***
Франциск не забыл помолиться перед зеркалом и взять немного учебников по французскому языку. Ну, мало ли — хоть будет, чем защищаться от этой бестии. Снова произвольно постучавшись в дверь девичьей комнаты, он хотел по привычке открыть ее, но дверь, к его удивлению, открылась сама, а на пороге в одной растянутой футболке и шортах его ожидала Алиса. На носу красовались только-только купленные очки. Правда от старых они отличались только… ничем они отличались, короче говоря. Все такого же офисного типа, прямоугольной формы и с позолоченными дужками. Франциск так и застыл на месте, уже готовясь в любой момент рвануть по коридору и спрятаться за ближайшим углом. — Давай уже. Заходи, — сумрачно сказала Алиса, отстраняясь от двери и громко шаркая вглубь комнаты. Вот те-на! Франциск, осторожно вошел в ее комнату, испуганно посмотрел за дверь, затем настороженно глянул на потолок. Также он не забыл посмотреть под ноги, ища там звериные капканы. Чудеса — ни одной ловушки. Что бы это значило? Франциск много чего успел надумать за эти долгие две минуты молчания: о снайперах, и о невидимых лучах, которыми обычно защищают путь к сокровищу, и о ядовитых дротиках, как в книге о приключениях Шерлока Холмса. Столько всего в голову лезло — не передать словами. Девушка не сводила с француза глаз, словно пыталась прожечь его взглядом. Однако в ней не ощущалось какой-то особой злости. Лишь малое раздражение, смешанное с рвущимся наружу любопытством. Но все равно как-то непривычно. — Знай, что я все еще против наших уроков, — металлическим голосом произнесла она. — Но, учитывая ряд обстоятельств, я решила, что тебе… надо дать шанс. Да, нужно быть справедливой. Думаю, не каждый бы решился… Франциск слушал ее, а сам думал, что это сон. Он не понимал, какой еще к черту шанс? О чем она вообще говорит? — Постой, ты… будешь заниматься? — удивленно спросил Бонфуа, морщась от полного непонимания ситуации. Опять же, когда твои ожидания не оправдываются… — Будешь честно пытаться выучить язык? — Я не говорила этого! — быстро ответила Алиса, слегка краснея от злости. — Я просто дам тебе шанс! Вот и все. — То есть, ты не будешь меня связывать и бить? — Именно, — девушка развернулась к своему столу и посмотрела на часы. — Время поджимает. Давай быстрее с этим разберемся. Словно девушка куда-то спешила, что невозможно было сказать по ее весьма домашнему наряду. Кстати о птичках — в таком виде негоже появляться перед репетиторами. Но полно долго думать об этом. Алиса ждала от него действий. Даже для этого поставила компьютер на ждущий режим, а это уже значило многое. Поэтому Бонфуа с бодрым видом сел напротив девушки и веером разложил на столе книги. — Как ты себя чувствуешь? — вежливо спросил он. Как ни как, она только вышла из больничного, и Франциск не удосужился ее хоть раз навестить, как это обычно делали нормальные люди. Ну, те, что обычно приносят пациентам связку с апельсинами, конфетами… Франциск поспешно откинул от себя эти глупые мысли. Да, он спас Алису, да, он оказался рядом в трудную минуту и не поленился протянуть девушке руку. Но это вовсе не значило, что его помощь стала толчком к развитию их отношений. Отношений? Как же это глупо звучало! Они не были друзьями, не были приятелями. Они мало, что знали друг о друге… да они вообще ничего не знали, если уж говорить откровенно. И то, что произошло во время стычки Алисы с той шпаной, не значило абсолютно ничего. Для Франциска — уж точно. Он сделал то, что должен был сделать. И только. — Все нормально. — Хорошо. Тогда, поговорим о звуках. Франциск никогда не играл роль педагога. Он не знал, как обычно строятся уроки, он не проходил никаких психологических курсов для молодых учителей, при помощи которых якобы последние учились взаимодействовать с детьми… Франциск вообще даже в мыслях не планировал стать учителем. Но, как было всем известно, мозг человека необычайно сложен для простого понимания; попадая в какую-то неординарную ситуацию он в любом случае станет искать из нее выход и будет проделывать это всеми возможными способами. И даже если ты не хочешь, ты сделаешь это, если так требует цель. Ты не был педагогом, но ты станешь им, если хочешь удержаться на этом месте. Ты научишься понимать детей, ты сделаешь все, если твоя свобода стоит такой цены. Франциск брал в руки карандаш и чистый лист, рисовал транскрипции, рядом писал примеры слов с определенным звуком. Сначала все шло немного рвано, расшатанные нервы давали о себе знать. Учитывая то, что Алиса постоянно смотрела на него, как на дебила, то можно было только поражаться стойкости Бонфуа, с которой он продолжал вести урок. Иногда он просил Алису повторить за ним сказанные слова. Девушка отвечала ему безо всякого желания и с грубым английским акцентом. Немного позднее Франциск с неохотой понял, что с произношениями им придется еще трудиться и трудиться. И, естественно, к концу урока — домашнее задание. Алиса предпочла не выражать никаких эмоций по этому поводу. — Не факт, что я все это сделаю, — сказала она, нехотя сжимая пальцами листик с выписанным заданием. — Но мы посмотрим… И на этом урок был окончен. Без споров, без насилия, взрывов и катастроф. А полностью ли здорова эта девушка? Может ее не до конца вылечили врачи? Он посмотрел на ее лицо. На долю секунды ему показалось, что он увидел на ее славных румяных щечках следы засохшей крови. К счастью, это была лишь иллюзия. Франциск хотел спросить ее о том жутком вечере. О том, что он тогда увидел. Но не спросил. То ли испугался возможных последствий, то ли… черт знает, что еще заставило его промолчать.***
На следующий день Франциск шел на урок в хорошем расположении духа, рассчитывая на то, что все пройдет также гладко, как и прошлым днем. Но его ждало сильное разочарование, ибо юная госпожа Керкленд, как она и предупреждала его заранее, делать домашнюю работу не стала. И даже не потому, что принципиально не захотела… а просто посчитала эту работу скучной. Скучной! Франциску пришлось уйти в долгие раздумья. Он пытался найти способ заинтересовать свою юную мегеру, чтобы она наконец увидела в изучении французского хоть грамм пользы. Это оказалось довольно тяжкой проблемой, если учесть, что Алиса, несмотря на свое отныне железное спокойствие, упрямо продолжала отбиваться от занятий, как от огня. С каждым днем Бонфуа все сильнее и сильнее уходил в раздумья, невольно становясь зависимым от этого. Он сам этого не осознавал, он просто продолжал ходить и без отдыха думать об этом. Но пока что не видел ответа на свой немой вопрос. Чтобы окончательно не сойти с ума в четырех стенах особняка, он отослал заказ на утреннюю газету «Грин Флор». В Шеффилде это была местная желтая пресса. Ничто иного и не увидишь в обществе занудных англичан. Однако, может кто-то и не задумывался, но порою в желтой прессе можно было отыскать втрое больше правды, чем в обычной общественной газете, такой, как «Таймс». Каждое утро прислуга проверяла почту хозяев. Газету они тоже забирали и отдавали ее Франциску в холле. — Ищешь на первой полосе информацию о своих дружках-мошенниках? — этот каверзный вопрос с намеком, на который была способна только одна персона во всем особняке, Алиса задала ему в один из последних осенних дней того года. Франциск посмотрел через плечо, заметил, что юная Керкленд говорила без злости и даже улыбалась ему. Так плутовато, словно лисица, замыслившая какое-то дельце. Франциск повернулся к ней всем телом, смело улыбаясь ей в ответ. — Да, увы, но полосы снова молчат. Зато тут целую страницу выделили для таких типов, как ты. Вон, послушай, — он перевернул газету. — «Вчера Лиззи Томас — жительница Ливерпуля — выбросилась из окна своей квартиры. Следователи полагают, что данный поступок был вызван недостатком так называемых „смайликов“ в отправленном по электронной почте сообщении от ее виртуального парня». Скажи, тебя, как компьютерного червя, подобные вещи никогда не волновали? Алиса в ответ тихо фыркнула, как бы говоря Франциску, что тот очень неплохо выдержал ее нападение и заслуживает жизни. Подобные столкновения происходили куда чаще, чем это вообще было возможно. И каждый раз Алиса начинала выплескивать свою желчь, при этом не изображая на лице ни тени раздражительной эмоции, а Франциск смело находил ответы, не менее язвительные, чем ответы англичанки. Такие встречи можно было обозвать «дуэлями». Дуэли, на которых не присутствовал секундант, не было никакого оружия — ни пистолета, ни ножа, ни ядовитого дротика. Единственным оружием оставался их скверный язык. — Такие костюмы были в моде в тридцатых годах, — как-то заявила она, указывая на его одежду. — Кстати, ты и она не плохо сохранились… для нашего века. — Если нас сравнит посторонний человек, то я уверен в том, что на твоем мрачном фоне выгляжу невинным мальчиком. — Если только морально. — То есть, я молод и душой? — Нет, ты глуп, озабочен и завистлив. — Думаю, не стоит мне сейчас озвучивать особенности твоего характера. Как и в предыдущем столетии, так и сейчас, девушек ценят за чистоту их души. — А мужчины так и не научились сдерживать свою звериную натуру. — Звериную? Нет, увы, это не ко мне, — Франциск посмотрел на часы. — Уже ужин. Советую идти и покормить свое эго, иначе оно начнет есть невинных людей. — Не строй из себя невинного птенца, — и Алиса на прощание пихнула его локтем, но не так больно, как это было обычно, а скорее игриво. А так, все возвращалось на круги своя. Алиса продолжала ходить на учебу, как ни в чем не бывало. Но кое-что все же изменилось. Алиса добилась того, чтобы отныне и впредь ее из школы забирали на машине. Причину своего внезапного решения Алиса не стала озвучивать вслух. И лишь Франциск знал, почему она так поступила, и впервые искренне похвалил ее за разумный ход.***
До Нового года оставалась неделя, в школе день начинался с линейки и заканчивался пышным банкетом. Ученики толпились у стенки, где были вывешены результаты пробных экзаменов, искали свои имена и оценки. Если говорить в целом, то старшеклассники более чем успешно справились с заданием, и потому дальнейший праздник прошел более ярко и весело, чем можно было себе представить. В зале рядом со сценой стоял небольшой бар с встроенными полочками для напитков и мелких закусок. Одноклассники давились шоколадным тортом с вишней, брали в руки воздушные шарики с нарисованными снежинками и, прикладывая ко рту, выпускали газ. Когда они пытались с кем-то заговорить своим сильно измененным голосом, звучало довольно весело. Но Алиса как-то вяло реагировала на праздник. Ее еще с линейки одолевала странная задумчивость, словно во время празднования она усердно решала в голове какие-то уравнения. Никто ее не тревожил, никто вообще не обращал на нее внимания. Она сливалась с тенями от шариков и мишуры. Лишь Анна, надев на себя красный колпак, подскочила к подруге со спины и крепко вцепилась ей в руку. Алиса аж вскрикнула от неожиданности. — Скучаешь? Мы хотим сходить на новогодний концерт, который устроит наш мэр на центральной площади. Пойдешь с нами? Давай, Алиса, будет весело! — Я не могу, — услышала она очевидный ответ. Алиса водила разноцветной солонкой по пустой тарелке, где недавно красовался здоровенный кусок торта. — У меня своих дел невпроворот. — Да чем же можно заниматься таким в сочельник?! — Анна развела руками, показывая на себе ошеломляющую мощь праздника. Алису это не впечатлило. Она повернулась к Анне и стала объяснять тоном, полным презрения: — У нас есть семейная традиция. В моем доме собирается куча дальних и совсем дальних родственников, и мы вместе отмечаем праздник. Так заведено. — У-у, — Анна поморщилась и отстранилась от подруги. — Небось скучно все это — сидеть со стариками. «Везде скучно», — хотела ответить Алиса, но промолчала. Почему-то у нее не возникало желания язвить, это немного ее удивляло и чуть-чуть пугало. Впрочем, она забыла об этом сразу же, как только на сцену перед учениками выступил директор, а после него под разъяренный хор оваций вышли детишки из младших классов и спели новогоднюю песню. Алиса со скучающим видом положила голову на свои ладони и с неохотой напрягла слух. Через полтора часа их должны были отпустить домой.***
— Какие еще «гости»? — Франциск с трудом вырвался из плена своих мыслей и удивленно воззрился на своего товарища. Наконец, спустя уже неисчислимое количество недель им удалось вырваться из цепких пальцев хозяев и всем составом уединиться в спортзале особняка. С приходом зимнего сезона отопление в доме Керклендов работало на полную мощность, и порою под определенным углом можно было увидеть, как в пространстве лениво плывет маслянистый воздух. Единственное, что осталось без отопления — это нулевой этаж дома. Франциск закутался посильнее в темно-бордовую кофту с серебристой молнией. Изо его ноздрей выплывал белый пар. Они пытались согреть это место, заложили окна тряпками и одеялами, но холод продолжал назойливо проскальзывать сквозь щели и будоражить кожу колючими пальцами. Единственное, что спасало от назойливых лапищ зимы — это глоток домашнего виски. — Что за гости? — Франциск готов был испепелить Джона взглядом. — Ты хочешь сказать, что в Новый год здесь будет толпа народу? — Это семейная традиция, — ответил посудомойщик. — В канун Нового года все родственники собираются здесь, устраивают что-то вроде вечеринки и гуляют до позднего вечера. Ну, все как у других, только более богато и более пафосно. Франциск никогда не видел, как гуляют богатые и обеспеченные люди, и поэтому ему стало до боли интересно все это увидеть воочию. Многие слуги собирались взять отпуск и разъехаться по своим семьям, но вот Франциску податься было некуда. Курсы с Алисой временно были прекращены (хотя благодаря Алисиному нежеланию подчиняться, они были прекращены еще давно, даже не начавшись), то времени у Франциска на себя было хоть завались. Он мог уходить из дома Керклендов на целые сутки и гулять по городу, закупаться на вырученные деньги всякими безделушками, мог просидеть несколько часов в баре или оттянуться с молодежью на дискотеке. Чем же еще заниматься? Естественно, только этим. Франциск был вольной птицей, и ничто — даже чета Керклендов с их громадными финансами — не могла удержать свободолюбивую птицу Франциска в четырех стенах. Жизнь на халяву давалась не всем смертным, поэтому этим нужно было пользоваться. Когда до Нового года осталась пара дней, дом Керклендов начал внезапно оживать. Оставшиеся слуги бегали по коридорам, переносили стопки посуды, чистили ковры, окна, ручки от дверей. Миссис Керкленд лично контролировала процесс. В главном зале поставили шестиметровую елку, и для того, чтобы ее нарядить, ушло больше одного часа. А что же на кухне… на кухне творилось что-то просто уму непостижимое — из помещения валил жаркий пар, пахло чем-то мясным и безусловно вкусным. Мистер Керкленд все чаще задерживался на работе, но к приезду гостей обещал освободиться и отдаться в полную власть семьи. Алиса тоже появлялась на людях редко, Франциску удавалось встретить ее в гостиной, когда служанки носились за вредной младшей Керкленд, умоляя ее применить праздничные туфли. Со стороны это выглядело весьма забавно. «Интересно, а мне тоже можно будет вписаться в их богатую компанию?» — как-то подумал про себя Франциск, находя в шкафчике неплохой вечерний наряд — черный костюм с блесточками на ткани, напоминающий звездное и бескрайнее небо. Любимая бежевая блуза, кожаные туфли с острыми носками и белая бабочка довершали весь этот наряд. Однако не стоило поднимать себя на верх пьедестала. Несмотря на свою профессию, Франциск был этой семье абсолютным никем, он не был богат, и вообще… он прожил с этой семьей всего несколько месяцев. Не стоило даже надеяться на то, что его впустят в компанию, а не прогонят, как назойливого пса. До Нового года остались сутки. Самые длинные, самые бесконечные, самые напряженные за весь остальной год. Франциск медленно вспоминал все свои праздники, проведенные в кругу его скромной семьи. Да, на их столе никогда не было ничего такого дорогого и экзотического — одни и те же салаты, жаркое… но все это было преподнесено с такой любовью и заботой, что все съедалось с огромнейшим удовольствием. Франциск вспоминал это с небольшой тяжестью на сердце и наблюдал за тем, как прислуга расставляет различного вида приготовленные блюда на широкий праздничный стол, за которым смог бы уместиться весь Шеффилд. Франциск представить себе не мог, сколько же приедет народу. Где-то в час дня, когда за окном пошел обильный снегопад, от которого улицы стали выглядеть светлее и даже как-то… праздничнее, Франциск сел за письменный стол в своей комнате, достал чистую бумагу. Он собрался писать письмо. Но стоило ему написать всего строку, как из коридора послышались голоса. Любопытство сделало свое дело — француз уже чуть ли не висел на перилах, разглядывая новых гостей. В зал вошла тройка незнакомых персон в длинных бархатных плащах. Двое из них — женщина и мужчина — вероятно, были супругами, ибо шли рука об руку. И оба были очень полные. Женщина сняла с себя черную шляпку, на которой восседало чучело грифа, и выпустила наружу темно-рыжую шевелюру. Смахнув с себя снег, они с презрением осмотрели апартаменты, словно ценители, пришедшие на экскурсию в Лувр. Ее муж был сильно похож на мистера Керкленда, только выглядел чуть старше, да еще и цветом волос отличался. Он продолжал идти в зимнем пальто, опираясь на длинную черную трость. А вот третьим гостем был молодой и статный юноша с широкими плечами и прямой спиной. Эдакий спортсмен. Судя по схожим чертам лица и цвету волос, данный экспонат считался отпрыском этих двоих полных господ. — О! Скотт, малыш! Ты так вытянулся! Как я рада тебя видеть! — из кухни навстречу гостям выбежала миссис Керкленд, уже одетая в праздничное белое платье с красными полосками на талии в виде стрелочек, и с открытой спиной. Женщина подлетела к парню начала радостно его расцеловывать в обе щеки. От этих смачных поцелуев даже у Франциска заложило уши. Миссис Керкленд же не стала останавливаться: одарив горой поцелуев несчастного парня, она довольно грубо оттолкнула его от себя и направилась встречать остальных. — О, Рита, о, Билли, я так рада вас видеть, — женщина подала руку пухлому мужчине, и тот, склонив свою крупную голову, пощекотал пышными усами пальчики худой англичанки. — Вы как всегда рано. — Живем неподалеку же, — встряхнув тучными плечиками, произнесла женщина. — Самолет долетел без проблем. Лететь в первом классе — одно удовольствие. — Да уж, — мужчина обнял свою жену. — Если бы у нас кто-то не боялся самолетов… И все они дружно рассмеялись. Франциск лениво положил локти на перила, наблюдая за гостями уже без прежнего интереса. Он настолько сильно ушел в себя, что не сразу почувствовал на себе чью-то тень. Подняв голову, Бонфуа вздрогнул, увидев перед собой того молодого парня с темно-рыжими волосами, которые в неосвещенном коридоре теперь больше отливались бардовыми оттенками. На вытянутом лице появилась россыпь морщинок, вызванных неясным презрением. Франциск на всякий случай переглянулся, чтобы убедиться, что этот взгляд был направлен именно на него, а не на кого-то другого. Затем он немного вопросительно глянул на парня, мысленно вопрошая — что-то, собственно, стряслось? С чего такое презрение? Но юноша лишь на прощание стрельнул холодным молчанием и, спрятав руки за спину, прошел мимо. Франциск отчаянно пытался вспомнить, как же этого парня называл слуги… Не Скотт ли часом? Если да, то имя ему хорошо подходило. Тем временем Скотт заглянул в комнату Алисы (Франциск не стал следовать за парнем, но он ясно видел, как тот шагает за порог комнаты). Франциск решил для себя, что это была не самая удачливая затея, если учесть любовь юной бестии ненавидеть и презирать все подряд… Не прошло и минуты, как из комнаты выбежала Алиса — красная, как помидор. За ней следовал гость Керклендов, высоко поднимая и без того длинные ноги. — Уйди от меня, засранец! — кричала Алиса. — Не хочу видеть твою рожу! — А ты все не меняешься, — парень спокойно пропустил мимо ушей ее противный визг. На его устах играла издевательская усмешка. — Все сидишь в четырех стенах, как сыч. И парня у тебя так и нет. Да и кто с такой дурой будет встречаться? — Отвали, зануда! — густо краснея от обиды, девушка побежала к лестнице. Франциск припал спиной к перилам, боясь, что девушка снесет его с ног и не заметит. — Мог бы остаться в своей деревне, какого дьявола ты приехал? — Мне и самому противны эти встречи, — Скотт неумолимо шел за девушкой. — Что, думаешь, я ради своей двоюродной сестрички приехал? Да я бы лучше пошел в Новый год вкалывать с папиными коллегами, нежели тут с тобой сидеть. С дурнушкой. — Сам такой! — шикнула на него Алиса и, минуя Франциска и даже не удостоив его взглядом, понеслась вниз по ступеням. Босиком. Скотт поперся за ней, на лестнице умудрился быстро ее догнать и в момент, когда родители обратили на них внимание, с неохотой обнять девушку за плечи. Франциск сначала удивился этому жесту, пытаясь сопоставить его с недавними словами, сказанными этим юношей, а затем он понял… Эти двое действительно ненавидели друг друга, но при родителях они старались выглядеть сплоченно, словно любящие брат и сестра. После того, как Алиса поздоровалась с гостями и те потеряли к ней интерес, она быстро кинулась обратно в комнату. За ней больше никто не последовал. Скотт лишь холодно глянул на девушку через плечо, пробормотал что-то очень невнятное и, отвернувшись, направился следом за шумной родней. Франциск был несказанно рад тому, что все обошлось без крови. Дождавшись, когда Алиса второй раз минует его, он бросился за ней следом, чуть было не споткнувшись при первом шаге. — У вас весьма дружная семейка, — решил он начать разговор с иронии. Как обычно и начинал. Девушка резко обернулась и облегченно вздохнула, увидев за собой именно его, а не кого-то… другого. — Это Скотт Керкленд, — девушка немного помедлила шаг, позволяя Франциску ее догнать. — Мой двоюродный братец. Наши отцы — родные братья. Только мой дядька живет в Шотландии, а мы — здесь. — А, Шотландия, — Франциск закатил глаза, пытаясь вспомнить, был ли Скотт одет в национальный килт или нет. Хотя нет, обычно в национальных костюмах ходило лишь старое поколение, молодые же предпочитали брюки и джинсы. — Ненавижу его, — Алиса злобно стиснула крохотные кулачки. — Каждый год одно и то же! И ничего никогда не меняется! Он такой противный! Причем с каждым годом становится все противнее и противнее. — Может, ты ему нравишься? Они вошли в комнату Алисы, где, как ни странно, ничего никогда не менялось. Все также лился холодный свет из больших незашторенных окон, на кровати небрежно лежала школьная сумка, за столом жужжал навороченный компьютер. Алиса не стала возмущаться тому, что репетитор оказался на пороге ее комнаты по собственному желанию, а не курсов ради. Даже наоборот, она была так увлечена разговором, что и думать не смела о таких мелочах. — Чепуха! — выкрикнула девушка, пиная тапок под ногами. — Мы же родственники. К тому же, он ведет себя, как дьявол! «Да, видимо у вас, Керклендов, это в крови», — хотел ответить ей Франциск, но поспешно закусил губу. Он прекрасно видел, что Алиса была сейчас не в духе терпеть его издевки, она реально нуждалась в собеседнике. — Когда я учился в школе, наши мальчишки не знали, как обращаться с девчонками, которые были им симпатичны, — пожал плечами Франциск. — И поэтому они старались сделать все… все, что только могло придти в голову в таком возрасте. Они и портфели отбирали, и юбки девчонкам задирали, и даже толкали их в бок… — Идиоты, — Алиса поежилась. — Ужасная школа. Ужасные дети. — НУ, может быть. Главное, что, повзрослев и понабравшись опыта, ребята стали относиться к своему объекту заинтересованности с большей бережливостью. Рассказывая это, Франциск ощутил, как его мозг медленно погружается в воспоминания о школьных годах. Когда он впервые завел себе самую первую девчонку, с которой у него не было ничего, кроме таскания портфелей до дома, соприкосновения пальцев рук во время прогулки и легких прощальных поцелуев, от которых сильно перехватывало дыхание. Франциск не имел возможности вообразить себе что-то большее, это была первая любовь, он сильно волновался и боялся что-то сделать не так. — Но это глупо, — возмутилась юная Керкленд. — Он же мой… брат… — Ну, в принципе, в нашем мире нам многое дозволено, — тихо объяснил Франциск. — По библии Ева вообще была создана из ребра Адама. И, знаешь ли, у них не возникало по этому поводу комплексов. Алиса сокрушенно закатила глаза, как бы говоря, что — ладно, так и быть, убедил, только заткнись. Франциск и не надеялся на то, что его слова разубедят эту бестию, но то, что она не высказывала свои недовольства вслух, было очень странно.***
— Вот оно что, значит, — Джон внимательно выслушал все, что сказал ему Франциск. Франциск стоял рядом, облокотившись спиной к стене, и ел яблоко, а его товарищ старательно вымывал посуду. Когда настали каникулы у репетиторов, Франциск уж и не знал, чем занять свое скромное «я». Казалось, что он переделал все, на что у него хватало фантазии. — Да, Скотт — это ужасная проблема всей крупной семьи, — продолжал говорить Джон. — По сравнению с ним, Алиса — это ангел во плоти. — Все так ужасно? — Франциск скривился от боли в желудке, вызванной сочетанием слов «Алиса» и «ангел». — Более чем. Парень он, в отличие от Алисы, смышленый и очень талантливый, в плане музыки и спорта ему нет равных. Но вот эти его желчные комментарии и цинизм — ох, лучше с ним вообще не иметь дело. Благо, что обычно он молчит и лишь смотрит на всех с усмешкой. Но стоит ему вмешаться… — М-да, — Франциск умело обглодал красный плод и выбросил огрызок в металлический контейнер. — Что не родственник, то очередная язва. Может, ты мне и про остальных гостей расскажешь, чтобы я не умудрился попасть в неловкую ситуацию? — Ох, ну, — посудомойщик задумался. — Знаю, что приедет Кевин Нуннэн* со своей женой Еленой. Кевин вроде дальний родственник по материнской линии. Такой высокий и рыжий парень со своими тараканами в голове. Ну, ирландец, что с него взять, — Джон бодренько хохотнул. — Так, кто там еще? М-м? А-а… Мэри Керкленд со своим сыном Питером. Питер — это «что-то с чем-то». Никогда не видел более подвижных карапузов. Дико любит морские путешествия, даже тельняшку носит под одеждой. Чуть ли не самая моя любимая персона во всей этой чете. Только ты старайся во всем его поощрять, а то он может расплакаться. Кто там у нас еще? Ах, да. Энди Дэвис. Ну, это тот еще кадр. Типичный австралиец. Любитель заезжать к нам в гости. Все поражаюсь, и где он столько времени находит на перелеты? — мужчина присвистнул. — Ну, по крайней мере, это самый безобидный член семьи… если конечно он свою коалу не привозит с собой. — Кого? Коалу? — Да уж. Мерзкое австралийское животное. Очень голодное и до жути злое. — Весело однако, — Франциск устало закатил глаза. — Вероятно, я сойду с ума во всей этой Керклендской пучине.