Брудершафт

Нийота обожала спокойные смены. Пусть во дни бездействия Кирк всегда выкидывал дурацкие шутки, сражаясь со скукой, пусть Сулу отключался и безучастно фырчал на всех, кто пытался с ним заговорить, пусть даже Чехов впадал в меланхолию и почти переставал разговаривать, но часы тишины на мостике стоили любых мелочей.  Краем глаза она наблюдала за соседней станцией, где точно так же, как она сама, наслаждался затишьем коммандер Спок. Его расслабленные руки неподвижно лежали на панели. Если долго любоваться на них, можно вдруг осознать, насколько вулканцы не люди: такое дремотное оцепенение похоже на чуткий сон хищного зверя, готового в любой момент мгновенно активизироваться и вцепиться в добычу железными когтями. В моменты подобных осознаний Нийоту пробирали странные чувства, одновременно похожие на страх, студнем ложащийся куда-то в район живота, и иррациональную гордость за друга, приятно греющую душу. Раздался шорох и скрип кресла. Привыкшая к неподвижности Ухура и, как она успела заметить, идеально владеющий собой Спок одновременно закатили глаза. Заднице Кирка очень хотелось движения. Его задница в последнее время вообще не сидела на месте дольше часа. Спасибо Споку, который на протяжение трех недель, иногда с позволения капитана, иногда по его мольбам, а иногда преодолевая резкое сопротивление, понемногу откачивал из него прочно укоренившиеся кошмары и сжигал их в себе во время продолжительных медитаций. Нийота не знала, как это стало возможным. Но Спок сумел, и она была ему благодарна. - Ты - Музыка, - прозвучал мягкий задумчивый голос Кирка.  Все обернулись к нему. В глазах у офицеров буквально светилось глубочайшее недоумение. Джим невозмутимо встретил взгляды товарищей и закончил строчку: - Что навевает грусть. - Я где-то это слышал, - со слабым интересом сообщил сам себе энсин Чехов. Кирк же развернулся в кресле так, чтобы видеть чуть приподнявшего бровь Спока, и продолжил урок выразительного чтения. - Прекрасное не ссорится с прекрасным, Зачем не радостью ты полнишь грудь, А грустью - огорчением напрасным? Нийота едва сдержала смех. Она уже поняла, что происходит. - Тебе обиден звуков стройный лад? Едины струны в ласковом упреке, Они за то тебя, мой друг, корят, Что не приемлют голос одинокий... - вдохновенно заливался капитан, вызывающе глядя на своего старпома. До Рейна Дита он обожал доводить своими выходками Спока, добиваясь от него эмоциональной реакции. Это было чем-то вроде самоцели, навязчивого желания, которое действительно задевало коммандера и неимоверно веселило остальных. Они уже почти отвыкли от таких неожиданных выкрутасов своего начальника. Но Джим Кирк не был бы собой, если бы не преподносил сюрпризы. - Прислушайся ты к струнам, наконец: Одна звучит в согласии с другою, Так песню общую поют - отец, Мать и дите, единою семьею...  Спок смотрел на импровизированного чтеца с совершенно нечитаемым выражением лица, и все наблюдатели уже мысленно делали ставки на реакцию. Нийота была за взгляд "О-Сурак-убереги-от-идиотов" и спокойное возвращение к предыдущей форме деятельности. То есть к несложной медитации, подозрительно похожей на полное безделие. - Струн много - дружен строй, тебе в упрек, - торжественно завершил свою речь Кирк, плавным движением вытекая из капитанского кресла и опускаясь перед Споком на одно колено, - Ты меньше, чем ничто, раз одинок! * - Шекспир, - радостно вклинился в эту заключительную ноту Паша Чехов, - Я вспомнил! Джим не удостоил его ответом. В такие моменты он редко обращал внимание на что-либо, кроме своего старшего помощника, стараясь уловить хоть мельчайший отблеск эмоции.  Спок долгое и тягостное мгновение смотрел капитану в глаза, и Нийота уже всерьез забеспокоилась, как бы не случилось ссоры.  А потом его губ коснулась едва заметная, почти эфемерная теплая улыбка, которую, несмотря на общую непроницаемость образа, уловили абсолютно все. - Лондонский театр Глобус потерял в твоем лице одного из лучших актеров, Джим. Ошарашив всех этим негромким замечанием, коммандер отвернулся к своей панели и весьма успешно сделал вид, что очень-очень занят.  - И это все? Я тебе в любви признаюсь, между прочим, - обиженно проворчал капитан, вставая с колен и отряхивая форменные брюки. - Я оценил, - отозвался Спок, и тут уже было просто невозможно не рассмеяться весело и облегченно. Потому что когда коммандер подхватывал шутку, уверенно вливаясь в игру, это означало, что на Энтерпрайз все хорошо. Джим широко ухмыльнулся и вернулся на свое место, по пути крепко хлопнув по плечу присутствующего Маккоя. - Я не услышу твоей язвы на эту тему? - игриво спросил он, за что был одарен взглядом, который означал, что еще чуть-чуть - и разбуянившийся кэп получит шприцом по шее. - Я не театральный критик, - хмуро ответил доктор.  Кирк рассмеялся.  И в этот момент Нийота, наконец, по-настоящему поверила в чудо. Все проходит. Любую боль можно остановить, ослабить, подавить и прекратить, если рядом друзья. Жизнь всегда торжествует, и любые рамки самого жесткого условия ломаются к чертям, позволяя спастись. Воспоминание о мертвой ныне планете Рейна Дита навсегда останется с ними. Но только в виде мрачной тени. А тень легко растворить в лучах яркого солнечного света. Вулканцы называют свое солнце Las'hark. В этом слове чуть больше, чем подразумевают люди, потому что существует слово lasha, и это - драгоценный камень. Дружба и любовь - тоже такие вот камни. Нийота использует эти мысли, чтобы завершить большую общую метафору, и ей действительно нравится результат. Как хорошо, что даже гуманитариям порой есть место в космосе. Без них, наверное, жизнь технарей была бы слишком сухой. Позже, после смены, уже в общей комнате отдыха, Спок, подчиняясь настойчивым просьбам любопытного сверх меры капитана, играл на непонятно как сюда протащенном в начале пятилетней миссии огромном рояле колыбельную Беллы, которую Нийота, знавшая историю мелодии, предпочитала называть колыбельной Лили. Звук был столь сильный и чистый, а музыка столь нежная, совсем не вяжущаяся с образом исполнителя, что вскоре помещение оказалось полностью забито слушателями. Люди сидели в креслах, на диванах, на принесенных из кают стульях и даже просто на полу. Здесь был и очень задумчивый юный Паша, прислонившийся отчего-то к худому плечу совсем не возражавшего Маккоя, и Скотти с бутылкой виски, и научники, и инженеры. А ближе всех к Споку, у самых его ног, сидел, глядя на него с благоговением, притихший Джеймс Тиберий Кирк. В тот вечер Нийота впервые подумала о том, что никогда в жизни не видела взгляда, столь полного благодарности и любви. За все время знакомства она так и не сумела пробудить сильные и вольготные чувства, бушевавшие в ней самой, в душе своего бывшего возлюбленного.  Так может быть, удастся Джиму?.. ____________ У. Шекспир, Сонет №8. Перевод И.Фрадкина.