошел здание бывшей промышленной фабрики по кругу, прежде чем войти внутрь. Проволочный забор уже давно покосился и весь проржавел. Ходячие бесцельно бродили из угла в угол по территории внутреннего двора, откуда доносились искаженные стонущие звуки. Ему пришлось прикончить одного из них у самого входа, чтобы стянуть с его головы точно такую же маску с клеймом, какая была у мертвеца в лесу. Мужчина закинул ее в рюкзак и вытер влажный лоб тыльной стороной ладони. Развороченное лицо юноши показалось знакомым, однако он не придал этому большого значения. Оказавшись внутри здания, Ниган шагнул на решетчатый балкон, оперся ладонями о поручни. На секунду представил, будто он не был здесь один. И прямо сейчас. Целая толпа людей прекратила бы возню внизу и заткнулась, они бы развернулись и преклонили колено перед своим бесспорным лидером. — Держу пари, что многие из вас думали, что я мертв, разорван на куски и уже никогда не вернусь, но вот вам напоминание, кто я такой, — голос разлетелся эхом в просторном двухсветном помещении. Зал отозвался гробовой тишиной. Пустые серые стены. Но теперь было легче. Теперь было по-другому. Возможно, он просто втянул в себя частичку того холода, исходящего буквально отовсюду. Часть того, чем дышало Святилище. И теперь дышал вместе с ним. Место задыхалось в пыли и грязи, в крови, в которой было выкупано до самого последнего гвоздя. Это то, что останется с ним до конца. Отчаяние, смирение, терпение. Ниган не сдержался и досадливо сжал кулаки, прислушиваясь к легкому стуку своих шагов по железным ступеням, когда спускался на этаж ниже. Он уже почти привык. Заново. Будто впервые преодолевая каждый дюйм темных коридоров, он пропускал через себя это ощущение снова и снова. Он скучал по этому месту. По-настоящему. Скучал по той силе, которое оно ему давало, скучал по тому человеку, которым оно его делало. Так что Дэрил был прав, когда сказал, что Нигану нравилось быть с Альфой. Он не скрывал. Ему действительно нравилось, потому что он больше не чувствовал себя жалким куском дерьма. Он не стал заходить в комнату, где находился длинный стол с аккуратно расставленными вокруг него стульями. В прошлый раз это оказалось больнее, чем он мог себе представить. Ниган прошел мимо и сразу направился к нужному кабинету. Знакомая дверь чуть приоткрыта, и сквозь узкую щель тонкой полоской лился солнечный свет. Здесь все сохранилось по-старому. Те же полки с лекарствами под толстым слоем пыли и паутины. Сломанная кушетка в углу и широкий письменный стол, за ним кресло, на спинку которого накинут медицинский халат. Ниган скупо окинул взглядом помещение. Оно было грязным, неуютным, чужим. Почему-то на ум сразу же пришло сравнение с комнатами лазарета Александрии, выкрашенные в белоснежный цвет с удобной мебелью, они производили совсем другое впечатление. Он не часто бывал там, но память услужливо подсунула ему вчерашние воспоминания, ожившие в нем непонятным маревом. Неужели за десять лет он настолько привык к тому курятнику, который они выстроили, что стены Святилища больше не были для него успокаивающими? Он поежился. Мужчина выудил с одной из полок нужную пластиковую баночку с таблетками, покрутил ее, а затем, недолго думая, одним движением смахнул и остальные лекарства в раскрытый ранец. У него было не так уж и много времени, так что он не собирался задерживаться. Как только он закончил, он покинул кабинет. И не успел ступить даже шагу. Ему показалось или… Тень мелькнула за углом и тут же исчезла. Сердце пропустило удар. Ниган замер посреди длинного коридора у самого поворота, изо всех сил напрягая зрение так, что начинали ныть виски. Рука машинально потянулась к карману, в котором лежал складной нож. Нащупав шероховатую поверхность древка, крепко сжал в ладони. Стало спокойнее. Он старался двигаться медленно и совершенно беззвучно, постепенно подкрадываясь. Чуткого слуха достиг шорох чужого движения. Мужчина подошел ближе. Звук не прекращался. И когда Ниган был уже почти уверен в том, что это был один из случайно забредших так далеко ходячих, за стеной раздался приглушенный голос. Черт возьми. Только этого ему не хватало. Кто это? Ниган пригнулся и осторожно выглянул из-за угла. Тень проплыла до следующего поворота. Охренительно. Просто охренительно. Этот кто-то определенно ищет неприятностей. А еще совершенно не подозревает о том, что у него появилась компания. Хотелось бы посмотреть на его ошарашенное лицо, когда он об этом узнает. Ниган быстро вытянул нож из кармана и заскользил следом, выдерживая дистанцию. Всматривался в дрожащую темноту перед собой и бесшумно втягивал носом затхлый воздух, в котором ощущался явный запах сырости. Поворот. Еще поворот. А затем фигура исчезла. Похоже, что этот кто-то окончательно заблудился в лабиринтах многочисленных коридоров, которые Ниган знал, как свои пять пальцев. Он бы даже с закрытыми глазами начертил все до одного поэтажные планы. А некто решил поиграть с ним в прятки на его же территории. Как опрометчиво с его стороны. Что ж, тем интереснее. Мужчина пригнулся чуть сильнее и шагнул вперед, в полумрак, неслышно ступая по бетонному полу и прижимаясь к холодной стене. Скрип. Совсем близко. Ниган пинком выбил дверь. Удар получился такой силы, что дверное полотно с чудовищным грохотом отрикошетило от стены. Эхо застыло в барабанных перепонках и разлетелось по всему зданию, отскакивая от высоких потолков. — Пожалуйста, прошу, не убивайте! Надсадный кашель, сопроводивший жалобный возглас, тут же привлек внимание к источнику звука. В противоположном углу комнаты, среди поваленных стеллажей и пылевой взвеси, согнувшись вдвое и закрывая голову руками, сидел щуплого телосложения парнишка. Его напуганный вид заставлял Нигана выглядеть растерянно. Он долго молчал. И отчего-то чувствовал странное облегчение, которое, он уверял себя, не чувствовал бы при любом другом раскладе. Отголоски озноба мерзкими мурашками пробежали вдоль позвоночника, очертив лопатки. Он на удивление быстро собрался и несмело шагнул навстречу, силясь рассмотреть парня повнимательнее. Тусклый свет из узкого окошка под самым карнизом делал это почти невозможным. Когда он подошел практически вплотную, мальчик отнял руки и уставился на мужчину сквозь разбитые стекла круглых очков. Ниган осторожно сложил и незаметно убрал оружие, опустился на корточки, не отрывая глаз от веснушчатого лица напротив. — Черт, — выругался он, — ты же совсем ребенок. На вид юноша был приблизительно возраста Лидии, возможно чуть старше. Сложно сказать. Растрепанные рыжие волосы падали на глаза, закрывая высокий лоб. Взгляд сам собой опустился ниже. Он что-то держал в руках. Нечто серое и бесформенное, отдаленно напоминающее небольшой мешок, было зажато между тонкими дрожащими пальцами. Парня знатно трясло. Почти лихорадило, а в широко распахнутых глазах был написан такой колотящий изнутри ужас, словно перед ним сейчас находился не Ниган, а целое стадо мертвецов. — Что это? — тоном ледяным точно айсберг. Ему самому стало не по себе, когда до него дошло. Холодная волна пронеслась по спине, отчего крошечные волоски на затылке встали дыбом. Мальчишка сжался, казалось, до размеров песчинки, с большим трудом вытягивая из себя неразборчивые слова. — Я-я не знаю. Я нашел это, — заикаясь, пролепетал он. — Не лги мне, парень, — Ниган ткнул пальцем в лицо юноши, схватив его за грудки здоровой рукой, — что ты здесь вынюхиваешь? — Н-ничего, сэр, — плечи мелко задрожали, а хриплые, задушенные всхлипы скрючивали стройное тело, сгибая сильнее, когда он попытался отстраниться, — моя сестра больна. Я всего лишь искал для нее лекарства. Хватка вмиг ослабла. На одну короткую секунду мужчину накрыло облако оцепенения. Он сцепил зубы. Ощутил, как внутри все разом подобралось. Тряхнул головой. Отрывисто, недоверчиво. Так что несколько прядей упало на глаза. Но что-то внутри яростно било в ребра. Что-то едва уловимое, неосязаемое. Что-то, что он отчетливо чувствовал, но никак не мог объяснить. Он все еще сомневался. — Сколько вас? — предельно ровным голосом спросил Ниган, глядя куда-то в сторону. — Нас? Нас всего двое. Только я и моя сестра, сэр, клянусь, — у него был северный акцент. Повисла звенящая тишина, а потом мужчина прыснул так громко и зло, что парень напротив недоуменно моргнул, замерев. Ниган почесал бороду, словно о чем-то раздумывая несколько коротких мгновений. Выпрямился и, нашарив в рюкзаке маску с отметкой, швырнул ее под ноги мальчишке. Она свалилась на пол с противным чмокнувшим звуком. — Может, тогда расскажешь мне про своего приятеля? Он шарахнулся в сторону, будто Ниган вывалил ему целую голову ходячего, которая бы клацала сломанными зубами и смотрела невидящими помутневшими глазами. Рыжий моментально переменился в лице, и мужчина ощутил, как в груди разлилось искрящееся ликование. Не стал оправдываться. Эта мысль заставила его самодовольно улыбнуться самым краешком рта. — Вы убили его! — парень подскочил, выкрикивая обвинение. — Он уже был мертв, когда мы встретились. Он уставился на него с толикой ужаса и удивления. И это удивление было громче всяких слов. Возглас, который обязательно должен был повлечь за собой реакцию, но Ниган смотрел на него с холодным безразличием. Не ожидал такого спокойствия? Очевидное превосходство. Неужели это успокаивает? Неужели думал, что он так просто поведется на этот треп? Но что-то было в его лице, что никак не получалось распознать, и это поставило мужчину в тупик. — Мне жаль. Вот оно. А в следующий момент мальчишка выхватил из-за пояса Глок, направил его перед собой, целясь противнику точно в голову. Его по-прежнему трясло. Пятнышко дула пистолета дрожало перед глазами. Щелкнул предохранитель. Прямо сейчас Ниган понял, что попался, вскидывая ладони. И придурок напротив него понял, что попался. Иначе бы его не лихорадило так, словно у него был приступ. Иначе бы руки, которые собиралась сделать больно, не сотрясала мелкая дрожь. Иначе ему бы хватило мозгов контролировать свой глупый гнев. Потому что он весь целиком — ошеломление, догадка: он знает. И ужас, сковавший на секунду, стал досадной ошибкой. Одной из миллиона ошибок, совершенных Спасителем за всю свою жизнь. На него тот же миллион раз уже направляли оружие. Он ясно видел. Не желание навредить, нет, скорее напугать. Но этот кратковременный страх, мгновение, потраченное на него — ошибка. Как и то, что он его не обыскал. — Парень, — он обратился к нему. И что это было? Попытка его остановить? Идиотская попытка, если учесть, что вооруженный мальчишка стоял перед ним, смотрел непонимающе, испуганно донельзя, а собственный нож он уронил глубоко в карман штанов. И где-то там за спиной распахнутая настежь дверь — его спасение. Быстро облизал губы. — Не делай глупостей, ладно? Мы с тобой взрослые люди, так ведь? Так, может, не будем тыкать ствол друг в друга и поговорим как взрослые? — Ниган видел, как неуверенно опустилось дуло пистолета, и опасливо сверкнули глаза за разбитыми стеклышками, и затем продолжил, — я предлагаю разойтись мирно. Слушай, мы оба хотим помочь своим людям, у меня есть кое-что в рюкзаке, что могло бы… Он не договорил, потому как парень извернулся и, со всей силы зарядив локтем Нигану в солнечное сплетение, сгреб в охапку его ранец и молнией вылетел в коридор. Стук его ботинок глухо разносился среди каменных стен. Этого оказалось достаточно. Достаточно для нескольких мгновений замешательства. Достаточно для того, чтобы режущая боль согнула его пополам, не давая нормально дышать, заставляя только кашлять и задыхаться. Беспомощно хватать ртом воздух и не иметь возможности протолкнуть его в легкие. Ноги подкосились и ему пришлось ухватиться за выступ стены, прижимая забинтованную руку к животу. Жар пульсацией разносился по всему телу. В глазах заплясали звездочки. Но когда он попытался сморгнуть их, слизистую обожгло соленой влагой. Ему понадобилась минута. Ровно минута. Он считал про себя бесконечно долгие секунды, пытаясь сделать вдох, от которого горели внутренности так, что ему казалось — еще чуть-чуть и он просто выблюет их. Он старался сдерживать приступы кашля, но от этого он становился только глубже и удушливее. Сопровождаясь болезненными импульсами, разносимыми по организму от каждого позыва. Чертов сукин сын. Он корил себя за промедление и в то же время отчетливо понимал, что никак не мог этого предвидеть. Тяжело поднималась грудь. Пальцы сами скомкали воздух в ладони, яростно, с размаху саданув по холодному бетону. И когда кашель отступил, Ниган рванул вдогонку за незнакомцем. Что заставило его побежать следом? Какая-то неведомая сила. Он не понимал. Только чувствовал, как что-то сжималось и надрывалось внутри. Пресловутое «надо» — по-другому никак. Он должен был поступить именно так. Он мчался вперед, но коридор все равно слишком медленно тянулся навстречу. До поворота к лестницам так далеко. Он словно уплывал перед глазами. Казалось, когда его отделяло совсем ничтожное расстояние до заветного выступа, он снова отдалялся еще на пару футов. Кислород обжигал грудную клетку изнутри. Он повернул и бегом сбежал по ступенькам точно мяч, брошенный через целое поле, из последних сил судорожно заставляя работать легкие. Ниган не был уверен, что парень окажется на улице, но что-то подсказало ему, что он движется в правильном направлении. То ли скрежет металлической двери в огромном зале, то ли звон бьющегося стекла, раздавшийся следом. Он ринулся на звук. Обогнул по меньшей мере еще пару поворотов прежде, чем выскочить на задний двор. Яркая вспышка света ослепила его на некоторое время после липкой темноты катакомб Святилища. Бег сменился быстрым шагом. Таким размашистым, что мелкие бисеринки пота тут же высушивались встречным потоком горячего воздуха. Руки сжаты в кулаки, яростно смаргивая белесую пелену, он по инерции прошагал наугад. И когда зрение прояснилось, он, наконец, заметил маячащий впереди брезентовый рюкзак. Ниган пробежал по меньшей мере несколько ярдов и нагнал юношу, когда тот попытался перелезть через забор, но зацепился за торчащую жесткую проволоку подолом футболки. К нему со всех сторон подползали мертвецы. Это позволило выиграть время. Еще немного. Не соображал, слышал только, как в голове грохотало собственное сердце. В горле пересохло. Резкое движение. Замах. Хруст. Мужчина одним рывком повалил его на землю, заломив руки за спину. Пара очков треснула пополам. Ранец плюхнулся рядом. — Твоя мама не учила тебя, что брать чужое не хорошо? — хрипение в самое ухо. Злость, бешено пульсирующая в венах. Он задыхался ей. — Пошел ты, — выплюнул, отворачиваясь. Ниган сильнее приложил его о тротуар, сдавил тонкие запястья, вжимая их в позвонки. Мальчишка издал жалобный всхлип. Он не пытался говорить, тихо проскулил что-то, впечатавшись скулой в асфальтное покрытие. — Не советую испытывать мое терпение, — голос Нигана напоминал утробное рычание, когда их взгляды ненадолго пересеклись. Юноша забился в крепкой хватке, пытаясь высвободиться. Лепет вышел тихим и невнятным, практически на грани слышимости. Перебитый следующим всхлипом. И сразу же. Едва слышимый, словно сквозь вату до острого слуха добрался нестройный хор тяжелых стонов. Ходячие собирались по ту сторону высокой изгороди, еле волоча за собой ноги. Их вялые зевающие рты испускали нечеловеческие звуки, от которых сжималось все нутро. И сжималось сильнее оттого, чем ближе они подходили. — Ладно. Ладно, я все скажу. Ниган поморщился. Сверкнул глазами — не поверил. Разумеется, черт возьми, он не верил. У него чесались руки. Хотелось заткнуть его. Врезать хорошенько, чтобы он больше не морочил ему голову. Но он этого не сделал. Быстро повернулся, оценивая расстояние до приближающегося мертвеца и смахивая со лба влажные пряди. Он словно очнулся. — Откуда мне знать, что ты не блефуешь? Смятение, мелькнувшее на мальчишеском лице, говорило само за себя. Он колебался, будто что-то усиленно обдумывал. Сжал челюсти так сильно, что на щеках ожили желваки, и Ниган наверняка услышал, как скрипнули зубы. Ну, конечно, он ведь собирался сдать всю свою группу. Или не собирался? В любом случае, ему бы лучше сказать правду. Потому что у кого-то другого яйца могут оказаться гораздо больше. У кого-то другого хватит смелости на то, чтобы выстрелить. Кто-то другой не станет медлить и церемониться. — Наша община за городом, возле заброшенной аэростанции. — Далековато тебя занесло, не находишь? — съязвил он. — От нас — все пусто на несколько миль. — Сколько вас? — Около сотни, может быть. Боковым зрением Ниган уловил движение. Ленивое, неуклюжее. И шаркающая походка за спиной. Ходячий труп подкрался довольно близко и ему не хватило совсем немного, чтобы ухватить живую плоть. Мужчина тут же среагировал. Быстро и четко. Отпустив юношу, он выхватил Глок и спустил курок. Рев выстрела эхом разнесся по округе, что наверняка привлечет сюда еще больше ходячих. Скелетообразное зловонное тело женщины мешком свалилось на землю. Отдача оружия вибрацией прошлась по руке. Шум застыл в ушах. Из-за угла появилось двое мертвецов и еще один у въездных ворот. С лицами цвета шпатлевки, обожженные, в грязных лохмотьях. Хромая, они вертели головой в разные стороны, постепенно приближаясь к источнику звука. Вывихнутая челюсть, обнаженные гниющие зубы — искривленные лица с видом ненасытного голода. Это отвлекало. Это чудовищно отвлекало. Если их станет еще больше, то Святилище превратится в настоящую западню. Нужно уходить. — Дерьмо, — выругался Ниган, проверяя магазин, — как ты говоришь тебя зовут? Спросил не глядя, только щелчком передернул затвор. Он не собирался больше прикасаться к этому придурку, что быстро вскочил на ноги и поочередно растирал запястья — пусть принимает решение: либо уходит, либо умирает прямо здесь и сейчас. Так же, как он не собирался его убивать, он не собирался спасать его шкуру. Это полное безрассудство. Неоправданный риск, тяжесть которого он не был готов взваливать на плечи, учитывая свое шаткое положение. Пацан мешался под ногами. Он на секунду прикрыл глаза, ощущая, как виски стягивает тупой, ноющей болью. И как начинает печь раненная рука. А через марлевую повязку уже просачивается алая кровь. Потом. Все потом. Ну же, соображай. В запасе осталось всего два патрона. — У нас нет имен, только номер, — парень проследил за тем, как Ниган в пару направленных шагов преодолел расстояние до ходячих и уложил их одного за другим: по выстрелу на каждого, а потом вернулся к нему, подхватив рюкзак на ходу, — вообще-то, мне все еще нужны лекарства. — Это больше не моя проблема. Грубый толчок в плечи, и юноша приложился спиной о невесть откуда взявшиеся деревянные доски какого-то сарая. Дверь захлопнулась, затем натужно проскрипел ржавый засов, отделяя его от полчища мертвецов. Глухой удар раздался сначала слева, затем справа, а затем еще и еще до тех пор, пока это не превратилось в ужасающую своими масштабами какофонию. Существа смыкались кольцом вокруг постройки, царапали ногтями краску и ломали иссохшие кости о стены. Ниган взобрался по заднему фасаду строения, используя хлипкий навес в качестве опоры. Пожарная лестница на крыше сложена на полпути, и ему пришлось балансировать на тонкой перекладине прежде, чем ухватиться за нее и подтянуться всем телом. Совсем скоро мертвецы заблокируют путь, если он остановится еще хоть на минуту. Бежать. Просто бежать. До того, как другие ходячие, привлеченные грохотом выстрелов, подберутся к его укрытию, он перепрыгнул через забор во дворе и устремился в чащу леса по выжженной бурой траве. Мчался быстрее, вперед, спотыкаясь о корни деревьев и отталкивая мертвецов. Он словно наворачивал по кругу, потому что отвратительные гортанные звуки доносились отовсюду. Мэгги ждала его. А он… Внезапно остановился. Восстанавливая дыхание, глотая пыль. Зажимая здоровой рукой кровоточащую рану на предплечье. Боль просто адская. Сейчас он осознавал ее. Почти такая же, как в прошлый раз, когда он, попытавшись преодолеть преграду, наткнулся на стальную арматуру. Горячая и пульсирующая. Должно быть разошлись швы. И вслушиваясь. Вокруг не было ничего. Вообще — ничего. Не слышно и не видно. Будто в ночь и в омут с головой. Ну же. Слушай внимательнее. Гудение насекомых, выше — шорох листвы, еще выше — птицы. Больше не было ни одного хрипа или стона. Только непрекращающийся шум в голове, кровь, колотящая в виски. Удары сердца такие быстрые и лихорадочные. На какое-то короткое мгновение ему показалось, что он вот-вот отключится. Соберись. Шипение сквозь зубы. Шагай. Шагай, давай же, это рука всего лишь. Шагай, если не хочешь дождаться стадо прямо здесь и сдохнуть среди этих ублюдков, как побитая собака. Тело повиновалось. Поднялось, совершая рывок, показалось, что даже туман перед глазами рассеялся, стоило ему двинуться вперед. Почти наугад, на ватных ногах. Просто идти. Это ничего, это нормально. Все будет нормально. За спиной треснула ветка, что заставило его моментально обернуться. На миг грудную клетку кольнуло страхом, будто почву выбили из-под ног. Невыносимый страх за собственную жизнь охватил его разум, в венах бурлил адреналин. Ниган чувствовал себя как самый трусливый неудачник во Вселенной. У него не было другого выбора: он не мог притащить мальчишку с собой в Александрию, тем более он не смог бы убить его. Запереть его в сарае в надежде, что его заживо не сожрут ходячие, показалось ему единственным вариантом спасения этой потерянной души. Он смышленый, что-нибудь обязательно придумает, как-нибудь выкарабкается. Даже если не выберется, то он приведет кого-нибудь еще для допроса. Иначе это будет вопрос качества его моральных принципов. Как низко ты можешь пасть? Секундный порыв почти заставил его вернуться назад к заброшенной фабрике, но он быстро отмел эту мысль. Он не хотел об этом думать. В голове было так неестественно пусто, будто он умер несколько минут назад. Задержался чуть больше, чем нужно и угодил прямиком в когтистые лапы мертвецов. И его тело сейчас валялось где-то там на заднем дворе, истерзанное и изуродованное. Да, пожалуй, именно так он сейчас себя чувствовал. Влажная ткань футболки неприятно липла к телу, по виску быстро скатилась капля пота. Ниган завел волосы назад, пропуская их сквозь пальцы. В горле саднило. Он быстро сплюнул, достал из рюкзака кожаную флягу, свинтил крышку и жадно приложился к горлышку. Несколько торопливых глотков. Теплая вода, разогретая в течение дня палящим солнцем, сейчас казалась лучше всего на свете. Затем он ополоснул лицо и, закрутив крышку, вернул флягу на место. Изнуряющая жара отступала, время близилось к вечеру. Сил оставалось только для того, чтобы добраться до Александрии и доползти до постели. Но он только сейчас обвел взглядом маленькую круглую поляну посреди густого леса, окруженную со всех сторон высокими деревьями. И он уже даже не пытался сопротивляться. Просто позволил этим всполохам просачиваться в мозг. Воспоминание вспыхнуло перед глазами с такой ясностью, будто его заново вытолкнули в тот день. Ярко, четко. Чертова линия. Рик Граймс на коленях. Карл — будущий серийный убийца. Взбешенный до чертиков Дэрил и хнычущий, как ребенок Юджин. И Мэгги… Их замешательство, ужас, ненависть. Сопротивление и тут же за ним покорность. И от этой покорности по спине прокатывала очередная горячая волна, рассыпая мурашки. Было глупо отрицать, что Мэгги довольно хороша собой. Ниган отметил это еще при их первой встрече — Боже, выглядишь паршиво — так он ей тогда сказал и взвесил в руке бейсбольную биту. И какой-то парень — черт, мелкий точь-в-точь его копия — бросился сломя голову защищать ее и получил по заслугам. Это была демонстрация власти, вышколенной беспощадности. Сраное представление для сраного придурка Рика Граймса. Не для нее, нет. Она сидела по правую руку, впившись ногтями в колени. Влажные от слез щеки и раскрасневшиеся, заплаканные глаза на осунувшемся бледном лице. Все шептала обескровленными губами проклятья ему в спину. Дрожала, то ли от бурлящей под кожей ярости, то ли от сильной лихорадки. Ниган хотел стереть этот наглый взгляд, которым она на него смотрела. Пристальный, испепеляющий. Ему не понравилось и одновременно — именно этой жгущей отравы ему не хватало. «Она — ничего», — подумал он. И возвращался к этой мысли снова и снова, когда Мэгги вот так вглядывалась в него. Даже нет, не так. Она весьма ничего. Особенно в этой своей клетчатой рубашке без рукавов, на воротничке которой она по какой-то неизвестной причине сегодня решила не застегивать две верхние пуговицы. И этот крошечный вырез не оставлял выхода взбудораженной фантазии. Прекрати. Это просто смешно. Какой еще вырез? Совсем двинулся? Разве не он вчера вечером в белоснежной приемной лазарета, где в гробовой тишине между ними громыхал метроном, решил, что не хочет ее? Не хочет и точка. Даже не желание, не влечение. Всего лишь сумасшедший интерес. Попробовать. Ничего больше. И это все больше походило на азартную игру, от которой он получал извращенное удовольствие, понятное только ему одному. Мэгги давно наверняка раскусила его, каждую секунду видела насквозь его испорченную душу. Потому как он почувствовал, что она добралась до ее самых потаенных уголков, услышала то, что не полагалось ей слышать. Что-то, что выдралось из самой холодной и черной глубины. Такая же бездонная, сокровенная. Мэгги обещала причинить ему боль. И ему было больно. Так охренительно больно. Он ощущал ее всем своим существом. Она каждый раз вгрызалась в него взглядом так яростно, что, раздеваясь однажды в спальне, он бы не удивился, если бы обнаружил между лопатками сочную зияющую дыру. Ниган уже давно ничего не чувствовал. Ему хотелось бы ненавидеть ее в ответ так же неистово. И он не понимал того, что росло в нем с такой завидной быстротой. Такое знакомое и далекое. То, что он давно отторг и поклялся больше никогда не впускать в себя. Для этого чего-то больше не было места. Ни на задворках разума, ни в самых затаенных уголках его черного как смоль естества. Оно было закрыто, замуровано, погребено так глубоко, что он даже если бы захотел, не смог бы это отыскать. Хотелось выть и лезть на стены. Но сил почти не осталось. Бесконечная усталость плескалась волнами в хрустальной радужке, такая острая и тяжелая, что почти целиком затопила его расплавленным свинцом. Он устал. Устал как никогда. И когда этот бешеный ураган внутри потихоньку стихал, Ниган вспоминал Люсиль. Он вспоминал ее как свой самый большой провал. Он так сильно тосковал по ней, что иногда это не приносило ни облегчения, ни спасения. Огромная, горькая пилюля, которую ему пришлось проглотить. Он не был никогда математиком, но легче, наверное, вывести ряд Фурье или сорок четыре формулы, чтобы не желать и не требовать. Ее слов, хотя бы последних и невыносимых касаний ее нежных рук. Захлебнуться бы в этом, но хочется жить. Почему же тогда так чертовски страшно, если он ничего не боялся? Он начинал сначала. Ниган вернулся в поселение уже после наступления темноты. Он пробрался на территорию через те же северные ворота и сразу же направился в сторону лазарета, минуя аллею, пруд и станцию солнечных батарей. Ночью над Александрией висела привычная тишина. Было уже довольно поздно, скорее всего, около полуночи, должно быть все давно спали. Только дозорные возились на вышке. Так что он даже успел подумать над тем, чтобы зайти завтра, но решил, что Мэгги захочет получить лекарства как можно скорее. На крыльце горел свет. Она ждала. Как только он поставил ногу на первую ступень, над самым ухом со свистом колыхнулся воздух. Прямо перед его носом в деревянную подпорку веранды вонзилась стрела с цветным оперением. Твою мать. Мир крутанулся. Мужчина не успел обернуться, как его грубо прижали к той же стойке, впечатывая затылком так, что он мог ощутить макушкой древко стрелы. Перед лицом возникла заряженная колодка арбалета. Дэрил стоял практически вплотную к Нигану, метая своими серо-голубыми глазами серебристые молнии, держал его на прицеле. — Какого хрена я сейчас видел? — прорычал он, едва разжимая зубы. — О чем ты? — Ниган инстинктивно запрокинул голову, стараясь сохранять зрительный контакт. Неужели Юджин его сдал? Или, может, Мэгги сама решила подставить его? Нет, она не могла. Это было бы слишком низко. Он не хотел ничего рассказывать. Ни про Мэгги, ни про лекарства, ни про Святилище. Это его. Целиком и полностью. И он не собирался этим делиться. — Я — задаю вопросы, ты — отвечаешь, — Дэрил прижал сильнее, и на его руках вздулись вены, — не заставляй меня повторять дважды. Охотник погладил указательным пальцем спусковой крючок. Он сочился угрозой. Даже молча и просто взглядом он производил устрашающее впечатление. От его присутствия начинало жужжать в затылке. И Ниган несмело начал: — Это для Хершеля. — Брехня, — рявкнул он голосом, рычание которого напоминало раскаты грома. Думаешь она не пришла бы? Не попросила? Но, знаешь, она ведь по какой-то причине сделала это. Потому что она боялась за всех, кроме себя. Прямо как Мать Тереза. Казалось, что этого долбаного альтруизма в ней в разы больше, чем собственной крови. И Ниган не мог объяснить, почему это вдруг коснулось и его тоже. Поэтому если бы кто-нибудь рассказал ему все это до того, как оно случилось, он бы ни за что в жизни не поверил. Так что да, Дэрил, это действительно звучало как брехня. — Если не веришь мне, спроси ее. Спаситель кивнул в сторону веранды, и охотник быстро зыркнул, проследив это движение. Он колебался. Переминался с ноги на ногу, точно зверь перед прыжком, готовый атаковать в любой момент, как только жертва потеряет бдительность. А жертва смотрела с надменным высокомерием, словно забралась на самое высокое дерево. Прижимая уши и гомерически хохоча. Посмотри — тебе сюда не забраться. Дэрил фыркнул и опустил арбалет. — Покажи, что в рюкзаке. Ниган послушно раскрыл рюкзак, и охотник заглянул внутрь, затем презрительно сплюнул куда-то в мятую траву и в несколько решительных шагов удалился во мрак. Необычайно длинный день. Он бы не отказался сейчас от бутылочки пива и футбольного матча по телеку. Вот чего действительно не хватало. Звонко лязгнул колокольчик. Ниган столкнулся с Мэгги на пороге, она налетела на него со всего ходу, приложившись лбом о грудную клетку, и тут же отскочила. За секунду собралась, даже не поморщилась. Выбившиеся из прически непослушные пряди небрежно упали на лицо, добавив ее естественному образу неуловимого шарма. Задрала подбородок, глядя на мужчину, как на гадкое насекомое. Зеленые глаза разом налились неприязнью. Застыли. А он почему-то все думал, что же ей сказать. Мэгги, снаружи творится настоящее дерьмо? Мэгги, нужно вернуться в Святилище, потому что я там оставил своего нового приятеля, да, кстати о нем — у нас неприятности? Мэгги, вот лекарства, как ты просила? Несусветный бред. Они не друзья и даже не приятели. Она не станет слушать. Он прислонился спиной к закрытой двери, загородив проход. — Держи свою ищейку на поводке, — в тон, который должен был быть беззлобным, проникли пренебрежительные нотки, о чем он моментально пожалел, прикусив щеку изнутри. С ним что-то происходило. Девушка уже собиралась было сказать, куда он может отправиться и что сделать со своими язвительными комментариями, как вдруг передумала и спокойно проговорила. — Что ты имеешь в виду? Он не выведет ее. Нет, не в этот раз. Какой ей смысл реагировать на его замечания, если он прикусит язык и отравится собственным ядом? Внутри беснующийся мятеж. — Дэрил только что устроил мне допрос с пристрастием. — Надо же. И тебе не понравилось? — она развернулась и стянула с тумбы пару кожаных гловелетт, протянула ткань между пальцами и застегнула. Он хотел ее ненавидеть. Хотел и не мог. Не получалось никак. Что-то внутри поднялось в нем. И оно толкало его, тянуло, топило, оно поселилось в черепной коробке, ввинчиваясь в мозг и пробираясь по коже. И вместо льдин внутри расцветало что-то прекрасно-живое. И в венах дрожал трепещущий пульс. Она для него откровение. Он для нее только зло и проклятие — его мало сжечь на костре. Он для нее бремя на сердце и отголосок минувших дней, но почему-то ее же спасение. — Здесь все, — Ниган опустил ранец на сидушку кресла, — я выполнил твою просьбу. Кажется, теперь твоя очередь. Дьявол, откуда в нем столько уверенности, что она прямо сейчас не прострелит ему черепушку? Он спрятал руки в карманы и шагнул к ней. Скрип паркета под его весом заставил девушку повернуться. Она подолгу всматривалась в его лицо, в темно-карие глаза, до самых краев переполненные чувством собственной важности. Поджимала тонкие губы и хмурила аккуратные брови. Все мысли сжались в одну твердую точку. Нужно оказаться подальше. Дальше от него и его идиотских улыбок. — У меня нет на это времени. Сегодня мое дежурство. Хроническая злоба. Раздражение, пропитавшее воздух, стоило словам сорваться с губ. — Снова бежишь. Ты не можешь находиться со мной в одной комнате? — хрипотца, от которой Мэгги задохнулась. Такого голоса от этого человека она не слышала никогда. Взгляд против воли скользнул к его губам. Совершенно внезапно. Остановился на них, будто неосознанно. Он заметил. Заметил и почувствовал, как оборвалось ее дыхание. Ему показалось, что этот взгляд вот-вот проникнет внутрь. Такой он был сверлящий, пристальный. Мимолетный. Всего доля секунды. Попробовать. Всего лишь попробовать. Может, если это сделать ему станет лучше? И это странное наваждение непременно пройдет? Может, она ударит его, и тогда это унижение приведет его в чувства? Пускай. Пускай она его ненавидит всем своим пламенным сердцем. Но пускай это будет после того, как он это сделает. Потом. Ему нужно. Мэгги, пожалуйста. — Я только что сказала. Дай пройти. Она вперилась в него в немом недоумении. А он смотрел и видел, как ее изумрудные считывали из его глаз этот нечеловеческий вопль, настоящий вызов — ну же, оттолкни меня. Мэгги нахмурилась. И не двигалась. С ней что-то не так. Ниган ждал, что она его оттолкнет, а она не двинулась ни на дюйм, не поддалась и не дернулась, когда он наклонился к ней, словно… провоцируя? Почему? — Ты слишком громко думаешь. Ступор пригвоздил девушку к месту, и ей показалось, что она в принципе больше никогда не будет способна ступить и шагу. Она даже не закрыла глаза. И если бы у них был не только цвет, а еще голос и сила горения, он бы разбивался на атомы от столкновения с ними. Вдребезги, по кусочкам. И посыпалось. Постулаты, хронология и режимы. И такое чувство, что Господь создавал ее по крупицам. Сотканная из добродетели и света, из праведности слитая. Такая чистая — кристально. Такая горькая, сильная, не разбитая. Железобетонная. Каково это знать, что ты для нее нательный шрам? Против воли поставленное клеймо. Сгусток памяти, вызывающий столько боли? Каково это знать, что ты для нее — самый плохой человек? Дьявол, ищущий искупления. Он так близко, и у нее свободны руки. Шокирована, наверное. Сейчас она его оттолкнет. Сейчас. Но он коснулся губ Мэгги своими и на удивление не встретил сопротивления. Она не пошевелилась, и это оказалось страшнее. Это конец, наверное. Потому что от ощущения чужого неподвижного рта на своем собственном, ему захотелось вжаться в ее стиснутые зубы еще сильнее. До боли. Чтобы эта боль его отрезвила, чтобы она была настоящей. Чтобы не было этого «ничего». И вдруг. Опустила ресницы, и когда его борода кольнула ее подбородок, она едва приоткрыла влажный рот и слегка потерлась им в ответ. Не соображая, похоже. Пообещав себе сразу же застрелиться. Ему внезапно захотелось заправить эту надоедливую выбившуюся прядь за ухо, чтобы она не щекотала его скулу. Как только его пальцы коснулись ее волос, девушка отбросила его руку. Дьявол, Мэгги, играй по чертовым правилам. Это ничего не значило. Легкое горячее прикосновение. Одно едва уловимое мгновение. Сладостное, терпеливое. Он должен быть где-то под землей на глубине шести футов, не меньше. Искать под ногами корни до тех пор, пока не раскопает грунт обрыва. Чтобы сигануть прямиком в преисподнюю, видимо. Рядом с ней — ему не положено. Это преступление. Потому что она была так высоко. Так высоко, черт возьми, где он не смог бы дышать. Это длилось всего пару секунд. А затем Мэгги остановилась. И вот оно. Сопротивление. Сжимающиеся челюсти. Тонкая морщинка между бровей. Толчок в грудь. Ее выдох. Она укусила его и отпрянула. Уставилась на него своим диким зеленым взглядом и брезгливо вытерла губы ладонью. Он чувствовал, ощущал всем своим существом грань, на которой она балансировала. — Разве ты не этого хотела? Яростное быстрое дыхание Мэгги оборвалось. Глаза округлились. Казалось, еще чуть-чуть и выпадут. Так сильно она таращилась на него. Она никак не ожидала такой наглости. Пристально вгляделась в кофейные радужки Нигана, ища ответ в его лице. Как ты смеешь? Как. Ты. Смеешь. Ей понадобилось меньше секунды, чтобы выдернуть нож и приставить его к горлу мужчины, надавив ребром на кадык. Ниган поднял руки в примирительном жесте, подставив шею под обнаженное лезвие. Он получил, что хотел. Тогда почему все в момент усложнилось в несколько сотен раз? Недопоцелуй, который, дьявол, сделал только хуже. Он легонько тронул место укуса, слизывая и смакуя ее горько-сладкий вкус. Она проследила. — Если еще раз, слышишь меня? Если еще хоть раз ты приблизишься ко мне — я вырву твой язык, не сомневайся, — прошипела она ему. Мужчина хотел было ответить, но мысль оборвалась. Снаружи раздался истошный вопль. И обернувшись, Ниган наблюдал, как за оконным стеклом в ночном сумраке одно за другим мелькали мертвые лица.