Нежный Париж
скоро ляжет у ваших ног, Франция чинно
поднимет за вас фужер. Я наблюдаю вас,
словно смотрю кино, и постепенно
влюбляюсь
в его
сюжет.
Она распорядилась подготовить самолёт в Рио на шестое августа. К чертям оттягивание. Эмили нашла семью Леты со скоростью звука и притащила ей адрес прямо в кабинет, пафосно стукнув по столу. Клочок бумаги в ее руке был мятым, ее почерк — хуже чем у курицы, да ещё и на португальском, но Джой благодарно ей улыбнулась. Эмили работала на «БМВ» уже десять лет — со своих очаровательных восемнадцати, и Джет даже не задумывалась о том, что Эмили у нее может не быть. Да, она дикая и чудная, и последние три года торчала в Париже, выполняя свои поручения дистанционно, но все это было просто досадной мелочью по сравнению с объемами этих поручений… И их характером. Это даже важнее. Характер. — О, мисс Джет, по-моему, вы превращаетесь в милосердную матушку в Божьей обители, — заявила ей Эмили, бесцеремонно закинув ноги в массивных ботинках на ее стол. Она достала из походных штанов пачку «Кэмела» и также бесцеремонно закурила, водя сигаретой в воздухе, словно она — поэтесса, а у нее в голове сейчас рождается новый стих. — Матушка в Божьей обители… Как это ужасно, просто кошмарно. Так… Претенциозно, да? — Ты не бывала ни в одной «Божьей обители», Эмили, тебя туда никто не пустит, — закатила глаза Джой, чуть перегнувшись через стол, чтобы Эмили щёлкнула зажигалкой у кончика ее сигареты. Не «Кэмела», конечно. Это дерьмо. — Ты помнишь, что я не разрешаю тебе курить у себя в кабинете? Ещё и меня подбиваешь, что за вздор. Эмили хрипло засмеялась. От ее смеха по Джет всегда бегали мурашки — все ещё. — А мои ноги на вашем столе? Они вас не волнуют, моя чопорная, консервативная, некурящая госпожа? — Нет, — затяжка с нахальной усмешкой, — они же не у меня на плечах. — А могли бы, — невозмутимо заметила она. — Эмили, ты же знаешь, почему нет, — Джой устало вытолкнула из лёгких вязкий, черный дым, и ядовитые пары будто бы сузили кабинет до размеров коморки. Эмили с улыбкой запрокинула голову. Между ними все очень банально, банальнее некуда: они слишком разные. В восемнадцать и двадцать два реальность была другой, а спустя десять лет — изменилась. Впрочем, нет, не так; изменилась она ещё раньше, в двадцать и двадцать четыре, когда Джет в очередной раз улетела в Южную Америку к своим шлюхам. Увязла в Бразилии, как оказалось, на целый месяц, а вернулась обратно уже с юной латинкой. Господи боже, тогда все просто с ума посходили, точно! И Эмили тоже. Когда она впервые увидела Лету, то даже не подумала, что эта девочка станет той самой Летой, которая втянет Джой в долгие отношения и прекратит ее весьма блядский образ жизни. Только, увы, сам факт хорош, а Эмили это бесило. Влюбленная Джой — о, то ещё зрелище. Она являлась на работу с сердечками в глазах и уходила с именем Лета на лбу. Ее как подменили. Эмили смеялась и плакала. Джет больше никогда ее не касалась после появления этой маленькой латинской дурочки, потому что у нее — у Джет-то — появились какие-то там принципы, мечтательные вздохи и улыбки в экран. А потом произошла ещё одна беда-огорчение, и на этот раз уже посерьёзнее. Мистер Занудный-Сноб-Джет переехал жить в кардиологическое отделение госпиталя «Хартингтон-Олив», и вот тогда до Эмили дошло, что на самом деле означает избитая фразочка «жизнь разделилась на до и после». Джой в двадцать четыре года оказалась в кресле своего отца — главного акционера и управляющего гендиректора в совете, где творился полный хаос. А о самом офисе и о людях, что занимали ключевые должности в 2140-м, до сих пор ходят легенды. В «БМВ» это время между собой называли большим переворотом. Тогда забылось всё, кроме работы, и все верные люди, включая, конечно, собачонку Эмили, просиживали в «БМВ» до полуночи, потому что крысят и даунов без диагноза пришлось сразу уволить, а найти кого-то, кто понимает, на что учился, оказалось не так-то просто. Джой сменила аудитора и взяла на себя обязательства трёх глав отделов, дав Эмили задание тщательно проверить остальных. В итоге половина из сотрудников оказались подстилками уволенных, Миллс из финансового безбожно тырил деньги на сборку, Блинкен тихонько списывал те, что предназначались на закупку шин, Корделл вообще штопал их эмблемы на каком-то вонючем складе, который по закону считался аварийным… И это ещё не всё, об этом ведь слагали целые комические поэмы между собой! Старый дурак Джет запустил «БМВ» заново, вдохнул в него жизнь и, как оказалось, хватило его только на один этот несчастный вдох. Все его «проверенные люди» из прошлых фирм натурально обосрались, вот что. Новые аудиторы копались в сбитых отчётах предыдущих почти пять месяцев, сопоставляя их с новыми, и Джой превратилась в чертову зомби. Она и так всегда была худой, но до этого невеселого марафона у нее хотя бы жопа была и сиськи немножко, а тогда и это исчезло без следа, и Эмили стало не на что засматриваться. У нее под глазами зияли черные дыры от недосыпа. Она начала безбожно много курить. Самым явным проявлением того, что Джой прошла через ад на земле, для нее являлось и ещё кое-что. Эмили видела, как ее грозная госпожа плачет, всего лишь два раза в жизни — и в те полгода, где-то через два месяца такой лошадиной работы, поздно ночью она засунула нос в декольте Эмили и рыдала минут пятнадцать. От усталости. Просто от усталости. Зрелища больнее с Эмили не случалось ни разу за всю жизнь — и это при том, что ее жизнь вовсе нельзя было назвать чупа-чупсом со вкусом жвачки. Когда человек, который всегда сильный и стойкий, надламывается, как отсыревшая печенька, это ужасно больно. В тот нелегкий год Эмили думала, что Джой с Летой в итоге разойдутся. Джой односложно отвечала, что не хочет тревожить Лету своими проблемами и не надо ей забивать этим голову, бла-бла-бла… Между строк Эмили видела, что Лете плевать на моральное состояние Джой, но потом она стала невольной свидетельницей того, как Лета умоляла ее рассказать, что происходит, а Джет так резко на нее зарычала, мол, не спрашивай ничего и вообще свали, что Эмили аж пожалела малышку. Нихрена подобного, никому не плевать: просто Джой была и остаётся чертовски упрямой овцой. Но это все — оболочка, иголки для защиты, которые такой милой малышке, какой была Лета, оказались не по зубам. Эмили знала Джой дольше и видела ее в разных состояниях, и поэтому Джой даже не всегда притворялась стеной рядом с ней. В такие моменты Эмили особенно замечала их разность. Джет знала, что такое верность и, несмотря на то, что она иногда кошмарила малую, она все же умела любить в стандартном понятии — Эмили в этой уверенности никому не переубедить. По крайней мере, она заботилась о своих девушках в виду умений и времени, которым располагала вне работы. Она дарила цветы, хотела неприемлемой для Эмили душевной близости со своей этой любовью, тысячу раз грустила, как печальная женщина, о своих отношениях. Эмили знала такую сторону Джой Джет. Она все ещё помнила ее нежность и трепет, на которые она несомненно способна, и у Эмили всегда дрожало сердце при этом воспоминании. Потому что вернуть Джой в свою постель она хотела, а вот семьи, верности и цветов — вовсе нет. Интересно, совпадает ли Джет в желаниях со своей новой пассией. С виду эта Рейна ничем не отличалась от предыдущей малышки. Совсем. На самом деле, откинув все свои психо-травмы из-за недостатка секса с Джой Джет, Эмили правда хотела, чтобы Джой обрела кого-то, кто сможет быть рядом с ней не как красивое приложение. У Эмили не было серьезных отношений, но все же она наслышана; она считала, что, имея дома невесту, бояться ее огорчить своими проблемами — это лютейший зашквар. Ну, черт возьми, нахрена тогда такая невеста? Хотя, можно было и с другой стороны посмотреть… Например, если Джой с себя броню не стащит, то задавит ею всех своих невест. И даже с третьей: невеста невесте должна помогать эту броню снимать, иначе никакого морального совокупления не видать. Это же как секс, ну! В одежде не то! — Что ты им скажешь? — спросила Эмили из чистого любопытства. — Могла бы просто послать им длинный е-мейл и чек на миллиончик. Джой молча вдавила окурок в пепельницу, которую с собой притащила Эмили. Она молчала где-то минуту, прежде чем ответить этой бездушной мисс. В груди зашевелилось что-то неприятное. — Как ты себе это представляешь? Не видеть сестру девять лет и узнать о ее смерти в е-мейле. Через два с половиной года после похорон. От её невесты. И чек, как будто я откупаюсь за то, что убила ее. Прекрасно. — Я думаю, что если ни ее сестра, ни ее мать не искали ее все это время, то им насрать, откупаешься ты так, или извиняешься, или что ты там вообще делаешь, — отмахнулась Эмили, туша сигарету следом за Джой. — И ты ее не убивала. Ты. Не. Убивала. Ее. Точка. Хватит уже. — Э-ми-ли, — заторможенно протянула Джет, смакуя ее имя на языке так, будто бы сейчас съест. Но у Эмили уже имелся крепкий иммунитет. Она не боялась Джой, потому что знала: она просто человек, как и все в этом мире. — «Что, если Джой Джет — это рак, растущий внутри ее избранницы?». — Да чтоб они сдохли! — в сердцах бросила Эмили. — Не читай их. — Я и не читаю, — ответила Джой. — Но иногда мне приходится гуглить, и я натыкаюсь на все подряд, особенно на жёлтую прессу, которая скупает у них рекламу. Каждая такая статья… — Дерьмо собачье каждая такая статья, — перебила ее Эмили и обошла ее кресло с другой стороны, чтобы взять пульт от кондиционера. Она нажала «проветривание» — дышать в дыму от этого её «Джи Сэма» было просто невозможно. — Слушай, — она схватилась за подлокотники ее кресла и повернула Джой к себе. Надо же, почти как в старые-добрые. Только теперь в этих чарующих голубых глазах Эмили видела не желание, а глубокую тоску. У уголков виднелись едва заметные морщины, выдавая всю горечь от воспоминаний о ее милой латиночке. Только пахло от Джой по-прежнему: сигаретами и «Диор». — Лете уже не помочь. Ее не вернуть. Ты можешь, конечно, изводить себя и дальше, но это просто сопливая бессмысленность и жалость к себе, потому что ей она уже давно не нужна. — Достаточно, — Джой попыталась столкнуть ее руки со своих подлокотников (и вполне справедливо!), но Эмили вцепилась в них ещё сильнее. Эмили не любила тревожные огоньки в себе, особенно, если они касались не ее самой. — Джо, — с тяжестью, осевшей в груди осколками от булыжника, — я не хочу тебя потерять. Не надо больше таблеток и этой долбанутой вины. Если человеку плохо, человек уходит. Если человек не уходит, значит, человек не хочет уходить. Если человек болеет, он лечится, а если человек болеет и не лечится, то человеку просто похер на себя. — Джой болезненно поморщилась, и Эмили, обращая ее взгляд обратно, коснулась ее щеки. Джет смотрела. Слушала. Такая Джой, которую Эмили видела нечасто, но неотвратимо. — Ты не могла её спасти. Все решения, которые она принимала, принадлежали ей, и ее жизнь тоже принадлежала ей. Она сознательно улетела с тобой, она оставалась с тобой, она также сознательно влезла в клуб для проституток, она молчала, когда ее насиловали, она убила себя, потому что решила сделать это. Потому что не хотела жить. Понятно? Спасение утопающих дело рук самих утопающих. И ты это знаешь. Джо, пожалуйста. Не вытащить тебе утопающего никогда в жизни, если он выскальзывает из твоих рук и стремится на дно. — Я знаю. Все, что ты говоришь мне, — тихо сказала Джой, с силой сжимая подлокотники, — я тоже могу говорить, Эмили. Но все становится сложнее, когда тонет твоя женщина, а не абстрактный черт пойми кто. И я должна была относиться к ней, как к своей женщине, а не как к абстрактному черт пойми кому, пока она была жива. Всего лишь. А я не делала этого. Я не спрашивала ее ни о чем. Я не обращала внимания на ее просьбы. Я не провела с ней ни одного гребаного дня с тех пор, как возглавила «БМВ». Эмили. Кэролин насиловала ее в моем доме два раза, и в эти два раза мои родители приходили, и в эти два раза она срывалась, плакала и царапала себя до крови, а у меня даже мысли не возникало, что это может быть связано с Кэролин. Они приходили и… — Дальше. Ну? — не шевелясь, потребовала Эмили. Глаза у Джой были воспаленными. Чересчур влажными. Голос подрагивал, и в ее словах дрожь походила на музыкальную фальшь, когда берешь не ту ноту. Механизмы иногда подводят. Именно поэтому люди — не механизмы, и даже если долго притворяться, что ты не нуждаешься в поддержке и эмоциях, однажды этот цирк непременно даст сбой. Потому что все нуждаются. Эмили бросила делать вид, что это не так, ещё во время переворота в «БМВ». Джой, умница, держалась до последнего — а это ещё шесть лет, а потом ещё два, только уже на таблетках… М-мда, что уж нам, господа? Маски на лица и вперёд побеждать. Разруха и декаданс сегодня не в планах. — А что дальше? — грустно хмыкнула Джет, наконец, отпустив чёртово кресло. — Я прилетела домой с милой куколкой. А спустя шесть лет ее психиатр сказал мне, что я должна сделать выбор, оставить её там на лечение или забрать, и при этом моя милая куколка слёзно умоляла меня не оставлять ее там. Эмили. Я сделала ошибку и забрала ее. И до этого я сделала ошибку и не замечала ее. И до этого — я бросила попытки с ней сблизиться. И ещё до этого — я совершенно ни во что ее не ставила, а знаешь почему? Потому что сначала мне казалось, что так я оберегаю ее, а потом уже как-то глупо было рассказывать. Эмили, — усталое лицо Джой, освещённое тёплыми вечерними лампочками, стало ещё ближе; Эмили почувствовала ее глубокое дыхание на своих губах, — если бы я не появилась в ее жизни, она была бы жива. Если бы я оставила её в покое, она была бы жива. Она, для нее, ее. Джой редко произносила ее имя вслух. Оно стало кровоточащей раной на Джет. — Ты этого не знаешь, — покачала головой Эмили. — Малая просто не справилась. Она могла не справиться не только с тобой, а с чем угодно ещё, и исход был бы тем же. — «Бы» против реального надгробия — это ничто. — Твоя вина против надгробия тоже ничто, — Эмили честно пыталась отбросить резкость в своем тоне, но вряд ли у нее вышло. — Живи, Джой. Пожалуйста. Живи дальше. Попробуй строить что-нибудь твое «серьезное» с этой рыбкой из «Олимпа». Спроектируй новую «БМВ» с неубиваемым двигателем, чтобы все рты пооткрывали. Смотайся на какую-нибудь Ибицу, — перечисляла она, методично сканируя взглядом лицо, знакомое до щемящей нежности. Джой смотрела и слегка улыбалась одними губами — за этой улыбкой она обычно прятала то, что не хотела показывать другим, свое самое ценное сокровище; эмоциональные всплески, яркие, как фестиваль красок, маскировались под дежурно изогнутый рот. Джой Джет ведь им не подвержена. Конченые стереотипы. Конченые СМИ. Эмили злилась на то, что не могла избавить от них Джо раз и навсегда. — Я стараюсь, — ответила Джой на удивление честно. Она отодвинулась от Эмили, и Томпсон пришлось выпрямиться. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнула она и вытащила из кармана своих штанов розовую флэшку. — На. Это всё, что удалось найти на семью малой. У ее матери такая же фамилия — Мендес, а у Рикки другая. Цастро. — Она вышла замуж? — вскинула брови Джой. Она взяла любезно протянутую ей флэшку и в тысячный раз подумала, что у Эмили своеобразный вкус: флэшка была выполнена в виде вульвы с блестящей жемчужиной посередине. Симпатично, но если бы Джой принесла такую на переговоры, ее бы не поняли. — Не потеряй, это моя любимая, — Эмили артистично прищурилась. В ней явно умерла актриса, и не одна. Она обошла стол с другой стороны и громко упала в кресло напротив. — Так о чем это мы… Ах да. Да, она замужем. Рикки должно быть сейчас лет двадцать. Джой редко встречала людей, которые в таком раннем возрасте уже связывают себя браком. Как правило, это были либо глупенькие подружки ее знакомых, давно лишённые натуральной груди и намека на интеллект, либо такие же идиотки — дочки той трухи, что занимала формальное место в совете директоров «БМВ». Вряд ли сестра Леты подходила под эти определения. — За кем? — нахмурилась Джой. — За рэпером, — услужливо улыбнулась Эмили. — Артуром Цастро. Так-то он никто, но в Рио давал несколько концертов на узкую публику. Я послушала пару песен, мне не зашли. Тебе тоже не зайдут. Бах лучше. — Если никто, значит, денег у него особо нет, — задумчиво сказала Джет, вертя в руках рельефную флэшку. — Зачем тогда ей выходить замуж так рано… — О-о-о, — протянула Эмили, — как все запущено. У нищебродов тоже, вообще-то, бывают классные девчонки. Любовь до гроба и все такое. Это в твоём мире женятся, чтобы приумножить капиталы семей, или чтобы вместо шлюхи сосала жена, а под твоими туфельками от «Шанель» все иначе. Расчет не нужен, если считать нечего. — Да я не об этом, — отмахнулась Джой. — Сколько ему лет? — Двадцать пять. Не ищи подводных камней, я уже искала. У них все обычно. И у Фернанды Мендес, и у Рикки Цастро. Живут в трейлере, правда, и, похоже, ее мамаша до сих пор с тем ублюдком. Рикки, может, отдельно, но это не точно. Короче, — Эмили нетерпеливо шлёпнула ладонью по столу, — разберёшься там. Только, умоляю, не притащи с собой какую-нибудь малявку. — И тут со дна постучались, — фыркнула Джой. — Иди отсюда. Эмили засмеялась, тут же поднявшись и склонившись в реверансе, будто она на сцене. Ее расхлебанные походные штаны и старые партаки на шее и руках, спешно набитые в шестнадцать, пафоса ей не прибавляли. — Вы мне грубите, мисс Джет. Теперь я не расскажу вам о сюрпризике, который вас там ждёт, — Томпсон мило захлопала ресницами, снова склонившись над Джой, в этот раз — сбоку. Стоило Джой повернуть голову в ее сторону, как Эмили застыла с загадочной улыбкой. Эта улыбка не сулила ничего хорошего. — Это что-то… Что-то о Лете? Эмили выпрямилась и потянулась к своей флэшке, небрежно брошенной на середине стола. Она взяла ее в руки и бережно положила ее в открытую ложбинку между грудями Джет. — Как знать, — дернула уголком губ она. — А вот если бы мои ноги были на твоих плечах, я бы, может, и сказала… Ай! — Эмили подпрыгнула от хлесткого шлепка по заднице и тут же обиженно нахмурила брови. Жаль, что этот шлепок был скорее похож на наказание от рассерженной мамочки, чем на желание отшлепать по-настоящему. — Ладно, всё! Я молчу. Совсем молчу, ясно? А вот если я насовсем замолчу, вообще насовсем, то что ты будешь делать, интересно? Джой обречённо вздохнула. Она терпеть не могла сюрпризы. Неожиданности нещадно срывали с нее покровы, как трёп Эмили, не знающей, где тормоза.* * *
Вторник в «БМВ» прошел относительно тихо, не нарушив ни единого плана Джет. Она чинно и честно провела с утра презентацию и на весь остаток дня зависла на нулевом этаже, наблюдая за процессом проектирования. Широкоформатный экран позволял представить себе модель реальнее некуда, и Джой завороженно скользила взглядом по линиям ранее уже одобренного проекта. Не одного — проектировщики знали свою работу отлично и без труда накладывали один на другой, оставив новой А8 часть от ее предшественницы, а все, что было модернизировано, по очереди внедряли в габариты. Техконцепция от инженеров часто не совпадала с запланированным дизайном, и Джой приходилось выслушивать страдальческие вздохи главы дизайн-отдела; Марк Рассел работал на «БМВ» восемь последних лет, окончательно убеждая Джет в том, что гениальность чаще всего вовсе не тихая, а очень даже выделяющаяся черта. Ее нервы спасали технологии. Она не представляла, как раньше могли делать автомобили, ориентируясь по одному лишь рисунку инженера на бумаге. Сколько этих чертежей надо было создать, прежде чем получалось идеально? Видимо, затрахавшийся конструктор — одна из причин, по которой внешний вид машин часто оставлял желать лучшего. Неаккуратные кузовы, угловатые бока и хреновая маневренность из-за калечной установки передних колёс. Страшный сон для Джой. Если бы ее «БМВ» делала такое дерьмо, она бы сгорела со стыда. Странно, что «Форд» до сих пор не сгорел, учитывая, какой допотопной проектировкой они пользуются. Нынешний гендиректор орет что-то о надёжности проверенных методов, но почему-то «БМВ» с самой новой версией САП обходят их уже седьмой год подряд. Бестолочи. В конце дня Джет одобрительно кивнула Уильяму и Дейзи. Они занимали должности главных проектировщиков и именно они сегодня доводили до ума пока сыроватый проект салона А8. Синий свет в техно-пространстве делал две увлечённые фигуры ещё более похожими друг на друга. Они были женаты. Одинаковы даже в фамилиях. Джой, глядя на них, почему-то подумала об утопии. Идеальные супружеские отношения были далеко от нее и в то же время очень близко. Сегодня в девять самолёт Копенгаген-Голливуд доставит Али прямо в объятия к Роуз, и этих супружеских утопий станет в реальности Джой на одну больше. Единственное, что они в ней вызывали — это сожаление о том, что она не смогла также. Болезненный укол не заставлял себя ждать никогда, а мысль, что они с Летой могли быть тоже счастливы, не выходила из головы. Джой не смела винить ее ни за что. Вместо этого тонула в вине сама. Покидая «БМВ», она оглянулась на величественную высотку позади. Круглая, голубая со сталью эмблема на двадцать пятом этаже зажжётся, когда наступит ночь, а пока она лишь создавала видимость небесного отлива на сплошном, поделенном на квадраты, стекле. Когда она только вступала в свои обязанности, Джой часто снился один и тот же сон: что эмблема трескается, а стекло рассыпается, как пыль, за ее спиной. С тех пор прошло много времени, и этот сон обрёл новый смысл. Если «БМВ» вот так рассыпется, у Джой ничего не останется. Бешено текущие дни в офисе, вылазки с Роуз на обеды, вернувшаяся из Парижа Эмили и пустой, тихий лофт, где она хотела только пить и сожалеть — вот и вся жизнь. Раньше в ней были ещё и таблетки, убойная доза феназепама в одной; и все сразу же смазывалось, как спасительная, уволакивающая в небытие ирреальность. Эйфорические дни примирения с насущным прошли. Сейчас Джой, оказываясь наедине, сжимала пузырек запрещенных таблеток в кулаке. С трудом прорываясь сквозь гулкое сердцебиение и холодную испарину, она пыталась убедить себя, что ей не нужен феназепам. Она цеплялась за «БМВ», за сестру… Даже за очаровательную Рей, совсем недавно появившуюся в ее мире. Джой балансировала на грани ненависти к себе и собственных «я должна». Она должна справляться, должна улыбаться, должна принимать решения. У нее не было времени на то, чтобы не делать всего этого, потому что от нее зависело слишком много людей, а если не контролировать этот процесс, все получится также, как с Летой. Она больше не зависит от Джой, потому что Джой годами плевала на то, что она «должна» не только как гендиректорка — «БМВ», не только как дочь — отцу (устраивать эти ужины раз в месяц с отчётами о работе…), но ещё и как женщина — другой женщине, которую сама же и выбрала быть с собой рядом. Джой упустила эту роль. Она опять забыла, что если с чем-то не справляешься — это неотвратимо рушится. Джет бы не пережила это снова. Джой Джет нельзя ошибаться. Нельзя. Она села за руль и поехала прямо, пока по обе стороны незаметно, как ветер, проносились чужие истории. Пробок Джой избежала, объехав центральную дорогу. В салоне играла неизвестная ей томная песня и работал кондиционер, охлаждая кожу под строгой белой рубашкой до мурашек. Джет пропустила поворот к своему дому. В груди тревожно щемило, а желание от этого чувства избавиться шептало, что в кармане ее пиджака на заднем сиденьи лежит идеальный помощник. Джой заскрипела зубами. Во рту стало горько, будто бы она уже положила таблетку под язык. Черта с два. Пузырек стоило выбросить, но она не осмеливалась. Панические атаки все ещё угрожали ее работе, а феназепам прибивал их с завидной скоростью. У Джой не случалось их уже почти три недели. Собственно, потому что она бросила другие транквилизаторы с такой побочкой. На них ее не тянуло. Доктор Брукс похвалил ее за амитриптилин, но ничего не знал о феназепаме. Джет припарковала авто за углом старого исторического особняка, в котором теперь продавали булки на первом и стригли мужчин на втором. Оранжевый кирпич резко контрастировал с хлипким трехэтажным зданием, покрашенным в бирюзовый. На верхних этажах расположилась адвокатская контора, своей замызганностью напоминающая больше о том, к каким адвокатам обращаться не надо. «Линкор и партнеры». Джой хмыкнула. Но ей был нужен отнюдь не Линкор. Она опустила взгляд ниже, к яркой оранжевой вывеске и пластиковым дверям. «Тыква». Это название вовсе не ассоциировалось с кофе. Кофейня пестрила милым декором из каких-то веток, ягод рябины и маленьких тыкв. На двери висел венок, как будто бы сейчас Рождество, но венок явно был не рождественским. Широкий круг оплели заламинированными осенними листьями, сухими цветами и все теми же тыквами. Джой критично обвела глазами местечко. Когда-то ее младшие племянники подарили ей поделку из садика — сову из цветной бумаги, склеенную наскоро и совсем неумело, но надпись поверх разлитого клея «для Джой» не оставляла ей шанса не умилиться стараниям. Примерно такое же чувство ложилось на ее плечи, когда она смотрела на эту кофейню. Ее бы подлатать, освежить и — желательно — вообще перенести в более перспективное помещение, поближе к центру Даунтауна. В этом межрайонье, где маленькие здания скромно лепились друг к другу, эта кофейня напоминала центр для оптимистов в гетто для отбросов. А, впрочем, вряд ли Рейна нуждается в советах Джой… Хотя, может, если предложить свою помощь в оплате этих советов, она бы послушала? Если здесь правда вкусный кофе, то эта кофейня заслуживает шанс на существование в нормальном месте. Как и Рейна. Хотя, может, для нее и это — нормальное. Джет выдохнула и вошла внутрь. Сначала она оказалась в узком коридоре, в котором можно было разглядеть пол только благодаря тускло падающему свету из кофейни. С прошлого раза здесь ничего не изменилось, но говорить, что это дыра, Джой уже не стала. Ей просто хотелось увидеть Рейну. Рядом с ней легче дышалось. В видавшем виды помещении, плохо скрытом за косметическим ремонтом на скорую руку, стоял сумасшедший запах кофейных зёрен и шоколада. С темного настила она медленно переступила на светлый и обошла барную стойку. Почти все столики были заняты молодыми людьми, кажется, студентами. Маленькие жёлтые огоньки тепло светились на стенных панелях под дерево. Первый раз все детали ускользнули от внимания Джой, а сегодня она никуда не спешила. Джет невольно улыбнулась, когда ее взгляд упёрся в знакомый затылок с афрокосичками. Рей стояла к ней спиной и очень старалась справиться с чем-то, что неприятно царапало слух. Джой села за барный стул, решив не отвлекать ее. Спустя примерно минуту она повернулась сама и почти вскрикнула от неожиданности. — Боже, Джет! — Можно просто Джой, — тихо засмеялась она, подперев кулаком подбородок. — Я соскучилась и хочу кофе. — Да, конечно, сейчас сделаю, — поджала губы Рейна, пряча улыбку. Она убрала полотенце и чайные ложки в руке в сторону и взяла чашку. — Ты так неожиданно. Я думала, ты тут никогда больше не явишься. Чёрт, — шикнула она; она насыпала слишком много кофе и остатки посыпались на пол. Рейна выбросила его весь и, стерев со лба пот, начала все по новой. Она выглядела жутко уставшей. — Сейчас все будет. — Устала? — И это тоже, — она неловко улыбнулась, засуетившись так, словно стояла за баром второй раз в жизни. Рейна поставила перед ней чашку на блюдце и чуть задела ее ладонью, так, что содержимое немного выплеснулось наружу. — Прости. Извини. Я сегодня не в форме. Без рисунков, но, надеюсь, получилось хотя бы вкусно. Только не доставай никакие карточки, — тут же покачала головой Рейна, когда Джой потянулась за сумочкой. — Это комплемент. От заведения. Уродский, конечно, комплемент, но я… — Спасибо, — прервала ее Джой и, после глотка, посмотрела на нее со всей, пожалуй, мягкостью, на которую была способна. — Лучше, чем в «Старбаксе». — Честно? — по-детски беззащитно посмотрела на нее Рейна, выдвинув нижнюю губу. — А хочешь пироженку? — Честно, — подтвердила она. — Нет, я сегодня не по пироженкам. У тебя что-то произошло? — Поссорилась сильно с Аврил, — Рейна опустила глаза. — Ещё в воскресенье на самом деле. У Джой в голове тут же промелькнула их переписка за три последних дня, что они не виделись. Рейна писала, как будто бы все окей, ни намека на грусть там не было. О, Джой знала такой подход. Сама пользовалась. — И что, ты переживала по поводу этой ссоры все это время и ничего не говорила? — Зачем тебе мои ссоры с другими людьми, — пожала плечами она. — Если тебя что-то волнует, ты можешь рассказать, — заверила ее Джой, когда в груди кольнул упрек самой себе. С ней нечасто делились чем-то личным. Джет обычно отмахивалась, именуя такой рассказ одним ёмким словом: глупости. Так всегда было с Летой. Ее проблемы на фоне каждодневных дилемм в «БМВ» казались лужицей под ногами, которую достаточно было просто обойти и не создавать ажиотажа вокруг короткого действия. Но жизнь внесла коррективы. Ее проблемы, как оказалось, невозможно было обойти так легко, как представлялось. Корпорация Джой существовала до сих пор, с тем же бесконечным потоком дилемм… А вот Лета — нет. Джет снова подумалось «если бы», но она больно ущипнула себя за плечо. К чертям. — Я… — собиралась ответить ей Рейна, но в следующую секунду она застыла, как постамент, а мимо спины Джой пронесся легкий ветерок. Под тихую музыку и разговоры за столиками Джет бы даже не заметила этого, если бы не каменное выражение лица Рей. Рядом с Джой, не заметив ее, остановилась какая-то девушка. Судя по деловому костюму, серому и невзрачному, она работала где-нибудь в банке или офисе. Если бы не ее потрясающие медные волосы ниже лопаток, то она бы без труда затерялась в толпе. Джет удачно сидела чуть в стороне и, потягивая кофе, наблюдала. Видимо, эта девушка и есть та Аврил. — Ты отошла? — спросила она у Рейны. Джой точно не стала бы такое спрашивать, потому что её тяжёлый взгляд говорил красноречивее любых слов. Поразительно, но без своей чарующей улыбки Рейна вовсе не выглядела милашкой. — Как общение с Сетфордом? — ядовито поинтересовалась Рей. Джой фамилия показалась смутно знакомой. — Видимо, ещё нет, — разочарованно заключила Аврил. — Ты вела себя… — А ты что, моя бабушка? Я буду вести себя так, как посчитаю нужным, и твое разрешение мне не требуется, — фыркнула она, злостно отправив полотенце на стол позади себя. — Делай что хочешь, Аврил, хоть отсоси этому говноеду, мне плевать. Но к «Тыкве» я его не подпущу. Я хотела уберечь и тебя тоже, потому что ты просто глупая дурочка, но раз ты относишься к себе, как к мусору, я тебе ничем не могу помочь. В «Тыкве» Сетфорда не будет. — Тебе не кажется, что ты перегибаешь? — раздраженно прошептала Аврил. — Есть работа, а есть твои травмы. Ты мешаешь одно с другим и не даёшь нам развиваться. — Я не даю тебе вляпаться в очередное дерьмо, идиотка! — вспылила Рейна, и это получилось громче, чем она ожидала. Она вспыхнула, как спичка, слишком быстро и резко. Джой смотрела на нее и понимала, что этот их разговор явно задевал ее за больное; Рейна пыталась дышать ровно, но у нее плохо получалось. — Аврил, лучше не трогай меня, если собираешься нести свой бред про Сетфорда и его «большое и искреннее желание помочь». Я не верю в это и никогда не поверю, разговор окончен, — она демонстративно повернулась к Аврил спиной. Девушка с медными волосами раздраженно цокнула языком. — Не все люди сволочи. И я имею ввиду не только женщин и геев, — прошипела она. — Это были бы исключительно рабочие отношения. Формальные. Фор-маль-ны-е. Ничего больше. Как до тебя это не дойдет? — Твою мать, исчезни отсюда, иначе я тебе просто врежу, — глухо отозвалась Рейна, не оборачиваясь. — Мы ещё поговорим, — пообещала Аврил и спешно покинула кофейню. Тогда Рейна громко выдохнула и смерила Джой ещё более уставшими глазами. Теперь понятно, что ее утомило больше, чем работа. Джет не то чтобы сложила полную картинку ситуации в голове, но основы были вполне осязаемы. Как и то, что фамилия Сетфорда точно ей знакома. Джой проводила идеальную паралель между «Сетфорд» и «что-то склизкое». — Вы хотите расширяться? — как бы между прочим спросила Джой, допивая уже теплый кофе. Привкус молока смягчал горечь, и он не казался Джет противным, когда остыл. — Или ты не хочешь, а она — хочет? — Джой, — вздохнула Рейна и проводила взглядом гостей до выхода, доброжелательно улыбнувшись. Как только они вышли, улыбка погасла. — Я не очень хочу обсуждать это, если честно. Она меня просто уже достала со своими амбициями. Ты же слышала, я не собираюсь открывать ещё одну кофейню с мыслью, что я стою на подачках какой-то свиньи. Я все время буду думать, что подкладываю лучшую подругу под мешок с деньгами, чтобы стать гуру кофейного бизнеса. Даже если она сама на это идёт. — Подкладываешь? — она удивленно вскинула брови. — Этот Сетфорд собрался помогать вам бесплатно, при этом не являясь Аврил… Никем? — Почти, — вяло кивнула Рейна. — Он согласен вложить кучу бабок в помещение, ремонт и оборудование в центре, рядом с «Сити Холлом», и при этом в образце возможного договора написано «в счёт двух процентов от прибыли» и «без разделения любой формы владения частной собственностью», — скривилась она. — Джет, поверь. Два процента от «Тыквы» в месяц — это чуть больше, чем нихера, даже не семьсот баксов. И при этом право собственности ему тоже не надо. Хм-м, что же тогда ему надо? Давай-ка вместе подумаем. — Да уж, — нахмурилась Джой, — такая себе выгода получается… — Ладно, давай лучше о хорошем. Надоело всё, — усмехнулась Рейна. — Я вчера записалась на курсы по латте-арту. Обещаю, в следующий раз я нарисую тебе что-нибудь красивое. Джет улыбнулась. Кофейня постепенно пустела. Болтовня за столиками стихла. Рейна пожелала хорошего вечера последней парочке; парень перегнулся через барную стойку, подмигнув ей, и вручил конфету в розовой обёртке. Казалось, что Рейна знала лично абсолютно всех. Обволакивающий джаз быстро успокоил беспорядочно метущиеся мысли Джой. Здесь не было ни на намека на дизайнерский проект или на дорогую отделку, но эта кофейня определенно могла похвастаться каким-то особенным теплом. Может, дело было в людях, которые сюда приходили, а может, в хаотично расставленном декоре, или полароидных фото. Джет не знала, как некоторым людям так просто удается создавать атмосферу, где все кажется лучше, чем вне. Спокойнее. Будто за пределами этого места жизнь течет, как всегда, а тут замедляется, чтобы научить смаковать минуты. Рейна закрыла «Тыкву» пораньше и потащила Джой курить на каком-то заднем дворе. Они прошли через аварийный выход, и Рейна тут же села на ступеньки, заявив, что больше не может стоять. На ней были рваные джинсы и короткий, как всегда, откровенный красный топ. Джет накинула свой пиджак ей на плечи, не спрашивая, надо ли. По переулку вольно гуляла прохлада, и Джой чувствовала ее даже под рубашкой. Она не хотела садиться на ступеньки, но не станет же она просто стоять у Рейны над головой. Так ее черные брюки поздоровались с пыльным бетоном, а взгляд — с ухабистым асфальтом, который давно пора было выровнять. Чуть дальше от них виднелись лужи, хотя дождь не шел уже две недели, рядом с другими дверями в узкой улочке валялись окурки, и пахло здесь отнюдь не лесными ягодами. Рейна весело захихикала, наблюдая за скептично оглядывающейся Джой; она достала из маленькой сумки, больше похожей на клатч, свои сигареты, и болезненно скривилась с «Джи Сэмом» в зубах, когда через дом от них какой-то мужик в засаленных трусах выплеснул из миски содержимое прямо за порог. — Это какое-то гетто, — буркнула она, чиркнув зажигалкой. — Это одноэтажная Америка, детка, — Рейна сделала глубокую затяжку, когда Джой зажгла ее «Маверик». — Джет… Как ты можешь курить вот это? — Также, как и ты, — она кивнула в сторону ароматизированного «Маверика», — вот это. — Нечестно, — хмыкнула Рейна. — Они же разные. Дай попробовать. — Нет, — снисходительно улыбнулась Джой, представив, что может случиться с девушкой, которая курит ноль пять, если она попробует два с половиной. — А что случится? — Полагаю, тебя сразу вырвет, как меня после четырех. Я привыкла, а ты нет. — Ну дай, — она умоляюще сдвинула брови. — Мне интересно. Да-а-ай, — протянула она, как капризный ребенок. Джой закатила глаза. — Окей, — она вставила кончик «Джи Сэма» ей в губы, не отпуская. Сверкнувшие любопытством глаза смиренно уставились на Джет. — Маленькую затяжку. На секунду. Аккуратно. Как и ожидалось, после первой тяги ей хорошенько продрало горло, мгновенно; черный дым выходил из ее рта вместе с кашлем, вязкими облачками, пока она не перестала кашлять совсем. Рейна держалась за живот, у нее по лицу катились слезы, а дыхание разрывало вечерние сумерки так, словно ей кто-то двинул под дых. Джой, конечно, не могла сдерживать смех. Она ведь предупреждала! «Джи Сэм» без приключений вернулся к хозяйке, окутывая уже ее лёгкие. Помнится, когда она впервые взялась курить, лет в семнадцать это было, то едва не кончилась на том же месте. Так плохо, как после первой в жизни затяжки папиным индонезиийским табаком в его кабинете, Джой не было даже после того, как ей вырезали аппендицит. Мир вертелся ещё минут двадцать точно, в ушах стоял громкий гул, будто она в пещере, а желудок на два дня сказал ей «пока», угрожающе сжимаясь, когда она пыталась поесть. — Это ужасно! — с претензией выдала Рейна, когда снова смогла дышать. — После скольки тебя стошнило? После четырех? У тебя что, вообще рвотный рефлекс отсутствует?! Джет, ты бы здорово ценилась в гетеросексуальном мире! — Слышала сказку? «Глупый маленький мышонок»… — Иди в жопу, — беззлобно хохотнула Рейна. — Я всё. Не буду больше курить. — Молодец, — одобрительно кивнула она и потушила окурок о ступеньку. — Рей. Поехали ко мне. Рейна замерла, а потом медленно отвела взгляд. Тишина в переулке повисла на груди Джой в напряженном ожидании ответа. — Извини, — неуверенно сказала она, и Джой уже поняла, что это значит «нет». Ее тут же накрыла знакомая пелена одиночества и ярко промелькнувшая — о феназепаме, потому что это просто. Единственное, что просто: сдаться и потерять всё, что у нее еще осталось. — Я хочу домой. — Ясно, — непроницаемо улыбнулась Джет. Пусть не думает, что чем-то обязана ей. — Но, — запнулась Рейна и, глядя вниз, накрыла ее ладонь своей, — мы можем поехать ко мне. Если хочешь. Я вижу, ты уже освоилась в сидении на ступеньках, так что, может, моя квартира тебя не напугает. Джой сдержала вздох облегчения. — Поехали. Рейна не знала, что пугали Джет совершенно другие вещи.* * *
Ее квартирка находилась совсем близко от кофейни. Они могли бы дойти пешком за десять минут, но Джой не рискнула оставлять машину рядом с переулком, где старики в засаленных трусах выливают свои помои прямо на улицу. Не исключено, что кто-то из местных также любил плевать из окон или, не дай бог, ссать с балкона. Джет припарковалась второй раз через дорогу от одинокого дома из того же красного кирпича. Для безопасности она вытащила из багажника аккуратно сложенный чехол из прорезиненного брезента и не успокоилась, пока не укутала «БМВ» от дурных манер здешних. Так странно: вроде и Даунтаун, а окраина, как у Вениса. Джой ещё не бывала у Рейны, только подвозила ее один раз. Она не представляла себе, как должна выглядеть ее квартира, или, если точнее, как должна выглядеть квартира в таком доме. На первом этаже раньше был кинотеатр, но он давно не работал. Перекошенная, побитая вывеска красноречиво об этом напоминала. Когда они поднимались по неосвещенным ступеням наверх, Рейна резко остановила Джет. — Сейчас мы должны идти очень тихо, — шепотом предупредила она. — Моя соседка — шпионка моей бабушки, а ты не подходишь на роль моей приличной подруги. — Почему это? — Потому что посмотри на свой костюм. Даже миссис Смит ни за что не поверит, что ты со мной дружишь. Джой озадаченно моргнула. Она действительно пыталась идти тише, но каблуки ее лодочек все равно стучали по лестничной клетке, отдаваясь эхом по стенам. Когда они уже подошли к нужной двери, Рейна, сжав зубы и задержав дыхание, вытащила ключи из заднего кармана джинсов. Им почти удалось. Почти. Дверь напротив распахнулась и залила площадку светом. Темная тень в арке выглядела на самом деле зловеще. Джет сощурила глаза, ощущая себя четырнадцатилеткой, сбежавшей из дома среди ночи. Ну и дела. Рейна закатила глаза аж до Марса. Ключ в ее руках все старался протолкнуться в дверную скважину. — Ага-а-а, — протяжно разнеслось, наверное, до кинотеатра, — а это с тобой кто? Опять ты без белья шляешься в такое-то время… — Миссис Смит, у вас бессонница? — елейно поинтересовалась Рейна. — Кто это с тобой, юная леди? — Миссис Смит, мне двадцать пять лет! Какая я вам «юная леди»? Со мной мисс… Мисс Браун, — наскоро ответила она, дёрнув удивленную Джет к себе за плечи. — Она — глава шахматного клуба. Мы будем готовиться к турниру! Так бабушке и передайте. Спокойной ночи, миссис Смит! Не дождавшись ответа, Рейна втолкнула Джой в прихожую и закрылась на три замка. — Глава шахматного клуба, — вздохнула она. — Да, — довольно хмыкнула Рей и взяла Джет за руки, шагнув к ней вплотную. — Самая красивая глава шахматного клуба за всю историю шахматных клубов, — заявила она и потянулась к Джет за поцелуем. Она задержалась на ее губах до тихого, протяжного стона, с которым пришлось от них оторваться. Этот поцелуй показался Джой таким же естественным, как кофе с утра, и она улыбнулась ей, покрепче сжимая ее ладони. У Рейны завороженно блеснули глаза. Они притягивали своим блеском, как магнит, и Джет захотелось поцеловать ее снова.