I know who I am when I'm alone, I'm something else when I see you. You don't understand, you should never know How easy you are to need.
Don't let me in with no intention to keep me, Jesus Christ, don't be kind to me, Honey, don't feed me, I will come back.
© Hozier — It Will Come Back
Спустя пару недель Арсений просыпается посреди ночи, и в кои-то веки это происходит не из-за ночного кошмара — его просто будят. Становится даже стыдно, что рефлексы не отработаны совсем, в общежитии Академии Арсений чувствовал себя в полной безопасности, а потому не подскакивает, готовый к нападению, а лениво и с трудом разлепляет глаза. Правда, сон всё-таки слегка отступает, стоит разглядеть в блёклом лунном свете перепуганное лицо Шастуна. Арсений садится на кровати и лихорадочно осматривается. Вроде бы ничего не горит, за дверью комнаты не слышны голоса и гомон. Вот только он точно помнил, как закрывал эту самую дверь на ключ, поэтому как Антон попал внутрь, остаётся загадкой. Окно, правда, было открытым — Арсений оставил его на ночь, не боясь мартовского холода, в надежде, что Глазастик залетит погостить, его давно не было видно. Но не лез же Шастун на пятый этаж? Впрочем, выглядит тот таким ошарашенным и взволнованным, что допрос на эту тему Арсений решает отложить. — Что случилось? — спрашивает он, свешивая ноги с кровати и пытаясь уследить ещё сонными глазами за мельтешащим туда-сюда Антоном. — Помнишь, я про видения свои рассказывал? — дрожащим голосом произносит Шастун. Не дожидаясь ответной реакции, он торопливо продолжает: — Мне какая-то странная херня приснилась, может быть, бред полнейший, но мне кажется, это как-то связано с нашим делом на практике. Давай съездим проверим? Арсений хлопает глазами, переводит озадаченный взгляд в окно — на дворе явно глубокая ночь, — а затем обратно на Антона. — Прямо сейчас? — растерянно спрашивает он. — Потом может быть поздно, — закусывая губу, бормочет Антон. — Пожалуйста, Арс, я себе места не найду, если не проверю. А одному стрёмно. Возможно, это признание заставляет Арсения подняться на ноги и начать собираться. На прихорашивания времени нет, Шастун и так нервно трётся рядом и, кажется, борется с желанием потащить Арсения за собой силой. Видимо, времени действительно в обрез, потому что Антон решает раскошелиться на такси, благо в середине марта питерские мосты ещё не разводят, и до центра города они добираются быстро. Арсений осторожно пробует выспросить подробности видения по пути, но Антон нервно поглядывает в сторону таксиста, явно не желая, чтобы тот грел уши, поэтому ограничивается коротким: — Короче, это где-то в центре у Невы, недалеко от Эрмитажа. Больше не скажу, слишком мутно. Невольно подхватив его волнение, Арсений барабанит пальцами по коленке и хмуро разглядывает пролетающий мимо ночной город. То ли нервы шалят, то ли у него и самого уже появляется дурное предчувствие, будто вот-вот случится что-то плохое, а они ничего уже не могут исправить. Такси высаживает их на набережной, и вокруг не происходит ровным счётом ничего странного: мимо проезжают машины, улицы и мосты горят жёлтыми огнями, кое-где даже видны небольшие компашки полупьяных людей, которым и середина рабочей недели не помеха. Антон судорожно оглядывается, потом вообще будто принюхивается, а затем идёт вперёд, прочь от Дворцового. Арсений прибавляет шагу, чтобы за ним поспеть. Шастун замирает спустя пару сотен метров, подходит ближе к каменному ограждению и заглядывает вниз. Там, на приступке у воды, видно человека, и сперва Арсений, остановившись рядом, не замечает ничего странного: мужчина средних лет просто сидит на краю, глядя на реку. Мало ли, может, у него ночной променад или просто взгрустнулось, с кем не бывает? Но затем в неверном свете фонарей Арсений замечает, как беспокойно бурлит вода рядом, чересчур даже для шальной и непредсказуемой мартовской Невы. Несколько вещей происходят одновременно: Антон срывается с места к лестнице, Арсений подаётся вперёд, замечая резкий всплеск, а мужчина с испуганным вскриком вдруг падает в воду. Он не тонет сразу же, хватается за каменный уступ, цепляясь пальцами за щель между плитами, но почему-то больше не издает ни звука. Уже подбегая ближе следом за Антоном, Арсений с трудом замечает в темноте появившиеся из воды серые руки, хватающие мужчину за капюшон куртки и тянущие за собой. Арсений узнаёт и характерный цвет кожи, и склизкую от воды лапу с чёрными когтями, и показавшуюся над водой морду с острыми зубами и чёрными глянцевыми глазами — это утопец. Вообще-то мартовские холода для них были нехарактерны, но после встречи с полуденницей ночью Арсений уже ничему не удивляется. Антон подбегает первым, хватает мужчину за руки и тянет на себя, пытаясь вытащить из воды. Отстающий на пару шагов Арсений издалека целится ледяным копьём, и то даже попадает в цель — утопец высоко взвизгивает и отпускает добычу, но на замену ему появляется другой. В воде рядом видны тёмно-красные хребты ещё… двух, трёх, четырёх. Вдоль спины обдаёт морозом, и не поймёшь — это уже знакомое ощущение от находящейся рядом нежити или банальный человеческий страх. Шастун надсадно сипит, с трудом удерживая мужчину на поверхности — напряжённые руки побелели, видимо, даже сил полубога не хватает, чтобы переплюнуть стаю утопцев. Красные плавники то появляются над волнами, то снова исчезают, и мысль о том, чтобы пытаться их достать копьём, Арсений откидывает. Вместо этого он подходит ближе к воде, прикладывает руку, мгновенно ощущая холод весенней Невы, и концентрируется на своём даре. Река в радиусе пары метров с хрустом превращается в тёмный мутный лёд. — Снизу морозь, чтобы не достали, — сквозь зубы цедит Антон. — Не могу, если его зацеплю, — Арсений кивает в сторону мужчины, — он без ног останется. Шастун не возражает — вряд ли потому что согласен, скорее просто не хочет тратить сейчас силы. Вместо этого он резко выбрасывает одну руку себе за спину, и созданная верёвка, оплетая его запястье, цепляется за выступ ограждения. Светит она в темноте ночи так ярко, что режет глаза. Даже этого оказывается недостаточно. Мужчина не подаёт никаких признаков жизни, видимо, потерял сознание, и безвольной куклой соскальзывает всё глубже. Из проруби появляется хищно оскаленная морда утопца — Арсений даже не успевает понять, как уже вгоняет в чёрный глаз за мгновения созданный острый кусок льда. Видимо, не зря Ляйсан в них все эти годы вырабатывала рефлексы. Один утопец исчезает, но словно на каком-то жутком конвейере тут же появляется другой, а за ним ещё и ещё один. Судя по всему, они даже со своим ограниченным разумом соображают, что их добычу пытаются отобрать и просто силой можно тягаться ещё долго. Арсений пытается отогнать их тем же способом, но в воде утопцы в своей естественной среде и двигаются проворно, так быстро, что никаких рефлексов уже не хватает. Ещё больше замораживать реку Арсений не рискует, у воды температура и так низкая, а опускать её ещё ниже было бы равносильно смерти. Да и глубина тут такая, что до самого дна не проморозишь. Какое-то время кажется, что это будет длиться бесконечно: Арсений с Антоном тянут тело мужчины в одну сторону, утопцы в другую, и у кого бы тут раньше закончились силы, ещё вопрос. Но затем ситуация резко становится хуже — из воды выныривают ещё двое монстров и, схватив Шастуна за ноги, тянут в реку вместе с бессознательным телом мужчины. Арсений от неожиданности отпускает незнакомца, но в последний момент успевает перехватить Антона поперёк туловища, удерживая хотя бы частично на поверхности. Ноги в кроссовках упираются в края созданного льда, но тот предательски трещит — слишком хрупкий, сделан на скорую руку. За доли секунды варианты дальнейшего развития событий проносятся в мозгу, и Арсений в ужасе орёт: — Отпусти его! Шастун брыкается и упрямо мотает головой. Под тёмной водой не видно, что происходит, но, судя по напряжённым плечам и рукам, Антон ещё пытался вытянуть мужчину обратно. Их даже двойной вес Арсений в теории мог бы удержать, в конце концов, сила даже у него была нечеловеческая, но с той стороны против него была стая утопцев в численном преимуществе. Один из монстров выныривает ближе к поверхности и вцепляется острыми зубами в предплечье Антона — судя по болезненному шипению, даже плотную ткань зимней куртки он прокусывает. — Отпусти, Шастун, подохнете оба! — повторяет срывающимся голосом Арсений. Когда лёд под подошвой всё-таки крошится, он с трудом нашаривает вслепую позади себя брошенную верёвку и по-быстрому наматывает её на кулак в натяжку, ощущая почти нестерпимый жар. То ли боль даёт о себе знать, то ли Антон прислушивается, но удерживать его резко становится легче. Бурление вокруг утихает за секунды, и Арсений с кряхтением вытягивает Шастуна из воды и с удивлением осознаёт, что мужчина по-прежнему в его хватке. Кое-как оттащив их обоих подальше от края, Арсений переворачивает незнакомца с живота на спину, хотя уже чувствует нутром — он мёртв. Красноречивые раны от когтей и зубов по всему телу этому доказательство. — Не успели, — с сипением выдыхает Арсений. Тяжело дышащий рядом Шастун морщится и кивает. Всё ещё вопрос, почему утопцы его отпустили. По природе своей они были трупоедами, а в больших стаях не гнушались покушаться на ещё живых — как, например, сейчас. Но хотя, как и любая нежить, они были злобными агрессивными тварями, ими руководствовал, в первую очередь, голод. И чтобы они так просто отпустили свою жертву, когда та уже в прямом смысле была в их когтях… Что ж, ещё одна странность в категории под названием «питерские монстры и их неадекватное поведение». Мужчине уже явно не поможешь — крови толком не видно из-за впитавшей воду одежды, но Арсений чувствует запах смерти, расползающийся вокруг. Ещё не такой сильный, как обычно, но это вопрос времени. Очень хочется запаниковать, отвернуться в отвращении или даже отбежать подальше, но вместо этого Арсений сцепляет зубы и заставляет себя подползти поближе к Антону. — Ты как, живой? — спрашивает он, помогая ему сесть. Замечает стучащие от холода зубы Шастуна и нездорово красные руки, но всё равно заставляет снять куртку и задрать рукав толстовки. Правда, по этому поводу Арсений волнуется явно напрасно: неглубокие следы от зубов на глазах затягиваются, светясь изнутри. — Удобно, ничего не скажешь, — с почти истерической бодростью комментирует он. — Ещё бы ты воспаление лёгких не подхватил, было бы вообще замечательно. — А-а-рс, — с трудом сквозь стук зубов выдавливает Антон и поднимает руку, указывая куда-то Арсению за спину. Сам Арсений ещё не успевает даже обернуться, как уже чувствует — знакомый гнилостный запах, холод в груди, подкатывающую к горлу тошноту, шёпот на грани слышимости, всё как по заранее выверенному списку. Затем всё-таки поворачивает голову, и видит, как над телом мужчины клубится густой серый, почти чёрный туман. Антон поднимается на ноги, подходит ближе к трупу. Со звоном, похожим на звук извлекаемого из ножен оружия, в его руке появляется короткий меч — судя по форме, гладиус. От яркого света туман на мгновение отползает в сторону, но затем возвращается обратно, обволакивая тело в плотный серый кокон. Арсений приближается с опаской. Он уже чувствует: именно этот туман — источник некротической энергии, которая присутствовала у всех таинственных жертв. Только во все предыдущие разы его концентрация была явно остаточной, сейчас же от тошнотворного запаха желудок поднимается к горлу, глаза застилает пелена, а холод из грудной клетки расползается по всему телу, до самых кончиков пальцев. И это не привычное морозное ощущение своего дара, это что-то чужое и враждебное. — Он может быть ещё рядом, — выдыхает Антон, лихорадочно оглядываясь. — Тот, кто это колдует. Если у Арсения и было бы желание возразить, сил на это никаких нет. Шастун убегает, рыская вокруг в поисках возможного убийцы, а Арсений даже не может заставить себя сдвинуться с места. Туман притягивает к себе взгляд, будто бы гипнотизирует. В крохотное мгновение прояснения сознания Арсений понимает: не «будто бы», а затем мозг застилает тёмной пеленой. Он видит, как туман просачивается в мёртвое тело, как труп изгибает жуткой дугой до хрустящего позвоночника, как спустя секунду тишины изо рта и уже пустых глазниц выплывает полупрозрачное облачко чёрного дыма, и вместо тела из плоти и крови с давностью смерти не более нескольких минут остаётся иссушенная серая пустышка. И тут тоже — всё в точности, как и всегда, хоть где-то есть постоянство. Всё это Арсений видит, хотя и пытается себя заставить закрыть глаза и отвернуться. Но тело не слушается — глаза режет, ноги и руки будто сковало в лёд, и дыхание становится тяжёлым и глубоким. Когда вода в проруби снова начинает бурлить, и над поверхностью появляются серые когтистые руки, страх застилает рассудок, воспоминания из детства накладываются на реальность, и вот впереди уже не Нева, а небольшое тёмное озеро. Только тянущиеся из воды руки остаются неизменны — всё такие же жуткие и неумолимые. Арсений делает шаг вперёд, и хотя какая-то часть сознания вопит об опасности и в ужасе пытается заставить тело отшатнуться, весь остаток разума думает о том, что эти кошмары наконец-то закончатся. Так и должно было случиться, судьбы не избежать. Смерть протянула Арсению руку много лет назад, и пора, наконец, принять приглашение. Его даже не утягивают, а как будто бы ласково уводят за собой. Под воду он погружается с лёгким всплеском, тут же чувствует жуткий холод, даже для него вода настолько минусовой температуры — перебор. Утопцы его больше не трогают, расплываются в стороны, видимо, довольные результатом своей работы. Последних сил хватает, чтобы поднять голову и разглядеть мутное пятно проруби, едва различимое на фоне тёмной воды. Арсений закрывает глаза, и темнота с ледяной водой выметают из головы панику. Нет ничего, кроме обречённости и неизбежности — только мрак и холод, верные спутники Морены. Так должно было случиться. Когда за закрытыми веками вспыхивает жёлтый свет, Арсений грешным делом принимает его за тот самый, что в конце тоннеля. Пятно света разрастается, приносит с собой непривычное тепло, но насладиться этим блаженным моментом Арсений не успевает — предплечья опаляет резкой болью, а следом мороз принимается кусать влажную кожу, и первый судорожный вздох обжигает лёгкие. В себя он приходит, уже сидя на камне и глядя на тёмную, спокойную водную гладь, испещрённую потрескавшимися кусками льда — остатками могущества дара. Как таковой холод практически не ощущается, наоборот, чувство такое, будто Арсения укутали в тёплое одеяло, и особенно жарко спине и рукам. Сознание проясняется медленно, но даже когда до Арсения медленно доходит, что это Антон обнимает его со спины и греет своим телом, он не отпрыгивает в ужасе. Наоборот, кое-как найдя в себе силы, изворачивается, чтобы повернуться лицом, обхватывает Шастуна за плечи и утыкается носом между плечом и шеей. К этому сверхъестественному жару неосознанно тянет, он отгоняет ставшую уже привычной стылость, растапливает лёд с костей, пробирается в самое нутро, и на несколько минут становится спокойно. Согревшись и окончательно придя в себя, Арсений отстраняется и замечает, что одежда на них обоих уже тоже высохла — чудеса аполлоновских даров, не иначе. — Ты как? — хрипло и тихо спрашивает Антон, ещё слегка поглаживая его по плечам светящимися в темноте ладонями. — Чуть не умер, — сипит в ответ Арсений. А затем выдаёт запоздалое и едва слышное: — Спасибо. Антон неопределённо мотает головой — тут и «не за что», и «пожалуйста». — Я так и не нашёл никого, — всё ещё негромко, будто боясь повысить голос, произносит Шастун. — Либо прячется хорошо, либо тут никого и не было. Ну, кроме тех зубастых ребят в воде. Хотя усталость ещё не успела накрыть с головой, Арсений уже чувствует тяжесть в конечностях, да и голова тяжёлая от недостатка сна. Но пока ещё адреналин держит его на плаву (каламбур так себе). — Я думаю, что здесь никого не было, — бормочет он, озираясь по сторонам. Вокруг — ни души, видимо, их суматоха так никого и не привлекла, может быть, и к лучшему. — У меня в этот раз снова было это чувство… как будто всё заранее было предрешено. Как будто мы ничего поменять не могли. — Ну, не знаю, — вдруг хмыкает Шастун. — В моём видении ты сначала стоял над трупом этого мужика, а потом утонул. Вот прямо здесь подошёл к краю и нырнул, а рядом никого. Арсений непонимающе хлопает глазами. — И поэтому ты решил меня сюда притащить? Ну, чтоб я уж точно попытался утопиться? — Нет, Арс, не в этом дело, — поспешно выпаливает Антон и хватает его за руку, подползая ближе. — У меня видения не конкретные, то, что я в них вижу, как правило, изменчиво. Например, если мне снится, что мне завтра на голову упадёт кирпич, я могу пройти по другой стороне дороги, и этого никогда не случится. И в том моём видении ты был один, совсем никого рядом, понимаешь? Я не мог никак повлиять на то, окажешься ты здесь или нет, но мог пойти вместе с тобой. Что и сделал. Арсений озадаченно хмурит брови — не то чтобы Антону он не верил, но ощущения по поводу происходящего у них были абсолютно противоположные. Там, где он сам чувствовал эту горечь неизбежности, Антон прямо говорил: нет ничего неизбежного, есть только вероятности. И ещё вопрос, кому тут верить: Шастуну, умело управлявшему своим даром, или самому себе, этот самый дар упорно задвигавшему на заднюю полку. — А что, если… — начинает Антон, осекается, отводит взгляд, но продолжает, — что если бы ты пришёл сюда сегодня один? Эта серая хрень на тебя как-то повлияла, да? Ты же поэтому в воду прыгнул? А если бы она тебя из общаги притянула, ну, чисто в теории, могла же? Мы же совсем о ней ничего не знаем, а ещё утопцы эти откуда ни возьмись, а если бы они тебя сожрали, а я бы… — Антон, тише-тише, успокойся. В этот раз Арсений сам притягивает его к себе, привстаёт на коленях, чтобы оказаться чуть выше, и прижимает голову судорожно хватающего ртом воздух Антона к груди. Тот покорно затихает, обхватывая Арсения вокруг поясницы. — Всё нормально, ты всё правильно сделал. Мы увидели эту «серую хрень» своими глазами, и хоть как-то продвинулись в расследовании, это же хорошо, да? Он чуть отодвигается, укладывая Антону руки на плечи, и тот мелко кивает. — Надо позвонить Воле, рассказать ему обо всём. И чтобы ФСКАН приехал и разобрался с телом, — глухо произносит он и поднимается на ноги, доставая из кармана мобильный. — Заебись, хорошо, водонепроницаемый брал. К разговору Шастуна по телефону Арсений прислушивается краем уха. Пересилив себя и стараясь дышать ртом, чтобы не вдыхать мерзотный запах некротической энергии, он оттягивает тело мужчины подальше от воды на случай, если утопцы вдруг решат вернуться. В этом Арсений, правда, сомневается, вопящее чувство подступающей опасности уже прошло, но в этом деле лучше перебдеть. — Сказал ждать прибытия сотрудников, — сообщает Антон, убирая телефон обратно в карман. — Должны быть через полчаса. Не то чтобы Арсений радуется перспективе провести здесь лишнее время, но выбора нет, не бросать же Шастуна одного. А просто уйти и оставить в центре города мёртвое тело без присмотра кажется кощунственным. Они усаживаются на ступеньки каменной лестницы — достаточно далеко, чтобы облако некро-энергии не сильно кружило Арсению голову, но при этом труп оставался в поле зрения. Адреналин всё-таки потихоньку отпускает, и, несмотря на всё ещё сковывающий тело страх, Арсений чувствует, что его клонит в сон. А раз уж Шастун виноват в том, что выдернул его из кровати, Арсений без зазрений совести приваливается к его боку. А затем и вовсе заползает под полу расстёгнутой куртки, когда Антон приобнимает его рукой за плечо. — Пиздец, — глухо выдаёт Шастун, явно тоже отходящий от шока. — Вот это охуеть практика, вот это я понимаю. Ебать, я в жизни утопцев так близко не видел, какие ж они уроды страшные. Из Арсения вырывается нервный, даже истерический смешок. — Особенности работы мистиев, — бормочет он, почти неосознанно подмечая, что от Антона на таком расстоянии исходит сверхъестественное тепло, даже когда он не использует дар. — Да бля, был бы у меня папаня какой-нибудь Дионис, я б на винодельню пошёл работать. Хорошо, вокруг бухло и виноградники, а ещё никакой нежити и мертвяков. Арсений вообще-то тоже не раз ловил себя на мысли, что, будь у него в божественных родственниках кто-нибудь попроще, жизнь была бы в разы легче. — А ты бы хотел, чтобы твой отец был обычным смертным? — тихо спрашивает он, не поднимая головы. Шастун молчит долго, видимо, обдумывая ответ. А когда подаёт голос, тот звучит легко и почти непринуждённо: — Ты знаешь, нет. Я ведь могу свои способности и не использовать вообще, никто ж не заставляет. И в ФСКАН из-под палки тоже не гонят. А в остальном… мой батя — мудак, тут без вопросов, но это, к сожалению, не божественная привилегия, люди тоже бывают мудаками. Это я к тому, что, даже будь он человеком, он всё равно мог бы бросить нас с мамой. А так хоть какая-то польза от него, благодаря его подарочкам я хорошие дела делаю. И тебя, вот, встретил. Арсений отстраняется, но только чтобы поднять голову и так, чтобы не сбросить руку Антона со своего плеча. Он заглядывает ему в глаза, и не находит там насмешки, только ставшее уже привычным тепло. И, может быть, дело в адреналине, в том, что они вдвоём только что прошли через какой-то пиздец, или даже в том, что Шастун, по сути, спас ему жизнь, но Арсению впервые начинает казаться, что он Антону нравится. По-настоящему, не на спор, не ради шутки, а всерьёз. Поэтому когда Антон приподнимает губы в слабой улыбке и произносит смешливое: — А это можно считать свиданием? — то Арсений даже не воспринимает это как издёвку. — Ты, я, вонючая река, кучка утопцев и труп, — хмыкает он. — А, и мы оба чуть не сдохли. Очень романтично, Шастун. Антон пристыженно опускает голову, но рукой притягивает ближе к себе. — В следующий раз я лучше подготовлюсь. — Мечтай, — вяло отмахивается Арсений, укладывая голову на его плечо. К тому моменту, как прибывают сотрудники ФСКАНа, проходит куда больше получаса — на горизонте уже занимается блёклый мартовский рассвет. К счастью, короткого пересказа для лейтенанта службы оказывается достаточно, он берёт с них обоих обещание написать подробный отчёт о произошедшем и отпускает на все четыре стороны. Больше всего Арсению, несмотря на пережитое, хочется упасть в объятия кровати, но, когда они возвращаются в общежитие, до первой пары остаётся около пары часов, из которых половину займёт дорога до Академии. Так что всё, на что хватает времени, — это залезть под горячий душ и попытаться смыть с себя воспоминания прошедший ночи. Возможно, за исключением тех, где Арсения обнимал Антон, эти можно сохранить. Как назло, первые две пары в это утро сдвоенные, да ещё и Общая боевая подготовка, где поклевать носом на задней парте не выйдет, в тренировочном зале даже парт нет. Зато есть строгая и требовательная Ляйсан, поэтому Арсений с унылым видом переодевается в раздевалке, а на вопросы Серёжи про его дерьмовый внешний вид только отмахивается, мол, потом. Пересказывать произошедшее не хочется, даже вкратце, почему-то есть ощущение, что озвученные слова сделают эти воспоминания реальнее и тяжелее. Ляйсан на пару почему-то опаздывает, но на её занятиях все настолько не привыкли отлынивать, что начинают разминку и без неё. Арсений уже наворачивает третий круг по залу, едва переставляя ноги, когда слышит звучный голос преподавательницы, зовущий и его, и Антона. Когда они оба останавливаются рядом, Ляйсан по-деловому упирает руки в бока и кивает головой на выход. — Собирайтесь и шуруйте домой отсыпаться, — командует она. — Мне Паша уже всё рассказал, на сегодня вы свободны, с вашими преподавателями я договорилась. Арсений озадаченно переглядывается с Антоном, но перспектива совершенно легально прогулять пары сегодня кажется манной небесной. Судя по лицу Шастуна с серыми кругами под глазами, тот его мнение разделяет. Когда Арсений выходит из раздевалки, уже переодевшись в повседневную одежду, он даже не удивляется, когда замечает ждущего его Антона. — Не хочешь позавтракать сначала? — предлагает Шастун, засовывая руки в карманы бомбера. — Я голодный, просто пиздец. Вообще-то Арсений сомневается, что ему сейчас кусок полезет в горло, но он вчера даже не ужинал, а организму после пережитого стресса явно не помешает поддержка, поэтому согласно кивает. В столовой Академии практически пусто, только пара столов заняты студентами, которым сегодня ко второй или третьей паре, поэтому они благополучно минуют все очереди и усаживаются за свободные места с порциями каши. — Как думаешь, Ляйсан Альбертовна с Волей в каких отношениях? — лениво интересуется Арсений, с трудом запихивая в себя еду и желая создать хоть какую-то паузу между ложками мерзкой на вид манки. — «Они ебутся, как вы не понимаете», — корчит рожу Шастун. Он, в отличие от Арсения, со своей едой расправился быстро и сейчас сидит, потягивая подостывший чай с лимоном. — Думаешь? — недоумённо спрашивает Арсений. — Может, дружат просто? — Да не, явно вместе, — отмахивается Антон. — Он так о ней всегда отзывается, прям зна… Э-э, значительно. Ну, про друзей так не говорят. Арсений в ответ неопределённо пожимает плечами — у него в отношениях был настолько скудный опыт, что он бы не взялся судить. — Сегодня, кстати, в общаге вечером тусовка какая-то, вроде у Миногаровой день рождения, — как бы между делом сообщает Антон. — Пойдёшь? Осилив половину своей тарелки, Арсений раздражённо бросает в кашу ложку и отодвигает её в сторону. — Нет, — отзывается он нейтрально. — Да я тоже, наверное, — пожимает плечами Шастун. — Одному хочется побыть, особенно после всего произошедшего. Арсений поднимает брови с неверящим смешком. — Ты и «побыть одному»? — хмыкает он. — А как же твой кружок прилипал? — Не поверишь, я вообще-то больше люблю проводить время в одиночестве или в очень тесной компании, — невозмутимо парирует Антон. — Вечеринки и прочие мероприятия меня сильно выматывают. Ну надо же, образ заядлого тусовщика и прожигателя жизни рушился прямо на глазах. — Я тоже, — неожиданно признаётся Арсений раз уж у них сегодня день откровений. — В смысле, люблю быть один. Да и не то чтобы меня обычно рады видеть на каких-то вечеринках. — Что? В смысле? — ошарашенно восклицает Антон и даже подаётся вперёд. — Кто это тебе не рад? Арсений демонстративно показывает на себя рукой и для пущего эффекта даже шевелит пальцами в воздухе, создавая крошечный локальный снегопад. — Я, как ты понимаешь, заработал определённую репутацию. Антон поджимает губы, разглядывая плавно оседающие на стол снежинки. Затем зачем-то водит по столешнице пальцем, собирая их в маленький сугробчик. — А ты не думал, что с тобой не общаются не потому, что у тебя там какие-то не такие родственные связи, а потому, что, ну… — Шастун явно мнётся, но всё-таки нерешительно заканчивает: — Ты колючий? Не в прямом смысле, конечно, а в смысле… ты сразу начинаешь нападать и язвить, и люди даже не пытаются приблизиться, заранее зная итог. Ещё несколько недель назад Арсений бы злобно ощерился, выставляя те самые пресловутые колючки. А сейчас новые выстроенные отношения с Антоном заставляют прислушаться. К месту Арсений вспоминает, что Маша, вообще-то, звала его на праздник. В том, что он — колкий и язвительный, нет никакого открытия, это Арсений знал и так. Более того, это был осознанный выбор, своего рода механизм самозащиты, тактика нападения первым. Потому что казалось, что, стоит кому-то подобраться поближе, и тогда ощущать волну отвращения и страха будет больнее. Но сейчас Арсений с лёгким удивлением осознаёт, что этого самого отвращения в свой адрес не видел уже давно. А люди в его жизни были: те же Миногарова с Галич, близкие друзья вроде Матвиенко и Варнавы. Даже Шастун. — Может быть. — Арсений решает остановиться на нейтральном, сразу выкладывать всю свою подноготную не хочется — и боязно, и сил сейчас на это нет. — Но я в любом случае люблю быть в одиночестве. Меня только присутствие Глазастика успокаивает. Ну, это ястреб, который ко мне залетает, я рассказывал. Антон кивает с отрешённым видом, больше на автомате. — Он, правда, давненько не заглядывал, — больше самому себе произносит Арсений. — Как бы не случилось чего. Антон ничего не отвечает, только поднимается на ноги и забирает оба их подноса, чтобы отнести на специально выделенную полку, а после кивает головой в сторону выхода. До общежития Арсений добирается с трудом, засыпая в вагоне метро и не поскальзываясь по пути до самого корпуса исключительно благодаря собственному дару, глаза уже точно не видели, куда смотрели. Шастун рядом, видимо, в приблизительно похожем состоянии, потому что пару раз его приходится подхватить, чтобы он не пропахал носом свежую наледь. Они расходятся без долгих прощаний, только махнув руками и с усталыми смешками пожелав «спокойного утра». Спустя десяток минут после возвращения в свою комнату, Арсений ещё не спит — несмотря на изнеможение, сон не идёт, прогоняемый тревожными мыслями. А затем сквозь это мутное полусонное состояние он слышит знакомый стук по стеклу. Едва разлепив глаза, Арсений видит за окном ястребиный силуэт, и только в этот момент осознаёт, как сильно по нему скучал. Стоит только впустить друга внутрь, усадив на изголовье кровати, как сон приходит мгновенно, будто бы все кошмары и ужасы отступают под внимательным взглядом жёлтых птичьих глаз.