Ты бы охуела даже от одной разбираться, что со мной и кто из нас больной,
если ты
всё ещё
со мной.
Роуз должна была рассказать ей раньше. Пересилить себя, прийти к Джо, сказать, мол, слушай, нам следует поговорить, я должна сказать тебе, как всё было — и степенно, попросив не перебивать, рассказать. Али просила ее не оттягивать раза четыре, наверное, но Роуз, сколько ни пыталась начать, всегда проваливалась. Открывала рот, и слова растворялись в горле. Или превращались в совсем другие. С Джо было просто обсуждать что угодно, что касалось самой Джо. Роуз была не готова говорить о себе. Не потому, что воспоминания о худшем времени в ее жизни причиняли боль, не из-за отца и не потому, что она вдруг не умела держать себя в руках… Эр ведь научилась этому так давно… Она озвучивала свои чувства в кабинете психотерапевтки тысячи раз, рыдала Али в плечо, называла вещи своими именами: война — не задание, убийства — не защита, безразличие — не броня, изнасилование не просто «что-то происходило», а когда тебя бьют ногой в лицо — это не «ну, я попала в плен». Роуз отточила навык обезоруживающей прямоты слишком давно, чтобы не понимать, какого черта она, глядя на Джо, не могла выдавить из себя ни единого слова. Язык переставал ее слушаться. Отец, как всегда, всё испортил. Сидел в чертовой Индии три с половиной года — что он там, черт возьми, делал, о чем думал? — чтобы ни с того ни с сего притащиться обратно. Увидеть Роуз. Роуз не хотела, чтобы он её видел. И чтобы Джо слушала его басни о раскаянии — тоже. Потому что он всегда врал. Потому что говорил только то, что ему удобно было сказать. Потому что… Вдруг бы Джо повелась? Их папочка любил Джо, определённо, он любил её: послушная девочка, папина дочка, пошла в Йель, взяла под крыло «БМВ». Это с лихвой перекрывало даже её ориентацию, он не шантажировал ее, слава богу, браком с какой-нибудь мерзкой свиньёй, а великодушно позволил быть собой в личной жизни — и это уже прогресс для него. Джо тоже любила отца, разумеется, сколько бы она не фыркала, что он свалил и оставил ее разгребаться с мертвой невестой и завалом в бизнесе в одиночку. Роуз замечала, как Джо мониторила его соцсеть, где Отче Норман Джет выставлял просветлённые посты о том, что он нашел какое-то там «место силы», «обрел себя», «познал духовную сторону жизни» в подпись к фотографиям, где он медитирует, взбирается на гору, или стоит в обнимку с монахом, похожим на иссохший прутик в оранжевом балахоне. Джо иногда говорила о нем, улыбалась, вспоминая что-то хорошее, но потом быстро переключалась, делая вид, что злится. Их связь нельзя было не заметить. Они с Джой были похожи больше, чем с Роуз. Роуз вовсе не хотела разрывать это. Связь — иллюзия, конечно, уж кому, как ни ей, это знать; но ведь иллюзии, если никому не вредят, бывают даже полезны, отыгрывают роль спасительного островка веры в лучшее — для Джо это было необходимостью. И Эр… должна была лишить ее этого. Она, боже, как будто сама ее предавала. Как будто отправляла на войну, собственными руками подталкивая к краю обрыва. Джой только начала оживать. У Роуз не хватало воли сделать ей больно. Она, сидя в машине на офисной парковке, позвонила Али. Мир остановился на этой точке. Роуз просила А приехать. Ливень огромной серой завесой укрывал ее от всего. Желание выйти на улицу без зонта и просто стоять, задрав голову, пока капли скатываются по лицу и мочат одежду, было почти отчаянным. Задача со звездочкой: смыть с себя несмываемое.* * *
В грудь ей медленно вкручивались болты. Джой почти чувствовала, как ребра у нее трещат и ломаются от каждого слова, рассекающего тишину ее кабинета, как метательный нож. Али с Роуз (в основном Али) спокойно вещали ей пересказ какой-то долбаной драмы с элементами хорорра; Али сидела напротив в этой своей одной из многочисленных блузок с бантом на шее и юбке-карандаш, словно они правда обсуждали будущее кино. Она была бы сценаристкой в этой картине, а Джой — режиссеркой, которой надо бы вычленить самую суть. Эр сидела на том же диване, где они с Джой обедали два часа назад. Она смотрела на Джо тяжёлым взглядом с примесью олова в замерзших озёрах, кусала подушечку большого пальца, постукивая тяжёлой подошвой ботинок по полу. Джой замутило, когда Али начала говорить про какой-то далёкий, всегда существующий для Джет лишь формально, Иран, где почему-то была ее Роуз. Съеденный обед встал в горле вместе с комом из ужаса, который Джой испытывала однажды, когда смотрела в шестнадцать «Лезвие». Кабинет, мягко опущенный в полумрак бра, пошел звёздами. Голос Али, как и нечастые реплики сестры, звучали, как из-под воды — тонкий слой обезличенной приглушенности. Джет откинулась на кресле и расстегнула пару верхних пуговиц на рубашке. Она блуждала глазами по светлым стенам, нарочито минуя и Эр, и Али, и, хотя, как потом оказалось, прошло не так много времени, пока Али закончила, Джой словно окунули в чан с кипятком и держали в нем двое суток. У нее не получалось сопоставить одно с другим. Стекло из битых миров наталкивалось друг на друга внутри, и Джет, не выдержав, шумно выдохнула. Аккуратно выпустила скопившийся кислород, силясь не закричать. Она встала и прошлась взад-вперед вдоль окна, залитого стеной из дождя; нервно провела руками по лицу, стараясь не залезть кончиками пальцев себе в глаза, и не оставить на коже полосы от ногтей. Джой задела швы на брови, и резкая боль пустила разряд по телу. Али, наконец, замолчала. — Роуз, — прерывисто вытолкнула из себя Джой, — улетела в Данию. Она должна была улететь в Данию. Она сказала, что летит в Данию. Роуз, — она посмотрела на сестру, и острые осколки в лёгких впились на выдохе в бурлящие альвеолы, — ты сказала мне, что летишь в Данию. Роуз, — она покачала головой, глотая ком. Но он исчез всего на секунду. Джой смотрела на Эр, судорожно утирая дорожки слёз на щеках. Ток застучал в висках, как набат; влез под кожу тонкой леской, запутался в венах и стиснул сердце незамеченными полосками. — Джо, — тихо ответила Эр, — прости. Я не могла сказать тебе правду. Ты была слишком маленькой для этого, понимаешь?.. — Она поднялась и сделала шаг к Джой, но она выставила ладони вперёд, и Роуз остановилась, как вкопанная. Сожаление, так ярко отпечатанное на ней, превратило белую кожу в фарфор — и этот фарфор треснул прямо посередине. Джет отвернулась к окнам. Пальцы до побеления в ногтях впились в собственные плечи. Она чувствовала, что не может дышать, и влажный вкус металла во рту. — Я не… — сбито выдохнула Джой. Собственный голос дробился в ушах. — Нет, этого не может быть. Всё это… — она одержимо завертела головой, задыхаясь. — Он не мог так… Он не мог. — Мог, — твердо сказала Али, и Джой, продолжая вертеть головой, подумала, что это было слишком громко: как молния, осветившая кабинет. — И сделал. Он сначала продал свою дочь, а потом, когда Эр с такой участью не согласилась, отправил ее умирать. Вы обе вещи для него. Были и есть. Он мог, Джой, уж поверь. Он обрёк Эр на всё это. Сознательно. Он не родитель, а дерьмо собачье. — Али, пожалуйста, — с нажимом попросила Роуз. — Что пожалуйста, Эр? Что? Хватит уже придумывать причины, почему ты не можешь сказать ей как есть. Прошло то время. Она должна знать, какой ублюдок вас выродил, и хорошо, что она узнаёт это от нас! — Ты злишься, но сейчас не время, — уравновешенно произнесла Эр, и Джой почему-то захотелось истерически рассмеяться на весь кабинет. Будто бы Али о себе говорила. Будто бы это Али была в… Господи. Джой задержала дыхание вместе с рвущейся наружу истерикой. Пальцы продолжали втыкаться в плечи. Она скрипела зубами, глотала слезы и короткие вдохи; реальность двигалась, как вода за окнами. — Джо, я… я должна была рассказать тебе раньше. Я знаю. Просто это нелегко. У меня и сейчас не получилось самой, видишь… Джо?.. Джой всхлипнула, не оборачиваясь. — Пожалуйста, оставь меня сейчас, — почти прохрипела. — Пожалуйста. — Ты уверена? — переспросила Роуз. — Да! Оставьте меня обе, сейчас, пожалуйста, просто сделайте это! — закричала Джой. В груди, там, где сердце, начало ощутимо кипеть, и она проваливала всякие попытки взять спокойствие под контроль. Прежде чем в ее кабинете снова стало пусто, Роуз сказала что-то вроде «звони или приезжай в любое время», но сейчас Джет предпочитала думать, что она не говорила вообще ничего. Джой простояла у окна ещё минут пять. Она судорожно давила слёзы, как привыкла; почему-то казалось, что если она расщелкнет этот слезливый замок сейчас, то просто перестанет существовать. В груди рвались провода и щёлкало электричество. Нить, связывающая ее с отцом, в какой-то момент натянулась до опасного предела, и тогда Джой дрожащими руками нашла телефон в своей сумочке. От этой дрожи он каждое нажатие едва не выпадал у нее из рук; она не просто дрожала — ее трясло, как будто кто-то посторонний делал с ней это. Джой нашла номер отца в контактах и с третьего раза попала по зелёной трубке на сенсоре. Каждый гудок — всего пять — тянулся целую долбаную вечность. Джой упрямо кусала и без того растерзанную нижнюю. — Да, дочь, — знакомый голос — спокойный, стальной, с ощутимой возрастной хрипотцой — эхом расползся в ухе. — Роуз, — тут же вырвалось у неё; собственный голос превратился в ошмётки былой уверенности, как кислые ягоды, смешанные со ржавчиной. — Куда делась моя Роуз, когда ты выгнал ее? — Я не выгонял… — Куда?! Один вопрос! — срываясь, перебила его Джой. Она сглотнула очередной ком, кривя губы. В горле совсем пересохло. В трубке повисла недолгая пауза. — В Данию. — Правду, — зарычала она. Он долго молчал, прежде чем ответить. От этой тишины, пыльной и плотной, чудом образовавшейся между ними, находящимися друг от друга за тысячи миль, загудело в голове. Джой до скрипа свела челюсти, массируя виски. — Ты всё знаешь, насколько я понимаю… — многозначительно протянул он. — Твоя сестра была в Иране. Это так. Полгода… Нить лопнула на слове Иран. Разорвалась так резко, что Джой дернулась, хватаясь за стену. Она прикрыла глаза, рвано втянув кислород, со свистом, прошмыгнувшим мимо перекрученных костей; если бы слова могли причинять физические повреждения, ее грудь пробило бы насквозь. Она сползла на пол, совершенно не слушая. — …я собирался… — Мразь, — прохрипела она в трубку, — какая же ты мразь. — Джой. Дочь, послушай, я очень сожалею об этом, я знаю, что виноват, я за этим и хочу… — А мне поебать на твои сожаления, — прошипела Джой. — Поебать, что ты там хочешь. — Джо… — Не смей являться сюда, — медленно выговорила она. — У тебя больше нет дочерей, слышишь меня? Нет. Нас больше нет для тебя. — Джой, пожалуйста, посл… — Если, не дай бог, я увижу тебя хоть еще один раз, я убью тебя, — клятвенно-черная ярость просачивалась сквозь зубы. — Клянусь, убью. И не пожалею. Никогда не пожалею. Никогда. Тишина вместо ставшего омерзительным голоса повисела ещё несколько секунд. Джой сбила. Она долго смотрела на экран с журналом вызовов, где первым светилось папа; она смотрела на эти буквы, в один миг перечеркнувшие сами себя, пока ее не прошибло холодным потом, а после — не залило обжигающей, плавящей кожу лавой. Джет с размаху стукнула телефон о стену. Она прижималась к ней виском, в груди щемило так сильно, что мир вокруг перестал быть осязаемым. Экран треснул, корпус разлетелся на части; Джой продолжала бить им о стену, пока боль, поглотившая ее целиком, не перешла в физическую. Вместо телефона, от которого после нескольких ударов ничего не осталось, теперь о мрамор бились собственные руки. Костяшки побагровели, стёрлись, потеряли чувствительность. Она била ими, пока запястье не свело от внезапной судороги, а вслед за судорогой Джой в руку словно ввинтили отвёртку. Джет подавила крик. Первые дни у могилы Леты проходили почти также. Было так больно, что хотелось сдохнуть, но вместо этого Джет просто колотила по стене, как слетевшая, и глухо рычала, пока венка на шее истерически дергалась в броских па. Мир сужался до четырех тяжёлых бетонных стен, и они постепенно стремились друг к другу, как намагниченные. Они собирались схлопнуться и раздавить ее.* * *
Она вышла из кабинета около восьми вечера. Джой должна была поехать домой. То, что она торчала в офисе, запертая в пространстве с новой правдой, не помогало ей, наоборот — вгоняло в пучину какого-то клинического безумия; она содрала в кровь костяшки, гортань покрылась раздражающим зудом, но воздушный шар в груди просто продолжал раздуваться, как подушка безопасности при столкновении с препятствием, и Джой ничего не могла с этим сделать. Так могла бы выглядеть грань. Что дальше? Пузырек с феназепамом надоедливо вибрировал во внутреннем кармане. Если бы Джой участвовала в конкурсе на худших родителей в мире, она бы получила первое место. Не все так заурядно, как могло бы быть: ни оскорблений в детстве, ни физических наказаний, ни даже запретов на угон отцовской тачки в четырнадцать, но зато как элегантно!.. Никто не догадался бы, даже если бы долго и внимательно изучал статного Нормана Джета, что он обрёк собственную дочь на страдания и возможную смерть просто потому, что она не согласилась делать то, чего по факту даже не обязана была делать. Потому, что она поставила под сомнение его великий грозный авторитет. Потому, что не послушала его. Самоутверждение за счёт других действительно так уродливо. У Джой больше не получалось втиснуть прошлое в ту же коробку, где оно лежало до сегодня; оно не лезло обратно, в какие формы ни складывай, какими веревками ни вяжи, хоть по лоскутам разрежь и впихни — ни черта. Оно прокисло и теперь множилось. Джо чувствовала, как склизкая серая масса — новая форма призраков прошлого — покрывала спину, плечи и голову. Она судорожно прокручивала в памяти: вот Эр прилетела с внезапным визитом три года назад, вот они обнимаются, вот счастливый блеск в точно таких же, как у Джой, глазах, вот ее улыбка, почти никогда не сходящая с губ. Война и Эр — два разных полюса, буквально, оксюморон; трупная гниль и алая пушистая роза. Джой могла себе представить Роуз с автоматом и в форме — она видела ее такой когда-то, могла представить себе, как точно она попадает по тренировочным мишеням и как беспрекословно кивает в ответ на командный тон сержанта, даже как она безупречно сдает нормативы, или караулит границу, например, на периметре базы, как, она рассказывала, было в Киле. Джой могла представить всё это. Учеба — не война. Эр сказала, что две последние недели провела в плену. Она не говорила ничего конкретного, так, расплывчато, но Джой ведь не совсем идиотка — она понимала, что с военными могло происходить в необъявленном плену, там, где «свои» даже не знают, что ты жива… Что могло происходить с военными-женщинами. Джой не хотела даже мельком воображать что-то ярче. От одной мысли ей перекрывало кислород и болезненная проволока накручивалась на нервные окончания. Становилось так отвратительно, что она даже не знала, что ощущает: сожаление, ненависть, катастрофическую, невыносимую беспомощность?.. Ее сестра умирала среди садистов, ублюдков и насильников, а Джой в это время… жила обычной жизнью подростка. Думала, что Эр оставила её. Злилась. Послушно не задавала вопросов отцу, безропотно согласилась не произносить ее имя вслух в его присутствии — он говорил, что Роуз сделала свой выбор, и теперь у нее другая жизнь. Боже. Другая жизнь. Джой даже не поняла, что целых полгода ей писала Али от имени сестры. Даже не поняла. Не спросила, зачем она придумывает всякую чушь о «много работы», чтобы не созваниваться, это же было так очевидно — то, что это всё просто сказки и отговорки. Она думала… Нет, пожалуй, она не думала. Совсем не думала. О Роуз — нет. О себе — да. Сестра года. Джой ведь так хорошо ее знала… Она должна была всё понять. Должна была спросить прямо. Должна была докопаться. Потребовать, чтобы Роуз позвонила, и тогда бы они не отвертелись. Она должна была потребовать у отца объяснений. Но она ничего не сделала. Кого Джо слушала? С кем Джо осталась? Великий авторитет Норман Джет, красивая глупышка Кэролин Джет. Люди, олицетворяющие Иудины поцелуи, и проигранная лотерея по факту рождения. Может быть что-то хуже? Так вот, куда дальше? Джой захотелось рассмеяться, но в глазах стояли слёзы, и она боялась, что вместо смеха она расплачется. Джет, пошатываясь, вышла в опустевший холл двадцать пятого. Она надеялась, что все уже расползлись по домам, но за стойкой Кевина горела единственная лампа, тускло освещающая лишь его рабочее место. Он вскочил на ноги, как ошпаренный, когда Джой подошла к стойке, и стукнулся кудрявой макушкой о слишком низко свисающий плафон регулируемого светильника. Она смотрела на своего секретаря с молчаливой апатией, не зная, что сказать. Косметика, нанесенная утром Уитни, растеклась. Потёки черной туши на щеках выдавали в Джой ту ещё слабовольную истеричку, но она едва ли не впервые в жизни с безразличием подумала, что ей совсем наплевать. — Ты ещё здесь, — просто констатировала она. — Да, мисс Джет! — чересчур громко отчеканил Кевин; не хватало лишь отдать честь, как любила Эмили, только сделать вид, что это серьезно. Он тут же неловко прокашлялся в кулак. — Простите, это я просто от… Ну, вы… Вы в порядке? — Иди домой, — поджала губы Джет, но тут вспомнила кое о чём и полезла во внутренний карман пиджака. Она достала пузырек с таблетками и протянула его Кевину. — И выброси это где-нибудь подальше от офиса. Или лучше сожги. В камине. У тебя, кстати, есть камин дома? — вдруг ей стало чертовски интересно. — Не электрический? — Эм, ну, — Кевин растерянно моргнул, — у меня в квартире нет, но у моего парня дом… — Ты что, гей? — с вялым удивлением вскинула брови Джой. Он медленно кивнул. — Класс, — она похлопала его по плечу. — Молодец. Сожжешь это вместе со своим парнем. Только не открывай. Это дерьмо. Засасывает, знаешь. Сильно. — Мисс Джет, — тихо окликнул он, когда Джой уже сделала несколько шагов к лифту. Она обернулась, и он повторил свой избитый векáми вопрос: — Вы в порядке? Джой решила не врать: — Нет, — пожала плечами она. — Я домой. До завтра, Кевин. — До завтра, — одними губами ответил он.* * *
Рейна набирала ее номер уже одиннадцатый раз и одиннадцатый раз автоматическое «вне зоны» прерывалось такой же автоматической просьбой оставить голосовое сообщение. Вместе с бездушным автоматизмом в динамике в Рейну вгрызлось отчаянное волнение. Они с Джой договорились, что она заедет за ней в старую «Тыкву» после работы, но работа Джой закончилась час назад — она предупредила, что задержится — а ее «БМВ» не мелькал даже на горизонте. Рейна специально выходила несколько раз, вглядываясь в поток машин на дороге, с которой всегда появлялся знакомый автомобиль. Это было не похоже на Джет. Если бы она хотела ее бросить, то сделала бы это прямо, а если бы просто забыла… Но она бы не забыла. И не стала бы отключать телефон. Не стала бы делать этого просто так. Рейна проглотила накатывающую панику и сделала глоток воды, любезно протянутой ей юной девочкой-стажеркой по имени Бэкки. «Тыква» должна была закрыться в девять. — Что, все ещё вне зоны? — сочувственно спросила она. — Понимаю. Мой парень часто отключается, чтобы я не мешала ему тусить с его чокнутой компашкой. Рейна хмыкнула. У Джет точно не было никаких чокнутых компашек. Единственное, что приходило Рей на ум с этим сомнительным определением, это феназепам. Таблетки ее чёртовы — вот и вся чокнутая компашка, которая могла быть у Джет… Вдруг Рейну окатило льдом. Она спрыгнула с высокого стула у бара, как пружина, и втупилась в блондинку за стойкой широко раскрытыми глазами. — Что? — опасливо спросила Бэкки. — Я поеду к ней сама, — сказала Рей, спешно накинув на плечо маленькую сумку. В горле мгновенно пересохло, хотя она только что пила. Она ненадолго застыла. — Знаешь, я думаю, что-то случилось. Она бы позвонила, если бы всё было нормально. Предупредила бы. Это же Джет. — Вам виднее, — пожала плечами та. Да. Ей однозначно виднее. Рейна оставила Бэкки ключи и вылетела из «Тыквы», подгоняемая собственными накручиваниями. Она это здорово умела, щелк — и всё; вот уже чертова Джет лежит в луже крови, вот в ее «БМВ» со всей дури врезается легковушка с пьяным водителем за рулём, вот Джет пьет виски и сует в рот одну дозу феназепама за другой. Алкоголь и эти таблетки — тандем хуже некуда, а когда таблеток слишком много, то сдохнуть от такого убойного коктейля проще некуда. Джет часто берега не мерила, в конце концов, мало ли что? Хотя нет, нет, успокаивала себя Рей, набирая номер такси, Джой пообещала, что больше не притронется к феназепаму, сказала, что ничего подобного, как на яхте, не случится, а Джой была из тех людей, которые должны были уметь держать свое слово. Она же бизнесвумен, серьезная деловая женщина. Она тоже ошибается, как и все люди, конечно, она ведь человек, но… Нет, что бы ни случилось, Джой не стала бы ничего делать с собой. Не стала бы. Рейна так сильно себя накрутила, что, садясь в такси и прося водителя ехать скорее, почувствовала, как по щекам текут слезы. Она быстро смахнула их и выпрямилась. Поправила свой короткий розовый комбинезон, представила, как Джет будет зудеть «слишком откровенный», когда увидит, и вроде бы ей удалось немного прийти в себя. Ещё же ничего непонятно. Вдруг она правда забыла. Заработалась, устала, приехала домой и забыла — ну с кем не бывает? Телефон легко мог просто разрядиться. Для паники не было никаких причин, по сути, Джой выглядела хорошо, когда они виделись вчера. Шутила свои шуточки, курила свои вонючие сигареты, целовала Рей много-много раз. Была расслабленной и улыбчивой. Вспомнить только: открытая, веселая Джет сидит прямо на плитке в ванной, в своем дорогущем костюме, с закатанными рукавами, обнажающими тонкие руки с голубыми узорами проступающих вен. Смеётся, опираясь о борта ванной. Перегибается — и вдруг оставляет невидимый отпечаток губ на подбородке у Рей. Розовая пена в ванной пахла цветами и ванилью. Маленькое облачко осталось у Джой на шее, когда Джет целовала ее, и Рейна легонько его убрала. Рей вспоминала вчерашний вечер, пока перед глазами мелькали огни в сумерках, и больше всего ей хотелось, чтобы сегодня все оказалось в порядке… Чтобы они полежали в такой ванной вдвоём. Даже пусть бы Джет просто забыла о встрече. Неважно. Только бы она была в порядке, а все остальное они как-нибудь уладят. Таксист остановился у шлагбаума, перекрывающего въезд в подземный паркинг; так как въезжать он туда права не имел, то Рей, быстро сориентировавшись, сунула ему купюру наличных, совершенно забыв о сдаче, выскочила из такси. Она побежала ко входу в готическое кондо, величественное и тонко украшенное лепниной. Рейна набрала номер лофта. Тяжёлая металлическая дверь тихо щёлкнула через несколько секунд. Рей облегченно вздохнула. Значит, жива. Нечего было переживать… Ну, или почти нечего. Пока она поднималась по лестнице на третий, совершенно забыв о лифте, спокойствие к ней так и не пришло. Рей надо было увидеть Джет. Убедиться, что все хорошо. Она заколотила в дверь. Дверь распахнулась почти сразу. Рейна застыла с открытым ртом. Слова застряли в горле, и она не смогла выдавить из себя ни одного. Рей никогда не видела ее такой, как сейчас: размазанная по щекам тушь, слезы, текущие будто бы отдельно от нее, потому что выражение лица Джет — улыбка, жутковато пляшущая на потрескавшихся губах. Ее белоснежная рубашка оказалась измятой и выправленной из брюк. Чёрные разводы косметики вились на ткани абстрактными вензелями. — Привет, Рей, — горько хохотнула она, и только тогда Рейна смогла заставить себя сдвинуться с места. Голос Джет охрип, как когда она заболела последний раз. — Заходи, не стой, чего ты?.. Она за руку втянула ее в лофт. От Джой несло алкоголем и ее тяжёлыми диоровскими духами — всё это вместе вызывало лёгкое першение в горле. Она медленно шагнула в комнату следом за Джет. — Твою мать, — прошептала Рейна, оглядываясь. В лофте было все перевёрнуто. Журнальный столик из стекла будто бы расколошматили битой, ящики из комода валялись на полу частями под кипой вещей, книги с полок — на полу, полки — на полу, макбук расколот надвое. Плазма оказалась целой, что удивительно, на экране непрерывно крутились музыкальные клипы. Бра на стене освещали этот сумасшедший бардак мягким жёлтым светом, так, словно все как обычно, и Рейна просто забежала посмотреть фильм… Дверь в ванную комнату тоже была распахнута. Там горел свет. Именно туда и направилась Джет, зигзагами обходя горы из развороченной мебели, вещей и осколков. Сейф, обычно стоящий у нее на комоде, тоже был открыт… Рейна заглянула туда — ничего. Она медленно выдохнула и, не снимая босоножек, пошла за Джой. Начатая бутылка «Гленффидича» стояла прямо на спинке дивана и отражала лампы светильников. Что за хрень здесь произошла Рей даже не представляла. Все мысли напрочь выбило из головы. Она представляла всё, что угодно, всё… Но не то, что увидела. Рейна успела наивно предположить, что если она выйдет сейчас, а потом, погодя, зайдет назад, то обнаружит идеальный порядок, непроницаемую Джет в выглаженном костюме и оптимистичное предложение от нее глянуть какой-нибудь низкорейтинговый хоррор. Но ничего этого, конечно, не было бы. Рейна опасливо заглянула в ванную. Джой стояла над унитазом и… Господи боже. Она бросала туда таблетки! Фиолетовые пузырьки заполняли количеством раковину, и она просто брала их по несколько штук, открывала крышку и высыпала в унитаз. Пустые пузырьки валялись на полу вперемешку с крышками. Рей что, попала в параллельную реальность? А где же мигающий свет? Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от совершенно апатичной Джой. Она, очевидно, никуда не торопилась. Все ее движения казались выверенными, точными и спокойными… Пьяная или нет, но она соображала, что делает. Взять пузырек, открыть пузырек, высыпать пилюли, уронить пузырек. Их здесь было штук тридцать. Джой нажала на кнопку слива и начала процедуру по новой. — Ты… — пролепетала Рей, но запнулась. — Э… Слушай, Джой… А что вообще происходит?.. Здесь… ну… такое происходит… — Я просто подумала, — беспечно покачала головой она, не хватало лишь отмахнуться, — что… Знаешь, я приехала сюда и подумала, что если я глотну хоть одну таблетку, то уже не остановлюсь на одной, даже на двух или трёх… Мне так хотелось выпить их все… И запить скотчем… Так хотелось, да, а потом я вспомнила, что ну нет же, как я могу, у меня тут «БМВ», и Роуз, и ты… Нельзя подыхать вот так. Нельзя мне, понимаешь! — Что случилось? — растерялась Рей. — Где твой телефон? — Разбила! — Ну конечно, зачем я спрашивала, — вздохнула она. — Джой… — несмело протянула Рейна и подошла ближе. Несмотря на босоножки Рей, Джой все равно была выше. Она коснулась ее плеча и тут же убрала руку. Джет продолжала выбрасывать таблетки. — Что произошло? Что с тобой? Она снова нажала на слив, обернулась и начала опустошать новую партию. Господи, сколько же их было… Рейна прикинула: осталось штук семь. Если это, конечно, все, но, судя по настрою Джой, здесь точно были все. — Если честно… — с нервным смешком повела плечом Джой и вытерла слезы со щек рукавом рубашки. — Да я просто в каком-то гребаном ужасе, Рей. В таком огромном блевотном воздушном шаре… И вокруг воняет гнилью. От всех окружающих ею воняет. Даже если я думаю, что нет, вот этот человек нормальный, адекватный, он же не может сделать какое-то дерьмо, которое в голове не укладывается, не может вывернуть душу и делать вид, что все ок, не может, — брезгливо поморщилась она; пузырек в ее руках не поддавался, и она, раздражаясь, оторвала крышку зубами. — Но потом оказывается, что может. Все могут, понимаешь?.. — Последняя фиолетовая коробка пополнила ряды остальных у ее босых ног. Рейна пыталась приглядеться к Джой, но потом Джой обернулась к ней полностью. Слезы текли по ее лицу, как и когда она открывала дверь. Джет улыбалась, смеялась, так горько и больно, что Рей невольно задержала дыхание. — Я бы всё отдала, всё, что у меня есть, просто за нормальную семью, — закивала она, шумно выдохнув. Глаза у нее были красные и мокрые, и, казалось, в них столько воды, что она может течь по щекам бесконечно. — Просто за то, чтобы возвращаться домой и знать, что там кто-то есть, кто-то, кому правда не плевать, а не только эти четыре пустые ебаные стены́… Я так устала, Рей, — всхлипнула она, кусая губы, и снова и снова вытирая измазанное косметикой лицо. — Я хочу обычной человеческой жизни, понимаешь?.. Не узнавать бесконечно какие-то новые и новые дикие тайны, типа, что мой отец конченая мразь, что сестра полгода воевала на востоке, — тянула она, смеясь, — что невеста трахалась пять лет с другими людьми, а моя мамаша трахала ее, шантажируя, что расскажет мне. Классно, да?.. — Джо, — покачала головой Рейна, ощущая, как в груди раскручивается огромная вакуумная спираль. Ноги тянули ее вперёд, подойти ближе, обнять Джой, какую-то совершенно новую, открытую, легко читаемую… Рей не могла отвести от нее взгляда, но подойти — не решалась. Она приросла к полу. Слилась с ним. Джой, как наэлектризованная, соблюдала дистанцию. Она прошла мимо и остановилась в арке. Рейна смотрела на ее спину. — Посмотри, — усмехнулась Джой, — вот это всё — я. — Ну… — вяло улыбнулась Рейна, — зато тебя не ограбили… Ничего страшного. Всё можно починить, правда, кроме журнального столика… Хочешь, я помогу тебе? — Ты думаешь, что-то ещё можно починить? — спросила она, и Рей показалось, что Джой имела в виду не мебель вовсе. Правда, какая мебель?.. Она ведь всё новое может купить. Всё, кроме того, что не продается. — Да, конечно, можно, — ответила Рейна и сделала шаг к ней. Несмотря на то, что Джой сейчас плакала и выглядела вовсе не презентабельно, она не казалась Рейне слабой или маленькой, как тогда, когда она заболела; Рей чувствовала, что не стоило к ней прикасаться сейчас, по крайней мере, до тех пор, пока Джой сама не позволит, или не подойдёт первой. Рей остановилась у нее за спиной, но не слишком близко. — Пока есть люди и пока они живы, и пока могут что-то чинить, надо чинить. Учиться. Все получится, если стараться… Ты же знаешь, у тебя большой бизнес, и все получается. — Это не одно и то же, — хмыкнула Джет. — Совсем разные вещи. В работе есть правила и алгоритмы. Стратегии. Планы. Способы… решать неурядицы. Точки давления. В жизни всё сложно. Одно наслаивается на другое, и нельзя просто отодрать это и выбросить. — Ничего не будет наслаиваться, если решать проблемы по мере их возникновения, а не консервировать их… Это легко, нужно только научиться. Эмоциям нужен выход. — Такой? — улыбнулась ей Джой, обернувшись, обвела рукой царящий в комнате разгром. — Да любой, — пожала плечами Рейна. Слезы у Джет течь перестали, влажные дорожки даже слегка подсохли. Ком в горле Рей, наконец, растворился, высвобождая ее способность нормально говорить. Она вспомнила, что у нее в сумочке есть влажные салфетки. Вытащила пару штук и сделала ещё один шаг к наблюдающей за ней Джой. Под этой пристальностью Рей превращалась в какую-нибудь булочную крошку на ее костюме. Она робко подняла руку, сжимающую салфетку. — Можно?.. Джет кивнула. — Мне кажется, что, может, я знаю один хороший способ избавиться от наслоившихся эмоций, — решившись, сказала она, бережно избавляя уставшее, застывшее лицо от потекшей косметики. — Я иногда так делаю. Мне помогает. — Иногда, — повторила Джой. — Если иногда, а не всегда, значит, это не секс. — Шутишь уже? Это хорошо, у тебя так токсины выходят, — закатила глаза Рейна, и на губах Джет появилось подобие вымученной улыбки. — К слову, секс для меня — это эмоция, а не их слив. Это не токсично. Ладно, мы не об этом… В общем, для этого способа нам нужно съездить кое-куда. — Поехали. — Что, так просто? — удивилась Рей. — Хочешь, чтобы я сопротивлялась? — дернула уголком губ она. — Подожди, тебе ещё за руль. — Токсины, — обречённо вздохнула Рейна. — Это просто токсины.* * *
К искреннему замешательству Джой, они приехали на пляж. На какой-то странный, пустой, полузаросший пляж в Венисе… За несколько миль отсюда, разумеется, гремела музыка и иллюминировали фонари, но именно там, где они припарковались, было темно и безлюдно, словно они в один момент телепортировались в техасский лес. Темная гладь воды отражала сияющую луну; сверчки громко стрекотали, казалось, в самом мозгу, а ветер — типичный пляжный ветер, несущий за собой соль и свежесть, — приглушал их порывами. Не то место, где можно ощутить покой. Джет меланхолично оглянулась, ступая по песку. Она оставила туфли в машине. Жаль, что только туфли там и можно было оставить; иначе Джой с радостью бы бросила там память, имя и паршивый комок, сидящий на сердце сплющенной серой тряпкой. Пожалуй, так было бы неплохо, да? Но ей, увы и ах, снова не повезло. Сейчас над ней черным покрывалом висела ночь, таящая в себе и ее истерику, и ее безразличие; и новые ответвления старой боли, так похожие на ожившие с приходом весны ветки больного дерева. Сейчас. Но что будет завтра? То самое дальше, каким оно будет? Джой не знала. Завтра утром она проснется, если вообще уснет этой ночью, и что почувствует? Облегчение? Опустошение? Желание ударить себя за то, что теперь у нее нет ни единой спасительной таблетки? Что она сделает? Просто поедет на работу, как и всегда? Нюансы, обязательства, такой знакомый прогнивший мир… Нет, на самом-то деле, Джой понятия не имела, что делать завтра. Но что-то подсказывало ей, перекатываясь в венах серебряными ртутными шариками: как раньше уже не будет. Реминисценция Летиных похорон. Когда Джой ехала с церемонии, облаченная в траурный черный, она ощущала то же самое. Забавно, что сегодня она во всём белом. Джой присела около приливающей к берегу воды. Внезапный порыв прикоснуться к холоду Тихого оказался почти неконтролируемым, и она положила ладонь на песок. Маленькая волна мягко накрыла кожу. — В принципе, — сказала Джет стоящей рядом Рейне, — если ты собираешься меня утопить, то я не особенно против. — Опять твои токсичные черные шуточки, — глаза к небу, конечно. — Нет, даже не мечтай, я не собираюсь тебя топить. Мой способ избавиться от накопившихся эмоций — крик. Покричать. Здесь идеальное место для этого. Джой поднялась и смерила ее подозрительным взглядом. Вроде не пила, сидела же за рулем… Даже вела почти сносно. Может, температура? Она коснулась ее лба тыльной стороной ладони. — Да боже, Джет! — Рейна оттолкнула ее руку быстро, но Джой хватило времени понять, что температуры у нее нет. — Засунь свою роковую стервозность себе в задницу и просто попробуй. Если не понравится, с меня большой букет завявших ромашек, — ядовито улыбнулась она. Джой даже не допускала, как это. — Я таким не занимаюсь, — проворчала Джет себе под нос. Она не то чтобы считала идею Рей провальной, но… Нет, нет, это глупо. Джет такое не подойдет — она ведь не просто ноунейм-девчонка из пригорода. Она сгорит от стыда, если кто-нибудь увидит, что она орет, как умалишенная, просто потому что решила вдруг поорать. — Каким «таким»? — вздохнула Рейна. — Я же тебе не голое дефиле по «БМВ» предлагаю. Джет… Стой, ты что, стесняешься? — она заглянула Джет в лицо, и Джой, поджав губы, отвела взгляд к океану. — Господи, да, ты стесняешься! — с каким-то детским восторгом воскликнула Рей, чуть, видимо, не захлопав в ладоши. Только она могла такое ей говорить. Джой вспыхнула. Лицо у нее так горело, что она наверняка покраснела, точно вареный рак. Она с упреком посмотрела на девчонку. — Не говори глупостей, Рей. Я просто не… — Давай вместе, — оптимистично выдала она и взяла Джой за руки, — обещаю, это поможет. Я даже первая могу. Вот так. Она подняла голову вверх и закричала. Рейна кричала громко и неподдельно, секунд пять, и ее крик, вместе с широкой улыбкой, взмывал вверх невидимой звездной пылью; ее горло напряглось до предела, словно готовилось лопнуть. Она крепко сжимала пальцы Джет в своих. От ее уплывающего голоса по телу побежали мурашки. Она будто бы смотрела на что-то, чего не должна была видеть. Голос Рей проникал в нее через поры, вызывая дрожь в солнечном сплетении, вился вокруг сердца, пытаясь сбросить с него ту самую паршивую серую тряпку. Джет почувствовала собственную шаткость. Шум Тихого перестал быть шумом. Наконец, притихнув, Рейна схватила ртом воздух и улыбнулась Джой такой невероятной улыбкой, что Джет замерла. Темные глаза Рей блестели свободой и жизнью и, казалась, эта улыбка предназначалась не одной Джой, а целому миру где-нибудь на трибуне. — Видишь? — сбивчиво дыша, спросила она. — Это просто. Иногда что-то как будто застревает у меня в горле и у меня не получается плакать… тогда я приезжаю сюда и делаю так. Тогда сразу становится… пусто и хорошо. И голова немножко кружится. Как будто от счастья. Давай. Выпусти пар. Хочешь, я отвернусь?.. К черту. Джой отошла от нее чуть дальше и сделала, наверное, самый глубокий вдох в жизни. Ее мгновенно качнуло от переизбытка кислорода, плюс не до конца выветрившийся скотч; она вцепилась себе в плечи, словно это могло помочь ей не упасть, и… Закричала?.. Сначала ей показалось, что легкие заполонил вакуум, как вода наполняет стакан. Оглушительная тишина охватила голову, и она даже не сразу поняла, что на самом деле издает звук… Ровный, истошный, длинный крик врезался в уши чужим отголоском, защекотал ушные перепонки, надорвал горло; Джой зажмурила глаза, и пляж вокруг неумолимо продолжил кружиться. Казалось, изнутри вырывается вполне осязаемый зверь. Отталкивается от напряженного пресса, продирается когтями по костям, проникает в оба легких одновременно. Кипятком выстилает гортань. Джой почти рухнула на песок, когда весь воздух внутри закончился. Прошел час, казалось, хотя, может, секунд восемь. Она сделала первый вдох и ее разобрало от иррационального смеха… Она мгновенно почувствовала себя глупее некуда, но в то же время ее переполнила невозможная, невообразимая лёгкость, которой было так много, что она выпрыгивала наружу вместе со сбитым смехом. И улыбкой. Джой почему-то не могла перестать улыбаться. Она взялась за голову, вцепившись взглядом в песок. — О боже, — как-то само выскочило, — как хорошо. Рейна засмеялась. — Хорошо? — Да, — ещё раз подтвердила Джой, кивнув; эндорфины ударили в голову, и она опьянела второй раз за вечер. Лицо по-прежнему горело, но уже не от неловкости, а от восторга, залившего ее с ног и до самой макушки. И лёгкости. Лёгкости, которая в этот раз проникла глубже, чем раньше, как бывало после коротких слезливых выпадов; раньше она ощущалась тонким слоем полиэтилена на заточенных лезвиях, а теперь стройно забилась там, где должно биться сердце. Джой отдала бы половину «БМВ» за то, чтобы всегда чувствовать себя так, черт возьми! — Можно ещё раз?.. — Нужно! — мудро изрекла Рей и шлепнулась на песок. Джой подумала, что она, должно быть, выглядит просто ужасно и занимается смехотворным, тупым позорищем — быть может, даже самым тупым позорищем в жизни Джет, — но не плевать ли?.. Она впервые за несколько лет чувствовала себя свободной по-настоящему.* * *
Они вернулись в лофт около одиннадцати. Джой улыбалась всю дорогу, как дурочка, и не могла успокоиться и теперь. — Предлагаю тебе отправиться в душ и переодеть эту уставшую рубашку, ты видела, что ты с ней сделала? — с напускным ворчанием заявила Рей. Она сняла свои босоножки, а Джой вышагнула из туфель. В них остался песок. — Это всего лишь рубашка, — пожала плечами Джет. — А это всего лишь обитель хаоса, — загадочно протянула она, когда они вошли в комнату. — Я пока приберусь немного… Не королевское это дело, да? Джой склонила голову, разглядывая ее. Может, правда, нет ничего плохого в том, чтобы говорить о больном? Побыть немного нелепой… Иногда, конечно, не каждый раз… просто когда нет сил на что-то другое. Это ведь ничего не меняет. Забавная девчонка остаётся забавной девчонкой, и все также смешно морщит нос, когда возмущается. — Да, — кивнула Джой, сомневаясь в том, что правильно вспомнила вопрос. — Надо будет замотать, — тихо сказала Рейна, кивнув на разбитые костяшки Джет. Джой уже и думать о них забыла. Рей подошла к комоду под зеркалом и собиралась потянуться к ящикам, как Джой негромко окликнула ее. — Да? — Спасибо, Рей, — мягко улыбнулась ей Джет. Девчонка смутилась. Ей захотелось ее поцеловать, но Джой подумала, что сперва действительно куда лучше будет принять душ и переодеться… Она будто бы прожила целую жизнь за один вечер. Грязная рубашка — просто неприятная мелочь. Джой сбросила и ее, и брюки, и белье на пол, виртуозно миновав десятки пустых фиолетовых пузырьков. По-прежнему была ночь и «сейчас», так что они не очень ее волновали. Роуз пережила войну, а она что, будучи Джет, не переживет очередную паничку?.. Надо было завязывать с нытьем. Основательно. Смыть в унитаз несколько тысяч долларов в таблеточном эквиваленте — удачное начало для этого? Начало. Да, пожалуй, Джой хотела верить, что эта ночь — начало чего-то, а не конец всего. Она зачем-то оставила дверь открытой. Наверное, если отмотать время немного назад, и ее, приятно опустошенную, туда же, то история с голой Рей в ее ду́ше, ближе, чем можно себе представить, закончилась бы той ночью не так, как закончилась. Стоя под тёплыми струями воды, смывающей с тела оставшееся напряжение, Джой вдруг подумала: а что, если дело всегда было в этом? Прошлое плотно набивало больную голову. Это как пытаться засунуть вату в и так переполненный ею кувшин; сколько ни старайся, там не найдется места. Банально. Слишком просто, как и всё, впрочем, гениальное. Джой медленно выдохнула, проверяя, в порядке ли новоприобретенное облегчение. Оно оставалось в порядке. Имелся ещё один способ проверить это. Только один. Все прочее добровольно покинуло голову, притворившись послушным. Джой, вытирая полотенцем влажное тело, попыталась вспомнить подробности фотографий, который Рей присылала ей иногда. Самую первую, например… Игривая, блуждающая улыбка, ноги на подлокотниках, пальцы, недвусмысленно касающиеся бедер. Низ живота залило горячей волной почти мгновенно. Она сжала ноги. Прикрыла глаза, опершись о раковину. Слишком легко. Рей заразила ее своим наивным мировоззрением, где всё легко? Если так, Джой не собиралась возражать. Она накинула на себя халат, запахнув его поясом скорее на автомате, чем по желанию. Когда Джет оказалась в комнате, то с крайней степенью удивления обнаружила относительный порядок. Для приличия надо было заметить, что крушить дом, когда тебя точит изнутри фатально-непроглядная ненависть, было очень приятно. Почти как секс, но, конечно, все равно не то, и облегчение после этого Джой вовсе не посещало. Она подошла к плазме и выключила идиотские, как фантазии укуренных хиппи, клипы, разрывающие блаженную тишину. Они сами включились, когда Джой ненароком задела пульт. Из-под барного стола на стороне кухни вынырнула Рей. Она убрала волосы изо рта и сверкнула улыбкой: — О, ты стала похожа на человека, Джет. — Твои комплименты просто ужасны, — фыркнула Джой. Она только заметила, какого жуткого, вырвиглазно розового цвета на Рейне комбинезон. Странное одеяние из чересчур коротких шорт и откровенного выреза. — Как и, в общем, этот комбинезон… — Хочешь сказать, слишком открыто? — довольно хмыкнула она и вышла из-за стола, демонстрируя свой зефирный образ. Зефир, в котором переборщили с красителем. Джой подошла к ней почти вплотную и усмехнулась уголком губ. — Именно так, — подтвердила, чмокнув ее в губы. Она нашла тряпку, зажатую в руке Рей, и заставила ее разжать ладонь. — Оставь это, к черту. — У тебя, кажется, появилось настроение?.. — промурлыкала Рейна. — Тогда мне тоже нужно в душ, а ещё замотать твои руки… Ты так любишь ходить побитая, Джет, ты что, мазохистка? — Помочь тебе раздеться? — прошептала ей в губы Джой, ухмыляясь, даже не собираясь отвечать. Она всегда заглушала эмоции болью и не любила отвечать на провокации прямо, и даже Рей против этого была совершенно бессильна. Маленькая волшебная феечка. Джой почти поверила, что она сотворила чудо. Рей остановила ее пальцы на своей груди, ползущие вниз дорожкой расстегнутых пуговиц. — Не-а, — лисья усмешка коснулась глаз. — Только быстро, — выдохнула Джой, оставляя очередной поцелуй на сладких от блеска губах. — А может, я хочу помучить тебя, так же, как ты меня, — хихикнула она, прокружившись, выскользнула из рук Джет, но Джой, хмурясь, перехватила ее запястье. — Ну нет, — капризно, — тебе не хватит самообладания. И Джой, конечно, оказалась права, как и всегда. В тот момент, когда Рей, с абсолютно туманным взглядом, прильнула к ней в одном полотенце, Джой и сама лишилась этого мифического самообладания. Она накрыла губами ее рот, стоило Рей оказаться достаточно близко. Возбуждение вязкой густотой собралось внизу, и Джет казалось, что она ещё никогда не чувствовала это так остро… Конечно, это чувство - всего лишь заведомо временное помутнение. Просто она слишком давно не ощущала себя способной вылить это возбуждение так. Она, играя, закусила нижнюю губу Рей, а она, поддаваясь, позволила зализать кровь кончиком языка; скользнуть в рот, найти другой язык, увлеченно сражаясь за поражение. Джой прижала ее к стене и коснулась горячей кожи Рей на внутренней стороне бедра. Она свела ноги, со смехом откинув голову. — Нет, — ее чуть севший голос вибрацией отдался внизу живота, — нечестно. Я первая и… — Рейна распахнула полы ее халата и опустила блестящий взгляд на ее грудь. Под халатом ничего не было, зачем?.. Джой сделала шаг вперёд, не ощущая желания укутаться обратно. Рейна туго сглотнула, не отрываясь. — И… Ты точно?.. Я просто… Кажется, если ты ляжешь на эту чёртову кровать, я совсем не смогу остановиться… — Так и задумано, — шепнула Джет. В приглушённом свету можно было разглядеть друг друга лучше, и поэтому Джой покачала головой, когда Рей спросила, не выключить ли его. Джет потянула полотенце Рей вниз. Оно упало на пол, обнажив смуглую кожу, отдающую золотом на свету и бархатной нежностью под ладонями. Гитарные изгибы, полные формы; Джой завороженно касалась ее в самых невинных местах, мягко обходя желание Рей о лидерстве. Но она, может, и не замечала. Сбито дышала, бесстыдно усевшись Джой на ноги. Рассматривала Джет так внимательно, словно пыталась запомнить, как ее потом собрать по молекулам. — Боже, ты такая красивая, — медленно выговорила она. Рей легонько провела ладонью по ее груди, задевая чувствительные соски, и погладила напряжённый живот; по Джой целым табуном пробежались мурашки. — Такая красивая, Джет. Она была горячей и влажной на ней; раскаленный шелк еле заметно раскачивался на ее ноге. Джой обхватила ее за бедра. В горле зачесалось от сухости. — Может, тогда трахнешь меня уже? — процедила Джет. Между ног пульсировало почти на грани. — А потом я займусь тобой. — Чудная идея, — мурлыкнула Рей и, к разочарованию Джо, сползла с ее ног ниже. Впрочем, не то чтобы разочарование было долгим. Рей была неспешна, и хотя Джой не слишком любила медлительность, в этот раз будто нельзя было как-то иначе: слишком много невысказанной ласки скопилось на кончиках пальцев. Рейна водила языком по ее груди, оттягивая соски по очереди; лёгкая боль смешалась с пронизывающим желанием, и Джой шипела, прижимая ее к себе ближе. Сладкая вязкость вспыхивала внизу все ярче и ярче, но она не могла даже свести ноги. Рей лежала прямо между. Она опускалась, покрывая Джет бесконечными, тягучими поцелуями, как маленькие разряды, возникающие то на ребрах, то на животе, то на почти болезненных сосках; внутри словно проволока натянулась, выровнялась, как дрессированная, и смыкалась аккурат в ноющем клиторе. Джой почти скулила. Ей нужно было это. Разрядка. Первая за годы и годы. С пустой, без таблеток, головой. Рейна поцеловала её под пупком, в то место, где отпечаталась любимая всеми женщинами родинка, и посмотрела на Джой снизу вверх с полубезумной улыбкой. Во взгляде Джой, наверное, все было слишком красноречиво. Руки Рей покоились у Джой на бедрах. — Давно хотела поцеловать эту родинку, — сообщила она и оставила там ещё один невидимый отпечаток. И ещё. Коснулась бедра, видимо, заметила синяки от щипков. — Что это?.. — Не отвлекайся, — в нетерпении вытолкнула Джет; она намеком надавила ей на макушку, и Рей самодовольно ухмыльнулась. Ее губы мягко коснулись внутренней стороны бедра, но это снова было не там, где нужно. — Рей, — умоляюще выдохнула Джой. Она дернулась вперёд, ещё немного — и она просто чокнется; вся кровь и мысли свинцовой тяжестью оседлали низ живота. — Тебе нужно, — хрипло отозвалась Рейна, глядя на нее с поволокой и хитростью, — чуть-чуть остыть… Только Джой собиралась возразить, как все слова провалились обратно в горло. Вместо слов получился протяжный стон, громкий и пошлый, прямо как влажный звук проникающих в нее пальцев. — Су-ка, — не сдержавшись, зашипела она, откинув голову; два пальца вошли до упора и мучительно медленно заскользили внутри. Рей не касалась клитора, и, может быть, правильно, но теперь Джой казалось, что его совсем не обязательно трогать, чтобы она кончила. Джет сжала ее плотным кольцом мышц, и тогда почувствовала, как Рей добавила третий. Она была такой мокрой, что наплевать. Чертовски хотелось, чтобы Рей просто делала это быстрее. Джой стискивала простыни и подавалась навстречу, насколько позволяла свободная рука Рейны, прижимающая ее к кровати. Она до крови искусала губы, от напряжения уже болело всё тело; Рей играла абсолютно нечестно. Она то вытаскивала пальцы полностью, то с ужасающей нежностью входила глубже, иногда поднимая туманный, игривый взгляд, будто бы они правда во что-то играют. Джой нащупала ее запястье, приподнявшись на носочках, но Рейна тут же его убрала, выскользнув из нее совсем. Она подхватила ее под бедра. Влажный язык Рей коснулся возбужденного клитора едва-едва, она чуть подула на разгоряченную кожу… И что-то в груди Джет разлетелось, бахнуло, выпустив миллион мурашек по телу, несколько разрядов сразу. Она выгнулась, стиснув зубы, напрягая пресс до предела. Ее пальцы инстинктивно нашли волосы Рейны. Джой невольно сжимала их сильнее, приближая ее, вынуждая быть настойчивее, и в этот раз она даже поняла… Она выписывала широкие круги, плутая рядом с той самой точкой, под влиянием которой женщины иногда безбожно теряли рассудок, но лишь изредка задевала ее. Джой, не в силах сдержать жалобных хныков, блуждала где-то на грани. Где-то там, где давно не была. Между ног всё было скованно приятной влагой, щекотливыми движениями горячего языка. Джой сдавленно застонала, двинув бедрами, и в ту же секунду она вся содрогнулась, шумно выдыхая, морщась, будто бы болезненно, когда бедра свело судорогой, исступленной дрожью перекрывающей свет и весь мир. Свет просто погас. Джой, кажется, больно дернула ее за волосы. Рей остановилась. Она держала ее бедра, полулежала на ее животе, и Джет чувствовала горячее дыхание на себе. И пальцы, замершие внутри. Пальцы, утонувшие в вязкой влаге. По телу, сокращаясь, разлилось забытое тепло. Джой медленно открыла глаза. — Ты должна сказать: хо-ро-шо, — тихо засмеялась Рей, и ее голос, как и негромкие стоны Джет до, слились с пропитанным возбуждением лофтом. — Мне так нравится, как ты стонешь… Хочу громче. Джой, восстанавливая дыхание, посмотрела на нее из-под опущенных ресниц, и лениво улыбнулась. — Даже не мечтай… Рей чуть приподнялась на локте. Она с поразительно невинным видом слизала влагу со своих пальцев. — Что, правда? Джой в долю секунды опрокинула ее на спину и нависла сверху. Растрёпанная и томная, озорная и забавная… Рейна смотрела на нее с вызывающей откровенностью. Она провела по приоткрытым губам Джет кончиком большого пальца. Губы у Джой вовсе не были такими пухлыми, как у Рей, и болели от кровавых встреч с зубами куда чаще. Джет склонилась к ее лицу, ласково обхватив ее щеки. Длинные черные пряди волос, обрамляющие его, были влажными от пота. Джой аккуратно откинула их на подушку. — Я тебя люблю, — внезапно сказала Рей. Джет, видимо, нахмурилась на это слишком явно, и Рейна, также просто, добавила: — Тебе необязательно отвечать прямо сейчас. Просто захотелось… сказать. Вместо ответа Джой поцеловала её. Весь существующий внутри нее трепет нашел выход в этом мягком касании губ. И пока что это всё, что Джет способна была предложить девчонке по-честному.* * *
Утро всё-таки наступило. Джой проснулась в половине шестого. Ночь больше не покрывала ничего, и Джой, ощущая яркость солнечных лучей на веках, ещё долго лежала с закрытыми глазами, сомневаясь в реальности вчерашнего вечера. Рей обнимала ее прямо под обнаженной грудью и ровно дышала в затылок. Эта часть вчерашнего, допустим, была настоящей… Единственная приятная его часть. Джет встала, стараясь не разбудить Рей. Она машинально принялась выглядывать свой телефон, но вместе с жжением в успевших покрыться корочкой костяшках до Джой дошло, что остатки ее телефона остались кучкой мусора в кабинете. Внезапно ее залило сумасшедшим стыдом за тот вчерашний выпад в сторону сестры. Она же почти накричала на нее. Идиотка. Джой вышла из ванной в шесть, подобрав с пола халат, накинула его на белье. Она включила кофемашину и зашарила на полке в поисках пачки «Джи Сэма». Перед глазами замаячили рабочие планы. Удивительно, но, кажется, не считая непривычно лёгкого дыхания, в остальном это было обычное утро. Джет даже не хотелось себя пристрелить. И пускать в голову гипертрофированную радость за вновь приобретенную возможность кончать — тоже. Скорее… Джой смаковала стабильность. Да, точно. Стабильно спокойный настрой. Джой уже очертила себе самое главное, что должна сделать сегодня, первым же делом, прямо перед офисом: поехать к Роуз, попросить у нее прощения и крепко-крепко обнять. Никого Джой не любила так сильно, как любила её. Думать об отце она не собиралась совсем. Не сейчас, пожалуй, когда-то потом, когда не будет так мерзко возвращаться к самой мысли о том, что из-за него она могла бы никогда больше не увидеть своего самого близкого человека. Роуз могла бы… О, нет, слишком много за этим пряталось болей и скрытых вопросов; Джой откинула от себя эти мысли, как вспыхнувшую бумагу. Она потянулась за чашкой для кофе. — Доброе утро, — от неожиданно зазвучавшего рядом голоса Рей Джет почти подпрыгнула. Рей обняла ее со спины. Осипший после сна смех задрожал чуть ниже затылка. — Прости, не хотела тебя пугать. — Кофе будешь? — расслабилась Джой. — Лучше тебя. От этого ответа почему-то потеплело в груди.