Кромешна

      Марк ждёт прокатов Саши с замиранием сердца. Он не может не желать этой удивительной девушке победы всей душой. И сожалеет о том, что никак не способен Саше помочь. В качестве моральной поддержки от него толку немного — Саша, нацеленная на подвиги, сама себя отличнейшим образом настраивает и заряжает на прокаты, — а больше ему себя проявить толком и негде.       По правде говоря, это Саша помогает ему гораздо сильнее. Марку теперь по ночам снится то, как она вдруг явилась к нему в комнату после личного турнира, и свела с ума, заставила обо всех травмах и проблемах забыть, и столько счастья подарила, что только и остаётся, что вовек быть у неё в должниках. Снится, как нагая Саша стонет, не сдерживаясь, и зовёт его по имени, и её алые волосы горят, заполоняя собой всё вокруг, и в крови у Марка тоже всё горит.       Как в неё, такую невероятную и ничему не подвластную, можно не верить?       Марк и верит. Всем сердцем — да только чудес, к сожалению, его вера сотворить не способна. В короткой Саша ошибается на трикселе — так же, как делала это весь чёртов сезон. Марку за неё больнее, чем за свои неудачи в личном турнире. Он боится, что злосчастный триксель может стоить Саше олимпийского золота — которого Саша так заслуживает! А неудавшийся прыжок отталкивает её на четвёртое место, и непонятно теперь, хватит ли пяти квадов в произвольной, которые ещё нужно чисто сделать, чтобы догнать и перегнать Аню с Камилой. И если вдруг нет… Марк содрогается и дальше об этом не думает. Ему страшно представлять себе, что станет с Сашей, если и здесь её мечта стать первой окажется отвергнута и безжалостно растоптана.       Результаты короткой очевидно делают хуже. Саша поджимает губы, сжимая их в тонкую линию, и снова замыкается в себя. Как будто всё, что произошло после нацчемпа, начисто потеряло смысл. Саша мрачнеет, холодеет и, кажется Марку, становится похожей на хрупкое стекло. Она выкладывается на тренировках сильнее прежнего, делает много-много четверных. И часто успешно их приземляет.       Но чаще — ошибается.       Господи. Она же так разобьётся.       В перерывах между тренировками Марк пытается успокоить Сашу, слегка погасить её пыл, пока это пламя не сожгло её саму. Саша очевидно не понимает его попыток. Хуже того: она отстраняется. Начинает смотреть колко, с недоверием.       — Не учи меня, как готовиться к стартам, — шипит она в ответ на мягкое предложение Марка выдохнуть и не убиваться об лёд так сильно. И отстраняется от ласкающей руки, не позволяет Марку гладить алые волосы.       — Я не учу, — неуклюже оправдывается Марк. — Я просто хочу, чтобы у тебя всё было как можно лучше. Чтобы ты не надорвалась перед произвольной. Береги себя, Сашенька. Пожалуйста.       — Сама знаю, — хмуро отвечает Саша. Марку хочется выть от горя — он практически чувствует, как Саша ускользает, снова становится далёкой. Как будто они не пытались вместе «порвать Европу на шелка», не обнимали друг друга в Пекине, пытаясь согреть и поддержать. Всё сгорает на глазах в горниле женского личного турнира, всё исчезает, словно и не бывало. Марк желает, чтобы в произвольной у Саши всё получилось. Надеется, что у Саши всё получится. И тогда, может быть, снова получится протянуть между ними тонкие ниточки взаимопонимания — но даже если нет, Саша не заслуживает поражения. Она же так старается.       И в произвольной происходит чудо. Саша делает все пять четверных, как давно угрожала, делает безошибочно. Выдаёт идеальную произвольную в идеальный момент времени. Марк на трибуне сходит с ума от восторга и любви. Саша кажется ему богиней. Только она могла совершить подобный подвиг в столь ответственный момент. Саша вырывается в лидеры, а Марк в своих мыслях возносит её на пьедестал и на Олимп.       Потом происходит ещё одно чудо, но уже с обратным знаком. И Аниных двух квадов внезапно с лихвой хватает, чтобы покрыть Сашины пять. Марк смотрит во все глаза и понять не может, как такое произошло. У него цифры в голове никак не складываются, они крошатся и осыпаются. И страшно представлять себе, что сейчас происходит с Сашей, которая так старалась, достижение которой как будто перечеркнули и обесценили, её же топчут этими цифрами, уничтожают почти!       Марк сайгаком несётся вниз с трибуны, перепрыгивая через ряды кресел. У него в висках стучит: Саша, Саша, Саша. Прокат Камилы он уже не видит — слышит краем уха вздохи на трибунах, но совсем не понимает, что это может значить. Ему важно найти Сашу и постараться поддержать.       Происходит именно то, чего он боялся — поражением Сашу страшно переламывает. Саша кричит на тренеров, шарахается от рук и рыдает. Марк впервые видит её слёзы — заплаканное лицо Саши больно врезается в память, остаётся раскалённым отпечатком на сетчатке глаз. И Марк совсем ничем не может помочь, глупый бесполезный мальчишка.       Он всё-таки протискивается к Саше, пытается обнять её, чтобы утешить, — но встречает такой же отпор, как и все остальные. Даже жёстче.       — Не трогай меня! Уйди! — вскрикивает Саша. И вскидывает острый локоть, стоит только к ней сунуться, с силой бьёт Марка в грудь.       Марк потерянно отступает, растирая ноющие рёбра. Саша похожа на загнанного дикого зверя, бьющегося в клетке. Долгое время весь её тренерский штаб бессилен снова вытолкнуть её на лёд, заставить выйти на награждение за серебром. Потом им наконец удаётся — но Саша остаётся лишь для того, чтобы получить злосчастное серебро и сделать беглый круг почёта по катку. Не дольше.       После награждения Саша забивается на трибуны стадиона почти под самый потолок и там сидит допоздна, одинокая и мрачная, похожая на хищную птицу. Марк упрямо держится рядом, не позволяет себя изгнать ни колючим взглядом, ни злыми словами, ни — снова — острыми локтями. У него стойкое ощущение, что если Сашу сейчас оставить, случится что-нибудь страшное. Хотя, конечно, для Саши оно уже случилось — но тем не менее, может стать хуже, и Марк не намерен этого «хуже» допускать. Саше и без того плохо.       Марк спрашивает: — Принести тебе кофе?       Спрашивает: — Тут продают какие-то бургеры с китайским колоритом. Будешь?       Спрашивает: — Скоро автобус от стадиона будет отправляться, ты не хочешь вернуться в дом сборной?       Саша мотает головой.       Марк всё-таки тащит ей и кофе, и бургер, и сам пропускает автобус, чтобы остаться рядом с Сашей. У Саши на лице чёрные потёки от размазавшейся туши. Марк предлагает влажную салфетку — Саша зажимает её в кулаке и так и держит, слепо глядя перед собой. Кофе быстро остывает; Марк предлагает принести новый, но не получает ответа.       Его немного обнадёживает то, что горе Саши, кажется, тоже понемногу остывает. Из глаз уходит злоба, уступая место печали, и плечи становятся не такими острыми, не такими зажатыми. Под вечер Саша успокаивается настолько, что всё-таки позволяет себя обнять.       — Мне жаль, что тебя так не оценили, — говорит Марк, осторожно подбирая слова, и бережно прижимает Сашу к себе. — Я понимаю, это совсем не то же самое, что золотая медаль, но… ты теперь навсегда в истории, Сашенька. Ты сделала то, что никому до тебя не удавалось. И, может быть, никому больше не удастся. Для многих ты сегодня победительница, Сашенька, даже если судьи тебе этого не отдали. Для меня ты победительница.       Саша мрачно вздыхает в ответ.       Только к последнему автобусу, уже почти ночью Марку кое-как удаётся уговорить её не ночевать на стадионе, а вернуться в дом сборной. Саша слушается медленно, нехотя, словно готова в любой момент передумать. Марк держит её за руку, пока уводит со стадиона, и продолжает держать в автобусе, и даже в доме сборной не сразу решается разомкнуть пальцы, не уверенный, что Саша не развернётся и не бросится прочь в темноту.       Но Саша кутается в спортивную куртку, словно зябнет, и даже уйти не пытается.       — Не хочу к девчонкам, — вдруг выдаёт она и вздрагивает плечами. — К Камиле, к Ане… Не хочу их видеть сейчас. Твои соседи ведь уже уехали? Я могу переночевать у тебя?       — Можешь, — в первый миг Марк отвечает машинально и бездумно, и не сразу спохватывается: — Но, может быть, тебе всё-таки лучше в твою комнату вернуться? Тебя ведь искать будут, если ты не придёшь.       — К чёрту. Пусть ищут, — мотает головой Саша. — Пожалуйста, Марк. — Она сейчас выглядит и звучит такой ранимой и разбитой, что невозможно отказать её глухому «пожалуйста». Марк соглашается, как заворожённый.       Он с лёгким трепетом запирает за Сашей дверь своего номера. И отвешивает самому себе мысленные пощёчины, пока выискивает в шкафу чистую футболку: не надо ни о чём таком думать! нашёл время! Саше сейчас вообще не до этого, она искренне попросила убежища и тишины. И нечего искать в её просьбе какой-то другой подтекст.       Саша надолго запирается в ванной. Марк в это время прикидывает, где можно разместить нежданную гостью, как это сделать с наибольшим комфортом. Он даже успевает разобрать вторую кровать, когда Саша наконец появляется. Она очевидно бросила свою одежду в ванной, на ней ничего нет, кроме футболки, едва прикрывающей ноги, лицо практически чистое, с едва заметными следами макияжа, а длинные волосы распущены. Марку приходится сделать над собой усилие, чтобы не отвлекаться и не думать о лишнем.       — Здесь раньше Андрюха спал, ничего? — спрашивает Марк, кивая на комнату, и смущённо отводит глаза — каждый лишний взгляд на Сашу тревожит, тогда как сейчас это совершенно не вовремя. — Ты не переживай, я чистый комплект белья взял, так что всё в порядке, можешь спать спокойно. Ты сейчас ложиться будешь? Тебя оставить?       — Да. Нет, — коротко отвечает Саша. И пока Марк неоправданно подвисает, пытаясь понять, к чему относится её «нет», Саша делает короткий шаг вперёд, обнимает за шею и медленно тянет к кровати.       О. Получается, «нет» в смысле «не оставлять»?       Объятия совсем простые, но очень быстро начинают казаться раскалёнными. Саша садится на край кровати, утягивает Марка за собой и продолжает мягко обвивать руками шею. Тёплое дыхание Саши нежно щекочет кожу, а перед глазами у Марка — длинные алые волосы, водопадом стекающие с круглого плеча. Марк льнёт к этим волосам, окунается в них лицом, глубоко вдыхает тёплый запах. У него голова немного кружится — подумать только, Саша снова здесь, рядом с ним. И как будто ничего не изменилось, несмотря на олимпийскую катастрофу. Будто бы и не было этих ужасных, мучительных последних дней.       — Прости, — вдруг говорит Саша ему на ухо. — Я отвратительно себя вела.       — Да что ты, Сашенька, — бормочет Марк и беспорядочно гладит её по спине. — Что ты! Я понимаю, тебе было тяжело. У тебя были все основания злиться. Не извиняйся. Главное, чтобы ты была в порядке.       — Вела себя как истеричка, — упрямится Саша. — И сорвалась на тебе, хотя ты был ни при чём. Прости меня, пожалуйста. — И сразу следом она добавляет такое, что у Марка едва не останавливается сердце: — Я не хочу тебя терять. Знаю, я позволила соревнованиям значить больше, чем всё остальное, это было ужасно с моей стороны. Ты очень сердишься?       — Я совсем не сержусь! — горячо убеждает её Марк. У него в висках горячо пульсирует Сашино манящее я не хочу тебя терять, почти с ума сводит, и непонятно, как на неё сердиться можно сейчас, такую ласковую и снова льнущую к рукам. — Сашенька, милая, я правда понимаю. Для тебя был важен этот турнир, ты же так долго мечтала о золоте. Конечно, ты хотела сосредоточиться на подготовке. Конечно, ты переживала из-за результатов. Я сам виноват, что под руку лез.       Саша коротко всхлипывает у него над ухом.       — На кой чёрт ты такой хороший, — растроганно шепчет она. И мягко целует Марка в губы. Марк охватывает руками её талию, крепче прижимает Сашу к себе и задыхается. Ему с трудом верится, что день, который начался катастрофой, теперь заканчивается таким жарким чудом. Губы Саши размыкаются снова и снова, дарят один неспешный поцелуй за другим, и Марк плывёт. Марк утопает в ласковых прикосновениях, целует Сашу взахлёб и оторваться от неё не может.       Он опускает ладонь Саше на бедро, гладит обнажённую кожу, ведёт было ладонью под футболку — но встречает сопротивление. Саша не произносит ни единого слова, просто берёт Марка за запястье и мягко возвращает его руку себе на талию, но из этого простого движения понятно, что заходить дальше она не готова. Марк мысленно отвешивает себе оплеуху: сам же говорил себе, что это лишнее! зачем полез? — и спешит отстраниться, пока горячее желание окончательно не затмило разум.       Саша хватает его за плечи, вцепляется клещом.       — Не уходи! — просит она и панически почти тянет Марка обратно. — Я тебя обидела? Хорошо, давай сделаем как ты хочешь, я согласна. Ты только… останься, ладно?       — Давай не будем тебя ни к чему принуждать, — возражает Марк. Приобнимает встревоженную Сашу, бережно целует в висок и убеждает: — Я останусь и так. Ты только дай мне три минуты, ладно? Потом я вернусь и буду рядом, пока ты сама меня не прогонишь. Договорились?       Саша смотрит на него пристально, в зелёных глазах, плавясь, причудливо перемешиваются тревога и надежда.       — Ты обещаешь? — спрашивает она. И звучит так ранимо и уязвимо, так ломко, что Марку снова хочется крепко вжать её в себя, и сдержаться получается не иначе как чудом.       — Обещаю, — горячо говорит Марк. И откидывает край одеяла: — Ты пока забирайся сюда. Чтобы не мёрзнуть. Ладно?       По правде говоря, ему требуется больше трёх минут, чтобы привести себя в чувство и успокоиться. Когда он возвращается в комнату, Саша сидит под одеялом, обняв колени, и смотрит на дверь. Есть неуютное ощущение, что она не шевелилась и, возможно, даже не моргала, пока ждала. Но стоит Марку войти, и она заметно расслабляется, кивает с облегчением и манит его к себе.       Марк всё-таки не рискует забираться к ней под одеяло, в опасную близость от Сашиных обнажённых ног. Он вытягивается рядом поверх одеяла, и обнимает вновь прильнувшую к нему Сашу, гладит по волосам и шепчет: — Спи, милая. Всё позади. Дальше будет только хорошее.       — Главное, чтобы ты был. С тобой я всё остальное переживу, — заявляет в ответ Саша, так, что Марк давится и дыханием, и сердцебиением, и заготовленными утешениями. И добавляет уже тише, уютнее устраивая голову на плече Марка: — Ты хороший. Даже слишком. Это магия какая-то, ты как заколдовываешь меня.       — Ты против? — осторожно уточняет Марк. И в очередной раз едва не умирает от счастья, когда слышит в ответ:       — Я против того, чтобы ты прекращал. Колдуй дальше.       Саша остаётся до самого утра. Всю ночь Марк бережно обнимает её, чувствует её у себя на груди. И понять пытается, когда успел заслужить столько счастья, что дотла сгореть в нём можно, и думает, что так и не заснёт, будет смаковать полные доверия прикосновения. А потом в какой-то момент всё-таки позорно проваливается в сон.       Ему кажется, что он всего лишь моргает. На деле же, когда Марк вновь открывает глаза, уже надрывается будильник, в окно понемногу пробираются солнечные лучи, а Саша лежит рядом, опираясь на локоть, и смотрит внимательно.       — С добрым утром, — говорит она, так буднично, словно им часто приходится просыпаться вместе. Марк же, напротив, чем-то будничным это не считает и готов ловить каждую секунду волшебного утра. Он сгребает Сашу в охапку и крепко прижимает к себе.       — Поверить не могу, что ты до сих пор здесь, — рвано признаётся он. — Я боялся, ты растаешь поутру. Как сон.       Саша ловко захлёстывает его шею своими роскошными волосами, как петлёй, словно привязывает к себе. И колко интересуется перед тем, как поцеловать: — Разве сон так умеет?       Какое-то время они продолжают дурачиться и целоваться. Марк надышаться Сашей не может, всё тянет её к себе снова и снова. И с горечью думает о том, что вот-вот закончится это волшебное утро, а потом и пребывание в Пекине.       — Когда я увижу тебя снова? — жадно спрашивает Марк между поцелуями. — Ты приедешь на Кубок Первого? Может, даже в одну команду попадём?       Саша едва заметно мрачнеет. И качает головой: — Нет. На кубок не поеду. Мне нечего там делать. Не хочу.       Марк думает, что она не вполне права, но не спорит. Только коротко замечает: — Жаль. Я был бы рад тебя там увидеть.       Саша коротко щёлкает его по носу.       — Ты дурной, — ласково говорит она. — Мы же в одном городе живём. Если захочется увидеться, можно просто позвонить или написать и договориться о встрече. И вовсе не нужны ни турниры, ни благословение Лакерника. Понимаешь?       Марк с лёгким трепетом думает, что это слишком похоже на сказку — просто написать Саше и просто получить утвердительный ответ, но вслух говорит совсем другое: — Только у меня твоего номера нет.       Саша фыркает: — Тоже мне, проблема.       Решать проблему Саша берётся немедленно и с энтузиазмом. Она находит ручку, записывает свой номер прямо у Марка на рёбрах и заявляет: — В Москве с тебя приглашение на свидание. Буду ждать.       — Я люблю тебя, — невпопад отвечает Марк. И с радостью разглядывает короткую строчку на коже — цифры, связывающие его с Сашей теснее прежнего. Саша хмыкает.       — Я тоже тебя люблю, — решительно говорит она и дорисовывает к номеру телефона трогательное сердечко. — Ты только не потеряй меня, пожалуйста.       Марк клянётся не потерять. Он верит, что всегда будет чувствовать себя безнадёжно и наглухо влюблённым в Сашу, что бы ни случилось.       Потому что Саша заслуживает того, чтобы любить её навсегда.