***
— Ну, как мое произношение? Мне кажется, оно стало значительно лучше, — Алиса гордо вздернула нос и довольно улыбнулась успехам. Но потом, увидев, что Франциск не разделяет с ней ее радость, она посерьезнела. — Что-то случилось? В тот момент Франциск мысленно был где-то далеко от этой комнаты, и его не волновали какие-то уроки французского. В его голове происходили куда более важные решения, от которых зависела судьба не только его самого, но и Алисы Керкленд. Нет, ей ничто не угрожало, отнюдь. С другой стороны, следовало ли вообще называть «временный отъезд во Францию» угрозой? «Но что будет, если она узнает о моем решении? Через два дня мне нужно быть на вокзале, а я еще даже никого не известил о своем увольнении», — думал он, подперев подбородок сжатым до белизны кулаком. Но его заботила реакция не миссис Керкленд, а самой Алисы. Франциск боялся, что девушка может принять его слова слишком близко к сердцу. А она может. И, черт подери, она примет! Франциск поднял задумчивый и тоскливый взгляд на свою светловолосую ученицу и довольно долго и пристально изучал ее милое лицо, озаренное забавной улыбкой. — Прием! Планета Земля вызывает Луну! Ответьте! — Алиса в шутку пихнула его книжкой. — Эй, ты чего? — Франциск обиженно потер ушибленное плечо. — Ты считаешь, что твои знания вышли на новый уровень, раз ты позволяешь себе распускать руки на учителей? — Не знаю ничего про уровни, но если ты и дальше будешь с таким угрюмым видом слушать мое чтение, то я действительно никуда не продвинусь. Что-то случилось? Или я слишком уныло читаю? — А? О-о, нет! — рассеянно возразил Франциск. — Ты читаешь намного лучше, чем прежде. — Да ну, — со скептицизмом протянула Алиса. — И какую же главу я сейчас прочла в романе? Франциск закатил глаза, усердно вспоминая, какой Алиса вообще сейчас читает роман. Что-то в голову ничего не приходило. Какая нелепая ситуация… — Ох, какое счастье, что Скотт этого не слышит, — начала причитать Алиса. — Ты не представляешь, сколько сил мне пришлось потратить на то, чтобы заставить его поверить в твои благие намерения! К слову о Скотте: его семья давно вернулась в Шотландию. Как, собственно, и другие семьи. Естественно, многие из родственников не горели желанием уезжать. К примеру, Скотт довольно долго простоял в дверном проеме, прощаясь с Алисой и с ее родителями. Когда он целовал руки сестры (что делал впервые, да еще и у всех на глазах), Франциск, наблюдавший со стороны за всем этим цирком, готов был рвать и метать. — Я буду вас часто навещать, — пообещал юноша, мигая огоньком в глазах. И затем он обратился лично к Бонфуа. — Как можно чаще. — О, мы будем только рады! — всплеснула руками миссис Керкленд. Франциск завидовал ее наивности. А вот что насчет его синяков, которыми было осыпано лицо, то тут Скотту пришлось очень и очень долго объяснять родителям про несчастный случай. — Как же можно было так упасть с кровати?! — закричала на него мать. — У тебя фингалы под глазами размером с кулак! Ты что, в кинотеатре с кем-то подрался?! Допросы звучали без умолку. Скотт не мог от них отмахнуться, не мог ничего вообще сделать в свою защиту, оставалось лишь невольно продолжать лгать. Ведь, он обещал Алисе, что их вечер, насыщенный драками и пропажами, останется тайной и уйдет вместе с ними в могилу. Конечно, он выглядел недовольным, ему страстно хотелось все рассказать предкам и насладиться местью за свое унижение перед Алисой и Франциском. Но он продолжал врать. Между тем, на другой стороне фронта Керкленды тоже мучили Франциска вопросами. Ведь как-то все это странно складывалось — оба в синяках и царапинах, словно пережили конец света, и при этом рассказывают практически одинаковые истории. Один с лестницы свалился, другой с кровати. — Не уж то наш особняк такой неудобный? — с иронией сказал мистер Керкленд, смотря на Скотта и на Франциска сверху вниз, и, естественно, не веря ни единому их сказанному слову. Так или иначе, инцидент вскоре исчерпал себя. А правда так и не выплыла наружу, хотя с такими приставаниями можно было и мертвеца заставить говорить. Что же насчет Елены… то она уезжала из дома с печальным выражением на лице. Возвращение домой совсем ее не радовало, как и теплая рука мужа на плече. Елена оборачивалась назад и с надеждой смотрела на Франциска. Она ждала, что он подойдет и что-то ей скажет на прощание. Будь то обыкновенное «До свидания». Но он не подошел. Он даже на нее не посмотрел. — Э-эй, — Алиса снова пнула своего репетитора в плечо. Франциск поморщился от боли. — Ну хватит уже спать! С каких это пор мне приходится заставлять тебя меня учить?! — Не обращай внимания, просто я не выспался, — он демонстративно зевнул. — Да и тело болит сильно. Алиса сразу же успокоилась, понимая, что синяки на теле и на лице Франциска появились отчасти из-за нее. Вся эта драка со Скоттом возникла благодаря ее вине. — Прости… — тихо выдавила она. — Из-за чего? — М…Я…ну… — девушка стала такой красной, словно вся кровь, что была в ней, ушла в ее голову. — Н… не знаю! Отстань! — она демонстративно подняла открытую книгу и с усердным выражением на лице принялась за чтение. «Я не смогу сказать ей про отъезд. Она меня убьет, — сокрушенно подумал Франциск, берясь за свою несчастную голову. Это было выше его сил и его способностей. — Но и Эрику отказать не могу, ведь эта проблема связана и со мной. Он не справится без моей помощи». Значит, следовало прибегнуть к единственному выходу, который хоть и казался Франциску нечестным по отношению к Алисе, но был более менее… безопасным.***
На последнем совместном уроке (о том, что он был последний, знал только Франциск), они смотрели старую французскую комедию. Алиса сидела на скопище мягких подушек, и на ее лице отражалась синева экрана. Франциск сидел рядом, сложив руки перед собой в плотный замочек, и его взгляд был направлен куда-то в сторону. Мысли о скором отъезде вызывали тревогу. Сердце билось необычайно бешено, словно у напуганного зайца. — Какое-то невеселое кино, — сказала Алиса. Отчасти она была права. Фильм был очень старым, и поставленный в нем юмор был совершенно не похож на юмор двадцать первого века. — Может, посмотрим что-нибудь более современное? Франциск уныло пожал плечами. Думать о такой мелочи, как фильм, совершенно не возникало желания. Если бы только Алиса знала… — Да что с тобой такое?! Ты будешь мне переводить фильм или нет?! — Алиса недовольно скрестила руки на груди. Франциск с неохотой отвел взгляд от дальнего угла и посмотрел на девушку. — Опять заводишься на пустом месте? — спросил он утомленным голосом. — Ты уже достаточно хорошо знаешь язык, чтобы понимать диалоги хотя бы на интуитивном уровне. — Не забывай, что скорость моего перевода равна скорости улитки! «Я бы мог взять ее с собой… — пришла в голову радостная мысль, но через секунду после своего появления, ее удушила противная реальность. — Ну уж нет. Ее родители быстро нас найдут. Ее заберут домой, а меня посадят за похищение». Придя в себя от размышлений, он снова обернулся к Алисе. Сейчас он не имел права прикоснуться к ней. Даже обычные объятия, не несущие за собой никакого развития, могли привести к неприятностям. Он каждый раз с неохотой вспоминал предупредительный тон мистера Керкленда, когда тот говорил, что он может сделать с Франциском, если тот поведет себя с Алисой не так, как надо.***
Уже с раннего утра он не находил себе покоя. Ему нужно было срочно поговорить с миссис Керкленд, чтобы наконец расторгнуть их контракт. Он хотел, он понимал, что это необходимо. Но тело будто не слушалось. Пришлось принуждать себя изо всех сил, чтобы сделать хотя бы один шаг на поиски хозяйки. Он надеялся застать ее в гостиной, где та обычно проводила будние дни, читая модные журналы или просто ждала, когда высохнет лак на ногтях. Франциск прошел через арку, обвешанную гранатово-красными шторами. За полгода проживания в этом месте, гостиная не подвергалась никаким серьезным изменениям. Мебель стояла все в том же положении, черное пианино поблескивали тусклым светом в неприметном уголке, в камине скопилась пыль, ибо с приходом теплой весны хозяева все реже и реже прибегали к его использованию. А за окном протекало солнечное утро. Но несмотря на это, Франциск все равно заметил здесь кое-какие перемены. Первым делом он обратил внимание на то, что в гостиной была Алиса. И не просто была… она участвовала в каком-то странном событии. Девушка стояла на круглой табуретке и медленно крутилась на месте, как манекен в магазинах с одеждой. На ней было одето рубиново-красное длинное платье с тоненькими бретельками на голых плечах. На ее прямой спине красовался откровенно большой разрез, обтянутый шнурками. Сам наряд был сверху до низу осыпан булавками. Вокруг Алисы бесшумно и быстро передвигались слуги, прощупывая покрой платья и оценивая, хорошо ли оно лежит на их госпоже. Среди всей этой кучки служанок можно было разглядеть и хозяйку особняка. Миссис Керкленд, обличенная в шелковый халат с расписными драконами, с важным видом руководила всем этим событием. Франциск не стал сразу вмешиваться и подавать голос, а просто, облокотившись о дверной косяк, решил понаблюдать за картиной маслом. Он смотрел только на Алису. В этом багровом платье Алиса выглядела такой взрослой… Кто бы мог подумать? Но по ее измотанному выражению на лице было явно видно, что девушка потеряла все силы в борьбе с грандиозными идеями ее матери. Но вот она увидела в проеме Франциска, их взгляды непосредственно встретились. Не дав служанке воткнуть в подол платья еще одну булаву, юная Керкленд спрыгнула со стула и бросилась на поиски укрытия. Франциск не выглядел удивленным. Наоборот, на его лице появилась улыбка. Ему нравилось наблюдать за ее смущением. Но всему нужно было знать меру. Заметив заинтересованный взгляд миссис Керкленд, Франциск мигом убрал с лица улыбку и изобразил спокойствие. — Вам что-то надо, мистер Бонфуа? — женщина говорила немного напряженно, так как из-за всей этой канители у нее страшно болела голова. Возможно, она надеялась получить удовольствие от мерки новых костюмов, но о каком удовольствии могла идти речь, если ее дочерью была Алиса? — У вас не найдется минутка? — спросил тихо Франциск, будто бы их диалог проходил в интимной атмосфере. — Это срочно. Какое-то время миссис Керкленд терялась между выбором — пойти к Франциску или остаться с дочерью и ее платьем… Отдав одной из служанок длинную линейку, которую она держала все это время в руках, женщина прямой походкой направилась к французу. — Что-то случилось? Говорите быстрее, мистер Бонфуа. Мне так редко удается уговорить мою дочь на какое-то совместное мероприятие. А выбор платья для выпускного — это очень важное дело. Надеюсь, вы меня понимаете. — Конечно-конечно, — Франциск завел миссис Керкленд за угол, подальше от арки, чтобы их никто не смог услышать. Особенно, Алиса. — Видите ли, мадам, я бы хотел написать заявление… Женщина резко притормозила. — О чем вы, мистер Бонфуа? Я что-то не понимаю… — Я увольняюсь. — Что-о? — миссис Керкленд нервно заулыбалась. — У… увольняетесь? Между ними возникла неловкая пауза. Можно было услышать, как в противоположном крыле особняка ходила и шуршала прислуга. — Как это увольняетесь? — миссис Керкленд не любила так рьяно выставлять свои эмоции наружу, но тут она не могла ничего с собой поделать. — На каких это основаниях? Почему именно сейчас, когда мы все… — Мне срочно нужно вернуться во Францию. Дело личного характера. — Но до конца учебы моей дочери остается еще много времени, и я бы… — женщина смутилась. — Я была бы очень рада продлить ваши уроки. Вы очень хорошо влияете на мою Алису. Поймите, будь на вашем месте другой какой-нибудь репетитор, который никак не сумел бы повлиять на эту непослушную девочку, то я бы даже пальцем не пошевельнула. — Я понимаю. Их разговор длился намного дольше, чем предполагалось. Миссис Керкленд надеялась всеми силами отговорить Франциска от увольнения, но Франциск был непоколебим. После того, как он заполнил заявление в кабинете мистера Керкленда (тот был на работе, и кабинет временно заняла его жена), Франциск с мольбой попросил женщину пока не говорить о своем уходе Алисе. — Не хочу видеть, как она расстроится, — объяснил он. Позже, ощутив на себе пристальный взгляд, неуверенно добавил. — Но, возможно, я смогу в скором времени вернуться… Так что, не спешите ставить на мне жирный крест. Глаза женщины восхищенно загорелись. — Правда? — поспешно прочистив горло от писка, она сделала серьезный вид. — То есть, вы уходите на время? Тогда лучше следует оформить заявление, как отпуск? Франциск об этом не подумал. — Сколько именно дней или недель вы будете отсутствовать? Он не знал, что ответить. Сколько ему понадобится времени для устранения своих проблем? А сможет ли он вообще их устранить? А вдруг что-то пойдет не так? Вдруг его убьют? Франциску не нравилось думать о таких крайних случаях, но он обязан был рассмотреть любые варианты событий. Все же увольнение было гуманным решением. — Вы можете сказать ей, что я взял отпуск, — сказал он перед тем, как уйти. — Как вам будет угодно, — миссис Керкленд подписала его заявление и медленно встала со стула. Она выглядела разочарованной. — Я очень благодарна вам, Франциск. Вы… столько всего для нас сделали. До вас я покоя не находила в этом доме, а теперь чувствую, что мы вполне можем называться «нормальной семьей». — И я очень рад этому, — Франциск попытался ей поклониться, но вышло как-то нелепо. — Мы вечером поедем с Алисой в поликлинику, так что у вас будет время собраться и… — В поликлинику? — Франциск оживился. — С Алисой опять что-то случилось? — Ничего серьезного, — женщина смущенно помотала головой. — Просто небольшое обследование. «Вы не умеете обманывать», — на долю секунды в нем возникло желание озвучить свои мысли вслух, но позднее он решил, что этого делать не стоит. Во-первых, ему не хотелось настораживать миссис Керкленд. Во-вторых, он сомневался в том, что был готов знать правду.***
Вскоре миссис Керкленд и Алиса покинули особняк на машине. Франциск проводил их очень печальным взглядом, после чего задернул белую шторку и принялся упаковывать вещи. Когда он сюда нанимался, у него не было ничего, даже средства интимной гигиены, но теперь он уезжал отсюда с двумя чемоданами. Разузнав о его скором отъезде, слуги сами поднялись к нему в комнату, чтобы попрощаться. — Печально, что ты решил вдруг уехать, — сказал Джон, критически разглядывая готовые чемоданы. — Боюсь, что Алису эта новость не сильно порадовала. — Она пока не в курсе, — Франциск присел на край кровати в ожидании очередной заумной лекции. — Помнишь, что я говорил тебе про разбитое сердце? — чтобы скрыть свое раздражение, Джон спрятал руки в карманы. — Ты не послушал меня. — Поверь, есть вещи, которые сильнее обещаний. — Даю голову на отсечение, что ты не станешь мне об этом говорить… ведь так, да? Француз устало посмотрел на своего друга и покачал головой. Он даже представить себе боялся, какое выражение появится на лице Джона, когда тот узнает причину. Не то, чтобы Джон обиделся на него, но попрощались они очень быстро и холодно, словно не по своему желанию. Словно так было нужно. Франциск хотел бы позабыть эти тяжкие, долгие минуты своего ухода. Он даже побоялся в последний раз обернуться и посмотреть на особняк, в котором он прожил половину года. Сев в такси, он предварительно всучил деньги водителю, после чего машина нырнул в объятия вечера, оставив за собой слабую полосу света. Франциск стянул резинку, которая крепко держала его волосы в хвосте, и расслабленно откинул голову назад. Сердце стучало практически беззвучно. «Все прошло так быстро… — подумал он про себя, наблюдая за тем, как быстро сменяются за вспотевшим окном жилые дома и магазины. — Даже забавно как-то… Опять мне приходится бежать». И это было так. Франциск терпеть не мог перебираться в новые условия, отказавшись от старых, привычных. Есть…безусловно, есть такие люди, жившие, как говорят, на своих чемоданах, не способные укрепиться на каком-то месте и просто любящие бродить по земле. Франциск к ним не относился, однако жизнь почему-то всегда заставляла его делать именно это. Без его желания. И без его воли. В багаже глухо гремели чемоданы.***
Вечера в Шеффилде хоть и были черными и леденящими, но вокзал горел, как огромная арена цирка. Забрав чемоданы, Франциск кивком попрощался с таксистом и двинулся в сторону указателей. Людей было не так много, но голоса звучали в округлом зале довольно гулко, словно он был полностью забит людьми. На широком синем экране, привинченном к голой стене, титрами проплывало расписание поездов. Найдя нужный поезд, Франциск отправился к платформе. Его вид был усталый и мрачный. Еще совсем немного, и мысли могли вот-вот вернуться к Алисе. Это сильно раздражало его. Хотелось кинуться с разбегу к стене и хорошенько стукнуться головой. Но разве это могло помочь? На платформе под огромной пластмассовой крышей стояло трое человек, которые были закутаны в серые плащи и пытались согреться. На лавочке сидела женщина, похожая на цыганку, а на ее коленях спал маленький мальчишка. Люди выглядели измотанными и рассеянными. Возле автомата с едой Франциск сумел с прищуром распознать знакомый силуэт Эрика. Он был одет в темно-коричневое пальто и полосатые брюки с потертыми коленками. Напарник дрожащими руками просунул в отверстие для денег серебряную монетку, на что-то нажал, затем сунул пухлую руку в протянутое отверстие и вынул из мрачной пасти автомата шоколадный батончик. То, с какой жадностью он пожирал его, даже описать было невозможно. Так могли есть только те люди, которые долгое время прожили без пищи. — О, все же пришел! — Эрик заметил друга и его лицо расплылось в теплой улыбке. Франциск подошел к Эрику и встал рядом с ним, словно следуя какому-то сценарию. Он молчал, потому что ему нечего было сказать. Любые слова звучали почему-то очень глупо. Но Эрик, кажется, и не нуждался в общении. Он был доволен и тем, что Франциск таки пришел на вокзал. На табло высветилось название нужного поезда. Тот должен был приехать ровно через две минуты. Франциск кратко посмотрел на черный экран, где недавно виднелось сообщение, и испустил еле заметный вздох. Но Эрик-то сразу это увидел. Доев шоколадку, он довольно улыбнулся. — Вижу, все обошлось без травм, — сказал он. — Я немного наблюдал за вами, а за девочкой — в особенности. Я многих женщин повидал в своей жизни, но эта твоя Алиса (или как ее там?) — самая жуткая стерва, с какими мне никогда не доводилось сталкиваться. Ты что, не мог найти себе укрытие получше? — Тебе-то какое дело? Ты же вроде завидовал мне, разве нет? — спросил бесцветным голосом Франциск. Эрик сразу же встрепенулся, ибо хорошо знал своего друга. Он знал, что означала эта мрачность. Вкратце — ничего хорошего. — Да ладно тебе, — буркнул он, поворачивая голову в противоположную сторону и якобы засматриваясь на исчезающие во тьме рельсы. — Э-эх, раньше мы спокойно с тобой обсуждали женщин, а сейчас ты какой-то тухлый. Знаю, что настало не самое сладкое для нас с тобой время, но уж поверь мне — все мы имеем право испытывать удовольствие и шутить. Это придает нам силы! — Voulez-vous bien vous taire! * — выпалил раздраженно Франциск, смотря пристально на другую платформу, что была напротив. Какое счастье, что Эрик не видел его лица за завесой светлых волос. — Да, да, конечно, — Эрик сглотнул, а сам шепотом продолжил. — Какая жуткая девчонка. Ну и довела она тебя! Не помню, чтобы хоть раз видел тебя в таком состоянии. О прибытии поезда стало известно за десять секунд до его появления. Подрагивающие рельсы, свист ветра и стук колес стали тому явной причиной. Медленно остановившись возле практически пустой платформы, поезд открыл механические двери и испустил облако белого пара. Судорожно стиснув в руках ручки чемоданов, Франциск забрался на ступени следом за Эриком. — Вот это купе подойдет. Напарник зашвырнул свою убогую сумку на верхнюю полку. Он хотел помочь и Франциску расправиться с его багажом, но блондин всем своим видом пытался показать Эрику, что ему не нужна помощь. А когда с вещами было покончено, Франциск снял с себя куртку и плюхнулся на мягкое сидение. Будь у него мельчайшая возможность избежать беседы с Эриком, то Франциск ею бы воспользовался с огромнейшей радостью. Но делать было уже нечего. Хлопнувшая стеклянная дверь четко сказала: выхода нет. А через пару минут поезд снова жалобно зашипел, пустив на потное стекло еще одну порцию пара, после чего вагон беззвучно тронулся с места. Франциск облокотился на подоконник и туманным взором наблюдал за тем, как когда-то практически родной город Шеффилд поглощает чернильная ночь, а свет от ламп и фонарей постепенно мерк. И снова тело словно окатило холодной водой. «Ненавижу переезды!» — прокричал с отчаянием внутренний голос. Так громко, что хотелось зажмурить глаза. Кто знает, а вдруг, потом открыв их, Франциск окажется снова в особняке Керклендов? Поверив в это с наивностью, Франциск сильно зажмурил глаза, что аж закололо веки, и во тьме стали мелькать искры, как от костра. Не дождавшись и секунды, он пришел в себя и с надеждой посмотрел на темно-синий салон купе. — Ты пьян что ли? — Эрик расслабленно развалился на сидении, словно его ничто не волновало в этой жизни. — А вот я немного выпил перед поездкой. Даже боюсь себе представить, что нас ждет дома… — Давай не будем об этом говорить, — Франциск прижался лбом к холодному стеклу. — Ты ведешь себя, как школьник. — Умоляю, Эрик… — Молчу-молчу! И склонив голову, Франциск начал постепенно засыпать. Его сон длился не долго. Казалось, что он и вовсе не спал, ибо глаза резал свет скользящих фонарей. Но за окном стояла еще глухая ночь, и поэтому не было ясно, где они находились, и сколько уже прошло времени с момента отъезда. Свет в купе был выключен, и некоторые предметы имели лишь смутные очертания. Поезд быстро-быстро гнался по рельсам, лениво и грузно покачиваясь в разные стороны. Франциск отлепил лицо от холодного стекла, на котором остался мокрый отпечаток его лба. Что-то разбудило его. Либо, ему приснился кошмар, который он не в силах был запомнить, либо шея сильно затекла, находясь в одном и том же положении, либо… Кто-то дотронулся до его плеча. Франциск приоткрыл мутные глаза, пытаясь придти в себя и вспоминая, что произошло в ближайшие часы. Мозг просыпался очень медленно и неохотно. — Эрик? — мужчина посмотрел на растянувшуюся напротив крупную тушу спящего напарника. Затем повернул голову, ничего толком не понимая. Кто-то стоял рядом с ним и шумно выдыхал воздух через ноздри. Бонфуа хотел бы улыбнуться, но улыбка его не слушалась. Казалось, что кожа обтянула его череп, как на барабане. Хватило сил задать лишь очевидный вопрос: — И что же ты тут делаешь, ma chéri? *фр. Держи язык за зубами