За день до этого.
— Ревность — первый признак влюбленности. — Я не ревновала, — настаивала на своем она, ощущая, как сзади подходит мужчина, обвивая своими руками её талию. — Зато я ревновал, Кэтрин, — он убрал в сторону волосы, начиная целовать плечи и шею, — потому что влюбился в тебя. Кэтрин застыла на месте, начиная переваривать в себе всё услышанное. Нет, она безусловно знала, что вся их связь — несусветный бред, но, чтобы дойти до влюбленности — нужно уметь. — Как влюблён? — девушка отстраняется, поворачиваясь к мужчине лицом. — Вот так вот, — он пожимает плечами, в следующую секунду целуя Кэтрин, стараясь прикусить нижнюю её губу, но всё оказывается тщетно, когда последняя отталкивает его. — Кэтрин, ты чего? — мужчина не понимал такой холодной реакции. — Извини, я… я не могу. Прости, — предательские слёзы готовы были начать идти, но девушка достойно их сдерживала, отходя от мужчины на пару шагов назад, потом вовсе убегая из домика. — Кэтрин! Постой! — только успел он крикнуть и выбежать за Морель, как застал её в объятиях Лоренцо. Эммануэль впал в ступор. Его губы поджались, а глаза и до того в тёмном пространстве приобрели чёрно-синий оттенок. Ему не хотелось больше ничего выяснять, потому что всё и так понятно.***
— Ты всё знаешь? Да? — Кэтрин чувствовала, что ещё немного, и она потеряет сознание от состояния, которое у неё было. — Что конкретно? — женщина насторожилась. — Я думала, что вы опять поссорились, и он тебя обидел. Если хочешь, то я поговорю с ним. — Бриджит, мне нужно тебе кое-что рассказать, — девушка постаралась сделать глубокий вдох, вытереть слёзы и начать говорить, но было максимально сложно рассказать всю правду. Макрон молчала, выслушивая внучку. — Я, в общем-то, не знаю, когда хотела рассказать, наверное, перед отъездом домой, но сейчас… сейчас, когда мне это нужно, я все-таки попробую рассказать. Я с Эммануэлем переспала. Бриджит застыла на месте, немного пошатываясь. Она поднялась на ноги, а её примеру последовала Кэтрин. Они встретились взглядами. Женщина замахнулась, ударяя внучку по щеке. Морель жмурится, понимая, что заслужила то, что с ней сейчас происходит. Она не хотела обманывать Бриджит, поэтому лучший способ избавиться от дурных мыслей — сказать правду. Какой бы горькой и страшной она не была — по-другому никак. За окном сверкнула молния. Кэтрин не любит грозу, потому что всегда её боялась, с детства боялась. И сейчас, стоя посреди комнаты, наблюдая за разочарованными глазами близкого человека, Морель оседает на кровать и продолжает всхлипывать. — И как вы давно вместе? — Бриджит шумно втянула носом воздух, в котором так нуждалась. — Мы не вместе. Бриджит, я не хочу оправдываться, потому что всё было отчасти по моей вине, — Кэтрин вновь вздрагивает, слыша гром. Она переводит заплаканные глаза на окно, понимая, что этот день проведет вновь в страхе. Макрон молчала, обдумывая услышанное. — Послезавтра ты уезжаешь домой, а до того дня сидишь под домашним арестом, — стальным голосом произносит женщина. — Я разочаровалась в тебе. Эммануэль был прав, когда сказал, что ты нам никто. Моя внучка бы никогда так не поступила, — каждое её слово, будто ножом по сердцу чувствовалось в груди, покалывая. Бриджит разворачивается, быстрой походкой покидая комнату и резко закрывая дверь. Кэтрин только и слышит, как замок щёлкает, оповещая о том, что комната закрыта. Морель подбегает к двери, стуча по ней кулаками. — Бриджит, открой, я тебя прошу! Мне здесь страшно! Выпусти! Прошу! — блондинка упала на пол, ударяясь коленными чашечками об деревянный пол. Бриджит знала, что девушка боялась грома, но сейчас, стоя за дверью спальни внучки, она понимает, что это было заслуженно. Вновь сверкает молния, на пару секунд освещает полумрак каморки Кэтрин. Зажавшись в углу и закрыв себе рот рукой, блондинка завыла в голос, ощущая быстроту движений собственного сердца, которое не слушалось, а лишь сильнее стучало, отдавая пульсом в кончиках пальцев и голове. Никогда ещё не было так страшно, так больно, так одиноко. Словно все беды мира решили накрыть юную с головой, окуная в бездну всех печалей. Именно сейчас в голове не было ничего, кроме красивого голоса Эммануэля, голубых глаз, его объятий и поцелуев. Кэтрин улыбается, понимая, что поступила глупо, но жить по-другому она не могла, да и не хотела. Не хотела влюбляться в него, тем более, чтобы это было настолько серьезно. Сколько времени прошло — одному лишь Богу известно, но блондинка устало прикрыла глаза, изредка вздрагивая от прошедшей истерики и грома, который по-прежнему гремел, но уже где-то вдалеке. Всё тело ломило от сидения на полу, а веки слипались от множества слёз, которые Морель пролила. — Мы были слишком родными, чтобы в конце концов стать чужими.