Людям сегодня так нужен
адреналин, а твой невроз как нельзя здесь пришёлся кстати! Ты понимаешь, что мы тебе помогли, вытащив монстров наружу из-под кровати?
— Та-а-ак, — протянула Али, включив свет на необжитой кухне, — Эр, я согласилась на долбаные Штаты не для того, чтобы снова спать в одиночестве. Что случилось? — Я голодна, — выдохнула Роуз и отправила в рот очередную ложку мороженого. Она стояла у стола за огромным холодильником, где, вообще-то, ее было довольно проблематично увидеть… Кухня в их новом доме была такой здоровенной, что Али терялась третий день, пытаясь вспомнить, куда положила помидоры, и хлопала себя по лбу всякий раз, заново вспоминая, что раковина, черт подери, у них теперь на островном столе. Роуз посмотрела на А, как фантастический зверёк из мультфильма двойняшек; уголки ее глаз всегда чуть опускались, когда она грустила, и тогда ещё больше напоминали Али те два потрясающих озера*, что они когда-то видели в Индонезии. Она вздохнула и подошла к жене вплотную; цветное ведёрко мороженого — маркетинговая катастрофа — уперлось ей в живот. Али почувствовала, что холодное тут не только мороженое, но и вся Роуз. Она чмокнула её в лоб. — Говори. Эр отложила мороженое в сторону. Ее ладони коснулись скользкого шёлка халата Али и окончательно улеглись на талии. Она положила голову ей на плечо и выдержала долгую, интригующую паузу, которые Али всегда хотелось прервать, но она так ни разу ещё не сделала. Она смиренно ждала — такова участь ее скучной жизни, о которой нечего было рассказывать Роуз, потому что она и так все знала. У Али почти не имелось косяков, не было шизанутой семейки и даже какой-то мега-интересной работы, вернувшись с которой можно вещать жене забавные вещи, а вот у Эр всё было ровно наоборот – полный набор. Она развлекала ее каждый день. Или шокировала. Или ещё что-нибудь этакое… — Джо сказала, отец звонил. Собирается явиться тут двадцать пятого… Бросить свою священную индийскую секту для конченых, представляешь. Он сказал ей, что хочет увидеть меня, — она хрипло рассмеялась ей в грудь. — Даже не знаю, что и сказать. — Ублюдок, — прошипела Али. Во рту неприятно зашевелилась почти полынная горечь. Она прижала Роуз к себе крепче; все мышцы в ее теле инстинктивно напряглись, как перед уроком физической подготовки в академии, а под прикрытыми веками замелькали давнишние ужасы. — Какой же ублюдок… — Я давно не злюсь на него, — сказала Эр, доверчиво прилипая ближе. Али погладила ее по спине и медленно открыла глаза, уставившись ими в черную плитку на стене. Зато она злилась. Очень, очень злилась. Пожалуй, если ей повезёт увидеть этого гребаного урода, Али без сожалений врежет ему по морде, а потом до конца дней своих будет жалеть о том, что не сделала с ним того, на что он обрёк Эр. Никто, включая собственный здравый смысл, Али этого не позволит. — Думаю, что даже если я всё-таки столкнусь с этим человеком, то ничего не почувствую, но дело не во мне и даже не в нём… Мне придется рассказать Джо. Это хуже всего. Не знаю, как мне сказать это, потому что… Ты помнишь?.. Это же как айсберг. Сейчас она видит всего лишь маленькую его часть, а все остальное ее просто убьёт. Она только начала оживать. Я боюсь за неё. — Я знаю, — кивнула Али; она и сама не особо хорошо представляла, как можно рассказывать то, что скрываешь годами, но чем дольше, тем все становилось только сложнее. Все жуткие секреты, как болото: если не вылезешь из них сразу, начнет затягивать глубже, пока ты в конце концов не утонешь. — Только Джо взрослая девочка. Она все поймет, примет и сделает правильные выводы. Не зря же она целой корпорацией вертит, не забывай, Эр… Она больше не та пятнадцатилетняя Джо, которая слёзно с тобой прощалась. — Та Джо всегда со мной, — прошептала Роуз. — И я всегда вижу ее, даже когда понимаю, что ей уже тридцатник и она супер-босс для сотен людей. Али улыбнулась. У нее самой не было младших братьев или сестер, но она проводила яркую аналогию с детьми; сколько бы лет им не исполнилось — например, двадцать один, шестнадцать или по семь — ты всегда видишь перед собой птенцов, которых хочется защитить от каждого постороннего чиха. — Чего ты боишься? — спросила Али, взяв уставшее лицо Эр в свои руки. Она вгляделась в ее глаза, словно могла прочитать там больше, чем Эр ей позволит. — Ну, что может произойти? — Предательство — морально самое страшное, что может произойти с человеком, А, — сглотнув, кивнула Роуз, и в ее радужке замелькали осколки из льда и зеркал. — Отец наплевал на меня, но он не плевал на Джо, что бы это ни значило, а я знаю, что она воспримет случившееся на свой счёт. Также, как и ты, как и я бы, как и кто угодно в семье, а это не то, что ей сейчас надо… — заскрипела зубами Роуз, морщась, как от пощёчины. Али поджала губы. — Далеко он или нет, у Джо есть отец. Хотя бы отец, учитывая, какой мразью оказалась ее мамаша. — С одной стороны, — кивнула Али, плавно опустив ладонь Эр на шею. — Но как насчет другой? То, что он есть, просто иллюзия. Джой оказалась удобной запасной дочкой, но если бы вы поменялись местами, она оказалась бы в той же точке, что и ты. Нельзя быть родителем наполовину. Представь, что ты отправляешь Анну умирать, а Лиама защищаешь от этого. Можешь себе такое представить? Вот и я нет. На самом деле у Джой нет никого, кроме тебя, по-настоящему, и чем скорее она это поймет, тем скорее начнет жить с чистой страницы. — Ей будет очень больно, А, — голос Роуз дрогнул, коснувшись сердца Али тянущим чувством тотального отчаяния. Она с сожалением пожала плечами, согласившись с выводом Эр, но ничего не могла поделать. Они не в силах облегчить Джой удар. Они не могут, как бы сильно этого не хотели. — Да, — она осторожно провела тыльной стороной ладони по щеке Роуз. — Сначала. Но потом она научится с этим жить. Мы будем рядом. Мы не бросаем её одну. Ты ее не бросаешь. — Я подожду ещё немного, — сказала Роуз и прильнула к жене, обнимая ее. — Ещё чуть-чуть. — Я с тобой, Эр, — тихо напомнила ей Али, оставляя невидимый отпечаток губ на ее виске. — Мы справимся. Все будет хорошо. Главное, знаешь… Если ты почувствуешь, что не хочешь говорить о подробностях, или ещё что-то такое… Ты не обязана. Ты можешь рассказать ей вкратце, просто как факт. — А, Джо ведь не дурочка, — отозвалась Эр. — Она и так всё поймет. — Возможно, но просто я не хочу, чтобы ты слишком сильно углублялась в это дерьмо. — О, любовь моя, — она явно улыбнулась, зарываясь носом в декольте Али, — не думаю, что я настолько крутая штучка. Али подняла ее голову, намеком коснувшись острого подбородка. — Ты самая крутая штучка, которую я когда-либо встречала. — Да-а? — картинно вскинула брови Роуз. Взгляд у нее все ещё блестел от скопившейся влаги, но она уже звучала повеселее. Эр есть Эр. — Чем докажете, мисс А? — Ну, — Али сделала вид, что задумалась, — тем, что я, вообще-то, миссис восемнадцать последних лет, например, а ещё тем, что у нас четверо детей, и ещё я могу заставить тебя кончить за десять минут. Это достаточно весомо? — Пожалуй, последний аргумент требует доказательств… Али поцеловала ее с игривой улыбкой. Лунный свет пробивался из-за жалюзи за ее спиной, но ночь, темная и тихая, нежно покрывала секреты.***
Кладбище «Альсте́р» находилось между Даунтауном и Вестлейком, в двадцати минутах езды от отеля Рикки, если выжимать все сорок дозволенных миль. Джой похоронила ее в своём семейном склепе, который стоял в стороне ровным рядом с остальными такими склепами; здание было небольшим и со стороны выглядело вовсе не так готично, как у семей ушедших поэтов. Ровный зелёный газон с гранитными надгробиями, светлое место, где в детстве, когда Джет посещала могилы родственников с отцом, ей нравилось читать имена и разглядывать птиц, садящихся на край строгого камня. Она даже называла это место «зеленым парком», а склеп Джетов — белое квадратное здание с прозрачной крышей из поликарбоната — «небесным домом». Ничего жуткого. Ничего прекрасного. Никакого благоговения, если забыть что под одной из плит лежит ее Лета, хотя кто сказал, что Джой вообще когда-нибудь удастся об этом забыть? На стенах висели таблички, где жизни ее семьи были ёмко уложены в несколько красивых слов. Успешные бизнесмены и не менее успешные бизнесвумен, все они — ее бабушки, дедушки, тети, дяди и ещё кто-то, о ком Джой даже не слышала, — носили фамилию «Джет», и только ее Лета выделялась фамилией «Мендес», потому что они так и не поженились. Какого черта Джой так долго тянула?.. Она и сама не понимала сейчас. Жалела об этом, как и о десятках других вещей. Господи, ей так часто хотелось кричать в этом месте… Нарочито светлом, чистом, со спокойно вьющимися цветами на стенах, где Джой никого, кроме Леты, не знала толком. «Небесный дом» со смертью одной милой куколки превратился в обитель моральных пыток, напичканный болью и памятью, виной и печалью. Мрамор пропитывали незримые пятна крови, которые в действительности расплылись по ковру в той гримёрке, где нашли ее тело. Джой сидела рядом с ее могилой шесть дней. С утра и до ночи. Утром приезжала и едва заставляла себя встать вечером, чтобы сесть за руль и уехать. Мир пошел трещинами. Ее сердце билось и раздражало ее, и будто бы мелькающая, как призрак, Джет шептала в гранит «прости» тысячи раз, но это по-прежнему были всего лишь пустые слова. Они отскакивали от мертвого имени и возвращались обратно в горло. Джой честно пыталась плакать, пока внутри все давило и ломалось, впиваясь обломками в органы, но у нее не получалось ни черта… Те дни Джой не помнила ни как не зовут, ни что она должна «БМВ»; в реальности таких дней было куда больше, конечно, но на седьмой день Роуз не пустила ее в «Альстер». Джой сейчас смутно помнила, что делала тогда Роуз, но ее размытое лицо осталось в памяти, как напоминание, что ей нельзя расклеиваться и ныть, потому что её жизнь — какого-то черта, казалось тогда — продолжается. Через две недели после похорон она поднялась с кровати, надела костюм, накрасила ресницы и вернулась в свой офис. Сколько транквилизаторов Джой глотнула с тех пор ей ни за что не сосчитать, но их было так много, что отдельные обрывки, как она приходит домой и до рвотных позывов сует в рот горсти таблеток, иногда всплывали в ее голове, как способ перестать существовать, не переставая. Как способ кричать, не размыкая губ. Спустя чуть больше года она сократила прием таблеток под опять смазанное лицо своей сестры, после отходняка — ударилась в автоматический режим трудноголичности в «БМВ», утонула в отчётах, планированиях и, как робот, с полнейшим отсутствием при очевидном присутствии, выступала спикеркой на крупных конференциях, давала много профессиональных интервью, как-то вела переговоры… Как она это делала, черт возьми? Джет съехала от Роуз через полтора года. Она дала ей слово, что справится, и даже ограничила приём транквилизаторов ещё кардинальнее. Все это было отвратительно. Отвратительные годы. Ни черта хорошего в них не случалось. Джой справлялась с потерей любимой женщины хуже, чем можно представить; ненависть к себе за слабость, вину и желание сдаться слилась с ней в одно целое, и больше никогда не оставляла её. Два года и восемь месяцев. Два года и восемь месяцев — и вот Джой опять в той же точке. Не старт и не финиш. Они с Рикки подошли к прямоугольному камню с именем Леты, и Джет переборола в себе желание прислониться лбом к высеченному «Лета Мендес». Только в этом месте, пожалуй, она могла понять, сколько времени утекло. Однообразного, адового, жуткого времени. Джой, сидящая на полу в склепе Джетов, и Джой, стоящая здесь рядом с Рикки. Тяжёлый толчок между ребер дал понять, что с тех пор на самом деле много чего изменилось. На этот раз боль вперемешку с виной не укрывала ее знакомой неконтролируемой волной, и вместо нее мягкий тон Рикки касался плеч: «…я понимаю». Это осознание возникло рядом, словно пушистый кот потерся о ее щиколотку. Джо выдавила улыбку, аккуратно повторяя тиснение букв кончиками дрожащих пальцев. «Лета Мендес». И чуть ниже: «Люблю тебя, куколка. Безумно, безумно люблю тебя». Тихие слезы Джо скатывались с подбородка. Капали вниз, сталкиваясь с треклятыми буквами. Влага в глазах словно прощупывала почву, готовность Джой дать ей волю; осторожно стекала по щекам и солью мочила губы. Смахнув их, Джет подняла голову. — Я подожду тебя снаружи, — сказала она, стараясь придать голосу больше бодрости. Рикки согласно кивнула. Джой вышла за толстую железную дверь и, не до конца ее закрыв, села прямо на ступени, ведущие к идеальному газону с сотнями серых надгробий. Что-то слишком часто она в последнее время сидит на ступенях. Голова была тяжёлой, словно внутрь залили литр свинца. Она достала из кармана пиджака пачку «Джи Сэма» и сделала глубокую затяжку, вынуждая себя прикрыть глаза и успокоить гулко стучащее сердце. Джой жутко не любила терпеть это пограничное состояние между «хочу разрыдаться» и «только что из меня выкатилась пара слезинок», настолько, что даже заставила себя подумать о работе, сидя на кладбище, но Амели справилась с ее обязанностями достаточно хорошо… Гадство. Гадство и скотство. Она курила медленно. Гвоздика и ментол хозяйничали в лёгких, напоминая о себе приятным холодом и вьющейся на языке горечью. Неожиданно Джой дернулась и с шипением раскрыла глаза, когда окурок больно обжёг пальцы, а потом тлеющим кончиком упал прямо ей на ногу. Открытые босоножки — бесполезная хрень. Она наступила на него, чтобы потушить окончательно, и принялась за обыкновенное нервное ожидание. Джой кусала кончик большого пальца. В «Альстере» она кожей чувствовала ледяные прикосновения к запястьям. Лета никак не отпускала ее… Но, что ж, это было вполне справедливо… В свое время Джой тоже не отпустила её, когда она просила об этом. Сейчас она понимала, что так правда было бы лучше для них, но в тот момент?.. Отпускать женщину, которую любишь, физически больно. Как-то неправильно… Диссонанс. Джет никогда не была адептом священного бреда «если любишь, отпусти», и только теперь понимала, что этот бред вовсе не священный, а вполне себе жизненный. Интересно, если бы Роуз попросила Али «отпустить» ее, она бы сделала это? — Джой… Джой встала, ещё раз утерла глаза и повернулась к Рикки. Она стояла на пороге распахнутой двери, и Джет показалось, что взгляд у нее жутко испуганный. — Что такое? — тут же включилась Джет, пропуская в голову поток разных предположений. Рикки задержала дыхание и болезненно сдвинула брови. Ее рука схватилась за живот, и сердце Джой пропустило удар вместе с ее движением. Боже, точно, у нее же там ребенок… Джет успела об этом забыть. Она ни черта не знала о беременности. Рикки сказала, что ещё три недели, черт возьми! — Что? — растерянно переспросила Джой. Она ещё никогда не чувствовала себя настолько дизориентированной, боже! Ее взгляд то цеплялся за круглый живот Рикки в зелёном платье, то за ее застывшее, болезненное лицо… А потом она посмотрела ниже. На смуглых ногах Рикки блестели дорожки воды, прямо такие же, как на щеках Джой. — Во́ды, — осторожно выдохнула Рикки, оперевшись о косяк. — У меня отошли воды. — И что это значит?.. — сглотнула Джет. — Значит, ночью были настоящие схватки, — вытолкнула она, хватаясь за косяк ещё сильнее. — Мамочки, нет-нет, это рано, я должна рожать с доктором Альваро… Боже, Джой! — Вот дерьмо… — в ужасе прошептала Джет; холодный пот прошиб ее ладони, спину и лоб, и в висках резко, как динамит, взорвался адреналин. Она почти подбежала к Рикки и взяла ее за талию, стараясь придерживать, казалось, то и дело желающее согнуться тело. Ее живот на секунду соприкоснулся с Джой, и ей стало ещё страшнее, потому что он оказался твердым, точно как мрамор, к которому она только что прикасалась. Рикки вцепилась пальцами ей в плечо. Их разница в росте заставила Джой согнуть колени, чтобы Рикки было удобнее держаться за нее. — Ладно, тихо, спокойно, все будет хорошо… Джой говорила это и сама не понимала, что несет. Перед глазами красной тряпкой маячило лишь одно слово: «Больница». Им нужно срочно ехать в больницу. Мчаться, черт подери… Вдруг Джой осенило, что она понятия не имеет, где находится роддом и что ехать придется по навигатору, а это лишнее время. И пробки, господи, хреновы пробки! Ещё одна волна пота прокатилась по телу, и она с ужасом подумала, какая она идиотка, что не посмотрела перед поездкой, где стоит эта чертова больница. Рикки ступала по асфальтированной дорожке, ведущей к машине, как деревянная. Джой нервно поглядывала на нее, отчаянно желая найти хотя бы намек на былое спокойствие, но его не было. Рикки едва передвигала ноги с опущенной головой и закрытыми глазами, она истошно, усердно кусала губы. Джет поняла, что ей очень больно. Она слышала, что роды — это больно. Надо было побольше узнать об этом у Роуз. Боже милостивый. — Осторожно, все нормально, все будет нормально, — скорее даже самой себе, чем Рикки, бормотала Джой, помогая девочке сесть в авто. Она дрожащими руками затянула ремень безопасти чуть выше, чем следовало, и слабее, потому что дико боялась пережать ей живот. Джет рухнула за руль и, забыв о собственном ремне, рванула с места. Часть дороги от «Альстера» была пустынной, так что здесь, на узком пути среди густых деревьев с двух сторон, разрешалось ехать быстрее. Говорят, что зелёный цвет, долбаные парки, за которые экологические активисты готовы утопить, успокаивает нервы, но, наверное, их эффект не распространялся на тех, кто мчится в машине в рожающей женщиной. Сердце у Джет билось так громко, что напоминало игру в пинг-понг: мячик — сердце, ребра — ракетка. Вся кровь немилосердно прилила к лицу. Она так не нервничала за рулём даже тогда, когда впервые угнала отцовскую машину, а Джой тогда было тринадцать грёбаных лет. — Как ты? Ты уверена, что рожаешь, ты же сказала, что ещё три недели? — идиотский вопрос, но она не знала, что ещё у нее можно было спросить, а тишина, разбавленная тяжёлым, частым дыханием Рикки превращала Джой в беспомощную имбецилку. Кровь шумела у нее в ушах, будто бы она стоит у моря, прилипла к песку и на нее прямо сейчас летит огромная волна. Она нащупала пузырек феназепама у себя в пиджаке, убеждаясь, что он на месте, и заставила себя глубоко вдохнуть. Рикки не отвечала, сидела, схватившись за живот и прикрыв глаза; Джой судорожно смотрела то на нее в зеркало заднего вида, то на дорогу, стараясь все же соблюдать ПДД. — Рикки? — Боже, как больно, — сквозь зубы прошипела Рикки, со стоном выгнувшись назад. Она сползла на сиденье ниже, одной рукой крепко сжимая ручку двери. — Я думала, это будет постепенно… Не так резко… — Мы же доедем до больницы, да? — спросила Джой, заметив в зеркале, какими огромными сделались ее зрачки. — Только не в моей машине, боже… — Она как будто расставила там руки и ноги, как ниндзя, — поморщилась Рикки, и Джет заметила, как с ее лба градом стекает пот. Она снова выгнулась, зажмурила глаза… Джой отвела взгляд обратно на дорогу и стиснула руль сильнее. Она напряглась так, словно собралась рожать сама, и когда заметила это, попыталась все же расслабиться… Она въезжала в развилку, на которой шанс столкнуться с кем-нибудь был гораздо более высок, чем около пустого парка рядом с кладбищем. Джой сглотнула. Ровно на повороте у нее зазвонил телефон, и она, прочитав, кто это, поставила его на подставку и ответила на звонок. Как раз вовремя. Как раз она-то им и нужна… — Роуз! — Да-да, Джо… Слушай, я звоню тебе напомнить про «Риксон». Я тебе говорила, завтра… — В жопу «Риксон»! — прервала ее Джой и тут же чертыхнулась, пронесшись на красный. — Роуз! — Боги мои, ты что так кричишь? — удивленно спросила Роуз. — Не до «Риксона», — выдохнула Джет, сбавляя скорость и тревожно глядя на Рикки. — Мы рожаем. — Что? — после секундной паузы спросила Роуз. — Кто это «мы»? Ты накурилась там, что ли? — Рикки. Рикки, сестра Леты. Рикки рожает, Роуз, я не знаю, что делать, впереди пробка, и я просто в панике, Роуз! — Рикки?.. Какого хрена… Так, стоп, ладно, дыши, Джо, спокойно. Будь спокойна. Ты за рулём? — Ага, — закивала Джет и затормозила в считанных дюймах от бампера какого-то засранного «Фиата». — Ладно, значит, ты на громкой связи. Рикки, слышишь меня? — Да, — прорычала она, явно силясь не плакать. Джой словно в один момент телепортировалась в дурдом для детей и сама стала пациенткой. Голова отказывалась соображать. Хотя, нахрен, что она могла соображать? Джой за все свои тридцать два года интересовалась чем угодно, но родов в списке ее интересов никогда не было. Она смутно помнила школьные уроки, им проводили специальный курс, но это было слишком, слишком давно… — Хорошо, это отлично, — голос сестры действовал точно как анестетик для нервов. Она была непреклонной и холодной, и это правда помогало первые пятнадцать минут. Джой не особо верила в Бога, но в тот момент, когда Роуз говорила с Рикки, Джет благодарила Его за то, что она позвонила именно сейчас. — Дыши глубоко. Медленно вдыхай через нос и выдыхай через рот. Тебе станет легче. Воды отошли или нет? Какой интервал между схватками? — Что?! — рявкнула Джой. — Нам ещё и интервал надо считать? — Джо, следи за дорогой, — ответила Роуз. — Я разговариваю с Рикки. Эй, милая? — Я слышу, — на выдохе вытолкнула она, — я дышу. Воды отошли. Не знаю, интервал… Может, минута… Полторы… — Минута-полторы? — тон Роуз Джо совсем не понравился, и она почувствовала, как внутри все буквально покрывается льдом. — Рикки. Это у тебя первый ребенок? Когда начало тянуть живот? — Да, первая, мне тянуло его еще ночью, но такое бывало и раньше, — срывающимся тоном говорила Рикки; она так сильно вжималась в сиденье, что Джой казалось, что ей тоже больно. — Я думала, ещё рано… — Твою мать, — выдала Джой, проигнорировав дикое желание хлопнуть себя по лицу. Надо было спросить у нее об этом утром и взять с собой гребаного врача! — Ничего, все будет хорошо, — сказала Роуз, но так, будто бы ничего не хорошо. — Джо, ты должна ехать быстрее, иначе она родит в твоём «БМВ». Поищи окольные пути, может, можно объехать. Пробки есть? — Да нахрен, Роуз, тут нет никаких путей, мы в центре и мы в ебаной пробке! — в абсолютном отчаянии закричала Джой и затормозила перед знаком «<20». Она посмотрела на Рикки. Она вся была если не зелёной, то жёлтоватой. Вены на ее шее вздулись, а сама она, казалось, едва оставалась в сознании. — Рикки! Роуз, что ей делать? — Дышать, — выдала Роуз. — И, видимо, тужиться… — Ну уж нет, — нервно хохотнула Джой, представив, что… нет, она не хочет этого видеть… — Господи, прости, — как перед прыжком с высоты прошептала она и резко вывернула руль на обочину, сигналя, как сумасшедшая. Рикки качнуло в сторону и ее тоже. Людей на аллее почти не было, а те, кто был, разбегались от ора сигналки, как крысы, завидев кошачью морду. Она ехала относительно медленно, учитывая, что тут вообще нельзя ехать; скрипя зубами и игнорируя льющийся на глаза пот она выглядывала людей, чтобы ненароком не задавить кого-нибудь… Пожилая женщина проорала что-то матом. Люди смотрели на охеревшую черную «БМВ», как на смерч, и все это напоминало ей какой-то долбаный триллер. В голове стучало и шумело. Когда она выехала, наконец, на дорогу, миновав короткий участок для пешеходов, с плеч будто камень свалился: она никого не задавила, и уже хорошо. Этот поворот, если верить навигатору, быстро доставит их в больницу. Не было времени думать. — Джо, что только что произошло? — напряжённо спросила Роуз, все это время висящая на линии. — Грубое нарушение ПДД, — сказала она, невольно задержав дыхание вместе с Рикки. Пара сотен метров… Пожалуйста, ещё немного… Она прибавила скорости. Безумно колотящееся сердце будто бы выстукивало азбуку Морзе. Говорило: «Это не к добру». — Ясно. Все живы? Рикки, ты как? — Все живы, — буркнула Джо, со всей дури въезжая на парковочное место какого-то мирного парня на «Мерседесе» перед ней. Он едва успел остановиться, а она — не врезаться в бордюр. — Она меня сейчас разорвет, — захныкала Рикки. Когда Джой вылетела из авто, не обращая внимания на вылупившегося на нее водителя «Мерседеса» и на гул полицейской машины, неотвратимо приближающийся к ним, у Рикки по лицу текли пот и слезы. Она очень старалась не кричать. Джой не слышала в этот момент ничего, кроме хныканья Рикки и собственного крика растерянной охране на входе. Они махали кому-то руками. Джет вытаскивала Рикки из машины. Реальность плыла перед ней медленным и расплывчатым смогом, и, пожалуй, единственное, что она очень четко запомнила на всю жизнь с того сумасшедшего момента на парковке «Маунт Синай» — это измученный взгляд Рикки, а в следующую секунду — слабая, искренняя улыбка, и то, как она сжимает ей руку.***
Джой не выпила ни единой таблетки с того дня, как должна была впервые разговаривать с Рикки в Рио, но она прожила следующие два часа, как в тумане. Ребята из дорожного патруля хоть и выписали ей нехилый штраф, оказались довольно понимающими и, обойдясь, собственно, штрафом и парой автографов, пообещали, что кадры с камер не будут афишироваться, а она просто сменит машину. Спасибо тонированным стёклам Джой не сказала, но определенно сказала бы, будь она хоть на чуточку менее впечатленной. Она сидела в коридоре под палатой, где над Рикки хлопотали врачи, и гипнотизировала стену, ощущая себя ужасно вымотанной. Сердце ощутимо билось где-то посреди горла. Какой-то из главных докторов уже несколько раз уверял Джой, что все идёт отлично и даже что ребенок родился почти сразу после их приезда сюда, но она не собиралась уходить, не убедившись в этом собственными глазами. Время для нее тянулось медленно и в то же время быстро; истеричный «тик-так» на запястье вносил лепту стабильности в эти странные часы ожидания. Наконец, дверь в палату медленно открылась и оттуда вышла улыбающаяся докторка в безупречном белом халате. Она была очень ухоженной, и улыбка у нее, как у заискивающих начальниц — и именно это безошибочно помогло Джет определить, что перед ней опять кто-то из главных. Она тут же поднялась и вопросительно склонила голову. Им всем уже доложили, кто она, не мудрено. — Все хорошо, мисс Джет, — кивнула ей докторка. — Были кое-какие осложнения в родах, но почти незначительные… Сейчас и с миссис Цастро, и с малышкой все хорошо. Они здоровы. — Хорошо, — с облегчением выдохнула Джой. — Миссис Цастро хочет вас видеть. Зайдёте в палату? — Джой рассеянно кивнула. — Только перед входом, пожалуйста, посетите дезинфекционную на несколько секунд. Она вот здесь. Нажмёте верхнюю кнопку. В узком пространстве, напомнившем ей пробирку для взрослых, на нее около тридцати секунд веял теплый воздух и светил синий свет, а потом ее выпустили, и она могла с чистой совестью зайти в палату, где… Джой застыла, схватившись за ручку двери. Ее охватило неясное волнение, смешанное с восторгом, словно ей шесть лет и она впервые идёт в школу. Та самая докторка вежливо ей кивнула и накинула на ее плечи похожий на свой белый халат. Джет медленно опустила ручку и беззвучно ступила на темный паркет. Свет из большого окна, приглушённый задернутыми занавесками, освещал палату, которая больше напоминала комнату, если исключить, конечно, кровать на пульте… Джет огляделась коротким оценивающим взглядом. На подоконнике стояли свежие цветы. Рядом с кроватью для Рикки — симпатичная плетёная люлька. Пахло свежестью, а не лекарствами. Сойдёт. После короткой ревизии Джой осмелилась посмотреть на Рикки. Она сидела, опираясь на подушки, накрытая белоснежным одеялом. На ней была больничная рубашка и какой-то жёлтый браслет на запястье. Катетер, воткнутый чуть ниже браслета. Она держала на руках ребёнка. И только когда Рикки подняла на нее свои те же усталые, но теперь как-то по-особому блестящие глаза, Джой поняла, что несколько последних секунд совсем не дышала. Мелкие черные кудряшки Рикки были заколоты назад, открывая лицо, которое теперь совсем не казалось Джет детским. Четко очерненные скулы, миловидное юное личико, чуть опухшее, будто бы она после сна, а не после чертового подвига, который совершают, как Джой считала, только очень смелые женщины… Джет позволила себе подумать, всего на секунду, что Лета бы тоже решилась родить ребенка, если бы они… Если бы они думали об этом. Если бы они разговаривали. Она была бы хорошей мамой. Наверное. — Иди сюда, — прошептала Рикки, улыбаясь ей. — Посмотри, — сказала она, когда Джой, чувствуя себя слегка заторможенной, будто бы в слоу-мо, осторожно присела на край кровати. Рикки чуть наклонила малышку, чтобы Джет увидела ее лицо, но Джой разглядела лишь пухлые щеки и густую черную шевелюру. Рикки неотрывно смотрела на дочь. — Она такая красивая. — Да, — тоже улыбнулась ей Джой, не зная, куда девать руки. Ей много где приходилось бывать, но точно не в роддомах… — Как ты себя чувствуешь? — У меня внизу как будто сплошная рваная рана, но мне капают обезболивающие и в принципе уже всё не так уж плохо, — улыбнулась ей Рикки, пожав плечами. — Джой, спасибо тебе. Ты просто… Ты крутая, и всё. Так героично обогнала всех и особенно того мужика на парковке. Джой тихонько засмеялась. Да уж, вряд ли она когда-то ещё так погоняет. — Моя машина не подходящее место для родов, — покачала головой Джет. Рикки коснулась ее руки на постели. — Вообще за всё спасибо, — очень серьезно глядя на нее, так, что ее густые черные брови словно стали ещё гуще, сказала Рикки. — Три дня назад я не догадывалась о твоём существовании, а сегодня ты так много сделала для меня… Так много прояснила. Я знаю, это клишированный вопрос, но как я могу отблагодарить тебя за всё это? Артур скоро прилетит, и насчёт оплаты… — Нет-нет-нет, — тут же возразила Джой. Смешная девочка. Особенная, теплая, смешная девочка. Сейчас ее схожесть с Летой, которую она не замечала до, была более чем очевидной. — Забудь о всяких оплатах. Ты же понимаешь, что мне это не нужно. Я могу оплатить роды всех женщин Рио-де-Жанейро и мое финансовое состояние вряд ли существенно изменится, — устало усмехнулась ей Джо. — Ты же умная, Рикки. — Допустим, — кивнула она. Малышка в ее руках слабо заворочалась, и Рикки, не отводя глаз от грустной улыбки Джет, легонько ее покачала. — Тогда?.. — Я не знаю, можно ли об этом просить, — ее голос опасно дрогнул. — Но прости меня. Прости меня вместо неё, если ты правда думаешь, что она бы простила меня. Лета, — уточнила Джет, сидя, как натянутая струна. Лёгкие дрожали, возмущаясь непривычной открытости. Ресницы стали мокрыми ещё до того, как Джой успела почувствовать себя тряпкой, и несколько слезливых дорожек быстро прокатились по ее щекам. Капнули на простынь. Да что ж такое. Последний вариант. Рикки — ее последний вариант. Она не всё знала, но рассказать ей всё было бы сродни самоубийству, и так Джой бы заранее проиграла. Есть вещи в жизни, о которых нельзя говорить. Не вслух. Не с другими людьми. Она бы не смогла облечь в слова все то, что с ними случилось, сколько бы таблеток в себя не запихнула и сколько бы алкоголя не влила. Проще было просто сдохнуть. И она бы с радостью сделала это, если бы не что-то, что держало ее в этом мире; работа, Роуз, теперь Рей и даже Рикки — Джой не хотела прощаться с ними и не хотела покидать эту жизнь. Какие ещё способы в ней остаться? Жить ее? Жить, а не гнить. Рикки долго смотрела на нее. Казалось, целую вечность. — Я знаю, звучит бредово, — спешно добавила Джой, когда неловкость сжала ей горло, — но я… — Слушай, — перебила ее девочка, улыбаясь; она снова взяла ее за руку, пальцы у нее были горячими, а Джет словно сидела во льду, — мне это знакомо. Я тоже виню себя за нее. За то, что позволила своей сестре убежать и не убедила ее поговорить с мамой. За то, что я всё знала и ничего так и не рассказала ей. Но чем больше я сосредотачиваюсь на Лете, а не на себе, тем чётче понимаю, что она даже не думала, что я в чём-то там виновата перед ней. — Ты знала про вашего отчима? — Да, — поморщилась Рикки, будто бы вспоминая что-то гадкое. — Но я ничего не рассказывала маме, даже когда Лета сбежала, потому что она меня попросила. Я надеялась, что у нее все будет хорошо в новой жизни, но я ошиблась. Мне больно об этом думать. Больно, что ее нет, что она не увидит мою дочку, что мы не будем болтать с ней до полуночи, как когда-то, — шептала Рикки, постоянно кивая, и Джой крепко смыкала челюсти, сдерживая ком в горле, напоминающий соленую вату. — Но правда в том, что я ничего не могу сделать с этим. Только принять. Я чувствую себя виноватой, но Лета никогда не винила меня. Я уверена, что она не винила и тебя. По-настоящему — нет. Она могла сказать на эмоциях что угодно, но это не значит, что это правда. Моя сестра тоже была умной. Поверь, Джой. Я знаю это. И я знаю, что она простила тебя. И меня. Она лишила себя жизни только по одной причине, как и все другие люди, лишившие себя жизни: потому что не хотела жить, а не потому, что ее плохо любили… Я, конечно, не знаю, что между вами было в подробностях, но я и не хочу в это лезть, по правде говоря. Нам надо принять ее смерть и жить дальше. Смириться с этим и не издеваться над собой. Понимаешь? — Ты правда так думаешь? — еле слышно спросила Джо. — Да, — твердо ответила Рикки, — я правда так думаю. Если тебе это настолько важно, то я прощаю тебя за нее. Ты должна жить дальше. Ты заслуживаешь нормальной жизни. Не всегда будет так больно. — Да, — утерла глаза Джой и после непродолжительной паузы улыбнулась, с трудом проглотив очередную порцию слёз. Полет в Рио будто бы пробил чертову дыру в переполненном резервуаре с горем внутри нее, и теперь оно потихоньку вытекало из ее глаз. Жуткое чувство. Облегчение на минутку. Ничем не лучше, чем если бы его совсем не было. — Наверное, это так. Спасибо. Спасибо, Рикки. Тебе надо отдохнуть, извини, что устраиваю такие разговоры сейчас. — Нет, со мной всё хорошо, — пылко возразила Рикки. — Мне дали выпить столько всякой витаминной бурды, что я прекрасно себя чувствую. А вот это, — она покрутила запястьем, в которое был вставлен катетер, — вообще убойная штука. Обезбол — лучшее, что придумали люди. Джой посмеялась. Чересчур позитивный настрой для женщины, из которой только что вылез ребёнок. Хотя, ей всего двадцать один, может, возраст тоже играет роль? Девочка в ее руках казалась очень крошечной и в то же время большой, потому что именно она и была в том окаменевшем животе под зелёным платьем… — Хочешь подержать? — спросила Рикки. — Не хочу класть ее в кроватку, а мне нужно в туалет… — О, — лихорадочно вдохнула Джой, — ладно. Конечно. Давай. Только я не то чтобы умею… — Ничего сложного, главное — держать. Ты справишься. Она спит, — спокойно кивнула она и, чуть наклонившись, осторожно положила ребенка в белом боди на сгиб локтя Джет. Джой охватила дикая дрожь где-то в районе солнечного сплетения, но она заставила себя сделать вдох поглубже. Девочка зашевелилась. В ее руках она уже совсем не казалась большой. Маленькая. Совсем, совсем маленькая. Похожая на куклу, которыми Джой играла когда-то в далёком детстве; мысль о том, что у этой куклы в ее руках бьётся настоящее сердце, не позволяла ей целиком поверить в происходящее. Это как толчки в животе в Рикки. Что-то нереальное, на грани между документалкой и вымыслом. Джой улыбнулась малышке, хоть она и не видела этого. Прилив какой-то невероятной нежности накатил на нее, как будто она оказалась в теплой, мягкой воде… Джой невесомо погладила малышку большим пальцем по щеке. Ну и щеки у нее. — Какая ты маленькая, — тихо сказала Джет, рассматривая детское личико. Подрагивающие ресницы, длинные, но кажущиеся бесцветными, и губы, забавно вытянутые сопящим бантиком. Все ее туловище было размером с ладонь. Даже меньше. Так прошло около десяти минут или где-то так, но они пролетели молниеносно. — Ну что, справилась? — усмехнулась Рикки, очень аккуратно усаживаясь обратно на кровать. Джой невольно скрипнула зубами, наблюдая за этим, но быстро отвела взгляд обратно к лицу девочки в ее руках. — Как ты назовешь ее? Рикки улыбнулась Джет, когда та вопросительно посмотрела на нее спустя несколько секунд затянувшегося молчания. — Лета, — просто ответила она. — Лета, — повторила Джой и снова коснулась крошечной, чуть шершавой щеки, обращаясь к малышке: — У тебя, Лета, совсем не суеверная мама. Тебе с ней повезло больше, чем всем нам вместе взятым. — Посмотрим, что она скажет, когда подрастет, — вздохнула Рикки. — У меня есть небольшой опыт, я работала няней когда-то, а в детстве сидела с кучей соседских детей, но это все равно не то… Странно осознавать, что у меня теперь есть дочь… Мне и радостно, и страшно. Я готовилась вообще-то. Много читала о материнстве. Джой? — М? — подняла голову Джет. Она все это время смотрела на ребенка и от слов Рикки до нее долетали лишь отголоски. — А тебе идёт ребенок, — подмигнула ей Рикки, откинувшись на высокую подушку. — Деловая женщина с ребенком на руках. Я познакомлюсь с Роуз? — Что? А, с Роуз, — тряхнула головой она, сбрасывая с себя невидимую, навязчивую пелену из дыма, которого тут не было. Разве что это дым из детской присыпки. Дети плохо на нее влияли. Лета у нее на руках закряхтела, словно услышав ее мысли, и Джой передала ее Рикки. — Да, конечно… Она уже звонила мне два раза. Я много тебе рассказывала о ней, но с ней ещё не успела поговорить о тебе, в смысле, как следует. Мозги не варят совсем сегодня. — И не говори, — засмеялась Рикки. Вдруг в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в палату вошла Роуз. Будто бы знала, что о ней говорят. Так всегда с ней бывало. Она разговаривала с ними в машине, находясь на работе, а теперь закончила с делами пораньше, как обещала, и заявилась сюда, конечно же; без Роуз не происходило ничего, если она находилась в пределах авто-доступности. На ее плечах, сверху на, конечно же, готической футболке, тоже был накинут халат, а голубые глаза сияли яркостью так, что их цвет был заметен с кровати. Она выглядела взбудораженной, как будто ей вкатили двойную дозу адреналина. — Эй, привет! — сказала она и подошла к ним. Роуз чмокнула Джой в щеку, а потом встала ровно над приветливо улыбающейся ей Рикки и протянула руку для приветствия. — Я Роуз. Ты уже знаешь, да? Боже правый, я снова в роддоме. В американских клиниках как-то всё серьезнее. Меня засунули в какой-то дезинфицирующий гроб, представляешь? Какая крошка, — покачала головой она и, напряжённая, будто бы сейчас запружинит, Роуз села в плетёное кресло рядом с кроватью. — Рикки, прости за этот вопрос, но скажи, пожалуйста, что ты совершеннолетняя… — Ей двадцать один, — закатила глаза Джой. — Да, а ещё я замужем, — хохотнула Рикки, казалось, совсем не обидевшись; для нее это наверняка был привычный вопрос, а Роуз заметно расслабилась, опустив плечи. — Пока что, но замужем. — О, хорошо, — ответила Роуз. — Я тоже жената, но не пока что, а, надеюсь, насовсем… Как ты? Выглядишь бодренькой. А вот ты, Джой, не очень. Точно Рикки рожала, не ты? — Иди ты нахер, — беззлобно поморщилась Джет. Рикки захихикала. Они с Роуз нашли общий язык, казалось, даже быстрее, чем с Джой. Вероятно, тому виной то, что Рикки была ровесницей Софи, хотя, может, и нет; ее милая сестра точно не страдала проблемами с социальным взаимодействием. Вокруг них кружилась лёгкость и беззаботность, пока они болтали, а Джой следующие полчаса практически все время молчала. Голова была совершенно пустой. Она даже не заметила, куда делись эти тридцать минут, за которые Роуз уже стала чуть ли не лучшей подругой Рикки и даже учила ее правильно прикладывать маленькую Лету к груди… Господи Иисусе. Где бы ещё Джой чувствовала себя в такой бесконечной, вакуумной нирване? В этой палате все было новым, но, вопреки обычаю новизны, ложилось на ее душу тонкой, умиротворяющей мелодией, иногда разбавленной детским хныканьем. Идиллию резко разорвал звонок ее телефона. Джой вздрогнула, прочитав имя, уже поняла, что Кевин звонит ей не просто так; что-то, должно быть, случилось в офисе. — Да, в чем дело? — Мисс Джет, простите за беспокойство, но я должен вам сообщить… Эм, в общем, — замялся Кевин, — я вышел на обед и тут возле офиса какая-то девушка, говорит, что она подруга Рейны и что вы знаете её… Джой беспокойно вскочила на ноги, когда знакомое имя красным шрифтом замигало перед глазами. Роуз с Рикки тоже замолчали, и Роуз тревожно уставилась на Джет. — Что она сказала? Что-то с Рей? — спросила Джой. — Да, — подтвердил Кевин. — Эта девушка, Аврил, она говорит, что ее арестовали два дня назад. В пятницу. — Арестовали? — удивленно воскликнула Джой. Так она поэтому не отвечала… Господи, какая же Джой идиотка. Придумала себе что-то и сама поверила в это. — Какого черта? — Она говорит, из-за какого-то Сетфорда… Джет медленно прикрыла глаза. Ну, конечно. Сетфорд. Это имя вполне успело стать нарицательным на языке Рейны, чтобы ее арестовали за это. — Ясно, — ответила она. — Звони моим адвокатам. — Всем? — Не тупи, Кевин, — зарычала на него Джой. — Джесс Ридду и Николсону. Пусть немедленно тащат свои задницы в Департамент, я жду их там через десять минут. У Аврил возьмёшь номер телефона. Немедленно. Она выключилась и сдержала огромное желание дать себе пощечину. — Рей арестовали, — сказала она в ответ на немой вопрос сестры. — Оу, — нахмурилась Роуз, покачивая малышку. — Это дерьмово. Что-то серьезное? — Не знаю ещё. — Поехать с тобой? — Нет, — покачала головой Джет и застегнула пиджак. — Я разберусь. — Кто такая Рей? — спросила Рикки. Но Джой уже ничего, кажется, не слышала. Она хмурила брови и у нее был жутко задумчивый вид, а потом она кому-то позвонила и исчезла из палаты, как будто бы ее тут и не было. — Они с Рей встречаются, это ее девушка, — уточнила Роуз, не уверенная, можно ли это говорить, но она уже все равно сказала. Лета тем временем снова захныкала. Роуз погладила ее по голове. — Не плачь, малышка. Ты вырастешь, и тетя Джой подарит тебе самолёт. — А ты умеешь успокаивать детей, — оценила Рикки.