***
Оказавшись как-то в Алисиной комнате (из нечего делать, да), Франциск заметил странное пополнение в ее покоях. Нечто мелкое и довольно шумное скакало по широкой кровати и подкидывало к потолку атласные подушки. Какое-то время Франциск просто следил за этим странным зрелищем, но потом все же пришел в себя и с надеждой посмотрел на Алису, которая, словно и не слыша шума, продолжала пристально глазеть на голубой монитор. Она что, и в праздники не отходит от компьютера?! Длинные пшеничные волосы девушки были собраны на затылке в большой аккуратный пучок и подколоты заколкой в виде стрекозы. Больше ничто не мешало Франциску любоваться ее белой шеей и тонким покровом светлых волосиков, проступающих на коже. «И с чего бы двоюродному брату называть ее уродиной? Она вполне милая, несмотря на то, что агрессивная мегера». Франциск опустил свой изучающий взгляд по спине девушки, замечая, что она уже была одета в праздничный наряд, в котором выглядела более чем очаровательно. Правда, по привычке поджатая под задом нога сильно портила эту очаровательность, но да ладно… Заметив его присутствие, Алиса скрыла страницу сайта, на котором сидела, и посмотрела на мужчину через плечо. — Гулял? — девушка посмотрела на него с прищуром, как жена, встретившая своего мужа поздно ночью после корпоратива. Франциск удивленно вскинул брови. Алиса молча указала ему на волосы. Тогда он провел пальцами по шевелюре и почувствовал в прятках снег. — На почту ходил, — он не стал обманывать девушку. К тому же, чего уж тут такого тайного? — Ведешь переписку со своими напарниками-убийцами? — Алиса злобно ухмыльнулась. — Ну, а как же! Эти убийцы родили меня и вырастили. Не могу же я их не поздравить. Жаль, правда, что мое письмо придет позже Нового года, но что поделать — я не всесилен. — Мог бы позвонить по телефону, — предложила ему англичанка. — А то какой смысл писать поздравления по почте, зная прекрасно, что эти поздравления запоздают? — Вижу, ты за меня сильно волнуешься, — уголки его губ дрогнули в хитрющей ухмылке. Алиса мигом сменила свою призрачную милость на далеко не призрачную злость. — Да мне плевать, кому ты там пишешь, вот! — рявкнула она, как вдруг услышала треск ткани. Дело в том, что маленькое нечто принялось рвать наволочку в одеяле. Алиса крикнула на это нечто не своим голосом: — Прекрати, Питер, иначе свяжу и запру в темном чулане! — Я уже вырос из этого возраста, — светловолосый мальчик показал родственнице язык. — Я знаю, что в шкафах нет ничего страшного! Никаких монстров! Лишь одежда и платки. — Ах, вот как? — Алиса медленно закатила глаза. — Ну, как знаешь, запру тебя в моем большом подвале. Запру на сто замков, и ты там будешь сидеть неделю; никто о тебе даже не вспомнит! Мальчик мигом перестал брыкаться, самодовольная ухмылка испарилась с его лица, будто мираж. — Эй! Не ври! Мама меня найдет! — возразил он дрожащим голоском. — Поспорим? — девушка встала было со стула, чтобы подойти и пожать в споре мальчику руку, но Питер быстро спрыгнул с кровати и был уже далеко. — Ма-а-ама-а-а!!! — прогремел детский крик в стенах старого особняка. — Как вижу, ты неплохо ладишь с детьми, — Франциск надеялся на то, что Алиса распознает в его голосе долю сарказма. И она распознала, желчно посмотрела на Франциска и снова прищурилась. — Я ненавижу детей, — ответила она. В ее голосе прозвучала злоба. Но почему-то Франциск не ощутил страха. Если так подумать, то он боялся юную Керкленд лишь в те моменты, когда она становилась чересчур молчаливой или задумчивой. Кто знает, что в такие моменты творилось в ее прекрасной головке. — А зря, — сказал он с улыбкой. — Ведь дети — это цветы жизни. — Угу-угу, — девушка не стала разделять с ним радость и молча уселась обратно за стол. Но не прошло и секунды, как она взглянула на часы и тяжело вздохнула. И этот вздох… он напомнил Франциску отцовскую печаль, когда глава семьи уходил на работу, где ему приходилось трудиться с рассвета до заката. Ему было тяжело, и это было понятно даже ребенку. Затем он обратил свой взор на Алису, и в нем вскипело недоумение. Какое она имела право так вздыхать? Ее ведь никто и никогда не заставит горбатиться в шахте. — Надо идти вниз, — сообщила она, но скорее не Франциску, а себе или экрану монитора, что тоже было вполне логично. — Сейчас начнется ужин, а потом танцы… как всегда. Ненавижу… Подняв подол шуршащего вишневого платья, девушка с неохотой зашагала в коридор, а Франциск на автомате последовал за ней. Он никак не мог понять, что же такого ужасного эта девушка находила в празднике? Бал, танцы, еда… да это же чудесно! Живая музыка, реки алкоголя, залитый золотистым свечением зал… Франциск готов был пожертвовать многим, лишь бы самим оказаться на таком волшебном балу. И тут, ему в голова пришла заманчивая идея.***
— Алиса, дорогая, съешь горячее, — мама специально села рядом с дочерью, чтобы следить за тем, чтобы девушка не выкидывала всяких фокусов. В центре стола стояла фарфоровая ваза с камнями, а в ней теснился пышный розовый букет, обвешанный мишурой. Поданная к столу дорогая посуда, искрилась всеми цветами радуги. Девушка лениво водила вилкой по тарелке, гоняя куриную ножку по плоскому дну. Она не чувствовала аппетита. Мало того, ей приходилось сидеть перед родственниками, перед теми людьми, которых она искренне считала лицемерами. Она видела каждого Керкленда, видела их противные улыбки, и ей становилось тошно от этого праздника. Но больше всего она не могла понять — почему ее постоянно усаживают напротив Скотта? Это что за привилегия такая? Глаза молодого человека постоянно сверлили ее пылающим взором, словно надеялись прожечь в Алисе дыру, а эта кривая ухмылка на его губах готова была привести в бешенство даже самого спокойного человека. Когда Алиса запускала в рот вилку с каким-нибудь выбранным ею салатом, улыбка шотландца становилась более широкой и более жадной, словно вся еда здесь была отравлена, и вся семья знала об этом, специально держала за пазухой противоядие, и лишь одна Алиса не знала об этой хитрости. Алиса старалась не смотреть на него, отводила взгляд в сторону, пытаясь залюбоваться пышной елью, что стояла как раз за спиной Скотта… но, черт подери, даже со всеми дорогими игрушками эта ель казалась тусклой и неинтересной. Особенно на фоне Скотта. Так и хотелось вскочить со своего стула и накричать на парня во весь зал, чтобы каждая пылинка здесь вздрогнула от силы ее голоса: — Да что ты все пялишься на меня?! Она не отказалась бы посмотреть на то, как побледнело бы лицо шотландца, окажись он в центре внимания. — Скотт, расскажи, чем ты сейчас занимаешься? Учишься? Работаешь? — мистер Керкленд как будто пытался подлить масла в огонь, хотя и не знал этого. — Он у нас вечно занятой, — озабоченно произнесла мать Скотта, любовно глядя на своего сына. — Вообще не отдыхает, даже присесть не может на минуту. Если бы я его не уговорила приехать, он остался бы в Шотландии. — Я играю в футбол, — вальяжно пояснил Скотт. — Уже целых три клуба предложили ему подписать контракт на сотрудничество! — вставила свое мама Скотта. — Причем, два из них весьма престижны, они часто играют с европейскими командами. А ведь он у нас еще и учится… — Как пчела — всегда в делах, значит? — смеясь, спросил мистер Керкленд. И его смех подхватили многие, кроме Алисы. Девушка опустила голову, дабы скрыть красноту своего лица, и продолжила насилие над курицей. Естественно, про Алису мало, что можно было рассказать… Чего она добилась в жизни? — А ты как, Кевин? — вдруг заговорила миссис Керкленд, на этот раз обратившись к рыжеволосому ирландцу, который в тот момент как раз пытался прикончить домашний пудинг. — Дописал свою книгу? Мужчина заметно побледнел, убрал вилку и выпрямился. Его рыжеволосая жена нежно приобняла его за руку, как бы поддерживая. — Мне осталось еще несколько глав, — медленно проговорил Кевин. — Издательство уже звонило мне, спрашивало, успеваю ли я к Пасхе. Думаю, что успею. — Напомни еще раз, как называется твоя книга? — «Будь со мной». — Ах, как романтично, — звонко вскрикнула миссис Керкленд. — Какой же ты молодец, Кевин. — Спасибо, — сдавленно пробормотал ирландец. — А ты, Энди? — живо обратилась женщина к загорелому, широкоплечему парню с большим пластырем на раскрасневшемся носу. Алиса сколько помнила себя, этот чудаковатый молодой человек каждый раз, являясь к ним в гости, расхаживал с этим ужасным белым пластырем. То ли, он считал, что это так модно, то ли он просто не умел ухаживать за своей кожей… но это все равно выглядело странно и даже чуть-чуть дико. Учитывая то, в каком он находился обществе. — А, ну… — парень добродушно рассмеялся. — Ну, я как бы, как и прежде, занимаюсь зоологией, изучаю природу. Моя страсть, хах. Это он говорил каждый праздник, приезжая к семье Керклендов. Алиса каждый раз задавалась одним и тем же вопросом: и как такой чудак вообще оказался их родственником? Единственное, что его как-то объединяло с ними — это характерные кустистые брови, которые передавались по мужской линии. Все остальное принадлежало скорее деревенскому типажу, но никак не богатому и обеспеченному человеку. — Надеюсь, ты на этот раз не привез с собой эту кровожадную коалу, — проворчал Скотт, и его слова многим показались довольно смешными. — Не называй Луи кровожадным! — обиженно выкрикнул Энди и склонил голову над своей тарелкой. — Просто у него судьба изначально не так сложилась, как надо. Если бы не браконьеры… — Ой, да ладно тебе! Сколько ты еще будешь возиться с животными? Или решил заменить ими семью? Все снова посмеялись. Алиса готова была залезть под стол, лишь бы не видеть никого, и лишь бы ее никто не тревожил. Все, кто сидел за этим столом, все они так и блистали, все были в чем-то особенны, все чего-то добились…а что она? Сколько в глазах ее матери было восторга, словно все эти люди были ее детьми, а ее — Алису, ее единственную дочь — она почти не замечала. И не говорила о ней. И с одной стороны, это было замечательно. И все же… После сытного ужина гости пошли в гостиную, хорошо прибранную за время чествования: мебель была убрана по углам, в центре стояла вторая, более живописная, более высокая, почти касающаяся потолка, ель. Гости разбрелись по маленьким группам. Кто плясал, кто с жаром обсуждал интересующую его тему, одна Алиса ходила среди гостей и чувствовала себя не в своей тарелке. Она посмотрел на часы, которые мирно стучали над кирпичным камином — до Нового года оставалось два часа. Даже меньше. За окнами давно стояла кромешная темень, вечерний мороз старательно расписывал стекла. Алиса мечтала лишь о том, чтобы после поднятых бокалов с шампанским и пробитых двенадцати часов они отпустят ее к себе в комнату. А пока, по правилам семьи, она должна была быть у всех на глазах, хотела она этого или нет. — Шампанского? Девушка не обернулась на голос, лишь покачала головой. — Нет уж, спасибо. Я выпью, когда наступит двенадцать часов. — Но вы выглядите слишком напряженно для праздника. Может, все же глотнете? Алиса с раздражением дернула головой и увидела улыбчивое лицо француза. Мужчина стоял по стойке смирно, спрятав одну руку за спину, в другой же держал серебряный поднос с золотистыми напитками. — Ты-то чего здесь делаешь? — Алиса специально вышла поближе к елке, где было не так людно. Франциск покорно семенил за ней следом. — Разоделся, как официант. — Сегодня я и есть официант, — вежливо проговорил Франциск, встряхивая светлой шевелюрой. — Лучше бы ты этого не делал, — рассерженно прошептала Алиса. — Если мама тебя увидит в таком виде, то не правильно это истолкует! — А что тут такого? Большая часть прислуги сейчас в разъезде, напитки подавать некому. Не вижу в этом ничего такого страшного. К тому же, в этом облике мне легче наблюдать за твоей большой семейкой, — Франциск прилег к зеленым ветвям и окинул зал ленивым взором голубых глаз. — Вон та рыженькая особа ничего так, да? — Она жена Кевина, — немного оскорблено возразила девушка, словно речь шла не о жене ее родственника, а о ней самой. — И к тому же, она терпеть не может измены. — Но я же не к ее мужу лезу, — засмеялся Франциск. — Это ничего не меняет, — Алиса фыркнула. — Впрочем, не удивительно — такому идиоту, как ты, не суждено иметь должного вкуса. Лезешь туда, куда не следует лезть! — Должного вкуса? — Франциск рассмеялся. — Ты часом меня не ревнуешь? Эх, ладно, мне надо подвигаться. А ты дальше тухни у елки… — мужчина сорвался с места и пустился в толпу, ловко балансируя подносом с бокалами. А выходило у него это изящно, что бы Алиса ни говорила на этот счет. Мсье Бонфуа грациозно подсуетился к одной семейной чете, протянул им бокалы, о чем-то сладко запел, да так, как умеет только он. А те, даже несмотря на статус, слушали его с упоением и открыто улыбались. Удивительно, и как это он так умеет привлекать к себе чужое внимание? «Придурок…» — подумала девушка, скрестив руки на груди. Что бы этот петух не выделывал в праздник, ее это не касалось никаким боком. И когда ее мама вскрикнет при виде Франциска: «Гляньте — ка! Это же репетитор моей дочери!» — она и глазом не моргнет. Конечно, будет неприятно ощущать на себе косые взгляды, но что тут поделать. Алиса жила на фоне этих косых взглядов всю жизнь и уже привыкла к ним. До Нового года оставалось меньше часа, и гости уже не знали, чем себя занять. — Я слышала, ваша дочь занимается музыкой, — послышался тоненький голос матери Скотта. Женщина сжимала пухлыми пальцами ножку от бокала и выглядела слегка порозовевшей из-за алкоголя. — Может, она нам сыграет что-нибудь? — Действительно, — воскликнули остальные. — Что-то мы ничего не слышали о вашей дочери. Давайте, пусть и она получит свою дольку славы. Алиса почувствовала, как ее лицо обдало жаром, словно вся кровь, что циркулировала в теле, разом направилась в голову. Сколько бы она ни желала, чтобы этого не произошло, но все взгляды устремились на нее, и в каждом читалось что-то свое: у кого озадаченность, у кого удивление, у кого тонкая ирония сквозь смех. — Ох, я даже не знаю… — сама миссис Керкленд выглядела удивленной. Ее густо накрашенные глаза стали чуть больше обычного размера. — Да, что вы говорите, матушка, — спрятав руки в карманы, заявил Скотт. Вот его только тут не хватало. — Пускай Алиса покажет себя. Мне не терпится услышать ее талант. Алиса этого не хотела, но ей пришлось подойти к пианино. Все смотрели только на нее, в один миг она стала звездой номер один этого вечера. Она чувствовала бушующий внутри себя коктейль страха и нерешительности. Руки вспотели, а к ногам подступила предательская дрожь. Даже Франциск смотрел на нее во все глаза, хотя минуту назад увлеченно ворковал с Еленой. Алиса посмотрела на черный инструмент, который назывался «пианино». Ей померещилось, что он скалится на нее белыми клавишами, и оттого страх в душе лишь усилился. Она не умеет играть. Что она им покажет? А они ведь так и ждут ее игры, хотят услышать ее живую музыку и восхититься ею, только восхищаться вот было нечем. — Ну, давай, сестричка, зажги! — прокричал ей Скотт. Словно чувствовал ее мысли. Ему ведь нравилось видеть ее растерянность. — Или что? Не умеешь? — У…умею, — возразила рассеянно Алиса, краем глаза видя, что Скотт уже порядком набрался. — Ну, так садись и играй, — крикнул он. — Хоть что-то в тебе должно быть такое…особенное, как у нас! — Скотт, прекрати, — одернули его родители. — Неприлично так себя вести в гостях. — Я уже взрослый. Мне двадцать два, и мне все можно! По залу прошелся нервный шепоток, назревал семейный скандал, и Алиса пришла к разумному решению, что пора отсюда бежать. С нее довольно. Лучше поскорее уйти с поля боя, пока тебя не подцепили вражеские пули. Шурша платьем, девушка быстро выбежала из зала и направилась к лестнице. — Алиса, милая, куда ты? — бросилась за ней следом миссис Керкленд. — Отстань, мам! — выкрикнула ей в сердцах Алиса, ощущая в себе желание еще и наорать на всех гостей разом и на мать тоже, за то, что она не защитила дочь. Она ведь знала, что Алиса не умеет играть на пианино. Последний их нанятый репетитор вылетел в каникулы стрелой, не успев произнести приветственную речь. И неужели мать не знала этого? Неужели она решила, что за пару уроков Алиса сможет играть, как Бетховен?***
На улице слышалось хлопанье первых праздничных петард, от которых окна озарялись красными и желтыми огнями. Только почему-то их веселье не было заразительным. Снег продолжал сказочно плавно падать с неба, стрелка на часах неумолимо тянулась к циферке двенадцать, а звуки голосов за стеной все не умолкали. Алиса включила носком туфли компьютер и устремила скучающий взгляд на монитор. А что она хотела сделать? Что можно было сделать сейчас в интернете, когда вся страна давно сидела в обнимку со своими семьями и ждала приход Нового года? Держа в руках бенгальские огни, раскрасневшиеся от алкоголя и мороза они стояли на балконе и любовались тем, как расплескались цветными кляксами салюты в безоблачном небе. Все, как один, ждали чего-то волшебного. Где-то в другом доме люди плясали под национальные песни, задорно шурша пышными нарядами и смеясь во всю силу. Они хватали своих партнеров за кисть, притягивали их под омелу и страстно целовали в губы. И это было правильно. Таким и должен быть праздник. — Ты так и будешь здесь сидеть? — Франциск не собирался стучаться, ибо боялся, что Алиса его тут же прогонит. Перед тем, как подать голос, он подкрался к ней со спины. Девушка тут же подняла голову и посмотрела на него так, как только побитая и озлобленная на мир собака могла смотреть на человека. У Франциска был еще шанс улизнуть из ее комнаты, но он им не воспользовался. — Отвянь! — рявкнула англичанка, падая обратно на стол и закрывая лицо руками. Франциск лишь издал тихий смешок и присел рядом с ней. Он все еще держал в руках поднос, на котором стояли два одиноких бокала с дорогим шампанским. Алиса чувствовала чужое присутствие и от этого злилась еще сильнее. Ей было стыдно за то, что он видел ее в таком подавленном состоянии, ее — такую вечно независимую, вечно злую и вечно гордую особу. Но она не могла остановить рыдания. На душе было так паршиво, слезы рвались наружу и обжигали щеки. Хоть она и пыталась прикрыть позор руками, ее душу все равно сковывала боль. — Так каждый год происходит, — неожиданно сказала она. И говорила довольно спокойно для своего состояния. Словно твердо ставила перед фактом. Франциск нежно улыбнулся ее словам. Несомненно, он был рад, что юная Керкленд предпочла вылить свою обиду наружу, нежели оставить ее вариться в собственном соку. Никто не знал, чем бы потом все обернулось, прими она решение «промолчать». — Каждый год они смотрят на меня с такой надеждой, словно я… особенная! Ждут от меня сюрпризов, а я… я ничего не умею! Ничего! Между ними возникла тишина. Лишь стук маленьких часов создавал в этой тишине маленькую вибрацию. — Ну… а кто в этом виноват? — спросил Франциск. — Ты же сама не хочешь… — Да! Не хочу! Но мне так противно становится, когда они все просят меня что-то сделать… — Тебе становится не противно, а стыдно, — мягко поправил ее Бонфуа. — Да кто ты такой, чтобы учить меня говорить?! — Алиса рывком подняла голову, устремляя на француза ненавистный взгляд, полный слез. Под глазами уже пылали красные синяки. Франциск был слегка обескуражен. Он никогда еще не видел, чтобы она плакала… это выглядело очень непривычно. — Ты вообще мошенник! И идиот! И уйди из моей комнаты! — Тише — тише, — Франциск прижался к спинке стула, немного опасаясь, что Алиса накинется на него и вопьется ему в шею. В таком неровном состоянии она была способна на всякое. — Я не пытаюсь тебя ничему учить, а лишь высказываю свое мнение. — Но мне не интересно твое мнение, — отчеканила Алиса, и блеск в ее глазах стал гореть ярче. — Ты мне никто! — Дай мне сначала сказать, а уж вслушиваться тебе в мои слова или нет — это сугубо твое решение, — Франциск поспешно убрал из голоса всю нежность и постарался говорить сурово. — Мне просто интересно, на чем именно основана твоя такая крутая гордость? Что тебе нравится в этой жизни? Что ты любишь? Ты идешь наперекор учителям, не слушаешься никого, но при этом тебе обидно показываться перед всеми в роли никчемной неумехи. Почему ты так себя ведешь? Алиса положила голову себе на руки и молча слушала мужчину, при этом не выражая ни капли эмоций. Слезы на щеках постепенно высохли, оставив после себя еле заметный след. Девушка громко шмыгнула носом. — Да, тебе крупно повезло в жизни — ты богатая, и у тебя есть все, о чем только остается мечтать остальным. Но не все делается в нашем мире через деньги. Ты не сможешь купить талант. Смотри внимательно, сейчас у тебя и у твоих родителей все хорошо в финансовом плане, но настанет момент, когда тебе придется все делать самой. Без помощи влиятельного отца. — Откуда тебе знать? — проворчала Керкленд. — Я ничего не знаю, ma cherie, — с улыбкой возразил француз. — Никто в нашем мире ничего не знает наперед. Сегодня будет одно, а завтра — совсем другое. Единственное, что требуется от нас — уметь защититься от любой напасти. Уметь противостоять ей, понимаешь? — Ты такой зануда… — Главное, что ты выслушала меня. Я этого и добивался. Алиса выпрямила спину, посмотрела на голубой монитор. В ее глазах снова застыли слезы. Щеки опять покрылись румянцем. Ну, что на это раз? — З…зачем ты спас меня, а? — девушка закрыла глаза, и слезы снова потекли по лицу. — Раз я такая никчемная, то оставил бы… пусть они бы меня добили. — С ума сошла что ли?! — опешил от ее заявлений Франциск. — Может, я и мошенник, но не душегуб, и мне не приносит радость наблюдать за тем, как шпана калечит девушку. Но потом он посмотрел на ее запястья и невольно вспомнил о своем грехе. По спине пробежался неприятный холодок. — Но я же не просто девушка! Я… Я же чудовище. Меня все ненавидят. — Тебя ненавидят не просто так, — Франциск не стал оспаривать ее слова. — Ты сама всех отталкиваешь. Возможно, многие бы хотели подружиться с тобой, будь у них такая возможность. — Из-за моих денег… — Ну, это тоже… — Франциск отвел взгляд в сторону, залюбовался детскими портретами, висевшими над изголовью кровати. Раньше он не замечал таких деталей в ее комнате. Он мало, что здесь вообще замечал. — Но есть и нормальные люди, которые просто хотят стать твоими друзьями. Да, их мало, но они есть. Надо только уметь искать. И ты найдешь их, если проявишь хоть в чем-нибудь свою инициативу. Франциск посмотрел на часы и глубоко вздохнул. Черная стрелка с бабочкой плавно скользнула на цифру двенадцать, а за окном послышались восторженные вопли толпы. Алиса посмотрела в окно, словно ожидая там увидеть что-то сказочное, но что там можно было разглядеть сквозь белые узоры? Пошли первые удары часов. Раз… два… — Возьми шампанское, — Франциск протянул девушке бокал. — Видимо, твоя семья не горит желанием звать тебя обратно в зал. — Да я сама к ним не хочу спускаться, — ответила Алиса, принимая бокал и смыкая пальцы на его хрустальной ножке. Девушка немного волновалась. Не каждый же раз ей приходилось встречать Новый год в таком странном обществе. Честно говоря, Франциск был тоже удивлен. Меньше всего он надеялся встречать праздник в комнате этого чудовища, да и с чудовищем рядом. Он тоже взял бокал с шипучим напитком, положил пустой поднос на клавиатуру. …пять… шесть… Алиса закусила губу, обратила волнующий взгляд на дверь, но никого там не увидела. Неужели ее семья и правда решила отметить праздник без нее? Обычно при любых обстоятельствах ее всегда возвращали обратно к обществу, а сейчас… …девять… десять… одиннадцать… Последний удар вызвал большое облегчение, словно в один раз все камни, застывшие на душе, рассыпались в серый песок. Алиса чокнулась с Франциском бокалом, выплеснув немного золотого шампанского себе на подол юбки. Франциск не стал ничего желать, молча приложил хрусталь к губам и выпил шампанское до самого дна. Алиса сделала то же самое, но зажмурилась от горечи и прокашлялась. — Уже легче? — спросил Франциск, улыбаясь ей. Алиса пожала плечами. Она не могла описать свои ощущения, так как не особо их понимала. Но главное, что у нее больше не возникало желания плакать. — Ну вот, да здравствует Новый год. Мужчина поднялся со стула, забрал у Алисы бокал и аккуратно поставил его на поднос. И так слишком много чести — он ее и успокоил, и год старый с ней спровадил, и выпил с ней за пару. Нужно было знать всему меру. — Кстати, я придумал, как буду учить тебя языку, — произнес он с порога. Алиса повернула стул в его сторону и удивленно уставилась на прямоугольник света, в котором прорезалась изящная мужская фигура. Почему-то ее впечатлил его образ, застывший в дверях и наполовину повернутый к ней. Его коварная усмешка, открывающая ряд белых зубов выглядела чересчур ярко даже в тени. — И как же? — тревожно спросила она. — Скажу после каникул. А пока, делай, что хочешь. С праздником тебя, — Франциск помахал ей рукой и плавно пропал в свете коридора. — Пф, идиот, — беззлобно сказала девушка. Она отчаянно попыталась подавить улыбку.