Кромешна

      Саша как никто знает, что природа ошибается. Что природа иногда просто пьяна и лепит как попало. Из того, что под руку подвернётся. Не перепроверяя, ничего не меняя, сваливая в одну кучу всё, что в мастерской нашлось, смешивая в невообразимого уродца. Саше ещё повезло. Можно было обзавестись третьим ухом или второй головой, недосчитаться ноги или руки, а то и вовсе получить какие-нибудь нечеловеческие перепонки между пальцев. Сашу же природа просто вразнобой лепит из мальчика и девочки. Создаёт уродство, которое легко прикрыть.       Поначалу Саша не думает, что это будет проблемой. В детстве собственное странное тело даже развлекает: прикольно же, можно по настроению быть то мальчиком, то девочкой, и окончательно определиться тогда, когда захочется. Ну кто ещё так может? Но этой прикольной возможности быстро приходит конец. Сашу приводят на фигурное катание — лёд, коньки, прыжки, и всё это очень увлекательно. Саша лезет в группу к мальчикам — там кажется интереснее. Там Сашу и замечают тренеры. Разглядывают с удивлённым вниманием. Начинают задавать вопросы.       Саша помнит высокое, полное непонимания «зачем вы девочку привели к мальчикам на каток». Помнит, как мама сбивчиво бросилась объяснять про «особенности анатомии» и «не такое тело». Помнит устремлённый на себя оценивающий взгляд, под которым вдруг захотелось съёжиться и спрятаться.       — А может, всё-таки девочка? — тихое, вкрадчивое, расчётливое. — Хорошая была бы девочка. Прыгучая. Сильная. С высокими результатами.       Так и определяется, что Саша — всё-таки «девочка». Потому что «высокие результаты» — звучит слишком заманчиво. Сашу втискивают в хрупкое девичье тело и удерживают в нём год за годом. Хрупкое лёгкое тело проще отталкивать от льда, проще вкручивать в прыжок. Саша пьёт гормоны, чтобы окончательно изуродовать то, что и так уродливо от природы, отращивает волосы (это удаётся на удивление легко), привыкает к коротеньким юбкам и крутит четверные. И так замечательно выглядит со стороны, совсем как настоящая девочка. Так, как и нужно.       Саша полагает, что ворвётся во взрослые сезоны триумфально, раз уж ради этого всё и затевалось, и будет одерживать победу за победой. Потому что никто больше не крутит четверные так легко и часто. Никому не удаётся вставить столько четверных в одну произвольную. Но победы не приходят. Есть серебро, есть бронза, целая россыпь медалей, которые выглядят как извинения.       Извини, но ты и сегодня за бортом.       Извини, но ты и сегодня нам не нравишься.       Извини, но первого места ты не получишь.       Всегда кто-то лезет вперёд — то дерзкая красивая Алёна с её роскошным трикселем, то тихая Анюта, которая проламывает себе дорогу к подиуму четверным флипом. В их тройке ТЩК буква Т идёт первой — только там Саша и лидирует. Медали всегда отдают другим. Другие всегда чем-то лучше. Тело оказывается принесено на алтарь цели, которую даже не позволяют достичь.       Саша добавляет к гормонам успокоительные, мечется от тренера к тренеру и прыгает ещё больше квадов. Столько, сколько в силах вынести, столько, сколько выдерживает тело. Бесполезно. Саша учит триксель и раз за разом бьётся об него с размаху — прыжок словно заколдован, он не поддаётся. Всё без толку.       Саша знает, что прыгает лучше парней. Только это не помогает: многие девчонки прыгают лучше парней. В прыжковом турнире Первого канала девчонки выносят парней с разгромным счётом. Даже порадоваться нормально не получается: парни половину прыжков разроняли, это всё равно что инвалидов бить. Примерно то Саша и высказывает подскочившему с нелепыми поздравлениями Марку.       Марк как будто даже не обижается. У него беззащитно распахнутые нежные глаза и робкая улыбка. Как будто он каждый миг ждёт пощёчины, но всё равно лезет. Саше не до того, чтобы разбираться с тем, что Марк там себе выдумал. Ещё впереди короткая и произвольная программы, и хоть на них нужно отыгрываться.       Саша вкладывает все силы в свои прокаты, а ещё в их команде неожиданно зажигает невесть чем вдохновившийся Марк, но этого недостаточно. «Красная машина» побеждает. Саша опять оказывается не на первом месте — и в прыжковом, и здесь, всё опять проиграно! — злится и вместо того, чтобы по-человечески расшнуровать коньки, обрывает на них шнурки. Не вовремя сунувшийся с утешениями Марк едва не получает локтем в зубы. Саша в шаге от того, чтобы взаправду его стукнуть, и чудом ограничивается просто раздражённым ответом. Марк, в конце концов, в проигрыше команды не виноват. Наоборот, как раз он на победу пахал изо всех сил. Не его вина, что не хватило — но не злиться Саша не может. Не на Марка, абстрактно на весь мир, но и Марк попадает под раздачу. Саша отвергает плюшевых мишек, букеты, стихи и жалобный влюблённый взгляд. Это всё никак не компенсирует очередную упущенную победу, а ещё Марк откровенно не понимает, куда лезет и на кого решил положить глаз.       Саша пытается усилиться к олимпийскому сезону. Слить всё ещё и во время Олимпиады будет совсем уж невыносимо: если всё это время подготовка шла не к победе на главном старте жизни, то к чему вообще? Саша продолжает биться о триксель, делает его с редким переменным успехом — и где-то среди этих попыток частично крошит стопу. Травма ставит под вопрос участие в этапах Гран-при. Саша упирается: нужно участвовать. Нужно, иначе собственное тело было поломано и загнано в рамки девичьей юбки попросту зря. В Америке получается сделать только один квад в произвольной вместо задуманных пяти. Нога болит почти невыносимо, так, будто с каждым прыжком она трескается ещё сильнее. Саша вынужденно отказывается от японского этапа — и, оставшись в одиночестве, горько рыдает. Этот сезон ничем не лучше предыдущего, начинается так же погано, сплошными проигрышами и унижением.       Нужно собраться и вытащить сезон. Нужно, иначе за Сашу это не сделает никто.       На национальном чемпионате нога уже не болит, но Саша всё равно чувствует себя в опасности. Рядом есть Аня, которая славится своими историями о превозмогании, и почему бы ей не превозмочь ещё раз и не выиграть уже который нацчемп подряд. Есть Камила, которую уже записали в гении всех времён и олимпийские чемпионки, она выглядит как очень вероятная претендентка на эту золотую медаль. Саша стискивает зубы и не собирается сдаваться.       Саша состоит из сплошных нервов, и легче не становится от того, что рядом возникает Марк, уточняющий, на какую медаль планы. Он лёгкий, светящийся и как будто беззаботный. Саше некогда возиться с ним и его влюблённым вниманием. Есть задача на нацчемп, с которой необходимо справиться. Отвлекаться Саша не может и не хочет. Марк остаётся в глухом игноре. Напоследок он ласково угрожает Саше в спину взять все медали, мол, «тогда поймёшь, кого ты потеряла». Саша не верит и позволяет себе об этой угрозе забыть.       Чемпионат набирает ход, принося кому-то медали, а кому-то очередные поражения. Саша сцепляется с Камилой за золото и проигрывает. Сашу подводит триксель, который Камила исполняет безошибочно. Марк в своей дисциплине участвует в бестолковой возне: там, наверное, с десяток желающих забрать первое место, и все жмутся очень близко друг к другу, почти без разрыва в баллах. Марк умудряется оказаться наверху этой кучи малы. Он временно становится царём горы и чемпионом России. Даже частично исполняет свою медальную угрозу. Саше это удивительно. Саша позволяет себе уронить краткое слово похвалы в адрес Марка на репетиции гала. Это, конечно, зря: одно-единственное слово приободряет Марка до крайности. Он несётся за Сашей по пятам и жизнерадостно трещит. Саше приходится осадить его: он, кажется, излишне в себя уверовал после выигранной золотой медали. Нельзя считать победу на нацчемпе чем-то эдаким, из ряда вон триумфальным. Все настоящие монстры мужской одиночки — во вне.       Марка это останавливает совсем ненадолго. Он очень быстро встряхивается, перезаряжается и уже на гала снова возникает возле Саши. Смотрит открыто и упрямо, вызывает на откровенность. Саша впервые задумывается над вопросом, который он задаёт.       Противен ли Марк?       Пожалуй, нет. Он бестолковый и его порой слишком много, но в остальном — он практически одна сплошная жизнерадостная зажигалка с невероятной аурой обаяния. Едва ли можно посчитать его противным.       Саша обрывает себя, как только чувствует, что мысли заходят слишком далеко. Туда, где им нечего делать. Если бы Саше был нужен Марк, его давно можно было бы брать, потому что он, кажется, безоглядно влюблён. Марка даже немного жаль. У него преданный, чуть отчаянный взгляд, и лицо такое, словно он готов по одному Сашиному слову на колени хлопнуться. Саша позволяет себе эту жалость, даёт слабину всего на миг — и тут же думает, что это было зря. У Марка мгновенно преображается взгляд, теперь в нём отчётливо горит надежда. Саша ругает себя за некстати проявленное сострадание и старается как можно жёстче отшить Марка. Но, кажется, не выходит.       Ну и ладно. В конце концов, это проблемы Марка.       У Саши задача совсем другая. Саше на Европе опять биться с Камилой. Камиле в этом сезоне щедрой рукой отсыпают рекорд за рекордом, и непонятно, как её, такую идеальную и непогрешимую, обходить. Саша продолжает наваливаться на прыжки, пытается забить Камилу сложностью, потому что других ответов пока нет. У Саши снова начинают тяжело ныть ноги. И суставы ощущаются истёртыми, и силы словно могут в любой момент кончиться.       Вероятно, из-за этого Саша непроизвольно вновь обращает внимание на Марка. Марк яркий и вечно активный. Кажется, что можно прильнуть к нему и жадно пить его бьющую ключом энергию, как прохладную воду из родника. В Таллине Марк шляется по отелю в футболке с самодельным принтом «пущу Европу на шелка». Саша не может не улыбнуться, глядя на эту картину. Саше чудно и дико, что Марк запомнил брошенные в его сторону неласковые слова, вывернул их наизнанку и чуть ли не в девиз их превратил.       Марк, естественно, замечает улыбку на лице Саши — ещё бы он не заметил. И реагирует, мгновенно оказывается рядом, доверчиво смотрит.       — Одобряешь? — знакомо спрашивает он. И дёргает себя за подол футболки, так, что надпись на груди вызывающе натягивается и становится видна ещё отчётливее прежнего. Саша качает головой, стараясь сохранить суровость.       — Ты не ведаешь, что творишь, — говорит Саша как можно холоднее. И видит, что холодность опять совсем не даёт эффекта. Марка это совсем не отталкивает, как не отталкивало никогда. Марк смущённо улыбается и клонит голову набок.       — Отчего же? Ведаю, — говорит он, едва заметно краснея. Заявляет: — Я иду за медалью, — и гораздо тише добавляет: — Иду за тобой.       Саша вздрагивает от такого дополнения и рассматривает Марка пристальнее. Удивительно, какой хаос царит в его всклокоченной голове. Совсем его, бедолагу, закрутило между желаниями.       — Так за медалью или за мной? — уточняет Саша. Либо выигрывать, либо красоваться, одно из двух. Однако у Марка в голове всё явно работает как-то по-другому. Его улыбка становится совсем нежной, и почему-то от неё теплеет в груди.       — Я надеюсь, одно поможет другому, — почти шепчет Марк. Так, словно это откровение вообще-то не должно было достичь Сашиных ушей. И переминается с ноги на ногу, по волоску подходит ближе, делится ещё одним тихим откровением: — Ты мне снишься.       — Вот радость-то, — огрызается Саша, отступая. И пеняет Марку: — Ты бы лучше тренировками занялся, раз за медалями собираешься. За красивые глаза тебя не наградят.       Взгляд Марка смеётся в ответ.       — Ты считаешь, что у меня красивые глаза?       Это абсолютно не норма, что Саша зависает, всерьёз раздумывая над этим вопросом, разглядывая нежные серо-голубые радужки. Красивые, но Сашу не должно это волновать. Волновать должны прыжки и надбавки на грядущих прокатах.       — Не моё дело, — сухо говорит Саша. И отворачивается, закрывается плечом, проходит мимо. Ласковый взгляд Марка жжёт спину.       Саша пытается выкинуть Марка из головы и сосредоточиться на тренировках. Нужен триксель. Без трикселя Саша проиграет Камиле короткую, начнёт сразу же отставать, и большой вопрос, как пойдёт произвольная. Отдавать короткую программу нельзя.       Саша продолжает биться о триксель и об лёд, потому что прыжок не получается. Ноги понемногу заплывают синяками. Вечером Саша сталкивается в холле с Марком, долго сидит рядом с ним на диване и уговаривает себя не истерить. Марк на тренировке спокойненько разминал младшие квады. У него пока всё идёт гладко.       На сбитые колени Саши Марк смотрит с жалостью — и немного так, словно готов броситься их целовать.       — У тебя всё обязательно получится, — бормочет он и комкает в пальцах подол своей вызывающей, боевой футболки. — Не может не получиться, это будет несправедливо. Ты ведь такая сильная. Невероятно сильная. Ты заслуживаешь победы.       Саша раздражённо дёргает плечом: — Не трави душу.       Марк соскальзывает с дивана на пол, стекает к Сашиным ногам. Трогает колени губами, мягко движется вдоль границ синяков, почти невесомо целует. Саша сидит, оцепенев. Поздно, и в холле никого больше нет, некому одёрнуть и отогнать Марка. Сашу трясёт. Марк причиняет мучительную нежность, льнёт к сбитым коленям то губами, то щекой, его волосы щекочут кожу, и всё это совсем не похоже на то, что может происходить с Сашей. Разве только где-то в другой вселенной, где всё изначально пошло как у нормальных людей, а не чёрт знает как. Где можно было бы смело обнять склонённую голову Марка, не думая о том, что ничего хорошего из этого всё равно не выйдет. Саша сглатывает и теснее сводит колени.       — Прекрати, — собственный голос звучит надтреснуто и не слушается. Саша вжимается в спинку дивана и почти выкрикивает: — Марк, мне неприятно! — Это даже не ложь. Саше невыносимо думать, что здесь между ними могло бы что-то начаться, если бы не многочисленные «но», которые в фундамент не положишь и ничего толкового на них не построишь.       Марк вскидывает голову. У него на лице — непонимание напополам с почти что отвращением к себе, когда он спрашивает: — Я сделал тебе больно?       — Да, — говорит Саша, не уточняя, где, и как именно, и почему. И видит, как углубляется это выражение на лице Марка, как стирается непонимание, а отвращение к себе окончательно затапливает потемневшие глаза.       — Прости, — шепчет Марк и убито опускает глаза. — Саш, я не хотел. Правда. Я только надеялся сделать что-нибудь, чтобы тебе стало легче. Саша, я так тебя люблю! Мне так хочется тебе помочь, хоть чем-нибудь! У тебя, конечно, есть и тренерский штаб, и твои подруги, я понимаю — но при этом мне почему-то, не знаю, почему, иногда кажется, что ты совсем одна в том, что ты делаешь. Как я могу поддержать тебя? — он снова с надеждой поднимает взгляд. Сашу передёргивает от его настойчивого я люблю тебя: это как скрежет по стеклу, это звучит как издевательство, как попытка поманить мыльным пузырём, который непременно лопнет. Саша клонится вперёд, хватает Марка за подбородок и держит цепко, заставляет чуть запрокинуть голову. Марк послушен под пальцами, как пластилин, и покорно смотрит снизу вверх.       — Мне ничего от тебя не надо, — раздельно произносит Саша, отрезвляя и себя, и его. Внутри кипит досада на себя, на свою мимолётную наивную веру в сказку. — Включая любовь твою. Найди себе кого-нибудь другого.       Марк упрямо мотает головой, насколько ему позволяет рука Саши: — Я ни на кого больше смотреть не могу, кроме тебя, — и снова пытается: — Я люблю тебя.       Саша крепче сжимает пальцы. И даже, кажется, делает больно, шипит на самой грани слышимости: — А если я скажу тебе, что я парень? — Делает больно на двух уровнях сразу, физически и морально. Марк вздрагивает. У него в глазах — потерянность; там трескается и осыпается светлый глазированный фарфор, там умирает хрупкая надежда. Саша ощущает себя сволочью. Но ничего поделать не может, потому что даже не врёт. Наполовину. Девушка, похожая на парня, парень, похожий на девушку, и грань между этими двумя сущностями стремительно стирается, превращая Сашу во что-то отвратительно среднее.       — Быть не может, — шепчет Марк. Он тянется к Саше, но отдёргивает руки, не решаясь прикоснуться. Растерянность стирает с него лицо, оставляя только побелевшую маску с отчаянными впадинами глаз. — Ты же… ты ведь не… — в нём даже слов нет, только беспорядочные осколки как агония надежды.       — Может, — настаивает Саша. Хлопает Марка по щеке, чтобы привести в чувство, и припечатывает: — Так что перестань себе выдумывать, пожалуйста. Найди другой объект для воздыхания. Нормальный. И ты, надеюсь, понимаешь, что это тайна. Если будешь болтать, я тебя придушу.       — Не буду болтать, — покорно соглашается Марк. Он выглядит раздавленным; в таком виде Саша его и оставляет, ощущая уколы вины. Марку завтра катать, а у него теперь, вероятно, выбита почва из-под ног и разбито сердце. У Саши перед глазами ещё какое-то время стоит его лицо, на котором отпечатана отчаянная, болезненная любовь.       Тем не менее — назавтра Марк вновь в привычной угрожающей футболке и с очень решительными глазами. Он явно к чему-то пришёл за ночь и всё так же намеревается «пустить Европу на шелка». Ему это даже отчасти удаётся: у него чистая короткая и промежуточное второе место, всего в шаге от первого, меньше чем в балле от Андрея. Для Саши загадка, откуда у Марка берутся силы — ещё вчера он выглядел совершенно разбитым, а сегодня уже заряжен и прожигает лёд своим катанием.       Заряженности Марка хватает не только на прокат. Вечером он снова возникает рядом с Сашей, и глаза у него неожиданно прежние — преданные и нежные.       — Тебе же сказано! — шипит Саша, едва завидев этот невозможный взгляд. Марк кивает.       — Я помню, что ты сказал…ла, — соглашается он. У него появилась неуверенность в окончаниях, словно он не может решить, обращаться к Саше как к парню или как к девушке, но в остальном — всё по-прежнему. — Я думал об этом. Всю ночь думал. И… знаешь, я понял, что это не важно. Что я по-прежнему выкинуть тебя из головы не могу, и тянет к тебе, поступки совершать для тебя хочется… Люблю тебя, — подчёркивает он. У Саши в висках гремит. Кажется, что это сон, не понять только, дивный или дурной.       — Как это может быть не важно? Ты что, сдурел? — шёпотом вопит Саша. Марк смотрит в ответ ласковым упрямым взглядом.       — Если тебя просто не привлекают парни или отторгаю конкретно я — ты так и скажи, ладно? — кротко просит он. Саше дико, что последней должна умирать надежда — и надежда, кажется, вчера умерла в Марке на глазах у Саши, а вот любовь, упорная и сильная, почему-то продолжает жить. — Саш, ну конечно, не важно. Какая глобально разница, если у тебя там… член, я до сих пор не понимаю, как это, но пускай, — Марк предусмотрительно понижает голос, заговаривая об этом. — Вот сейчас — это для меня ничего не меняет. Вообще. Честно. Другое дело, если ты всё-таки решишь, что мы можем быть ближе. Тогда, конечно, появятся… нюансы, — он горько кривит уголок рта, словно сам не верит в это «если». — Да и тогда всё равно, не в них будет суть.       У Саши там как раз не член. Очередное издевательство природы, благодаря которому в том числе стала возможной эта афера на льду. И Марк тоже похож на издевательство самим своим существованием. Он выглядит очень искренним и тёплым, и как будто и впрямь способен полюбить то, что стало с Сашей сдвоенными стараниями природы и тренеров. Невыносимо думать об этом, давать себе безумную надежду.       — Сгинь, невозможный человек! — почти стонет Саша. И обеими руками отталкивает Марка.       Марк послушно отступает. У Саши из-за него в голове всё дрожит и шатается. И нужно как-то заставить себя перестать возвращаться мыслями к многообещающему ласковому взгляду, иначе мысли растекутся в кашу, и завтра на льду совсем ничего не получится.       В короткой программе Саша снова пытается совладать с трикселем. Снова проигрывает. Проклятый прыжок словно заколдован, он не поддаётся. Тогда как рядом Камила справляется с ним издевательски легко, словно играючи. Сбывается именно тот сценарий, которого нужно было всеми силами избежать: Саша сразу же начинает сильно отставать. В кике — упрёки. Почему ты не слушаешься. У тебя не получается этот прыжок. Не нужно было вставлять его в программу, следовало обойтись дупелем и сделать чисто. Ты теряешь баллы на падениях. Саша знает, Саша хочет кричать о том, что дупель бы ничем не помог. Что просто чистый прокат бы не спас. Триксель связан с риском, но Саша осознанно идёт на этот риск, потому что только так есть шансы выиграть. Удивительно, что тренеры этого не понимают.       Или, может быть, они как раз наоборот, понимают всё, и именно поэтому в своих советах напирают на облегчённый контент. Стараются не дать Саше чересчур усложниться, отобрать медали у тех, кому в закулисных планах назначено их получить.       Может такое быть?       Звучит как предательство.       Саша бесится, ссорится с Этери и швыряет перчатки об пол. Саша смотреть не может ни на Камилу, ни на Аню: конечно, они удобнее! Они настоящие, их проще держать в невесомом девичьем теле. Они послушные, никогда не скажут слова поперёк, делают всё, что велит Этери. Наверняка золотую медаль Европы назначили получить кому-то из них, скорее всего — Камиле, ей уже и олимпийское золото тоже назначают, это ни на йоту не честно, что медали выдают вот так, без борьбы! Саша силится не срываться на Аню с Камилой, но сил не хватает: их поселили втроём в одном номере, и не видеть девочек просто невозможно, они всё время рядом, маячат перед глазами. Саша практически ругается и с ними: в груди горит от обиды, обида то и дело выплёскивается наружу в злых словах, и едва хватает соображения выставить себя за дверь, пока ссора не набрала обороты. В висках тяжёлым молотом стучит злость и тянет непонятно куда, требует протестовать невесть как.       Саша вылетает из номера с острым желанием сделать что-нибудь назло.