банальности

— юнги, значит. чонгук послушно кивает, ожесточенно колупая кожу вокруг ногтей. тэхен ходит из стороны в сторону возле лавочки, на которой сидит чон, и ужасно нервирует своим заведенным состоянием. в оранжевом свете послеполуденного солнца воздух заполонен маленькими танцующими мошками. ким периодически открывает рот и закрывает, силясь что-то сказать, но только и делает что хмурится, мотает головой и захлопывается. чонгук говорит: — извини. тэ внезапно останавливается как вкопанный, и его лицо приобретает оттенок ошарашенности, отчего хочется вжать голову в плечи и на всякий случай прикрыть ребра. — извини? о не-е-ет, чонгук-и, пока ты не вывалишь мне все подробности этого дела, ни о каком прощении и речи быть не может! — тэхен садится рядом и на заднице подъезжает почти вплотную, оставляя между своим носом и щекой чонгука почти мизерное расстояние. — мне он нравится, — щеки пунцовеют, когда это произносится задушенным звуком. воцарившееся молчание нарушает вздох, наполненный досадой. — и это все, на что тебя хватило? как давно? ты не говорил, кстати, что тебе нравятся парни, но это неважно. что тебе в нем нравится? вы целовались? — тэ поигрывает бровями, а затем прикладывает руку ко рту. — а может все зашло даже дальше? глаза чонгука, наверное, размером с блюдце. вместо того, чтобы задохнуться от паники, его примораживает к месту со скоростью, увеличивающейся прямопропорционально скорости задаваемых вопросов. говорит еле двигающимся языком: — мы не… мы не встречаемся. — как это нет? очень странно. — что странного? — чонгук с опаской смотрит на друга. ким только отмахивается со своим «не забивай себе голову». — ладно, тогда как давно? — сложно сказать точно. несколько месяцев очень сильно. а так, наверное, около года. — почему он тебе нравится? признавайся, ты запал на его милую мордашку? чонгук поджимает губы, чувствуя легкую неприязнь. не к тэхену лично, а к тому, как был поставлен вопрос. — разве староста тебе нравится потому что у нее милая мордашка? — тэхен пораженно поднимает руки вверх, криво улыбаясь, — я… не знаю? мне с ним комфортно? в последнее время, конечно, из-за чувств не очень комфортно, — чонгук неловко улыбается, почесывая затылок, — но… мне не страшно сказать что-то, что сделает меня глупым в его глазах. как будто он никогда меня не осудит? хотя в этом я не уверен. это похоже на безграничное доверие, хотя он, вроде бы, не давал мне никаких клятв дружбы или чего-то такого. честно говоря, я даже не совсем уверен, считает ли он меня другом, хотя отрицать того, что он ко мне относится лучше, чем ко многим, бессмысленно. он очень добрый и внимательный, никогда не ругался, только если ворчал, как старый дедан. из его уст всякие приятные или поддерживающие вещи звучат, знаешь, очень особенно. вот ты, например, скажешь мне, что я замечательный, я скорее в дурку позвоню, чем поверю. а от него… вроде это просто как взгляд со стороны, но так приятно знать, что он считает меня таким, что во мне есть что-то, что делает замечательным в его глазах. — каждый раз, когда я слышу колкости в свой адрес, мне хочется вытрясти из тебя всю ту еду, которой я бескорыстно делился с твоей неблагодарной мордой, чонгук, — вытягивает губы, шамкая: — я настолько тебе не нравлюсь, милый? чонгук уже скорее по привычке кривит лицо и зачем-то роняет: — зато можешь быть уверен, что на твою девственность я не покушусь. — ким только вскидывает брови. чон почти сразу же жалеет о сказанном. — то есть на девственность того, кто тебе так нравится, планируешь? а ты вообще уверен, что она у него есть? им не нужно упоминать имя, чтобы обоим было понятно, про кого речь. только вот последний вопрос настораживает застеснявшегося чонгука. заставляет прислушаться к своим ощущениям. так ли ему важно первенство? в случае, конечно, их призрачного шанса встречаться. ершится: — главное, чтобы у тебя была, тэтэ. тэхен фыркает, скрещивая руки на груди. откидывает голову на спинку лавочки и неожиданно серьезно бормочет: — не то чтобы я настаивал и был против вашего… общения, но юнги для тебя не самый лучший вариант. — уловив повисшее и почти осязаемое «почему», продолжает: — не хочу, чтобы в это втянули еще и тебя. для сгустившихся над ними сумерек еще рановато, но становится как-то не по себе. неприятное волнение утягивает в воронку желудок. чонгук никогда не любил загадки — мятущаяся душа не то чтобы много приятных ощущений вызывает. к счастью, тэхен не делает из себя дешевую интриганку и почти сразу поясняет: — травят его. с того самого момента, как он додумался капитану баскетбольной команды признаться. юнги-то сразу оттуда и поперли. думаешь, почему на второй год остался? почему один ходил? слышал, кучу разного дерьма ему устраивают. даже что-то с конкурсом было. что ужасно — капитан уже выпустился, а последователи остались. становится как-то совсем нехорошо, когда мозаика приобретает законченный вид. обвинять кого бы то ни было за бездействие и искать справедливость в этом пропащем мире не кажется хорошей идеей, по крайней мере, сейчас. сейчас, когда из всех оставшихся негативных мыслей после удара обухом остается только самая настойчивая: «как он этого не заметил?» такой весь из себя наблюдательно-созерцательный мальчик. как не увидел? не придал значения шепоткам в школе? как он мог думать, что с юнги никто не общается, потому что он просто угрюмый? как он мог списать угрюмость на то, что это сосед его просто такой загадочный одиночка? как посмел забыть тот разворошенный класс? разворошенного юнги? в конце концов… не защитил?