Твоими глазами II НОВЫЕ МЫ

      В школе делать вид, что они друг другу никто, было несложно. Особенно Тэхёну, которого от души забавляли гневные взгляды больших карих глаз, исподтишка направленные на вечно липнущую к нему Санву. Тэхён выждал момент, когда Джон отлучится в туалет, и незаметно пошёл следом за ним. — Доиграешься, девочка, — предупредил он, подкравшись сзади и прижав парня бёдрами к раковине, — кто тебе разрешил так улыбаться всем подряд? — Кому хочу, тому и улыбаюсь, — ответил Гук, пожимая плечами, — ты же пялишься на женскую грудь — и ничего. Тэхён быстро развернул его к себе лицом и крепко обнял. Джон уткнулся носом в чужое плечо и выдохнул: — Я скучал. И через мгновение оба разошлись в разных направлениях, словно это не они сходят с ума от того, что не могут быть вместе открыто. И вот так день за днём. При свете дня они — чужие люди, а по вечерам… А что, собственно, по вечерам? А по вечерам они не могут оторваться друг от друга, до боли сжимают чужие пальцы в своих, смотрят в глаза, чтобы налюбоваться на всю жизнь вперёд, и говорят друг другу простые, но самые важные фразы. — Как думаешь, другие миры существуют? — внезапно спросил Джон, задумчиво глядя в звёздную ночь. На небе — ни облачка. Они полулежали на опущенных сидениях и смотрели в открытый люк в машине. Снова не выспятся, снова будут весь день уставшие, но кого из них это волнует? Гук захотел увидеть восход солнца над городом, и Тэхён не смог отказать ему в этом. С края этого обрыва Сеул как на ладони, Джон может смотреть сколько угодно. Над их головами снова зазвенела морозная тишина, и в этот раз её нарушил Ким. — Мы же не видим всех звёзд, — ответил он, — но это не значит, что они не существуют. — Что насчёт Бога? Ты в него веришь? — Правильно говорить «веруешь». Я не знаю. Наверное, как и все, от случая к случаю. — А в судьбу? В судьбу ты веришь? — Я верю в нас с тобой, — рука Тэхёна встретилась с другой рукой, пальцы тесно переплелись, — поспи ещё, я разбужу тебя перед рассветом. — Девчонка, — прошептал Ким, — вставай, — тронул за плечо и осторожно коснулся губами чужого лба, — вставай, ты всё пропустишь. Джон поднялся, смаргивая с ресниц сладкий сон, и вышел из автомобиля в освежающий холод раннего зимнего утра. Тэхён последовал за ним. Закуривая, он подошёл к парню и взъерошив и без того лохматые пряди, наградил того лёгким подзатыльником. — Где шапка, блять? — процедил он сквозь стиснутые зубы, обдавая Джона тёплым дыханием с запахом табака. Он рывком натянул на голову Гука капюшон куртки и небрежно поправил, перехватывая сигарету изо рта в длинные пальцы, и шумно затягиваясь. Джон подошёл ближе к обрыву и изумлённо застыл. На тёмно-синем холсте горизонта постепенно разливались причудливые узоры всех оттенков оранжевого. Здесь был и бледно-персиковый, и облепиховый, и кроваво-рыжий. С севера грузно тянулись жирные ленивые облака, подёрнутые золотом. Солнечные лучи рождались, копились, крепли, всё увереннее пронзая густое тело тьмы, прогоняя ночь восвояси. В окнах бесчисленных многоэтажек и небоскрёбов медленно гасли крошечные огоньки, точно светлячки, погибающие, чтобы после заката вновь воскреснуть. Остатки звёздочек таяли в вышине, слабо перемигиваясь и прощаясь друг с другом до следующей ночи. Скованная тяжёлыми льдами река Хан загадочно темнела внизу, петляя и теряясь длинным хвостом в долине. Крепкие руки уверенно легли поперёк его живота, и Джон улыбнулся. — С днём рождения, Тэхён, — сказал он, поворачиваясь к парню. В теплом оранжевом свечении один и второй казались друг другу по-новому красивыми. Ким взял в ладони лицо, заворожённо глядя в огромные доверчивые глаза, отражавшие просыпающееся солнце и его самого. — Ну и где мой подарок? — Тэхён смотрел теперь на приоткрытые губы, прерывисто выпускающие клубочки густого пара, на аккуратную маленькую родинку под нижней. — Его нет, — Джон приблизился к его лицу и нежно улыбнулся, видя, как вспыхивает зарево в тёмных зрачках, — но есть я. Влажный, короткий, но очень чувственный поцелуй, самый красивый, что был у Кима когда-либо. Да и у самого Гука, что уж там.

***

      У Тэхёна день рождения. Но Джон не приглашён на праздник, потому что им нельзя быть вместе на людях. И он прекрасно всё понимает, и спокойно строит свои планы, пока Ким отмечает с друзьями и близкими на загородной даче. — Я отойду ненадолго, Чон? — спросил охранник, потоптавшись на месте. — Да, господин Ю, — отозвался подросток, — я буду здесь. Он не стал закрывать двери: Гон Ю скоро вернётся, и в этот час студия никого не ждала. Вернувшись к холсту, Джон вздохнул в радостном предвкушении. Эту работу он писал для себя, в свободное от платных заказов время. В основном только по вечерам, потому что приходилось снимать верхнюю одежду, которая в противном случае рисковала стать испорченной из-за сильно въедающихся в ткань красок. Матери Гука это точно не понравилось бы. Решив, что охранник что-то забыл и потому вернулся, художник не обратил внимания на открывшуюся дверь. Он освободился от свитера и потянул вверх края своей футболки, намереваясь снять и её. Чужие пальцы сцапали его ладонь, и Джона развернули на месте. — Стриптиз? — Тэхён выдал хриплый смешок, — Для меня? — Размечтался, — засмеялся Гук, с готовностью подставляя щёки под поцелуи, — но разве ты не должен быть на даче? — спросил он удивлённо. — Так я и на даче, — невозмутимо ответил тот, — для всех остальных. Так что не выдавай меня, если не хочешь хорошенько отхватить. — Я собирался остаться рисовать, но не позволю, чтобы в твой день рождения ты сидел тут и скучал. Чем хочешь заняться вместе? — Я бы рассказал тебе, чем хочу заняться, — Ким прищурился, — но пока не буду. Одевайся, мы едем ужинать. — Нам придётся дождаться возвращения господина Ю. Он отошёл ненадолго по делам. Тэхён кивнул и посмотрел на холст перед ними. С прошлого раза изменилось не много, только чёрных пятен стало больше. — Так нарисовать и я смогу, — парень вскинул брови, — ты точно художник? Гук пихнул его локтем, делано выпятив нижнюю губу. — Художника обидеть каждый может, — капризно протянул он, получив лёгкий поцелуй в ту самую обиженную губу. Гон Ю и правда вернулся очень скоро. Простившись с ним, парни вышли и последовали через заснеженный двор на парковку. — Ты не на машине? — удивлённо спросил Гук, оглядывая чужие автомобили. — На машине, — Тэхён подошёл к одной и дёрнул ручку, та поддалась, — но не на своей. Садись, девочка. — Моя осталась на даче, — пояснял Тэхён позже, — все думают, что я всё ещё там. — Такая конспирация стоит самого крутого шпионского боевика, — Джон захихикал, — за нами что, следят? Ким ничего не ответил. Он надеялся, что не следят. — Чья это квартира? — Джон огляделся, — Это здесь мы будем ужинать? — А что, у тебя с этим проблемы? Или ты так привык есть в тачке, что аппетит только там и появляется? Гук скорчил ехидную рожицу и скинул тяжелые ботинки. — Квартира наша с Таем, — объяснил Тэхён, — оформлена на имя подставного человека. О ней никто не должен знать, так что не трепись. — Я, по-твоему, трепло? — Джон прошёл внутрь и восторженно воскликнул, — Чёрт, это же Харлей! Посреди гостиной на низкой металлической подставке стоял черный Харли Дэвидсон. Совсем как новенький, несмотря на то, что модель была выпущена лет сорок назад, как минимум. — Подарок отца Тая, — сказал Ким с гордостью, — у него крутой старик. Тэхён нажал на включатели, и под потолком мягким приглушенным светом вспыхнули алюминиевые грушевидные лампы. Стены гостиной были отделаны под камень тёмно-серого цвета, с деревянными вставками. На узких, ассиметрично расположенных полках, аккуратно располагались немногочисленные книги, сувениры и фигурки на байкерскую тематику. До пола спускалось несколько четырехугольных железных колонн, предназначенных не столько для поддержки потолка, сколько для интерьера. На одной из них висела вешалка со старомодной байкерской жилеткой. Широкие диваны из коричневой, нарочито потёртой кожи стояли в центре вместе с чёрным матовым столиком из дерева. Над главным украшением квартиры к стене была прибита широкая набивная лента с алой «V» на белом фоне. — Что значит «V»? — с интересом спросил Джон, касаясь пальцами блестящей поверхности мотоцикла. — Victory. Победа. — За этим есть какая-то интересная история, не так ли? — Это наша с Таем фишка. Знаешь, кто придумал Харли Дэвидсон? — Нет, — Гук покачал головой. — Друзья Харли и Дэвидсон, — Тэхён усмехнулся, — собрали байк в сарае и нацарапали на входе свои фамилии гвоздём. Мне и Таю с рождения нравились эти мотоциклы, понравилась и их история. Нам было по пять лет, когда мы сделали это, — он вытянул указательный палец, — сарая у нас не было, зато у его папаши был этот Харлей. Джон присмотрелся и увидел коряво выцарапанные на корпусе слова «Ким Гудман». — Тогда, — Ким продолжал, — мистер Гудман пообещал отдать этот Харлей тому из нас, кто первым одержит победу в гонках. Нам едва стукнуло четырнадцать, когда мы впервые участвовали в заезде. — И кто пришел к финишу первый? — Одновременно. С тех пор мы договорились если и отдавать победу, то только друг другу. — Вы так близки, совсем как братья, — с улыбкой заметил Гук. — Мы и есть братья, — ответил Тэхён. — Это место совсем как штаб байкерского клуба, — сказал Джон, — здесь здорово. — Девчонкам такое нравится, знал, что ты оценишь, — Ким усмехнулся. — И многих ты успел привести сюда? — парень выгнул бровь. — Ты первая. И последняя. Тэхён пошёл в кухню и выложил из привезённых с дачи пакетов контейнеры с закусками. — Иди есть, — позвал он, — я захватил кое-что для тебя. Этого «кое-что» оказалось многовато для одного Джона, но он не жаловался и с удовольствием уплетал домашнюю еду и всякие деликатесы. — Тортик! — восторженно пропел он, увидев в одной из коробок кусочек десерта и хватая тот руками. — Блять, хоть вилку бы взял! — недовольно проворчал Ким, швыряя в него ворохом бумажных салфеток, — Обжора! На самом деле, ворчание было только для вида. Созерцание Джона, жующего с таким аппетитом, вызывало у парня лишь умиление и желание кормить первого почаще. — Ты такой худой, — он озвучил свои мысли, — ешь неплохо, а почему не поправляешься? — Не нравятся тощие задницы — не смотри. — Не нравятся, — признался Тэхён, — но твоя совсем не тощая. И я не могу на неё не смотреть. Гук поднял на него смущённый взгляд, и тут же отвел в сторону, заливаясь краской. — То, что ты здесь, — тихо сказал он, — то, что приехал ко мне в свой праздник… Я это ценю. — Я просто захотел тебя увидеть. И сделал себе такой подарок. — Когда тебе нужно будет вернуться? — Не скоро. Эту ночь ты проведешь со мной. Джон смотрел в окно, в экран телевизора; разглядывал стены, пол и потолок — всё что угодно, чтобы только не встречаться взглядом с Кимом. А тот терпеливо ждал. Но терпение начало постепенно сходить на нет, ведь Ким не железный, а Гук уже и поел, и в душ сходил, и даже фильм посмотреть успел, но притронуться к себе всё не разрешал. — Иди сюда. Джон послушно сделал шаг вперёд, но застыл, теребя пальцами ткань футболки. — Меня боишься? — спросил Тэхён. — Не тебя. — А чего? — Того, что будет между нами после. Точнее, что ничего уже больше не будет. — Думаешь, я хочу трахнуть тебя и уйти? Таким меня считаешь? — Нет! — поспешно воскликнул Джон, — Я не это хотел сказать! Я просто боюсь, что тебе не понравится. Ты разочаруешься и не захочешь меня видеть. — Дурочка, — Ким усмехнулся, качая головой, — какая ты дурочка. Ты о себе должен беспокоиться, а думаешь о том, понравится мне или нет. Иди, — позвал он снова, раскрывая объятия, и на сей раз Гук уверенно в них шагнул. Тэхён повёл его в темную спальню и уложил на постель. Он долго целовал Джона, нависнув сверху, вёл губами влажную дорожку к шее и ключицам, касался ими нежной кожи за ушком. Он никого прежде не ласкал вот так, а парня — вообще впервые. Но ему это даже нравилось, к тому же настрадавшегося от его рук Гука приласкать было просто необходимо, чтобы успокоить и дать тому ощущение безопасности. Парень под ним млел и тяжело выдыхал в чужие губы, сам тянулся им навстречу, впиваясь пальцами в чужие плечи, как в последний раз. Он подготовился, он доверяет своему Тэхёну, тоже хочет его и сгорает от нетерпения, но всё равно страшно. От волнения Гук едва ли заметил, как оказался полностью раздет. Длинные пальцы нежно огладили грудь, вскользь дотронулись до живота, опустились ниже. — Да ты и правда никакая не девочка, — хрипло посмеялся Ким, крепко смыкая ладонь на его члене, — нельзя тебя больше так звать. — Можно, — возразил Джон, закрывая глаза от удовольствия. — Как же звать тебя девчонкой, если ты — самый настоящий мальчик? Мой мальчик. Тэхён прижал тело парня собой, утягивая того в глубокий и продолжительный поцелуй. Он раздвинул ноги Джона шире, нетерпеливо сжимая гладкое бедро. Гук доверился ему полностью и раскрылся в крепких руках, отдаваясь их ласкам. Тэхён никогда не бросит его, никогда не обманет, не сделает больно, никогда-никогда. — Расслабься, — попросил Ким, проводя ладонью по ягодицам, медленно двигаясь к ложбинке между ними. Гук кивнул, выдыхая тихо и прерывисто. Ожидание неизбежной боли было хуже самого ощущения боли, и он решился и прошептал: — Тэхён, сейчас. Пожалуйста. Тэхён отстранился и открыв тюбик, смочил пальцы прохладным гелем. Джон невольно дёрнулся от прикосновения к чувствительной коже зоны промежности. — Дыши, — сказал Ким, целуя влажный висок, — дыши глубже. Кончики пальцев тронули сжатое колечко мышц, мягко, почти невесомо массируя. Если бы только Гук знал, с каким трудом Тэхён сдерживается, чтобы не причинить ему боль, наверняка посмотрел бы на него другими глазами. Впрочем, он итак сейчас смотрел на него во все глаза, широко распахнув ресницы, словно боясь, что прерви они зрительный контакт — потеряют друг друга навсегда. Прикосновения стали настойчивее, мгновение — и подушечки пальцев без труда погрузились в горячее тело. Тэхён удивлённо вскинул брови, но вслух не сказал ничего. Джон готовил себя ради него, это было приятно. Не прекращая целовать трепещущие губы, Ким плавно проникал глубже неторопливыми ввинчивающимися движениями. — Не больно? — спросил он, с беспокойством глядя на хмурящегося парня. — Просто продолжай, — ломано выдохнул тот, — я привыкаю. Дискомфорт — не более. Джону не было больно, скорее — неловко. Чувствовать чужие касания в таком интимном месте было как минимум, непривычно. Когда из губ напротив вырвался первый сдержанный стон, Тэхён ускорился, жадно лаская ртом белую шею. — Я готов, — услышал он, — давай. Тэхён отстранился, быстрым движением руки распределив по натянутому на член презервативу лубрикант. В глазах Гука полыхал огонь. Позволив заботливо подложить под себя подушку, он расслабил мышцы, как мог. Ким проник в него медленно. Осторожно двинулся до конца и замер, тяжело дыша. — Тебе хорошо? — едва удавалось вдыхать кислород, но Джон не мог не спросить. Он тоже о нём беспокоился. — Как никогда, — ответил Тэхён, и увидев блаженную улыбку, качнул бёдрами, покидая его наполовину и входя вновь. Джон был измотан, но спать не хотел. Удобно расположившись на чужой груди, он задавал самые разные вопросы и посмеивался. Просто так. Просто потому что счастлив. Ким никогда не являлся любителем поболтать, а после секса — и вовсе обычно уходил, не сказав ни слова. Обычно. Но не сейчас. Сейчас он улыбался, внимательно вслушиваясь в сорванный от стонов голос, и на все вопросы отвечал по-честному, искренне. — Ты уже не во мне, но я тебя всё ещё чувствую, — сказал Джон, — словно ты и я — половинки магнита. — Мы не половинки, — Тэхён поймал пальцы, бегающие по его плечу, и легонько сжал, — мы — одно целое. И это трогательное тихое признание в любви было, пожалуй, самым громким из всех, что когда-либо звучали в мире.