***
Том лежит на животе и уже около часа наблюдает за тем, как я играю с ребенком. Крис счастливо засмеялся, когда исчезнувшая зайка вновь появилась. Довольно улыбаясь, я ложусь на ковер. — Кристофер, иди ко мне, — мягко зову, и он, что-то пробурчав, пополз за медведем. — Кристофер, топ-топ-топ. Схватив игрушку, малыш уставился на меня. — Тёп-тёп! — Он разговаривает! — оживился Том. — Если есть желание, то да. Короткие слова, — усмехаюсь. Малыш уперся ногами и руками в пол и выставил попу, вылавливая равновесие, чтобы встать. — Вот же страус, — улыбается мужчина. — Страус, слоненок, вот тебя тянет на животных. — Тёп-тёп, мама, — Крис, улыбаясь, побежал ко мне. Остановился, присел на мою коленку, опустил медведя возле зайца и прильнул ко мне. Уткнулся в шею, улегся на меня. — Наигрался, родненький. Будем спать? Что-то мурчит под ухом, и я улыбаюсь. — Как думаешь, ему еще рано дарить железную дорогу? — Что дарить? — Ну, рельсы, паровоз. — Я не хочу его баловать. — Мы и не будем. — Он еще маленький. Хотя бы в пять-шесть, — отвечаю и хотела добавить, что его к этому времени не будет, но разумно промолчала. Он сам знает. И, по-видимому, делает выводы. — Том, почему ты целый день дома? У тебя нет дел? На тебя это не похоже. Смотрю на него и ловлю тяжелый выдох. — Я устал от дел. Устал от всего. Я думал, что моим богатством будет завоеванный мной мир, но мои сокровища находятся дома, а мне нужно просто завоевать их сердца. — Том... — выдыхаю, удивившись его откровением. — Не хочу, — перебивает, — не хочу разговаривать. Просто идите сюда, — зовет, и я не смею ослушаться. Поднимаюсь с крохой и перемещаюсь с пола на постель. Крис сползает с меня и ложится на грудную клетку Тома. Мужчина поглаживает ребенка по спине, не выражая протеста. — Ты... Тебе уже лучше? — Том поглаживает по голове, чем вызывает желание поспать. — Да. А ты? Вчера, когда ты звал меня к себе, чего ты хотел? — Хотел, чтобы ты помогла мне успокоиться. — Но ты ведь видел, что я была занята с ребенком, почему ты... — Я был зол и... — Нетерпелив, — подсказываю я. — Да, нетерпелив. — Раньше... Ну, тогда, ты был спокойнее, терпеливее. — Я помню, я видел. Это, наверное, ты меня научила быть терпеливее. Научишь снова? Улыбаюсь, поглаживаю по голове уснувшего ребенка. — Я постараюсь, Том. Но мне нужно, чтобы и ты захотел и понял кое-что... Мне есть до тебя дело, но когда ребенку плохо, когда ему требуется мое внимание и забота, я должна быть с ним. Ты понимаешь? Том переводит взгляд с меня на мирно посапывающего малыша на своей груди. — Я понял. И я теперь также понял, почему ты так его любишь... — шепчет тихо. — Его просто невозможно не любить. — Да, — выдыхаю, улыбнувшись. Ложусь поближе и опускаю голову на плечо мужчины. Ощущаю легкий поцелуй и спокойно закрываю глаза.Часть 29 Тревоги и покой
5 февраля 2014 г. в 15:04
Сильный ветер расшатывает деревья за окном. Ветви хлещут по стеклам и скребут их. Детский плач тревожит душу и заставляет проснуться, испуганно дернувшись. Темная комната, освещаемая лишь блеклым светом то исчезающей, то появляющейся из-за туч луны.
Не смотря по сторонам, сбрасываю с себя одеяло и спешу к кроватке.
Шумная погода напугала моего родного.
— Кристофер, все хорошо, сыночек, — раскрываю одеяло и обнаруживаю, что на том месте, где должен быть мой сын, лежит скрученный плед. Ужас наполняет душу, детский плач сводит с ума, в неверии переворачиваю все в кроватке. Где? Где мой сын? Где мой ребенок?
— Теперь он будет только моим, — тихий шепот возле уха и резкая, пронизывающая боль в животе.
Опускаю взгляд и вижу воткнутый в меня нож. Вот рту моментально стало слишком влажно и солено. Прижимаю пальцы ко рту, и с дрожащих губ в ладонь капает кровь. Фигура за моей спиной отходит, и мои ноги подкашиваются.
— Только мой... — тихие слова, звонкий, торжествующий смех, который перекрывает отчаянный плач моего малыша.
Поворот головы, боль во всем теле, и я вижу отдаляющиеся ступни мужчины.
— Верни... Верни мне его, — хриплые слова и булькающий звук из моего горла.
— Только мой, — поворот возле двери, и я вижу плачущего ребенка на руках Тома и голубые, такие яркие даже в темноте глаза мужчины.
— Верни его! Верни!
— Гермиона!
— Верни!.. — сильный рывок, и я хватаюсь за широкие плечи. Ужасаюсь, вновь встретившись с голубыми глазами Тома.
— Все хорошо, Гермиона. Это был сон, успокойся. Сейчас ребенка разбудишь... — ужасаюсь еще сильнее, буквально ощущаю, как твердеет воздух в груди. Отталкиваюсь от мужчины, чуть ли не падаю с кровати, зацепившись в простынях, рывок к кроватке, и я откидываю одеяльце.
Спит. Мой сыночек спит. Хватаюсь за деревянные прутья его кроватки и опускаюсь на пол. Поглаживаю животик моей крохи и не могу сдержать тихих рыданий. Мой маленький, мой родной. Не отдам тебя никому! Я так тебя люблю, мой сыночек.
Тихие шаги за спиной, и я сильнее сжимаюсь.
— Не надо, — прошу тихо. — Не трогай.
Скрип кровати, и я облегченно выдыхаю, успокаиваюсь, поглаживая спящего ребенка. Все хорошо. Он рядом, он спит. Том не заберет его, не заберет...
Укрываю ребенка и сама возвращаюсь в постель. Ложусь тихонечко, кажется, Том уже спит. Закрываю глаза, глубоко вдыхаю, стараюсь прогнать свои кошмары, тревоги и страхи.
Удивленно открываю глаза, когда мужчина взял меня за руку. Пальцы переплелись с моими, а ладони прижались друг к другу.
— Этого не будет.
— Что?
— То, что тебе приснилось, этого не будет. Я не заберу у тебя ребенка, обещаю, — шепчет мужчина, и я чувствую, как губы задрожали вновь.
Шмыгаю носом и сама утыкаюсь в его шею. Обнимаю крепко, так, словно в последний раз. И понимаю, что лишь сейчас могу облегченно выдохнуть и успокоиться.
— Все будет хорошо, — тихие слова, теплые объятия и такая желанная надежда.