Сильней ты была солдат,
но
все же слабей, чем Зевс.
Рейна ехала на заднем сиденье «БМВ» с откидной крышей и не могла сбросить с лица улыбку. Восторг вился в ее груди цветными блёстками, и она чувствовала себя — без преувеличений и фантастики — самой фартовой в этом чертовски красивом мире. Водитель гнал быстро, может, даже быстрее положенного; ветер ударялся о ее плечи, и аромат свободы насыщал ее, делая почти невесомой. Южное солнце плавило горизонт. Пахло океаном. Этот запах — соли и свежести — проникал в самую душу, и Рей, прикрыв глаза, легко было возвратиться в лучшую часть своего детства, где она с утра до ночи строила песочные замки и купалась в Тихом, пока бабушка не звала ее ужинать. Целых девять дней в маленькой прозрачной коробке, девять дней без привычных вещей, девять дней без «Тыквы» и без волнующих переписок с Джет. Рейну удивлял этот факт, но больше всего она скучала именно по последнему: все ответы Джет всегда были точными и яркими, как дротик, мечущий прямо в яблочко, и Рей, лежа на жёсткой койке за стеклом, развлекала себя, раздумывая, что бы ей ответила Джет на выдуманные, так и не отправленные сообщения. Она обожала представлять, что делает Джет, уверенная и стойкая, когда Рей сбивает ее с толку своей фотографией без белья. Или как она реагирует на какой-то глупый, дурашливый вопрос… Джой ведь правда была немного шаблонной бизнесвумен: она вечно носила свои брючные костюмы, что в представлении Рей являлось главным признаком деловитой шаблонности, и ещё она постоянно ходила с очень важным выражением лица, таким, словно никогда не улыбается, хоть это и было не так. Джет забавно вскидывала брови на все нарочито бессмысленные вопросы Рей, будто бы силясь понять, серьезно она или нет. И ещё она всегда так смотрела на нее… Глубоко. Рейне так казалось. Она будто бы стояла под рентгеновским аппаратом. Вместе с тем, глаза Джой всегда напоминали ей грустный водопад, и даже когда Джой улыбалась, Рей почему-то не покидало чувство, что она вот-вот заплачет, хоть и вряд ли она это умеет. Просто Джет — многогранная. Необычная. Она определённо более фундаментальна, чем то, какой ее выставляют идиотские жёлтые СМИ, эти пафосные, безмозглые хайпожоры. Рейна все еще не разговаривала с Грэгом из-за того, что он больше верил тупым идиотам из ноунейм-редакции, чем своей лучшей подруге. Конечно, он пришел в суд сегодня и попросил прощения потом… Рей пообещала ему подумать, но сейчас, пока она ехала к Джой и ощущала себя от этого счастливее всех, она поняла, что все ещё зла на него за те слова. Джой не заслуживает, чтобы о ней так думали. Она хорошая. Рей улыбнулась, подумав об этом, будто бы Джой могла видеть ее сейчас. — Мы скоро будем на месте, — формально кивнул ей водитель. Рейна кивнула ему тоже: что ж, вполне логичное, долгожданное предупреждение, учитывая, что они в дороге целых двадцать минут. — Мисс Джет уже ожидает вас на Марина-дель-Рей. Рейна просияла. Само солнце — этот большой, пылающий диск, опаляющий золотом всю планету, — светился в ее груди. Когда кабриолет мягко свернул в сторону порта, ее сердце невольно забилось громче. Оно билось в горле и занимало всю ее грудную клетку. В голове тут же возникла Джой, то, какой она была сегодняшним утром; все также немного печальная и ласковая, непривычно ласковая для своего костюма и оттого почти идеально вписавшая в себя те самые выдуманные Рей грани — Джой в костюме, Джой в халате, Джой в уличном. В начале Рей казалось, что она никогда не увидит Джет такой цельной, но со временем эти границы просто таяли… Таяли, как мороженое. Как то мороженое, которое Рей купила для них в парке, розовое и голубое. Сегодняшние слова Джой прозвучали в ушах, вызывая табун мурашек на золотистой коже: «Сначала твое платье». Рейна вышагнула из «БМВ», когда водитель с грацией открыл для нее дверь, как швейцар в хорошем отеле. Она завороженно огляделась. Водитель припарковался под навесом для авто, рядом с портом. Рейна никогда раньше здесь не бывала, но восхищаться одними лишь видами ей мешал голос Джой в голове. Чем ближе она была к ней, тем сильнее чувствовала, как между ними будто бы нити натягиваются, и нить Рейны точно обосновалась где-то внизу живота. Она шла вслед за водителем, опасаясь, как бы не потерять его из виду. Мужчина на секунду оглянулся на неё и, заметив, что Рей не слишком-то успевает, замедлил ход. Ей бы сейчас такие длинные ноги, как у Джет… — Мисс Ривера, лучше возьмите меня под руку, вы потеряетесь здесь, а меня уволят, если я не доставлю вас вовремя, — выдохнул он, остановившись прямо перед ней. Рейна сильно отвлекалась на мимо проходящих людей и даже не сразу поняла, что он сказал; она в рассеянном замешательстве уставилась на мужчину, и он терпеливо подал ей свою огромную шершавую руку. Поток людей здесь действительно поражал. Белые рубашки, лёгкие юбки — их смех и разговоры были громче, чем гул мелких товарных судов, покидающих бухту. Сумасшедший запах свежести проникал в ее лёгкие, и Рей снова хотелось визжать от восторга. Джой знала, куда ее приглашать. Девять дней в коробке и один вечер на Марина-дель-Рей. Внезапно второе полностью окупило первое. Белоснежные дороги из прессованных камешков и сияющие отели, рестораны и бары, музыка, этот гул — ничуть не раздражающий, а совсем даже наоборот, — и где-то там на ближайшей марине, куда они уже почти дошли, прорываясь через толпу отдыхающих, ее Джой. Интересно, на какой из всех отдаленно виднеющихся яхт? Небо все ещё было ясным, но тень уже упала и на часть океана, и на сушу, светящуюся желтыми вывесками. Рей обратила внимание на многочисленные фонари и инсталляции, и уже представила, как красиво будет светиться берег после наступления темноты. Рейна поднялась на мост вслед за водителем. Юбка ее короткого белого платья задралась выше, чем следовало, когда она поднималась, но она даже не заметила этого. Стук маленьких каблуков о причал — один из многих здесь — отдавался в горле, копируя стук ее сердца. Она перестала дышать, когда они остановились у края, а капитан какого-то невозможно гигантского, потрясающего судна показал на нее пальцем своему, наверное, помощнику, и они начали подплывать ближе к мостику. Белоснежная яхта с золотой надписью «Эмили» била в глаза своей яркостью, или Рейне, может, просто так показалось. Нос судна вспорол синюю гладь воды, и остановился ровно так, чтобы ступеньки на два верхних этажа поделили мост пополам. Рейна почувствовала себя мышкой, стоящей напротив целого плывучего дворца, когда этот дворец оказался так близко. До этого дня она тоже бывала на яхтах, но не на таких; пятнадцать метров — ее максимум, ни о каких этажах там не шло и речи, маленькая каюта под палубой, где они с друзьями ночевали почти друг на друге, когда пить и праздновать уже не было сил. А сейчас она ведь даже не празднует ничего. Водитель о чем-то переговаривался с капитаном, подошедшим к середине палубы. Они были похожи между собой. Кэп — такой же пожилой мужчина с добрым лицом, только на водителе был костюм, а на капитане — униформа и, конечно, фуражка. Рейна подумала, что он, должно быть, бывший моряк, но потом ее мысли и взгляд снова уплыли к роскошной «Эмили». И почему именно «Эмили»? Неужели в честь ее гениальной синеволосой программистки? Рей до боли в ногтях сжала большой букет ромашек, который собиралась подарить Джой. Теперь его просто хотелось выбросить. Пожалуй. Лучшее его применение. — Мисс Ривера, — махнул ей рукой капитан, — сейчас мой помощник поможет вам забраться на борт, простите, ему приспичило в туалет, а у меня нога барахлит, — виновато пожал плечами он и потом опять обратился к водителю: — Представляешь, этот огузок нажрался креветок из «Валмарта», предупреждал же его, что там одно дерьмо… Через пару минут какой-то хилый высокий мальчик таки помог ей оказаться на яхте. Она мило улыбнулась парню, который то и дело поглядывал на ее декольте, и вообще показался ей очень странным. Чуть позже капитан с добродушной усмешкой объяснил ей, что его помощник — чистый француз, ни слова не понимает по-английски, сколько ни талдычь ему перевод. После этого к ней сразу же подошла чарующая девушка с черным бантиком на горле — официантка — и коротко поведала, что на первом этаже кухня и каюты для экипажа, на втором — каюта мисс Джет и четыре для гостей, там же есть джакузи, бассейн и зал для боулинга с баром, а на третьем, куда она и вела ее, просто обширная зона отдыха. Рейна спросила у нее, где же сама Джой, и официантка ответила, что у нее сейчас важный рабочий созвон и она будет с минуты на минуту. Девушка любезно усадила Рей на бежевый диван почти на самом носу зоны отдыха и предложила ей выбрать любой напиток, а потом достала из маленького холодильника рядом с мини-баром трехуровневую тарелку с фруктами. Безумно красивые, яркие, идеальные кусочки чего хочешь, будто бы Рейна вдруг оказалась в какой-нибудь в Испании. Просто она была в Испании, и больше всего запомнила оттуда свой сильно изменившийся рацион: горы фруктов и смузи из этих фруктов, и ничего больше. Она вернулась домой с идеальной кожей и абсолютно, как бы сказали духовные практики, очищенной от токсинов мертвой еды. Скоро безымянная официантка решительно развернулась, бормоча себе под нос: «Белое вино, сырная нарезка, спросить насчёт виски, белое вино, сырная нарезка, спросить насчет…» — и растворилась в бурном шуме воды. Как привидение. Как какой-нибудь беглый сон. Сразу после ее исчезновения на палубе заиграла мягкая, спокойная музыка. Рейна невольно сжалась. Вместе с музыкой ее накрыло какое-то колючее чувство уязвимости, непонятно откуда взявшееся. Джой все не было, но она же придет… Рей положила букет ромашек на диван рядом с собой, проигнорировав оставленную официанткой вазу с водой на выдвижной столешнице. Здесь одна эта ваза наверняка стоила больше, чем вся Рейна, не то что ее букет. Без Джой такая атмосфера казалась ей слишком чужой и скользкой, холодной, как осьминожьи щупальца на лице. Рядом с Джой Рей как-то даже не особо задумывалась, сколько и что стоит, потому что Джой вела себя настолько просто и естественно в этом всем, что Рейне было легко забыть, насколько разные у них уровни жизни. Когда Джет было двадцать пять, она вошла в общий «Форбс» США, а Рейна в двадцать пять варит кофе за стойкой «Тыквы». Кажется, впервые, но Рей подумала о том, что с такой успешной женщиной рядом действительно не составит труда затеряться… В смысле, потерять себя и свои более приземленные мечты. Рей вообще-то никогда не горела желанием попасть в «Форбс», но, тем не менее, сидеть на этой яхте ей было бы куда комфортнее, если бы она в том журнале хотя бы числилась. — Рей, — знакомый голос вырвал ее из уничижающих мыслей одним махом. Рейна подняла голову и не смогла не улыбнуться: Джой шла к ней в как всегда свободном костюме, только каком-то очень лёгком — молочные брюки и рубашка поверх черного верха от купальника; она несла с собой бутылку белого вина и выглядела просто потрясающе. Рей обратила внимание на ее родинку под пупком, когда Джой подошла совсем близко, и не сдержала восхищённый вздох, когда представила, как целовала бы ее в эту родинку. — Какая ты красивая… Я что, умерла и попала в рай? — Нет, милая, в раю меня бы не было, — усмехнулась ей Джо и, оставив вино на столе, отодвинула его в сторону и села рядом. Она не соблюдала расстояния сегодня и уж точно не ощущала той неловкости, что сначала сковала Рей. Ладони Джой невесомо коснулись ее щек и их губы незамедлительно столкнулись. Джой целовала ее мягко, осторожно; губы у нее были немножко суховатыми, как повреждённые лепестки, а у Рей — просто сладкими от клубничного блеска. Рейна чуть приоткрыла рот, коснувшись зубами ее нижней губы, и сразу же почувствовала лёгкий металлический привкус. Языком она нащупала крошечные борозды там же, их было много и они точно были свежими, будто бы Джой последний час только тем и занималась, что кусала их. Джет отстранилась первой, глядя на нее чуть томно из-под опущенных ресниц. — Как тебе наша Заводь Королей после той чертовой камеры? Тебе нравится? Прости, раньше не получилось. — Шутишь? — дернула уголком губ Рейна. Ее рука нашла обнаженный участок тела Джет под рубашкой; кожа на ее талии была теплой и нежной, напоминающей шелковую постель в ее кровати. — Если бы не ты, я бы сидела там куда дольше. Никакой яхты, никаких кабриолетов и, что ещё хуже, никакой сексуальной блондинки прямо тут… — Я налью нам вина, — улыбнулась Джой и, перехватив запястья Рей на своей талии, вернула их ей на колени. — Тебе так идет, — взглядом намекнула Джой на ее волосы. Рейна вернулась сегодня к родным черным локонам. — Да, спасибо. Она поднялась и открыла «Шато Лафит», так, будто бы только это всю жизнь и делает. Рей не могла оторвать от нее взгляд. Она потерла ладони о свои колени, плавно, вверх и вниз, чтобы скрыть свое разочарование от того, что Джой так быстро заставила ее убрать руки. Рейна сжала ноги и попыталась настроиться на хоть какой-нибудь разговор, но тянущее желание становилось таким тягучим внизу, таким тяжёлым… Ей казалось, что у нее просто на лбу всё написано. А Джой была слишком невозмутима. — Держи, — она протянула ей наполненный бокал, а затем кивнула куда-то вниз: — Это мои ромашки? — А, это… — смутилась Рейна, рассеянно взглянув на привявший букет. Выглядел он теперь совсем так себе. Она покачала головой, мечтая, чтобы эти несчастные цветочки просто испарились отсюда. — Можешь их просто выкинуть. — С ума сошла? — Джой потянулась к цветам через стол. Она поставила их в вазу и расправила тоненькие стебельки, а потом наклонилась к мелким цветочкам, будто бы они действительно могли ей понравиться, да ещё и в таком виде. — Чтоб ты знала, Рей, я всегда выбрасываю сто и одну розу от своих акционеров, потому что я их ненавижу, но я совершенно не в состоянии выбросить такие милые ромашки от своей самой прекрасной девушки, которая, — Джой улыбнулась ей, за подбородок приподняв ее лицо, — так очаровательно смущается… — Ну нет, Джет, — засмеялась Рейна. — Я обожаю ромашки. — Это неправда. — А ещё я обожаю тебя, — уже тише сказала она. В следующую секунду Рейна опять почувствовала ее губы на своих, а ее пальцы — на своей шее, и ещё, наверное, ее настроение: оно было слегка необычным для Джет. Слишком осязаемое, почти третье между ними, оно сияло у Джой в глазах. — Простите, — сдавленный голос официантки вынудил Джет оторваться от Рей и обернуться. — Я принесла сырную тарелку, и, мисс Джет, шеф-повар интересуется, чем вы с мисс Риверой будете завтракать, и желаете ли вы виски сейчас. Возможно, что-нибудь ещё. Когда официантка, которую Джой назвала «Кэс» (у нее всё-таки имелось имя!), ушла, Джет, уже успевшая что-то там чиркнуть в блокноте у Кэс, опять опустилась на диван рядом с Рей. Она сидела, подогнув под себя одну ногу, на Джо не было обуви, и ее постоянные игривые прикосновения не кончались на протяжении всего вечера. Рейна рассказала ей о том, как все случилось с Сетфордом, и об испуганных просьбах Аврил не связываться с Джой, потому что «она явно маньячка» — это заставило Джой смеяться, — и ещё о каких-то мелочах, пока, наконец, у Рей не закончились слова. Она по-прежнему не могла отвести от Джет глаз, но чем дальше, тем сильнее ее одолевало предчувствие, что с Джой что-то не так; Рейна пыталась заглянуть ей в лицо постоянно, точно также, как Джо постоянно касалась ее, но это было почти невозможно. Она смотрела то на плавно отдаляющиеся от них очертания марины, то в бокал, то на грудь Рей. Ее блуждающий взгляд можно было найти просто томным, а тон — флиртующим, если бы Рейна провела с ней чуть меньше вечеров, чем они провели за прошедшие два с половиной месяца. Джой, наконец, поведала Рей, куда ей надо было так срочно лететь в прошлое их свидание, и о том, почему разговаривала с ней так холодно, и о Рикки, и о ребенке, и все эти серьезные слова слетали с ее губ слишком просто, чтобы Рейна могла всерьёз задуматься о их смысле. Она не ревновала Джой к Лете — она прекрасно помнила, что Лета мертва, а Джет — так очевидно — ещё больно от этого, но Джой ни разу не упомянула имени Леты вслух, зато раз пять сказала сбивчивое «прости». — Я уговорила Рикки остаться в Лос-Анджелесе, надеюсь, она не изменит своего решения, когда этот ее недорэпер-бездельник явится здесь, — с явным недовольством пробормотала Джой. Ее отсутствующий взгляд лениво скользил по обнаженной ноге Рей, от колена и почти до начала кружева, вместе с кончиками ее же пальцев. — Зачем тебе это, Джой? — спросила у нее Рейна, поддавшись праздному интересу и лёгкому, но все же уколу ревности — не к Лете, конечно, но почему бы и не к Рикки? Она сделала попытку поймать сосредоточенность Джой и мягко положила ладонь на ее щеку, но Джет лишь коротко поцеловала её во внутреннюю сторону и вынудила опустить руку обратно. Черт возьми. — Не знаю, мне кажется, что в этом есть смысл, — задумчиво ответила Джой, и ненадолго прикрыла глаза, будто бы капли Тихого могли касаться ее лица. Яхта неспешно шла вперёд, берегов давно не было видно; до заката ещё оставалось немного времени. Небо стало невесомо-голубым, с художественно размазанными штрихами белого. Рейна, откинув голову, смотрела вперёд, выше, не наталкиваясь на высокие борты. Небо было безупречным сегодня, как крем, как безе, как взбитые сливки с черничным красителем, и если бы Джой посмотрела в ее глаза дольше пары секунд, Рей, возможно, увидела бы в ее зрачках то же самое. Тщетные попытки Рейны понять, все ли в порядке без слов успехом не увенчались. Впрочем, их молчание, казавшееся необходимостью после долгих обсуждений, накинуло шаль спокойствия Рей на плечи. Наверное, ей не стоило переживать за Джой. В конце концов, из всего ее окружения Джой — единственная, кого можно было бы смело окрестить «лишенная инфантильности». Джет не Аврил, которую надо было защищать, и даже не Грэг, которого Рей всегда кутала в шарф, если он выпирался с открытым горлом в промозглую зиму. Рейна, может, и хотела бы заботиться об этой упрямой Джой, спросить у нее чуточку больше, чем осмеливалась, но Джет воистину носила не костюмы, а доспехи, и Рейна просто не видела, что там под ними… Не понимала даже интуитивно, что ей следует сделать, что можно, а что — нет. Эта женщина волновала её также сильно, как буря штормила бы Тихий, но все ее порывы заглушались сталью на коже Джет. Лишь пару раз она была перед Рей почти-открытой, но это так быстро кончилось, что теперь Рейна думала: показалось. Рей медленно перевела взгляд с неба — на Джой, задумчиво застывшую на одной точке в дальнем конце палубы. Она кусала губы и кружила пальцами по ободку бокала. Рей рассматривала ее красивый профиль, ее жёсткие волосы — сейчас чуть короче, чем «пикси», разглядывала крупный жемчуг в ухе, заметила, как капля крови выступила на ее нижней губе, и как Джой мгновенно убрала ее языком… Рейна прервала их молчание первой. Под влиянием тягучей тоски из-за ее замкнутости она спросила: — Рикки нравятся женщины? — Я думаю, нет, — просто хмыкнула Джой; Рейна полагала, что она не расслышит ее вопрос, но ошиблась. Джет посмотрела на нее с лукавым прищуром: — А что? Рей заметила, какие красные у нее глаза. — Просто ты так хочешь, чтобы она с ребенком осталась тут, что я думаю, может, это твое желание подкатить к ней тебе диктует. И вам даже не придется ждать, чтобы стать полноценной семьёй, ее дочка ведь уже есть. Два в одном, — как-то меланхолично повела плечом Рейна, и от своих же слов ее подмутило. Представлять, что Джой бросает ее, как и все, кто был до — самое отвратительное, что могло бы случиться с Рей на данном этапе жизни. Она хотела серьёзности и чтобы ее любили, и больше никаких долбаных качель, с расставаниями сегодня и новыми отношениями уже ночью. Рейна поставила бокал на стол и решительно заставила Джой смотреть на себя, прямо в лицо. Джет опять попыталась убрать ее хватку со своей скулы, но Рей это уже начинало бесить. — Джой. Скажи мне честно, если рано ещё говорить о любви, то ты чувствуешь ко мне хотя бы что-то подобное? Я не понимаю. Мы вроде пара, но я чувствую, что что-то не так. Может, это правда из-за этой Рикки? Если да, скажи мне сейчас. — Рей, ну что такое говоришь, — снисходительно улыбнулась ей Джой, но эта улыбка совершенно не стала для Рей облегчением. — Это же глупости. Рикки не волнует меня как женщина, она гетеро, она сестра… — Джой проглотила имя Леты, просто кивнув с небольшой паузой, — и вообще, я не преследую цели «не ждать» или какое-то там «два в одном». Мне нравишься ты. — Тогда в чём… Звонок телефона оказался настолько неожиданным, что Рей чуть не подпрыгнула. Громкий рингтон разорвал тихую мелодию, плывущую в колонках, как безмятежный океан вслед за судном. Она вытащила его из сумки и прочитала на экране имя. — Прости, я отвечу, — сказала она кивнувшей Джой и отошла подальше, почти к середине палубы. Ветер оставался таким же теплым. Ее длинные, чуть волнистые волосы зашевелились, вторя южному. — Рейна? — обеспокоенный голос вместо «алло» резанул слух. — Да, Лили, — ответила она. Они с Лили знали друг друга ещё со школы, но их пути предсказуемо разошлись, когда Рей пошла изучать ненужную ей профессию в Калифорнийский, а Лили — увлекавшую ее медицину в Нешвилл. Спустя несколько лет они обе жили в Даунтане, но виделись очень редко; последний раз… О, черт, точно! Рейна вскинула брови, вспомнив, что просила ее проверить ту розовую таблетку из пиджака Джой. Но это было около месяца назад, и она совсем забыла о своей просьбе. Уже без разницы, что за таблетки; Рей была на девяносто девять процентов уверена, что это какое-то выписанное ей врачом успокоительное. — Слушай, я сейчас немного занята, так что… — Всего пара слов, Рейни, — настойчиво перебила ее Лили. — Я проверила ту пилюлю, что ты просила, прости, что так затянула, но, в общем, где бы ты ее ни взяла, лучше тебе больше не связываться с этими штучками. Помнишь массовое самоубийство в бизнес-центре, девятьсот человек? «Феназепамовый рай», черт его дери? Так вот, детка. Это феназепам. У Рейны внутри что-то резко оборвалось. — Этого не может быть, — сдавленно ответила она. — Нет, Лили. Этого не может быть. — Это точно феназепам, — возразила она. — Я работаю в лаборатории три года и уж могу отличить, так сказать, зерна от плевел. Где ты его взяла, Рейни? Ты знаешь, какой срок дают за такие штучки? Я никому не скажу, разумеется, но завязывай иметь какие-то дела с этим, незнание не освобождает от ответственности. Рейна поблагодарила подругу и быстро сбросила, едва не выронив телефон за борт. Сердце тут же истерически заколотилось, сбив к черту дыхание. Руки у нее предательски затряслись следом, словно их за ниточки кто-то дергает. Память любезно подсунула все их встречи, все их свидания, даже их сообщения… Рейна судорожно перебирала все это в голове, как бумажные фотокарточки, и в конце концов запуталась в собственных воспоминаниях, как в гнилых нитках. Она широко распахнула глаза, когда Джет коснулась ее плеча, и слишком суматошно развернулась к ней с диким, сумасшедшим ужасом, который совершенно точно читался в ее лице. Как она не догадалась сразу. Как можно было совсем не подумать об этом. Перед глазами тут же материализовалось давнишнее воспоминание об отце, которое Рей помнила совсем смутно, но не хотела бы помнить и вовсе: вот ей пять, она одевается в садик, а через минуту ее папа выбивает дверь и требует у бабушки отдать ему ее колье. После отказа он садится на выбитую дверь и просто смотрит в одну точку, не моргает, не двигается, не шевелится; Рейна пытается что-то ему сказать, но единственный ответ, который ей достается — это широченные зрачки на всю радужку и стеклянный, неестественный блеск… О боже мой. — Что случилось? — спросила Джой. — Ты наркоманка, Джет? — чувствуя, что вот-вот сорвётся, спросила Рейна. Она сделала шаг навстречу, сокращая расстояние между ними до минимума, и обхватила руками ее щеки. — Посмотри на меня! О господи! Ты же чертова наркоманка! — Это не так, — спокойно ответила она, словно они где-то на хреновых переговорах. Джой опустила ее руки и взяла Рей за плечи, но она вырвалась, не в силах совладать с волной страха, поднявшегося из самых глубин сознания. Рейна до боли сомкнула зубы и пальцы на парапете у борта, и все пыталась одолжить у океана хотя бы кусочек его покоя. — Ты глотаешь феназепам, Джет. Как леденцы. Господи, как грёбаные леденцы… Я думала, это какие-то легальные транквилизаторы, что тебе прописал их психиатр, что это часть лечения после смерти Леты, что… Какая же я идиотка, это просто не укладывается в мозгах… — Я глотаю феназепам, когда у меня начинается паническая атака, или когда я чувствую, что она должна начаться. Я принимаю его в крайних случаях, Рейна, — твердо проговорила она, и Рейне хотелось поверить этим словам до спазмов в желудке, но было одно большое «но»… — Я не наркоманка. — А сейчас, Джой? — проглотив полынную горечь на корне языка, поинтересовалась Рей. Она посмотрела на Джой. Сердце болезненно защемило. — Что из этого тревожит тебя сейчас? Ты же обдолбанная прямо сейчас, так? Я весь вечер думаю, что же не так, что же… А ты просто обдолбанная, мать твою. Что не так здесь, у тебя паническая атака на этой роскошной яхте, рядом со мной? Это даже не работа, не что-то важное. Зачем ты принимала это дерьмо сейчас? — Рей, я в порядке, — с той же железобетонной уверенностью. — Правда. Это было не сейчас, а ещё днём, эффект не закончился. Тогда я была на работе. Пойми, пожалуйста, я не могу облажаться на работе. Это поставит под удар всё, это риск. Я вынуждена принимать его иногда. — Иногда? Как часто, Джой? — предчувствуя подступающие слезы выдавила она. Джой подошла к ней вплотную, и ее руки легли Рей на талию. Это объятие нельзя было назвать мягким. Она прижала ее к борту так сильно, что Рейна почувствовала удар железа о позвонки, и болезненный стон слетел с губ. — Прости, — прошептала она, уперевшись своим лбом в ее, и тут же ослабила хватку. — Я не хотела. — Хотела. — Нет. — Скажи мне, как часто, — получилось уже не так настойчиво; опасная близость желанного ею тела влияла на Рейну одумарнивающе. Эта чертова Джой, учитывая её опыт в курортных романах, точно знала, как играть на теле слишком чувствительных, влюбленных в нее до беспамятства; это бесило Рей в равной степени с нахлынувшим возбуждением, которое она совершенно не умела брать под контроль. — Нечасто, — нехотя ответила Джет, и столкнула их губы в затяжном поцелуе. — Я в полном порядке, милая. — Это манипуляция… — Нет, — невинно качнула головой Джет. — Я даже не знаю, что это. — Джой… — Всё под контролем. — Я переживаю, — сказала Рей. — Это серьезно. Пожалуйста, Джой… — Я сказала всё под контролем. Ее губы сползли Рей на шею, настойчиво пуская мурашек по телу, и Рейне тотчас захотелось ей сдаться. Джет умела быть убедительной, хоть окончательно погасить свернувшуюся в комок тревогу у нее и не вышло. Только притупить. Слегка замазать. Горячее дыхание щекотало Рей за ухом, и на фоне красной лентой мелькало — феназепам. Джет и феназепам… Феназепам вообще можно принимать контролируемо? — Нет, кто-то увидит, — протестующе замычала Рейна, когда ощутила, как полы ее платья ползут вверх. — Никто не увидит, — с уверенностью выдохнула Джой ей в губы, — никто больше не придет сюда. — Легко тебе говорить, это же не ты с моей рукой в белье… Пойдем в каюту? Джет… — Позже, — жарко шепнула она. — Я хочу здесь. Тебе понравится. Смотри, какой красивый закат, Рей… И Рей все же сдалась, потому что Джой невозможно было не сдаться; она замолчала, позволив убедить себя, что всё действительно под контролем, у Джой ведь не может быть иначе, так?.. Тихий всплеск океана где-то внизу, шум мотора и музыка, разрезающая пространство; бабочки в животе взмыли вверх, когда туманный взгляд Рей зацепился за красивый закат — красивый же, да, Джой так и сказала, — и ещё раз взмыли, перевернув все внутри, когда Джой опустилась перед ней на колени, и когда руки Рей сильнее вцепились в парапет… Она сдалась накатившему на нее жару, когда Джет развязала низ ее купальника, а потом сдалась и ещё раз — когда Джой совершенно наглым образом прильнула языком к ней между ног, также резко и бесцеремонно, как в прошлый раз. Голова пустела пропорционально нарастающему «хочу» внизу живота. Рей сжимала ее пальцы, которыми Джой крепко обхватывала ее бедра, не позволяя двигаться, а железная перекладина сзади давила на спину, и Рей снова подумала, что она это специально, специально делает это сейчас, чтобы не разговаривать; специально уходит от темы, лишая Рейну возможности связно мыслить; специально — меняет слова на стоны. Очень скоро Рей и вовсе оказывается на полу, а Джой — сверху, и пылающее небо кружит голову похлеще вина. Ткань костюма Джой соприкасается с кожей Рейны, пока она с шумным выдохом выпускает изо рта скопившийся звук. Музыка качает ее, как белоснежная яхта далеко в Тихом. Джой качает ее сознание, вынуждая просто лежать под ее напором, стискивает запястья, целует каждый чувствительный дюйм. Рей никогда бы не подумала, что в ней может быть столько силы. Из-за мелькающих мыслей о феназепаме в крови Джет Рейне этот секс казался сбитым, прямо как дыхание, и неизбежным, словно она не имеет права на «нет». Рей поддавалась. Джой — долго не останавливалась и не позволяла себя раздевать. В каюте они продолжили то же самое, как немое кино о пустом гедонизме, где после бесчисленных судорог, сжимающих ее пальцы, Джой выдохлась. Она поцеловала Рей в губы, ненароком прокусив нижнюю до крови. У Рейны на ресницах проступили слезы от ее долгого взгляда — отсутствующего и далёкого. Расплывчатого, словно ее здесь не было. — Джой… — вздрогнула Рей и потянулась к ее щеке. Она лишь покачала головой и приложила палец к ее губам. — Тш-ш, — на выдохе, — не говори ничего. Путаное возбуждение покинуло ее быстрее, чем бывало обычно. Рей почему-то дьявольски захотелось плакать. Страх, как оборванный трос под ногами; он стал больше, чем после звонка Лили, и Рейна подумала — быть может, такой вывод тревожил ее впервые после того, как она кончила от чужих рук несколько раз за ночь, — что ей не стоило на это вестись. Джой обнимала ее во сне. Рейна, засыпая, чувствовала какой-то неправильный холод от льняной ткани ее костюма; так бывает, когда к обнаженной коже прикладывают железо.***
Она открыла глаза в половине десятого утра с ощущением, будто и не спала вовсе. Рей обнаружила, что всю ночь провела в одном положении, также, как и уснула — на левом боку и с рукой Джет на своем бедре. Затекшее тело заныло вместе с этим осознанием, но она лежала так ещё минуты три, тупо пялясь в круглый иллюминатор с ее стороны кровати. За стеклом ярко светило солнце, проникая в просторную каюту одним широким свечением, и пускало блики на волны с другой стороны; океан спокойно прыгал туда-сюда, дурашливо и играючи. Рейна улыбнулась завораживающему виду и медленно перевернулась на спину. Джой спала. Рей ещё раз посмотрела на часы на стене, чуть приподнявшись на локтях. Она даже подумала, что, может, не так определила время — всё-таки Рей могла неверно понять эти странные часы в виде минималистичных планет, явно стоящие больше, чем ее почка в лучшие времена, — но нет, они действительно показывали половину десятого. Рейна спала с Джой в одной кровати не меньше десяти раз и в каждый из этих разов Джой будила ее ни свет ни заря либо просто вставала раньше сама, чтобы травить себя табаком на балконе, но чтобы первой просыпалась Рейна?.. Она подозрительно пригляделась к ее дыханию. Ей показалось, что грудная клетка Джет в купальном лифчике вовсе не поднимается и не опускается, даже немножко. Мятая рубашка сползла и оголила плечи. — Джой, — окликнула ее Рей, и имя ватой заполнило рот. — Джой? Она потрясла Джой за плечо. И за руку. Даже несильно ущипнула ее под пупком, там, где у нее была родинка. Сердце Рейны тревожно ёкнуло, когда чертова Джет даже не шевельнулась. — Джет! — громко воскликнула она. Ее обдало холодной испариной от ужаса, а потом вместо сердца забилась паника. — Твою мать, Джет, ты слышишь меня? К счастью, уже от следующего толчка Джой таки поморщилась. Она едва разлепила веки, они были тяжёлыми и опухшими. Долго держать их раскрытыми не получалось. — Что такое?.. — со вздохом выдавила из себя Джой. — Рей, пожалуйста, ещё полчаса, у меня же выходной… — Ты никогда так долго не спишь, — тут же ринулась к ней Рей, с какой-то садистской одержимостью сжав ее плечи. Джой почувствовала, что ей дико больно от ее пальцев, как будто она жмёт на свежие гематомы. — Джет! Посмотри на меня. — Я в порядке, я просто… — простонала Джой, вяло пытаясь сбросить ее руки. — Так хочу спать… — Ты принимала вчера этот долбаный феназепам не на работе, да? Ты выпила его уже здесь? Ты соврала мне? Джет! — Рей, всего полчаса, — бормотала она едва слышно. Джой ткнула в нее ладонью, и Рейна убрала руки. — Иди позавтракай, я скоро встану, правда, просто… Ещё немного… — Джой. Феназепам. Скажи да или нет? Джет снова спала. Очевидно. Провалилась в свою наркоманскую яму обратно, как только Рейна перестала прикасаться к ней. Рей нащупала ее пульс для собственного успокоения. Выпрыгивающий стук в висках сбивал ее со счета два раза; пульс Джой и так еле прощупывался. Рейна насчитала тридцать два удара за минуту. Она тяжело выдохнула и обхватила руками голову. Она не представляла, что ей делать.***
Джой пыталась открыть глаза очень долго. Ей казалось, что это так сложно, что почти невозможно — все равно что ее кроссовер одной рукой поднять и перевернуть вверх тормашками. Безуспешные попытки длились вечность; Джет то распахивала их полностью, выныривая из глухой темноты, то снова тонула в забытье. В один прекрасный момент их нескончаемого потока Джой заставила себя сесть. В голову тут же ударил колокол. Она понятия не имела, сколько времени прошло после того, как Рей будила ее, поэтому беглый взгляд на часы ничего не прояснил. Глаза резало от яркости, и эта проволочная боль своими корнями уходила куда-то в мозг. Она не закапала глаза на ночь. Да, в этом дело — логично же, Джой никогда не забывала закапывать их после операции по коррекции зрения, а вчера ей было не до этого. Она нащупала на прикроватной тумбе пузырек «Систейна». Спустя минуту Джет поднялась на ноги, кое-как добрела до ванной комнаты и плеснула в лицо ледяной водой. Из отражения на нее долго смотрела какая-то побитая собака, а потом Джой заскрипела зубами, сжимая края раковины, чтобы не поддаться сумасшедшему желанию долбануть кулаком о зеркало. После душа легче не стало. На нее накатывал то жар, то холод, из глаз, несмотря на положенную дозу «Систейна», будто бы вот-вот собиралась политься кровь. Джой была полностью разбита, и все равно отказывалась признавать, что ей не хватало вовсе не глазных капель. Джет поднималась на верхнюю палубу, заранее понимая, что Рейна, возможно, захочет продолжить вчерашнюю тему, которую Джой ненавидела больше, чем все остальное дерьмо в своей жизни, но она была, наверное, готова к этому… А может, и нет. Ей нужно было покурить. — Мисс Джет, добрый день, — голос Джорджа на первом заставил ее обернуться и опустить голову; Джой стояла на лестнице. Солнце палило так, словно здесь чертова Сахара. Она сымитировала козырек ладонью и, жмурясь, посмотрела на повара. — Что вам приготовить на… Завтрак? Час дня. Хорошая шутка. — Воды с мятой и льдом, — хрипло ответила Джой. — Цистерну. Рейна уже завтракала? И если да, то когда? — В десять, — отозвался Джордж, с дебильной улыбкой поправив колпак на круглой голове. — Хреново. Значит, полчаса превратились как минимум в три — и лучше бы Джой сразу прыгнула в Тихий, чтобы не провалиться перед ней сквозь землю за этот грёбаный стыд. Она обнаружила Рей сидящей на одном из длинных диванов: она сидела к ней спиной, подогнув под себя одну ногу и уложив голову на локти на широкой части борта, походящей на стол как раз для загадочных наблюдений. Кэп поднял навес, чтобы не схлопотать солнечный удар. Джой вошла в спасительную тень, и тут же, словно желая успокоить ее окончательно, ей в лицо повеял приятный ветер, наполненный солью и свежестью. Она сделала глубокий вдох прежде, чем сесть за спиной у Рей и окликнуть ее. Рейна медленно повернулась. Ее золотистая кожа сияла на свету, как от шиммера. Джой в очередной раз подумала, какая же она красивая… Тоска, смешанная с виной — о, ее любимый коктейль — обременила Джет плечи. Впервые она видела Рей такой угрюмой. Ее выражение не нуждалось в озвучке. — Прости, — сказала Джой, не зная, что ещё в такой ситуации можно сказать. Лета никогда не смотрела на нее вот так: словно Джет сплошное разочарование или лужица какая-нибудь под ногами. — Я прочитала, что может случиться, если смешать феназепам с алкоголем, — сказала она, и ее лицо стало ещё мрачнее. Джой почувствовала неизменную горечь во рту. — Ты это знаешь? — Если я отвечу, что знаю, то ты все равно скажешь? — Отравление, патологическая сонливость, падение давления, кома и смерть, — как по скрипту перечислила Рейна. Джой захотелось закатить глаза. — Я еле нашла твой пульс с утра и насчитала тридцать два удара, а перед этим я чуть не чокнулась, потому что не могла понять, дышишь ты вообще или нет. Джой выпрямилась, глядя прямо перед собой, и сползла на диване ниже. Закрыть бы сейчас свои грёбаные глаза, и всё. Один бог знал, как сильно она не хотела обсуждать всё это. Хотя нет, наверное, даже сам бог не знал. — Я извинилась, — скрипнула Джой, ощущая на себе тяжёлый взгляд. — Мне жаль, что так получилось, я виновата. Что ещё, Рей? Откуда ты знаешь про феназепам? Залезла в мой пиджак и отдала таблетку в лабораторию? — Только не пытайся обвинить меня в этом. Я поверила тебе. Я забыла про эту хренову экспертизу. Думала, что уж кто-кто, но Джой Джет-то точно знает, что делает. — Я знаю, что делаю. — Ни черта ты не знаешь, — зарычала Рейна. — Или ты думаешь, что все, кто сдох от феназепама в бизнес-центре, говорили иначе? Все эти наркоманы? Сколько ты уже сидишь на нём? — Я не наркоманка, — Джой метнула в нее гневный взгляд. От резкого движения в голове разорвалась молния, и Джой еле сдержалась, чтобы не застонать от боли. — Не надо делать Темзу из канавы. Я уже сказала тебе, что у меня всё под контролем, и я принимаю его тогда, когда не имею права… облажаться. Рейна шумно втянула носом воздух. Джет тоже злилась, только у нее не нашлось сил для патетических вдохов. Она прикрыла глаза и сложила на груди руки. — Активное действие этой твоей гребаной наркоты шесть часов, — почти по буквам произнесла она, будто бы Джой тупая или глухая, или вообще все вместе. — Если бы ты выпила его на работе днём, ты бы не была к вечеру такой обдолбанной, как вчера. Я не такая идиотка, Джет, как ты думаешь. Если ты не хочешь меня в адекватном состоянии… — Рейна, — процедила Джой, — умолкни. Между ними мгновенно повисла тошная, грузная тишина; Джет чувствовала, как ее кровь начинает клокотать внутри, как приливает к голове ещё больше, становясь горячей и пенистой. Руки, до боли стиснутые в кулаки и спрятанные в согнутых локтях между тканью рубашки, подрагивали от напряжения. Она вынужденно открыла по-прежнему, как и до «Систейна», воспаленные глаза, глядя вперед. Борт напротив заслонял обзор, но она уже видела многочисленные паруса судов в бухте и возвышающиеся здания на берегу. — Я просто пытаюсь понять тебя, — тихо сказала Рейна после затянувшейся паузы. — Если ты действительно считаешь меня своей девушкой, то какого черта ты отталкиваешь меня? То, что происходит, то, что было вчера — это разве недостаточный повод для разговора? — Недостаточный, — с нажимом выговорила Джой. — Тебе было плохо вчера? Очевидно, нет. Все остальное не твое дело. — Мне не нравится, как ты разговариваешь со мной. — Твою мать, Рейна! — сорвалась с дивана Джой, метнув на расстерянную девчонку ледяной взгляд. Грудную клетку залило горячей, шипящей яростью, и она не могла больше сдерживаться. — Так не говори со мной! Вообще закрой рот и просто не трогай меня! Какого хрена ты лезешь? Тебе не живется спокойно? — Ты хотела спросить, — поднялась Рейна, встав напротив, — какого хрена я не притворяюсь, что всё «спокойно»? У Леты ты тоже это спрашивала? Джой отвернулась, с силой схватившись за края борта. Ногти пронзило, как от иглы, когда она намертво вжала их в корпус судна. Ресницы взмокли в одну секунду, и Джет даже показалось, что не от слёз, а от дикой, жужжащей, вкручивающей в нее болты ярости — она будто бы стала жидкой и потекла у нее по лицу. Джой думала: только бы не ударить её. Только бы не ударить её, как Лету. — Джой… — Да пошла ты, — с трудом ровно вытолкнула она. Мерзкие слезы начали жечь и першеть в горле. Она не услышала, как Рейна спустилась, только когда Джой обернулась, ее уже не было. Кэп пришвартовал яхту, и в этот момент Рейну еще можно было догнать и умолять простить её, но Джой не стала этого делать. Она открывала рот, чтобы вдохнуть, и поняла, что даже дышать ей не удается нормально. Злость исчезла. Дикое сожаление сжало сердце, когтистые лапы вины перекрыли кислород, а картина ни разу не обернувшейся назад девчонки, идущей по мосту, добила Джет окончательно. Джой сползла на пол и уткнулась носом в колени. Она сидела, пытаясь начать дышать, до того, как она снова смогла выдавить из себя пару слов. Джой долго уговаривала себя набрать номер сестры. Слезная дрожь прошибала голос, губы и руки. Ей казалось, что она сейчас разорвется. — Можешь приехать, пожалуйста?.. — умоляюще прошептала Джой, судорожно прижимая телефон к уху. — Пожалуйста, Роуз… Я не справляюсь.***
— …Что бы ни случилось, мы справимся, — заверила ее Роуз, когда Джой, впервые за три года, что Роуз в ЛА, без возражений села в ее машину в качестве пассажирки. Джет мельком заметила свое отражение в зеркале заднего вида и спрятала лицо в ладонях, чтобы больше не видеть этого. Она ни слова Эр не сказала, пока они возвращались в Даунтаун, потому что все ее мыслимые и немыслимые силы уходили на то, чтобы не рыдать белугой, как тупая пятнадцатилетка. Всю дорогу Джой прокручивала их с Рейной разговор в памяти и те две долбаные таблетки вчера вечером, которые она выпила скорее с предвкушением, чем с сомнениями. Последнюю неделю она старательно убеждала себя в том, что ничего страшного, это же не проблема, ей на все наплевать. Четыре дня Джой слетала с тормозов, чтобы на пятый получить красочный финал в виде дыры в груди размером с Марианскую впадину. Не надо было ей бросать транквилизаторы. Не надо было даже начинать всё это дерьмо. Вся ее жизнь там варится, и пускай варилась бы так до конца. Бесполезные попытки вернуть прежнюю жизнь, в то время, как по-прежнему просто не могло быть. Никогда и ничего уже не будет как раньше. Джой всхлипнула себе в руки. Роуз, уже подъезжая к комплексу с апартаментами, свернула к въезду в паркинг. Она точно торопила себя. Точно превышала скорость. Нельзя доехать до Марины-дель-Рей за десять минут, через которые Эр появилась там, без нарушений ПДД. Они поднялись на тринадцатый этаж и как-то, мимо помутневшего сознания Джет, оказались в апартаментах у Роуз. Она жила здесь, когда Али с детьми были ещё в Копенгагене, и тут, как и раньше, было до невозможности светло, только вещей меньше. Роуз усадила Джой на диван посреди гостиной, закрыла жалюзи и вернулась назад. — Итак, — напряжённо выдохнула она, присев перед Джет на корточки. Ее сосредоточенный взгляд буквально вцепился Джой в лицо, и этого она тоже не могла выдерживать. Она сидела, положив ногу на ногу в мятых брюках, и опиралась лбом о согнутые в локте руки. Джой потерла виски, гипнотизируя узоры на паркетной доске. — Ещё минуту, — срывающимся голосом объявила она. — Я сварю какао, — ласково сказала Роуз и погладила ее по руке, чуть задержавшись на пальцах. — Джо, тебе не надо сдерживаться, если ты хочешь плакать, я не наш папочка. Выпусти всё это. — Нет, нет… Но слезы начали течь по щекам совершенно непроизвольно, словно резервуар внутри был катастрофически переполнен. Джет громко втянула воздух, ощущая, как задрожало горло, и начала одержимо утирать эти идиотские проявления слабости на своем лице. Роуз поджала губы и спустя, наверное, минуту попыток Джо прекратить водопад, текущий из глаз, с нажимом отняла от лица ее руки. Джой уже начала скатываться в истерику с этим бесконечно повторяющимся движением. — Перестань это делать, — спокойно сказала Роуз, не отпуская ее запястий. — Ты сейчас дырку в щеках протрешь. — Роуз, — все-таки (или наконец?) прорыдала Джо, — ничего не получается. Не получается ничего. Не получается… — Иди ко мне. Джой послушно сползла на пол прямо в крепкие объятия сестры. Роуз, проглотив ком в горле, начала гладить ее по голове. Она не хотела говорить ей стандартное «тише» или «все будет хорошо»; она знала, что её всегда сильной Джо просто нужно немножко выпустить пар — и тогда ей станет легче. Эр не представляла, что сейчас творится у нее внутри, если Джо годами не плакала вот так, учитывая, что три года назад ее жизнь буквально сломалась напополам. Сначала та конченая стерва Кэролин, потом — стриптиз-клуб с почти голой Летой на сцене, а спустя неделю — лужа крови под головой девушки, которую — Роуз была уверена — Джой безумно любила. Эр укачивала ее взад и вперёд, будто бы это хоть как-то могло ей помочь. Тело Джо содрогалось так, словно у нее в груди молнии бьют; она почти выла Роуз в плечо. — Не-говори-никому, — всхлипнула Джой, судорожно хватаясь за нее крепче. — Не говори никому, что я плачу. Не говори никому… — Конечно, никому не скажу, — закивала Эр. — Я с тобой, малышка. Я тут. Роуз не смотрела на время, но окончательно успокоилась Джо часа через полтора. Она так и не сказала ей, что произошло на чертовой яхте, потому что просто не могла связно говорить, а потом вырубилась прямо на Роуз, как разряженный телефон. Эр уложила ее на диван и укрыла. Заплаканная и утомленная, она была так чертовски похожа на себя юную, что Роуз не могла перестать смотреть на нее. Такую Джо она оставила одну с их полоумным папочкой. Такая Джо слёзно умоляла её не уезжать. Боже. Роуз вздрогнула от внезапной вибрации телефона в кармане. Звонила Али, и только благодаря ей у Роуз получилось оторваться от наблюдений за спящей Джо и отвлечься от обволакивающих ее приступов говорливой совести.***
Джой залило краской как только она вынырнула из сна и поняла, какой долбаный стыд она устроила Роуз. Мозги, видимо, все же возвращались на место, потому что она буквально взялась за голову. Ей немедленно захотелось сбежать отсюда и не попадаться больше Эр на глаза, но это было глупо и, к тому же, невозможно. Джой сходила умыться в ванную; там же, стоя около раковины и вспоминая, какой длинный и гадостный сегодня выдался день, не сдержалась от потаканий новой дурной привычке: она сгребла кожу на бедре и ущипнула себя. Физическая боль иногда хорошо отрезвляла. Как пощёчина. Красный след от пальцев пришелся аккурат с тремя предыдущими синяками. Она вышла обратно в гостиную. Там уже горел теплый свет торшера возле недавно обновленного мятного дивана, окна были наглухо зашторены и Эр стояла возле плиты, что-то негромко напевая. Что-то забавное. Сладкий запах шоколада ударил в нос, мгновенно согревая ледяную Джо изнутри. Роуз улыбнулась ей, будто бы не было никакого мразотного позора днём. Они сели на диван, и Роуз заставила Джой поесть. Немного вегетарианской лазаньи перебили чувство тошноты, но Джой едва запихнула в себя еду, все ощущалось на языке пресной травой. Эр что-то беззаботно тараторила и попутно ужинала сама. Она не заостряла внимания ни на чём, что у Джой, по правде сказать, комом стояло в горле, но Джой понимала, что сама инициировала всё это и сама должна начать говорить. Так будет правильно. Так будет честно. Только вот ей не хватало духу сказать вслух ту самую правду, от которой ей разрывало мозги и вскипала кровь, так что вместо долгих речей Джет просто вытащила из внутреннего кармана пиджака фиолетовый пузырёк. Вытащила его и в повисшей тишине показала Роуз. Чтобы она ещё раз, видимо, убедилась, какая на самом деле Джой слабачка. Наркоманка. Во рту стало горько. Роуз молча посмотрела на пузырек, покрутила его в руках. Открыла, и прочитала на внутренней стороне мелким шрифтом: «Феназепам. 5мг». Затем она с завидным спокойствием поставила пузырек на журнальный столик, сходила к кухонному столу, разлила в большие кружки какао и отдала зелёную Джой. Джой — без маршмеллоу и пенки. Роуз любила и то, и то. — Давно? — спросила она. Эр была в замешательстве — Джой видела это по ее взгляду, который Эр прятала, пытаясь казаться невозмутимой. Она накинула на плечи Джой плед, и обняла ее одной рукой, поставив подбородок на ее покорно уложенную макушку. Безупречная выдержка, подумалось Джет. Она опустила горячую кружку между коленей. Обхватила замёрзшими ладонями, вглядываясь в неважные детали интерьера. И рассказала ей всё. Длились эти таблетки с ней на самом деле давно, очень давно — Джой купила их, когда впервые вышла на работу после похорон Леты. Был совет директоров, она стояла во главе стола и вдруг почувствовала, что ее накрывает. Джой, разумеется, сразу вышла в туалет, но ей пришлось просидеть там битых полчаса, за дверью на полу, прежде чем она смогла вернуться в кабинет с адекватным лицом. Те сочувствующие взгляды до сих пор иногда приходили к ней кошмарах. Может, все собравшиеся там считали, что так выражают свое понимание, но для Джой не было ничего хуже жалости в глазах подчиненных; это ещё паршивее, чем презрение или насмешка, потому что если презрение может быть напускным, то жалость — это то, что превращало Джой Джет в пустое место. На летучке через неделю она устроила им штурм больше из-за этих взглядов, чем из-за того, что они плохо работали, и, казалось, они усвоили урок. Больше никто не смотрел на нее вот так. Законные, назначенные врачом транквилизаторы начали купировать панические спустя какое-то время, и тогда Джой почти не принимала его. Она просто носила пузырек с собой, и иногда, предчувствуя редкие приступы, сразу растворяла таблетку во рту. Феназепам был ее шлюпкой. Перестраховкой. Но потом Джет набралась смелости бросить амитриптилин (доктор Брукс уже совсем нехотя выписывал последние рецепты, каждый раз прощаясь с ней словами вроде «я надеюсь, это последний, вам пора обходиться без них», да и разговор с Роуз повлиял на нее тогда) — и вся ее заученная комфортная схема покатилась прямиком к черту. Сначала Джет держалась, и ей казалось, что она вроде справляется, но все чаще в последнее время феназепам растворялся на языке не во время приступов, а просто так, чтобы заглушить ненужные мысли. Джой безрассудно мешала его со спиртным. Она, конечно, осознавала, что так нельзя, что бутылка «Шато» или «Каберне» вперемешку с наркотой — это чересчур, и что ей нельзя пить за рулём «Гленффидич», и что спать с Рейной, предварительно накачавшись феназепамом, чтоб не отталкивать ее снова, плохая идея. Она все это осознавала, она ведь не идиотка. Но воплотить это осознание в жизнь было сложно. Так сложно, что у нее не получилось. Джет ведь не умела вести откровенные беседы о себе, патологически не умела; каждая из таких — по пальцам можно пересчитать — унижала её. Опускала на один уровень с ее туфлями. Джой испытывала такой безумный, маниакальный стыд от собственной откровенности, что куда легче было просто послать весь мир, или убить весь мир — лишь бы не облекать свою слабость в слова. Слова имеют форму и делают все сказанное осязаемым. Осязаемое значит реальное. А она не тряпка. Не тряпка. — Джо, — тихо выдохнула Роуз, — я скажу очень банальную штуку, Али научила меня в это верить: игнорирование своих чувств равно побег от них. Вот что слабость — убежать. А остановиться и честно посмотреть ей, слабости, в глаза — это начало борьбы с безволием. — Я просто облажалась, Эр, — грустно хмыкнула Джой. — Я нагрубила Рей. Я глотаю феназепам, от которого вся страна в ужасе. Я сделала какой-то бред, и теперь мне ещё и так неловко перед тобой… Прости меня. Я не знаю, почему я такая конченая. Почему не могу просто жить, как все. Я все время хочу как лучше, а получается полное дерьмо. — Эй, — нахмурилась Роуз и легонько отстранила от себя Джо за плечи, чтобы видеть ее лицо. Оно горело, как будто его опустили в пылающую бочку, — всё можно исправить. Никакая ты не конченая. Слышишь меня? Ты сильная, умная, самая упрямая в мире женщина, которую я знаю, и именно поэтому я верю в тебя больше, чем в Деву Марию, — совершенно серьезно кивнула она, отчего у Джой вырвался смешок. — Посмотри, Джо, со стороны: ты же стена. Ты всё можешь. Всё-всё. И иногда плакать, да, тоже, и жаловаться, и ошибаться, и даже быть честной с теми, кто любит тебя. Я люблю тебя. И буду любить всегда, в любом состоянии, что бы ты ни сделала. Даже если ты вдруг окажешься главой подпольной организации по казни молочных ягнят. — Кем-кем? — засмеялась Джой и обнаружила, что ее голос опять дрожит. Роуз с улыбкой пожала плечами. Джет сделала глоток какао и доверительно прижалась к этой шутнице. Все тонкие ниточки внутри Джет словно подняли и укрепили надежным тросом. Ей стало совсем тепло. — Спасибо, Эр. Ты лучше всех. Я бы давно загнулась без тебя, правда. Ты в армии училась держать оборону в тылу? — спросила у нее Джой, ощущая, как в ней оживает способность шутить. В апартаментах Роуз пахло корицей, как и в ее доме, но было и что-то ещё — лёгкий, призрачный запах вишни и шоколада, не перебиваемый остальными членами семьи Джет-Норгаард. Шоколад — от самого вкусного какао на свете, вишня — от ее волос. Джет поставила почти пустую кружку на журнальный столик, где все ещё стоял пузырек с феназепамом. Он не вызывал в ней волнения. — Нет, я училась этому с Али, — ответила на ее больше риторический вопрос Эр, но Джой все равно было интересно. Так получалось, что Роуз почти никогда не рассказывала подробностей о своей жизни в Копенгагене, а Джой не хотела насильно лезть туда, куда ее, очевидно, не пускали. — Может, это не так очевидно, но у нас с Али не всю жизнь всё было просто и радужно. Поверь, Джо, это… — покачала головой Роуз. — Отношения — это всегда сложно, как бы вы ни любили друг друга. Мы с ней через многое прошли. Даже через… В общем, в свое время я тоже подсела на кое-какие таблетки. — Джой тут же подняла на нее удивленный взгляд. Губы у Эр изогнулись в болезненной гримасе. — Все зашло куда дальше, чем у тебя. Тебе хватило воли признать свою зарождающуюся зависимость вовремя, а мне нет. Так что я понимаю тебя куда лучше, чем ты думаешь. — Насколько дальше? — уточнила Джой. — Настолько, что я прошла трёхмесячный курс лечения в наркологической клинике, — призналась Роуз. — Меня отрезвило только то, что Али сказала… Знаешь, она была со мной в очень тяжелое время, постоянно, она всегда, всегда была рядом. А тогда она в слезах сказала, что если я не прекращу все это, то она уйдет от меня. Я очень боялась ее потерять. Ее и Софи. Было очень страшно. — Почему ты не рассказывала мне? Когда это было? Если бы ты рассказала, я бы… И папа… — Папа бы ничего не сделал, Джо, — резко прервала ее Роуз. — А ты… Я не хотела тебе говорить, потому что переживала за тебя. Старалась беречь. Также, как ты Лету. Или как Рей сейчас. Скажи, разве тебе это нравится? Джой опешила. — Нет, — ответила она. — Ты что, опять переводишь стрелки? — Мы сейчас о тебе говорим, я просто как пример, — явно расслабившись, повела плечом Эр, будто бы в одну секунду избавилась от чего-то тяжёлого. Джой неодобрительно свела брови, и Роуз поспешила дополнить свое оправдание: — Джо, давай не сейчас обо мне. Чуть позже. Обещаю. А пока предлагаю подумать, когда и как усердно ты будешь ползать на коленях перед Рей. И выбросить вот это цветное говнище, — она показала пальцем на фиолетовый пузырёк. Джой трагично вздохнула. Она вспомнила, что у нее этого цветного говнища в сейфе ещё девять таких пузырьков. — Просто выбросить? — Да, — сказала Эр. — И найди себе нормального психолога. Хотя нет, я сама поеду в этот чёртов «Седарс Синай» и оценю, кто из них способен с тобой справиться. Я в этом профи. — В психологах или в умении справляться со мной? — уточнила Джет. — Ну, и в том, и в другом, — самодовольно усмехнулась ей Роуз. — А ещё я готовлю какао без пенки. Не то что ты, белоручка. — Признаю свое поражение. — Молодец, — подмигнула ей Эр.