банальности

коридорные тени трогают лицо, и чонгуку кажется, что еще немного, и они поглотят его целиком. он глубоко дышит, прикладывая руку к часто вздымающейся груди. сам прикладывается спиной к прохладной стене. легче не становится. в пакете, что оттягивает пальцы левой руки, лежит постиранная совместными с юнги усилиями одежда. чон берет себя в руки и идет дальше. едва заметная полоска света у искомой двери обнадеживает парня — возможных вопросов не избежать. за тенями, облапавшими его с ног до головы, не спрятаться, в тишине не раствориться шорохом одеял. когда он возвращается в комнату — точно не вспомнит, но что-то около четырех утра — ропот шепотков и смешков стихает не сразу, но замолкают самые энергичные. чонгук не видит смысла стоять на пороге очень долго, мол, вот посмотрите, я вернулся, поэтому почти сразу идет к сушилке, развешивая чистую одежду. ну как идет, пробирается. — чонгук… — ошеломленно сипит тэхен, дергая за край пижамной рубашки, когда оказывается рядом, — ты где был? парень завешивается волосами, усерднее разглаживая несуществующие мятые области по металлической перекладине. — стирал. ким, естественно, не верит: это чувствуется по сгустившемуся напряжению вокруг них. может, чонгуку кажется, и напряжение чувствует только он один. но себе бы он тоже не поверил — отмаза не тянула даже на десяточку из миллиона. — придурок, — говорит. — хоть бы телефон с собой брал. чонгук виновато улыбается. в этот же момент джин смеется из-за какой-то чиминовской шутки, и чон ретируется из поля зрения тэхена — хотя в маленькой комнатке очень трудно это сделать, если находиться только вдвоем. он знает, о чем говорит. учитывая, что их тут человек десять, затеряться выходит проще простого: кто-то приходит, кто-то уходит, персонажи меняются, декорации тоже. единственное, что странно — их не пасут учителя. хотя вполне возможно, что они или сами ужасно устали, или относятся с пониманием и позволяют эти шалости, пока те остаются шалостями, не переходящими в ситуацию под градусом. ребята то шепчутся, то галдят, не сидят на месте, возятся и словно наполняют комнату солнечным светом в противовес погоде. чонгук ловит себя на том, что ему непривычно легко испытывать старые чувства по-новому. снова находиться в окружении людей и быть при этом одиноким. одиночество не есть что-то плохое. одиночество не есть что-то хорошее. оно просто есть, и все. как есть он сам, другие люди, другие чувства, вещи, окружающие их всех. сегодня это не зыбучая бездна, а лишь островок спокойствия. сегодня не хочется стремиться к звездам или чему-то такому. хочется погрузиться в себя и переживать какие-то определенные моменты снова и снова. ему выбирать, какую окраску придать всему, что испытывает. по крайней мере, он надеется, что вправе это делать. накинутое поверх чонгука одеяло греет замерзшее тело — открытое настежь окно никто не собирался трогать; а непонятно у кого одолженные наушники и по сто раз прокручиваемые воспоминания о таких нужных посиделках с юнги — душу.