Пришел день, и дверь, такая же вызывающе красная, как и горящие неоном вывески за ней, приоткрылась – и в проем проскользнула уже другая Рут.
На мать, которая наконец-то благополучно воссоединилась со своим ребенком, она походила мало. Что бы ни встретило ее в Институте, она пришла попрощаться. Ник это понял сразу, как только Рут переступила порог с той же осторожностью, что и в первый раз, слегка склонив голову, будто надеясь остаться незамеченной. Непривычно тихая, странно медлительная. Ничто в ее облике не говорило о тяжелом пути, который пришлось преодолеть, напротив: волосок к волоску в прическе и ни единого залома, ни следа дорожной пыли на темном плаще. Можно было подумать, что по доброй привычке из старых времен Рут часами наводила лоск перед важной встречей.
Только вот с таким лицом ходят не на свидания – скорее уж, на проводы в мир иной.
Наблюдательная Элли улучила момент, чтобы выразить Нику свое удивление, поведя бровью – “ты это тоже видишь?” – прежде чем обрадоваться совершенно искренне:
– О, кого я вижу! Рут! Тут вас кое-кто заждался, – она подмигнула. Валентайн согласно хмыкнул и поднялся из-за стола, но притормозил, когда увидел, что гостья не слишком-то спешит ему навстречу. Рут так и топталась у порога. Будто просто заглянула поздороваться и вовсе не собиралась входить.
– Элли. Ник, – подозрительно долгий вдох перед тем, как произнести его имя. Рут глянула на него умоляюще, будто извиняясь, и тут же отвела глаза.
“Ну и в чем же ты провинилась передо мной, дорогая?” – подумал он с досадой.
Валентайн чуть приподнял шляпу – этот жест он успел исключить из своего обихода, когда обнаружил, что его не понимают, но никогда не пренебрегал им для Рут. Она говорила, что так легче не сойти с ума.
– Я схожу за кофе. Не стойте в дверях, присаживайтесь, – Элли снова улыбнулась, когда Ник, провожая, мягко похлопал ее по плечу, и стало ясно, что кофе придется ждать по меньшей мере полчаса. Предусмотрительно с ее стороны, умная девочка – хотя он не просил об этом ни сейчас, ни раньше.
Дама, не иначе как снова оказавшаяся в беде, пристально смотрела на Ника, когда хлопнула дверь за ее плечом, и, выждав, он кивнул: путь свободен. Глупые маленькие игры в язык жестов.
Едва только он успел отойти от стола, Рут накинулась на него, как будто всерьез надеялась придушить робота. Еще одна крышка в копилку ее промахов: так не обнимают доброго приятеля в одну из многих встреч. И все же Ник ненадолго позволил себе прекратить анализ обстановки и прикрыл глаза. По каркасу его груди отозвалось мягкой вибрацией приглушенное:
– Привет.
– Верь Элли, – усмехнулся Ник, поправляя свою шляпу, а затем и слегка растрепавшуюся прическу Рут. – Я правда счастлив видеть, что ты не распалась на атомы.
– О, мои атомы в сборе, – констатировала она мрачно, будто говорила не о составляющих ее тело частицах, а о старческих болячках. – Хотя не могу отделаться от мысли, что я теперь свой собственный клон, а настоящая Рут уже неделю как мертва. Тебе… наверное… это знакомо.
Ник действительно слишком хорошо знал, каково это – быть копией самого себя.
Он выждал, но она не заговорила, и пришлось начать самому:
– Что с…
По его подбородку к губам пробрались мягкие пальцы, прикрывая рот.
– У тебя наверняка масса вопросов, но… я не могу. Давай поговорим о чем-нибудь другом, умоляю. О чем угодно, Ник.
Валентайн взглянул на нее испытующе и покачал головой. Она слегка улыбнулась, будто смутившись, торопливо убрала руку с его лица, выбралась из слабеющих объятий и принялась ходить по офису. Рут не оборачивалась, а изображаемый интерес к предметам обстановки сделался вполне настоящим: облепленную мошками лампу-вентилятор под потолком, дорожки пыли после “ленивой уборки” на шкафах, довоенный автомат с сигаретами, притащенный с задворок стадиона, и выцветшие полотна дешевых копий картин она рассматривала так внимательно, будто прощалась и с ними тоже.
– Мне начинать беспокоиться?
– Я бы этого не хотела.
– Тогда объясни, в чем дело.
– Не уверена, что получится, – отозвалась она слишком решительно для сомневающейся.
– Все так сложно, или тебе нельзя говорить?
– И то, и другое.
– Это связано с Институтом?
– Да.
– И с твоим сыном?
На секунду зажмурившись, она кивнула.
– Мы еще увидимся? – не мог не спросить он о насущном. – Каковы прогнозы на этот счет?
Со вздохом Рут опустила голову и пожала плечами.
– Так, мне надоело это немое кино. Иди сюда. Да, сюда, дорогая.
Она шагнула к нему послушно и обреченно, как на плаху.
– Давай-ка все проясним. Я понял, что дело серьезное, и больше ни о чем тебя не спрошу, но не потому, что смирился с твоим молчанием. И уж точно не потому, что мне все равно. Просто я верю, что ты не наделаешь глупостей, если речь идет о твоем ребенке. У тебя есть голова на плечах, есть цель и есть что терять. Целых три повода быть осторожной, верно?
Рут кивнула снова с таким видом, будто прокусила себе язык и терпит боль из последних сил.
– Если я чем-то могу помочь – я готов и сделаю что угодно, но хотя бы дай знак.
Она изобразила, что придерживает двумя пальцами невидимую сигарету и выпускает дым. Со вздохом Ник достал из кармана зажигалку.
Затянувшись, она наконец сказалась расслабленной и даже вольно присела на край стола, о который Ник опирался своей целой рукой. Наконец-то Рут позволила себе прямо взглянуть ему в глаза. Совсем другое дело, теперь он ее узнал.
– Ник.
– Да?
Рут нервно мяла догоревшую сигарету. Заговорила она резко и торопливо, сбивчиво:
– Я хочу, чтобы ты тоже себя поберег. Не ввязывайся в опасные дела. Не пренебрегай техосмотрами. Я оставлю тебе крышек, купи этот свой… банк памяти. Не тяни. Не мокни под дождем! И аккуратнее с сигаретами, у тебя уже весь плащ в мелких подпалинах.
– Все, твоя попытка держать хорошую мину окончательно провалилась.
Она склонила голову, улыбнулась, умоляюще глядя исподлобья.
– Ладно, Валентайн, ты раскусил меня. Будь милосерден, остановись на этом. Я не могу остаться. Я бы очень хотела. Я буду безумно скучать. Но на какое-то время мне придется исчезнуть. Пойми меня, пожалуйста.
Чего-то в этом духе он и ждал, если честно. В конце концов, отпускал подругу не в соседний городок с населением в полтора фермера, а в Институт. Хорошо еще, что она вообще осталась невредима и сумела устроить встречу.
Институт обстряпывал свои дела в строжайшей секретности, вот почему о нем ходили фантастические слухи. Чтобы добраться до правды, им пришлось выслеживать наемника с уникальными привилегиями и не самым тривиальным способом буквально доставать из него информацию, пройти через Светящееся море ради встречи с беглым ученым, а еще участвовать в научных экзерсисах местного гения, по надежности сравнимых с ритуальными плясками. Успех улыбнулся не иначе как чудом.
Несложно было догадаться, что Рут по меньшей мере оказалась чем-то полезна Институту, а может быть, и снискала доверие, если уж ей позволили отлучиться в Даймонд-Сити, а затем – Ник не сомневался, что именно таков план – вернуться. Но она рисковала. А он не хотел все испортить. Тогда она больше не увидит сына. Судя по ее настрою, встретиться им оказалось непросто.
– Зачем ты пришла? – Вопрос, заданный холодным тоном, несколько огорошил ее. Он добавил уже мягче: – Если исчезать, так насовсем. Слишком многим рискуешь.
– Ты бы предпочел, чтобы я просто пропала?
– Нет, конечно, – признал он с тоской. – Конечно же, нет.
– Мне нужно было тебя увидеть, Ник, – сказала Рут почти обвинительно. И он поверил.
Валентайн верил, пусть его аналитический аппарат и сигнализировал о тревоге. Рут уходила от ответов, лишала достаточной информации, но если и говорила, то искренне. Зачем бы еще ей приходить?
Он вспомнил, как совсем недавно она не смотрела на него – скользила оценивающим взглядом, как придирчивая покупательница в магазине бытовой техники. Теперь у нее блестели глаза и дрожали губы – сложно представить, что с таким видом можно стоять подле тостера или стиральной машины.
А Ник в очередной раз думал о том, как иронично распорядился случай. Они пришли в этот мир, перемахнув через столетия – двое потерявшихся во времени, двое на целую бескрайнюю Пустошь. Они встретились, чтобы наткнуться на стеклянную стену и, глядя друг на друга, вместо нежности узнавания ощущать, как связывает по рукам и ногам долг перед памятью.
Но они неплохо с этим справились, правда? Они вели себя хорошо, ничем не запятнали прошлое и заслужили… ну, хотя бы спокойную совесть – уже немало.
Красная дверь задрожала от стука. Ничего, кроме слабой досады, на лице Рут не отобразилось, но несложно было догадаться, что встречи с чрезвычайно активной журналисткой она предпочла бы избежать.
– Ник, это Пайпер! Надо поговорить!
– Талант, – заметил Валентайн. Рут взяла его за руку – немая просьба заставить гостью уйти. Он кивнул, но на пару секунд задержался, позволив Пайпер еще немного побарабанить в дверь.
Наружу он выскользнул торопливо, лишь слегка приоткрыв дверь, чтобы Пайпер не успела зайти. Она, конечно, заметила, как ему не хочется встречи в помещении, и наверняка догадалась, в чем причина. В ком, точнее.
– Прости, что без предупреждения, но… – она недоверчиво сощурилась. – У тебя там трубу прорвало и ты зажимаешь дверь, чтобы не затопить весь город?
Валентайн молча развел руками. Пайпер уже было открыла рот, но насилу прикусила язык; покосилась на вход и, наконец, нетерпеливо вздохнула.
– Слушай, помнишь, я говорила, что к Макдонаху регулярно кто-то наведывается? Кажется, наконец-то поймала его на горяченьком, – ее глаза азартно горели из-под красного козырька. – Будет солидней, если ты составишь мне компанию, Ники, соглашайся. Мы же друзья?
– По-моему, ты не о дружеском визите просишь. Или все-таки прихватить с собой бутылку коньяка?
– Не валяй дурака, ты знаешь, о чем я. Пожалуйста, это очень важно! Для меня, для города, для всех! Вот, смотри, – она спешно, едва не помяв, извлекла из кармана еще свежую фотографию с бликом от оконного стекла. На ней высокая фигура, подозрительно похожая на институтского охотника, стояла рядом с Макдонахом в его кабинете. – Это ведь то, о чем я думаю? Да?
Сколько Ник ее знал, Пайпер сражалась с ветряными мельницами с неугасающим энтузиазмом, хотя мало кто видел в ее деятельности большее, нежели просто навязчивую идею. Легко было представить, как она скрытно ползет по парапету снаружи офиса мэра, чтобы щелкнуть затвором камеры. Первая весомая улика, первая возможность доказать людям, что все это время она не дурила их своей паранойей, не играла на чувствах ведомых и доверчивых.
– Пожалуй, – признал Ник нехотя. Это было крайне невовремя.
– Да что ты как воды в рот набрал? Что-то случилось?
Как ни странно, ей хватало такта не спрашивать о Рут напрямую. Эта осторожность напоминала суеверие: будто излишним сотрясанием воздуха можно подвести и подставить Выжившую. В конце концов, Пайпер с не меньшим нетерпением ждала уникальных новых сведений об Институте.
– Ты же понимаешь, что он опять найдет способ отбрехаться.
– Для этого ты мне и нужен! Две головы лучше, чем одна.
– Да, – хмыкнул Ник, – когда речь не идет о мишенях для стрельбы. Ладно, дай мне минуту.
– Поспеши, дружище, – умоляюще наморщила лоб Пайпер. Он слегка хлопнул ее по плечу и вернулся в офис.
Валентайн отсутствовал недолго, но все равно опоздал.
Внутри его встретила гулкая пустота. Он даже негромко позвал Рут, надеясь, что обманывается, выдумывая себе ощущения, которых не может испытывать – только догадываться по тишине и неподвижности, что здесь никого нет.
Он взял кобуру с оружием, запер офис, зная, что у Элли есть запасной ключ. Вечер обещал быть долгим.
* * *
Пару недель спустя близ Банкер-Хилл развернулась бойня.
Очевидцы наперебой рассказывали, как тихую площадь мигом наводнили солдаты Братства и институтские синты, и началось светопреставление с лазерными лучами, ракетами и пожарами. Длилось оно не один день, и если сначала прохожие вздрагивали, завидев вдалеке вспышки, и собирались на улицах поглазеть и обсудить, то скоро зарево взрывов вошло в привычку, и ожесточенные бои в Чарльзтауне заботили только самых завзятых любителей почесать языками и полюбоваться на падающие подбитыми птицами горящие винтокрылы.
И Валентайна. Рут отправилась в Институт за сыном и ни за чем больше, но могла ли она знать заранее об их планах? Никаких подсказок, кроме ее похоронного вида и красноречивой просьбы поберечься. Не было и причин ожидать, что она как-то причастна – но подозрение упорно пробивало себе дорогу, и Ник старался узнать, что мог.
Доверенные молча пожимали плечами; кое-кого Ник подозревал в утайке, но подтверждений тому не находил. Он многое испробовал. Многих пытался подрядить себе на помощь. Все так или иначе слышали о Выжившей, “той манерной дамочке из криокамеры”, но не о ее связи с делами Института.
Когда все стихло, в Даймонд-Сити стали поступать раненые мирные жители – те, кто некстати угодил в гущу сражения. Единственный агент Подземки, затесавшийся среди них, обожженный до неузнаваемости, сам узнал Ника и не без труда рассказал, что бойцы Института явились отбить у них последних освобожденных синтов и схлестнулись по пути с Братством Стали. Что стало дальше с беглецами, он не видел, зато одно мог сказать точно: из его людей никто не выжил. Институтские охотники исчезли так же внезапно, как появились, а Братство, атакуя с воздуха, не оставило Подземке ни единого шанса.
Это же подтвердила Дездемона в разговоре по радиосвязи. Она была категорична и кратка, не вдавалась в подробности, и без того дел стало по горло: слишком многих Подземка потеряла убитыми.
Сведения ему подали практически на блюдечке, но ни слова о Рут. Она будто провалилась сквозь землю. И это могло означать лишь худшее.
Ее тела не нашли среди мертвых ни на поле боя, ни поблизости. Ник даже сам затеял вылазку на уже остывшее пепелище – без результата. Рут не было среди погибших у Банкер-Хилл, да и не должно быть. Но это ничуть не облегчало его поиски, его беспокойство, его, черт побери, тоску.
Ни одно дело он не обговаривал с Элли так дотошно. Они тратили вечера на затяжные беседы – чем плотнее становилась темнота за порогом, тем больше в рассуждениях проскальзывало лишнего,
личного. А он-то думал, что после окончательного прощания с Эдди Винтером уже ничто не заставит его искать свободные уши.
В один из таких вечеров он вышел к бару, охладить на свежем воздухе свои микросхемы и заказать тарелку лапши для верной помощницы.
Вернувшись, Ник застал Элли растерянной, дерганой; она сделала страшные глаза, только завидев его на пороге, замахала рукой, подзывая к себе, и подкрутила ручку радиоприемника, чтобы и Валентайн смог послушать обращение Института.
Речь, бесстрастно начитанную голосом его злосчастной напарницы.
Женщина, которая помогла ему примириться с прошлым и обрести нечто только свое, которой он любовался, даже когда она размазывала грязь и пот по лбу и придерживала дрожащими пальцами тлеющую сигарету – она была
там. С Институтом. Говорила от его имени.
Так сбылись худшие его опасения.
Ник шагнул вперед и аккуратно поставил тарелку на стол перед вздрогнувшей Элли.
– Выключи это, милая.
– Ник, я знаю, не стоит спрашивать, в порядке ли ты, но…
– В порядке. Ты переживаешь сильнее меня.
Ник ей соврал, но совесть – человеческая примета – его ничуть не мучила. Никогда еще он не чувствовал себя машиной больше, чем сейчас.
Очень старой, ржавой, гнилой, крошащейся на ходу. Несовершенной. Неживой.
* * *
Чуть менее, чем через месяц, тринадцатого декабря две тысячи двести восемьдесят седьмого года в двадцать один тридцать шесть (и сорок три секунды) в офисе его агентства, всегда открытом для нуждающихся в помощи, появились двое охотников Института, внешне неотличимые от людей.
На болтовню они тратить времени не стали, но завязавшееся следом действо с трудом можно было назвать дракой – Валентайн оказался слишком далеко от оружия и был вынужден прикрыть Элли. Он поплатился правой рукой. Выстрел из лазерного пистолета оплавил рассохшийся кожезаменитель и пробил основание плечевого шарнира.
В те доли секунды, что отделяли его от потери руки до аварийного отключения, Ник успел только скомандовать Элли убраться. Послушалась ли она, он уже не узнал.
