По каждому поводу я разрываю ряд.
И падают, падают буквы к ногам моим,
обглоданной падалью слово в груди стоит,
и я замираю: не выдохнуть, не вдохнуть.
за милю до рая
я пряник
и я же
кнут.
— Бога ради, Кевин, ты что, в глаза долбишься? — зарычала Джой и тыкнула в свое расписание на экране айпада. — Посмотри, вот оно. — Мисс Джет, пожалуйста, не святотатствуйте, я католик, — попросил он, чуть ослабив свою туго затянутую бабочку. — Да? — удивилась она. — Прошу прощения. Переформулирую: ты, мать твою, в глаза долбишься? — Не многим лучше, — вздохнул он. Официальная часть презентации А8 подходила к концу. Отблескивающий серебром автомобиль стоял на широком глянцевом подиуме; приглашенные обозреватели наряду с видеографами «Авто Ньюс» и корреспондентами из «Интел Калифорнэйшн» снимали ее со всех сторон, разве что сверху не лезли. Внутрь — конечно, да… Они залапали всю пленку на панели управления… Впрочем, Кевин уже устал на это смотреть. Мисс Джет можно было понять: она была на ногах с пяти утра, журналисты, судя по всему, преследовали цель доконать ее окончательно, а тест-драйв, который она проводила для тех же «Авто Ньюс» на подготовленном аэродроме, пришлось прервать на целых сорок минут, потому что там откуда-то взялась огромная стеклянная арка. На часах уже натикало пять часов вечера, эксклюзивный приём в честь официальной презентации начнется через каких-то полчаса — он будет проходить в Файр-тауэре на сто десятом этаже, среди великолепного ступенчатого глянца, выделенного голубым и черным закалённым стеклом. Там было просто безбожно красиво! У Кевина захватывало дух уже третий год подряд, когда он предвкушал, как будет стоять на открытой веранде и наблюдать сперва за пастельными цветами заката, а потом и за переливающимися огнями ночного города. Дышать глубоко, чтобы поднебесная свежесть ласкала лёгкие. Формально он был, конечно, на работе, но мисс Джет редко когда поручала ему что-нибудь во время приемов. Кевин специально заканчивал с делами до последней обязательной официальщины. В субботу, правда, был назначен ещё и корпоратив, остаточной организацией которого он и занимался сейчас… Джой обнаружила его косяк — забыл про пункт в ее расписании, где значился запланированный звонок в «Хардгроувс», и теперь была раздражена ещё больше. Уитни бегала за ней по следам весь день, поправляя макияж; Джет бесконечно снимали, задавая миллион тупейших вопросов («почему в этот раз седан?» или «не считаете ли вы двухэтажную оптику слишком тяжеловесной?»), и, в общем-то, что в офисе, что на аэродроме творился полнейший хаос. От навалившихся на голову дел было трудно дышать, Джой словно сжали в тиски со всех четырех сторон; благо, хоть в туалете ее оставляли в блаженном спокойствии и не ломились в чёртову дверь. К половине шестого — как по таймеру, мать их — корреспонденты, интервьюеры, представители компании статистического анализа качества, критики, клинические идиоты, потомственные бомжи и все остальные, наконец-то, покинули её и её офис. Джет шумно выдохнула, сбросив с плеч каменную ношу, издала протяжный стон артистичности и удовольствия. Подвигала мышцами лица, уставшими от прилипшего к ним выражения радушия и вежливости. Торжественный брючный костюм, льняной и не слишком удобный, как и туфли «Шанель» на невысокой шпильке, безумно хотелось снять. В идеале — вообще лечь и сдохнуть, но это если уж говорить о мечтах… Джой, дождавшись, когда из офиса выпрется последний из делегации, в ту же секунду плюхнулась на маленький велюровый диванчик, и он — о, чудо — оказался пределом ее мечтаний. В холле «БМВ» приятно теплился вечерний свет. Привычная суета наполняла офис. Ребекка — снова лохматая — бездельничала, с улыбкой шатая головой за стойкой. У Одри, которая что-то шептала Ребекке, губы за прошедшие дни стали ещё больше. Третья администраторка, когда-то врезавшаяся в Роуз, Молли — сидела чуть дальше и что-то печатала, моргая глазами-блюдцами. Неужто работала? А, в общем-то, не особо это имело значение. Самая главная часть их работы все равно заключалась в том, чтобы обворожительно хлопать ресницами. — Мисс Джет, — бодро начала Ребекка, поймав на себе вялый взгляд Джой, — может, сбегать вам за кофе? — Или за ужином? — встрепенулась Одри. — А может, ещё что-нибудь хотите? — а это уже Молли. Джой усмехнулась и отказалась. Эти трое — точно неназванные тройняшки. Не хватало только глупышки Мэгги из отдела коммуникаций, которая в начале лета таскала ей кофе по несколько раз на дню. Она вообще пила его сегодня? Всё, что Джой надо было делать дальше, координировал Кевин. Она ждала, пока он заберёт что-то там со своего рабочего места и спустится обратно на первый. Водитель уже ждал их, чтобы отвезти в Файр-тауэр. Работа всё не кончалась, а Джет, по ощущениям, уже была на исходе. Она не помнила, как делала это последние два года. Джой пересмотрела ради интереса последнюю презентацию и обнаружила там вместо себя пластиковую куклу со стеклянным взглядом. Мимо не прошли и прошлогодние комментарии. Кажется, про Джой Джет под чем-то не писали только ленивые. Самое забавное, что это была лишь половина их комментариев. Другая возвещала о том, что Джой все равно такая горячая. Почему-то Рей после секса под феназепамом так не считала. Джет медленно выпустила воздух из лёгких. Выдох. Вдох. Ей предстояло выжить ещё совсем небольшую часть оставшегося дня. Это будет легче, чем ту, что уже кончилась; прием обыкновенный — чистая любезность, благовоспитанная формальность. Если бы там не надо было выпендриваться перед акционерами и заталкивать им в мозг сладкую речь, то Джой могла бы расслабиться. Рухнуть на какой-нибудь там выступ возле сцены и беспробудно глушить игристое — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Джой потерла подушечки пальцев друг о друга. Между ними не хватало сигареты — последнюю Джет выкурила вчера на ночь, стоя на балконе и сильно сосредотачиваясь на том, чтобы ни о чем не думать. Мерзкая тревога комом засела под ребрами. Откуда только взялась? Она поморщилась. На этом приеме должен был быть ее… тот, кого она считала папой. Если бы он был человеком, то прилетел бы, как планировал, и Джой непременно попросила бы его остаться на несколько дней. На приеме ей будет льстить абсолютно каждый человек в зале, а отец бы не стал. Его похвалу всегда надо было заслуживать очень сложно, да и то — вряд ли получишь, неважно, что сделаешь: котенка спасёшь, способ отрастить крылья изобретешь, или зарабатывать миллиарды будешь. Отцу было бы одинаково недостаточно. Сейчас Джой вспоминалось, что, когда он открывал рот, чтобы сказать что-нибудь приятное, то от него затем неизбежно отваливался кусок. Впрочем, и о неприятном он не особенно говорил. Только, как оказалось, делал. У Джой за спиной. Джой подумала, что никогда не стала бы врать своему ребенку, если бы он у нее был. Она медленно открыла глаза и повернула голову. Прозрачный лифт беззвучно распахнул двери. — Мисс Джет, можем ехать! — спешно закивал Кевин, приближаясь к ней широкими шагами, на ходу застегивая черный пиджак. — Деррик сообщил, что автомобиль доставили без проблем. Джет кивнула. Ей нравилось представлять А8, летящую по воздуху. Она миновала на грузовом лифте Файр-тауэра тысячу триста футов ввысь, и как было бы эпично, если бы у седана вдруг раскрылись огромные белоснежные крылья. Надо будет замутить что-нибудь этакое на следующей презентации — просто колоритно, и у Совета челюсть об пол шмякнется… — Джо! Роуз материализовалась в холле как будто из ниоткуда. Ее машина была видна через стекло раздвижных дверей, но Джой не смотрела в ту сторону. Она ждала, что Роуз сразу явится на приеме, а теперь у нее сбито кольнуло в сердце, словно что-то снова случилось. Но Эр улыбалась, радостная до чёртиков и красивая до умопомрачения. Джет поднялась обратно на свои жесткие лодочки, разглядывая вечернее платье сестры. Роуз покрутилась, сжимая маленький клатч, нагоняя ветер и заражая улыбкой. Молочное, прямое и облегающее. На татуированной шее блестел агат. — Роскошная, — восхищённо выдохнула Джой. — Эмили умрёт на месте, когда увидит тебя, зря ты сегодня такая красивая. — Я заехала увидеть тебя перед началом, — с улыбкой ответила Роуз и взяла Джой за руки. — Устала? — Немножко, — соврала она. — А что, так заметно? Уитни поколдует. Ты на машине, забрала Рикки? — Джет спросила это как бы между прочим, но на самом деле ее порывало увидеть Рикки поскорее в том красном платье. Просто так, Джой ведь не видела ее в чем-то вечернем: всё повседневные костюмы, да летние платьишки. Джой пригласила ее на прием, чтобы Рикки слегка развеялась и познакомилась, может, с Рей наконец… Было как-то странно, что они все ещё не знакомы. — Да и да, — как по пунктам. — Правда, она не захотела оставлять малышку, — здесь Джой едва не задохнулась от мысли, что Рикки собралась тащить Лети в Файр-тауэр, но Эр добавила: — Я ей говорила, что за пару часов ничего не случится, что Эбби прекрасная проверенная няня, но это не прокатило… Конечно, я не собиралась бросать Рикки, нельзя же все время только сидеть с ребенком! Ну, в общем, теперь Эбби тоже едет с нами и будет с Лети в ресторане с детской комнатой. Этажом ниже, — тараторила Роуз так, что Джой своими утомленными мозгами едва поспевала за ходом слов. Эр вздохнула и покачала головой: — Это всё гормоны, Джо, страшная вещь… Кстати, Рей будет? — Конечно. А что? — моргнула Джой. — А, ну да, надо же вас познакомить! — едва не хлопнула себя по лбу она. — Чёрт возьми, я все время забываю, что в моей жизни теперь есть не знакомые друг с другом люди. Роуз бодро пожала плечами. Одновременно им в головы стукнула очевидная мысль о том, что время не бесконечное, так что Эр, огласив, что объятия и подарки после окончательного триумфа, упорхнула в черный «БМВ». — Знаешь, Кевин, — сказала Джет, обернувшись на мгновенно выпрямившегося секретаря, — по-моему, все идёт неплохо. Как ты считаешь? — Все идёт очень хорошо! — подтвердил он; от активных кивков его мелкие кудряшки забавно подпрыгнули. Действительно, хорошо. У Джой не было причин для волнения.* * *
Но какого-то черта она волновалась. Может, это все усталость так влияла на Джет, но она стояла за кулисами и чувствовала, как у нее потеют ладони и как мерзкое четырехкамерное в груди начинает плясать если не польку, то шафл. На широкой сцене, среди грубых элементов острого гранита и минималистичных закусок на подвешенных столешницах, стоял пока ещё скрытый чехлом автомобиль, и сейчас должна будет выступить с речью Джой. С виду все шло как надо. Потряхивало ее явно не из-за речи, верно? Таких речей за плечами у нее было слишком много, чтобы изводить себя из-за пары елейных словечек. Она вдохнула и выдохнула с контролирующей ладонью поверх диафрагмы. Вдох-выдох. Раз-два. Джой посмотрела в длинное зеркало на стене крошечных кулис. Уитни освежила ее румяна и дымчатые стрелки, щедро разляпала хайлайтер на какие-то там особые для него точки. Блондинистую пикси взъерошили почти творчески. И, разумеется, Джет переоделась: сдельный костюм, белый открытый верх, темные брюки; длинные серьги, натянутая уверенность. Хотя, скорее, нет, не натянутая — просто выверенная, выдрессированная годами, как тигр в цирке. Даже если бы Файр-тауэр начал рушиться, сталь в голубых глазах осталась бы на своем месте. Она блестела бы на свету стеклом, отражала бы вспыхнувший пламень. Перекатывала бы чужую панику. Джой тоже бывала в панике, но разве это могло стать хоть сколько-нибудь убедительным оправданием? Она ведь Джет, бизнесвумен, ещё и женщина. Тройное комбо. Как бы она себя ни чувствовала, что бы ее ни тревожило, Джет должна была безупречно уместить полгода работы в нескучную и не слишком длинную речь. Умаслить акционеров, чтобы не выводили ее из себя следующие полгода, и чтобы не мнили себя слишком важными, словно их несчастные несколько процентов в действительности могли на что-то влиять. Да ни черта они не могли. Ни черта они не делали, кроме пассивного инвестирования и отдыха на Ибице с губастыми проститутками. Теперь Джой начинала злиться. На сцене затихла группа «НьюБлэк», и послышался хорошо поставленный голос ведущей. Ее звали Кэтрин Вуттен, и она в прошлом главная редакторка «Космополитена», десять лет назад вдруг решившая, что хочет переквалифицироваться в другой вид журналистики. Сейчас она вела несколько шоу на ТВ, брала крупные мероприятия под крыло; Вуттен была хороша в своем деле, обычно соблюдала строгую этику и носила длинные рыжие локоны, чтобы полыхать одинаково с любой дальности. Кэтрин что-то красиво сказала, Джой пропустила это мимо ушей, ощущая, что их будто бы заложило; спустя минуту до нее долетело собственное имя и тяжёлые фоновые аккорды. Джой вышагнула на черный глянец. Тонкие каблуки строгих лодочек стучали вышколенным ритмом лишь в ее голове; собственная улыбка для Джет утонула в мягком свете софитов, элегантность походки — в аплодисментах ста шестидесяти приглашенных. Зал под сценой не имел сидячих мест, все люди рассыпались по стилизованной под лофт темени, как упавшие наземь звёзды. Джой могла видеть очертания и тени на лицах. В левой стороне от нее, на части зала красовалась А8 под сияющим от экранов полотном. Перед ее улыбкой раскинулось семь тысяч квадратных футов. Она остановилась чуть дальше центра, ожидая, пока в зале окончательно стихнет. Джой поправила свой микрофон и подумала, что всё-таки всё обычно и нормально; сердце теперь билось ровно и вовсе не выказывало волнения, руки тоже перестали дрожать. Просто, видимо, маленький взбрык нервной системы — такое случается, попишешь разве? — Что ж, — с улыбкой начала Джой, выбрав для себя пару точек, на которых сосредотачивалась по очереди, чтобы не пускать зрачками рассеянных зайчиков, — во-первых, добрый вечер всем лично от меня, всем, кто не проигнорировал моё приглашение, это действительно достойно уважения… — По залу прокатилась волна добродушных смешков. — А во-вторых, конечно же, от имени «БМВ», я счастлива буду представить вам результат совместных трудов лучших специалистов, руководителей и технологий, которыми за годы работы «БМВ» овладел в совершенстве. Должна отметить, что я не то что не считаю это слово «слишком громким» для нас, напротив — я полагаю, что слово «совершенство» не способно в полной мере передать тот уровень, который предлагают своим владельцам — настоящим и будущим — наши автомобили. Планка «БМВ» высока, и с каждым годом… В один момент Джой запнулась, ей словно кулаком двинули под дых; ровная картинка перед глазами начала двоиться и плыть в секунде, и она даже не успела ничего сообразить. — С каждым годом… — тягуче силилась продолжить Джет, но вдруг глаза людей в зале превратились в красный светофорный свет, по два огня на серое очертание. Угловатые стены поделились на пиксели и пошли белым шумом. — …мы определяем… Она замолчала, когда поняла, что это, ко всем гребаным чертям, не минутное помутнение, на которое Джой так сильно надеялась. Знакомые вспышки не заставили себя долго ждать. Горло сдавило, вырождая животный страх, тревогу, поднимающуюся откуда-то из глубины груди. Джет попыталась проморгаться, чтобы сбросить чёртовы огоньки, но поняла, что не может. Не может. Она не может. Собственное молчание — неуместное, ненужное и позорное — зазвенело в ушах. Ультразвук разгонялся по лезвиям громче и громче, и те точки, за которые Джой цеплялась, просто растаяли. Джет мутным взглядом нашла Кэтрин Вуттен. Она беззвучно задвигала губами, по-прежнему стоя в стороне, задавая короткий вопрос о том, в порядке ли Джой, наверное… Джой медленно покачала головой. Она помнила: она на сцене и на нее смотрели, на нее смотрели люди и камеры. Джет нашла в себе силы улыбнуться беззаботной улыбкой и указать намеком на свой микрофон. Кэтрин тут же понимающе кивнула, расцвела в улыбке и, уверенно вышагнув в середину, обратилась к залу: — Ох, у мисс Джет сломался микрофон, представляете? На самом интересном месте, бывает же такое?.. Техники Файр-тауэра все же не «БМВ», они такие несовершенные! Джой ушла, хотелось верить, что не шатаясь, но за кулисы она точно ввалилась. Джет рухнула на ковролин, больно стукнувшись о стену открытым плечом; стены вокруг бились, меняя размеры, как огромное нечеловеческое сердце. По лбу покатился холодный пот. Галлюцинаций не было, но Джой чувствовала, как маленькое пространство желает ее сожрать. Она крепко сцепила зубы, зажмурилась, как перед прыжком с высоты. Раз, два, три… Нужно было считать, сосредоточиться и считать. Раз-два-три. Боже, ее же ждут. В этот момент Джет себя ненавидела — идиотка, тупая дура, конченая истеричка, — смыла в унитаз кучу феназепама, он бы так пригодился сейчас. Раз и всё, выпила-забыла, не опозорилась, сделала всё как надо. Вдох-выдох. Джой почувствовала, как немеют руки и ноги. Слезы навернулись на глаза, и Джет, пытаясь вернуть себе уплывающую реальность, снова нашла кожу на бедре. Сильно вцепилась короткими ногтями, до боли сжала, оттянула и отпустила. На секунду сознание вернуло статичное восприятие. Но страх, липкий, иррациональный и сумасшедший, захватывал ее всё сильнее. Крупицы здравого смысла потянули ее подняться и найти в сумочке на маленьком столике телефон; Джой молилась, дрожащими пальцами листая контакты, чтобы номер психотерапевтки оказался на месте, скопировался вместе с остальным, а не затерялся где-нибудь в виртуальном мире, как могло бы случиться с ее удачей. Нашелся. Он был, черт подери! Эта Мелисса, эта кудрявая женщина-собственный-чай, она обязана была знать, как отключаются панические атаки и как это сделать быстро. Обязана была — она ведь грёбаная докторка, училась на это… Джой сомневалась ещё немного, прежде чем все же нажать на вызов. Лишнего времени у нее не было. Она, вслушиваясь в гудки, сползла вниз по темной стене. Считала: раз, два, три… — Мисс Джет, добрый веч… — Паническая атака, — рвано выдавила Джой; воздуха катастрофически не хватало. Казалось, она задохнётся сейчас. — Что мне делать. Быстрее. Мне нужно быстрее. Скажите мне. Что мне делать. Что нужно делать! — Тихо. Задержите дыхание, — твердый тон в мгновение пронзил слух. Джой перестала дышать. — Теперь медленно выдыхайте. Медленно, медленно выпускайте кислород. — Джой вся дрожала, и получалось, казалось, чертовски плохо, но она старалась; на грудную клетку давила такая тяжесть, что фантомный звук треснувших ребер вгонял в кошмар. — Я буду считать до трёх, три секунды вы вдыхаете, три секунды — выдыхаете. Дышим вместе, слышите меня?.. Монотонный неспешный отсчёт эхом звучал в голове. Джой вычленяла цифры, произносимые мягким и четким голосом, из с ума сводящего писка. Одной рукой Джет прислоняла к уху телефон, панически боясь уронить его и вместе с этим потерять нить, соединяющую ее с миром. Другая — методично массировала долбящий изнутри висок. Она послушно дышала. Вдох-выдох. Тягучее раз-два-три чужим голосом. — Хорошо, продолжаем дышать. Хорошо. Положите ладонь на живот, сфокусируйтесь на дыхании. Слышите меня? — Да, — выдохнула Джой; в груди было так тесно, что она, боясь, что вот-вот разлетится на части, до крови прокусила губу. — Положила. Что дальше. Мне нужно. Обратно. На сцену. — Чего вы боитесь? Спокойно. Дышите дальше. Один, два, три. — Не знаю… Я не знаю! — отчаянно воскликнула Джой. — Тш-ш. Хорошо. Найдите глазами какой-то предмет, сосредоточьтесь на нем. Джой зацепилась за край длинного зеркала. — Нашли? Хорошо. Дышите дальше. Нужно немного времени. Все не так страшно, я знаю, вы здесь, со мной. И я с вами. Ничего страшного не происходит. Все обычно. Вы на работе. Где вы конкретно? — Файр-тауэр, — на выдохе. — Замечательно. Файр-тауэр. Все спокойно. Все хорошо. Это беспричинная тревога. Вы в безопасности. Нужно немного подождать, и все пройдет. Слышите меня, мисс Джет? Чуть-чуть подождать. — Да, — закивала Джет, не сводя взгляда с зеркала. — Подождать. Я в порядке. Это иллюзия. Все пройдет. — Да, прекрасно! Отличная мантра, — улыбающимся голосом заявила Мелисса, повторила: — Это иллюзия, и все пройдет. Знаете, я сейчас как раз готовлю мятный чай… Можете вспомнить его вкус? Я готовила такой же для вас. Янтарный цвет, синий сервиз. — Да, — с готовностью ответила Джой, сморгнув с ресниц импульсивно выступившие соленые капли. — Горячий. Сладкий. Травяной вкус… М-м, — пыталась вспомнить она, — такой… Терпкий немного. Грудная клетка медленно становилась свободнее. Не с каждым словом, но постепенно; Джой держала в уме спасительную мантру (это иллюзия и все пройдет, иллюзия и пройдет, иллюзия и…) и просто ждала, когда все закончится. Мелисса задавала какие-то дурацкие вопросы, и Джой казалось, что секунды так текли однозначно быстрее. Она дышала и слушала. Отвечала, выуживая из памяти ответы. Сидела и стискивала ткань на брюках, собранную в кулак. Получалось. Она запрещала себе смотреть на часы, тикающие на запястье черт знает сколько времени здесь, и пыталась отгородиться от давящих, плывущих секунд. Оксюморон: желать вернуться в мир и одновременно о нем не помнить. Джой чувствовала, как волна неконтролируемого страха постепенно становилась все меньше. Она держалась за ее больную голову, цеплялась приливами: сначала все тело, потом — до плеч, до груди, до талии… Ноги и руки по-прежнему оставались погруженными в белый шум. Она должна была справляться с этим дерьмом. Она была обязана. Всего лишь иллюзия, всего лишь то, чего нет. На самом деле Джой не было страшно, потому что ничего не происходило — это же просто проделки чертова одуревшего мозга. Не страшно. Ей не страшно. — Полегче? — прервав разговор о завтраке, буднично уточнила Мелисса. Черт возьми! Гениально! Значит, с паническими атаками можно было бороться с помощью обыкновенных разговоров о долбаном чае? — Да, — нервно хохотнула Джет. — Господи… Это не самая страшная паническая атака… В общем-то… Знаете, я не понимаю, откуда она. Я не думала ни о чем таком. Ни о Лете, ни о Роуз. Об отце тоже. Почти. Пыталась. — При ПТСР они периодически возникают, это нормально для вашего психического состояния на данный момент, — так же просто ответила психотерапевтка. — Вы должны быть готовы к тому, что ПА может настигнуть вас в любое время, вне зависимости ни от чего. Так ваша психика выбрасывает накопленный стресс. Джой прикусила подушечку большого пальца. Почти отпустило. Лёгкое онемение осталось. — Я понимаю, — сказала Джет и поежилась. Ее всю передернуло, словно она замёрзла. — Простите. Наверняка я отрываю вас от работы. — Мисс Джет, — отрезала Мелисса, — хорошо, что вы позвонили. Звоните в любое время. Это и есть моя работа. И, кстати, ваша тоже. Жизнь — это работа. — В самом деле? — слабо улыбнулась Джой, медленно поднявшись на ноги. Она отряхнула брюки, не выпуская трубку. — Да, и вы… начинаете делать успехи. Мисс Джет, пожалуйста, обращайтесь. Всем известно, что вы сильная личность, — вдруг добавила она, и Джет подумала, что эта женщина обладает сверхъестественными способностями, но в следующую секунду позволила здравому смыслу взять верх: Мелисса просто любит свою работу. Как и Джой — свою. Все справедливо и, пожалуй, даже более правильно, чем можно было себе представить. — Теперь ваша очередь верить в это. — А вы считаете, что я не верю? — А вы сами — чувствуете фундамент под собой? Это уже кольнуло по-настоящему. Джой вдруг растерялась, ища ответ в той же самой больной голове, но на поверхности его почему-то не было. Фундамент. Та самая сталь, что блестела в ее глазах — было ли это ее сутью или всего лишь пылью? И если второе, то что будет, если Джой сдует её? Что, если под сталью — пустота? — Вы имеете в виду, — решила уточнить Джет, — уверенность в том, что я смогу справиться, или моё намерение справиться? — Я имею в виду, Джой, ваше собственное ощущение. Как ваша психотерапевтка, я знаю, что ваша уверенность — не напускное. Я знаю, что вы можете справиться. Но вы должны ответить себе: готовы ли вы признать, что вашу уверенность всё ещё шатает гибель вашей невесты? Ситуация с вашим отцом и сестрой. Все, что вы совершаете, или то, что вы приписываете себе, чтобы подкармливать паразитическое чувство вины. Быть сильной — это ведь не о безупречности. Сила личности заключается в том, чтобы открыто признать свою не-безупречность, даже если вы Джой Джет, и при этом сохранить нерушимость своей уверенности. Ваша суть должна быть фундаментом. Джой удивлённо моргнула, нахмурив брови. Ее мгновенно прошибло током, и обжигающее тепло очевидности расползлось, проделав дыру в груди. Такое случалось, когда она в детстве не могла долго разгадать загадку, которую задавали в младшей школе на уроке интеллектуальной деятельности. Она перебирала десятки вариантов, сидела, корча гримасы; загадка казалась непосильно тяжёлой, чересчур хитромудрой все долгие десять минут, а потом учительница озвучивала ответ, и Джой громко тянула мученический стон, чувствуя себя сокрушенной. Есть точка, говорила учительница, а есть круг — и иногда ты просто ходишь по кругу, забывая о точке. Джой покачала головой. — Я должна подумать об этом. — Верно, в этом и смысл, — ответила Мелисса, судя по тону, жутко довольная собой. Джет усмехнулась уголком губ. В чём-то они таки были похожи. — До встречи на сеансе. Кстати, прошло всего шестнадцать минут… Вы достаточно быстро справились. Хотелось бы, конечно, быстрее. Джой поправила макияж, как умела, заново оценила костюм и прическу. На этот раз все пройдет хорошо, она сейчас пойдет на чёртову сцену, закончит чёртову речь; обменяется вежливо-агрессивными фразами с акционерами, примет их пустые поздравления, сделает вид, что сто роз — это именно то, что ей всю жизнь было нужно; ответит на вопросы гостей, как полагалось по устоявшейся традиции, поворкует с полезными людьми, а после выдохнет, выпьет «Моет Шандон» и свободно подышит «Джи Сэмом» где-нибудь в уголке на открытой веранде (если удастся). Нужно будет ещё найти Рей, Рикки и Роуз. Джой вдруг улыбнулась: надо же, целых три важных «Р». Она ощутила необычайный прилив сил. Мурашки побежали по открытым плечам. Повторные шаги на сцену совершать было легче, чем первые. Воодушевление залило лёгкие вместе с кислородом, казалось, в зале запахло травами и мятой, о которых — странно — можно было говорить во время приступов, чей вкус удавалось переминать во рту лишь фантазией. После таблеток Джет обычно ощущала себя ничтожеством. Их отсутствие возвращало, может, веру в себя? Фундамент, о котором говорила Мелисса, или хотя бы маленькую его часть… Если ещё не поздно. Ещё ведь не поздно? Все же Джой оставалась в живых. Оставалась на сцене в чертовых туфлях «Шанель», и хоть от них кровили ноги, она даже не думала разуваться. — …Ну что же, это мог бы быть эффективный прогрев к продажам, потому что когда, как не сейчас, стоит сказать: любая техника подводит, но «БМВ» это не касается? — лукаво прищурилась Джет, глядя вглубь внимающей ей толпы. Гости засмеялись, рассыпавшись в щедрых аплодисментах.* * *
Рейна с восхищением исследовала громадное пространство Файр-тауэра. Она никогда раньше не видела, чтобы такое большое помещение не прерывалось какими-то дополнительными стенами, если это не концертный зал. Казалось, что от входа до низкой сцены протянута райская дорожка из бесконечности: из черного, невероятного мрамора на полу, гранитных выступов на стенах, словно они правда в какой-нибудь пещере среди сплошных чудес света. Где-то вот-вот должен был зазвенеть источник святой воды, стеной ринуться водопад, солнце — проникнуть ломаными лучами под ноги; восторга прибавляла ещё и память о том, что всего этого никак не могло случиться. Они на сто десятом этаже. Сама близость к небу делала это место волшебным. Рей очень нравилось. Особенно сильно — живая музыка, атмосферные песни, немножко готические, меланхоличные, под стать царствующему интерьеру, и ещё сильнее — Джой. Такая потрясающая, с чарующей улыбкой, своим этим юмором, заражающей любовью к «БМВ»; Рей думала, что в нее просто невозможно было не влюбиться. Бывают такие люди. Смотришь, слушаешь, замираешь. Понимаешь, что пропала совсем. Рей улыбнулась собственным влюбленным мыслям. Она чуть повертела бокал с шампанским в руке, живописно отблескивающий в равномерном, умиротворяющем полумраке. Красиво. Здесь каждый дюйм можно было назвать красивым. Приятное чувство цветения теплилось внутри, когда Рей вспоминала, что она тоже, по сути, часть всего этого. Только сегодня, не постоянно; но счастье в моменте и совершенно не претендует на долговечность, так что плевать. — Billig Gut ist nie gut, — пронизанный иглами голос какой-то женщины заставил Рей обернуться. — Простите? — нахмурилась она, надеясь, что ее тон прозвучал достаточно доброжелательно, чтобы не трактовать это как: «Я не понимаю твой ебучий немецкий!» Рыжая женщина напротив чертовски напоминала лисицу на задних лапах. Высокая и при этом почти дистрофично худая, в прямом шелковом платье, синем, точно как ее прищуренные глаза. У лисицы имелся пушистый хвост, а у женщины вместо него — объемная грива пламенных волос, обрамляющая костлявое лицо. Рей она показалась неприятной почти сразу. Ведьма какая-то, не иначе. — В Германии есть такая поговорка. Немцы — разумны и практичны, — скользя по Рейне оценивающим взглядом, изъяснилась рыжая. — Смотрят они на что-то отвратительное, дешёвое где-нибудь на распродаже, допустим, и, может, оно их и привлекает чем-то, чего другим не понять, но они ни за что не купят это… Они понимают, что лучше взять новое. Дороже, но качественнее. Дешёвый товар не бывает хорошим. Billig Gut ist nie gut. Дословно. Рейне тут же захотелось спросить, все ли в порядке у нее с головой, но Рей лишь удивленно вскинула брови. Быть может, эта женщина какая-нибудь художница, творческий человек… У них же свои причуды? А если они ещё и богатые, то все становилось на место окончательно: да, у рыжей действительно не все дома. И все же — каким боком здесь немцы и распродажи? — О чем вы говорите? — спросила Рей. — Может, вы меня перепутали с кем-то, я… — Рейна, — фыркнула рыжая. — Я не перепутала. Таких, как ты, здесь больше нет. Джой практикует моногамию. И, видимо, — она снова прошлась по ней колким взглядом и брезгливо скривила красные губы, — изучает строение дирижаблей. Ты ее, надеюсь, не слишком придавливаешь в постели? Все слова Рей провалились обратно в горло. Она смотрела на нее в абсолютнейшем шоке и до нее в очередной раз доходило, что первое впечатление обычно самое правильное. — А ты, надеюсь, пойдешь нахер сразу после приема? — огрызнулась Рейна. — Твое чувство такта покажет тебе дорогу. — И что она только находит в вас? — покачала головой рыжая, казалось, поражённая до глубины души. — Сначала Лета, теперь вот ты. Не понимаю. Тупые маленькие нищенки так хорошо отлизывают? Как ты себя оцениваешь по шкале от единицы и до пяти? Рейна вспыхнула. Грудную клетку в мгновение заполонил такой гнев, что она буквально заставила себя остаться стоять на месте. Это красивое место, наводненное свидетелями, не годилось для кровавых убийств. — Неразделённая любовь к Джой, да? — с напускным сочувствием ответила Рей. — Как же это так? Какая-то тупая маленькая нищенка заняла твое место. — У Джой дурной вкус на женщин, это не новость, — отмахнулась Аксель. — Не зазнавайся. Ты временное явление. Если бы Джой относилась к тебе хотя бы приблизительно также, как она относилась к Лете, давно бы представила тебя всем. Так что очевидно: дело исключительно в том, что ты хорошо отлизываешь. А может, что-то другое. Я не знаю, что именно, но я знаю Джой. Ты пустое место здесь. Пустое. Надеюсь, ты в курсе, где лежит ее «Глок»? Рейна ничего не ответила. Она подошла ближе, улыбнулась ей и щедро плеснула игристым прямо суке на платье. Огромное мокрое пятно стремительно расползлось по тонкой ткани, и рыжая задохнулась от возмущения. Рот у нее оказался таким большим, что туда без проблем пролез бы ещё целый бокал, но… Нахрен. Рейна просто ушла ближе к сцене. К черту всех ее бывших. Джой не говорила ей о любви, да, может, и не представляла ее всем подряд, но разве по этому судят? Любовь бывает разной, все любят по-разному, уж Рейна могла это понять. Джет бы не просила ее остаться, она не открыла бы ей дверь тогда, когда они вместе ездили к океану, она бы не обнимала ее так… Не просила бы познакомиться с ее бабушкой, ну хотя бы это, а? Горечь зашевелилась под её языком. Испорченное настроение на вкус как горчичный порошок. Больше это место не казалось красивым. Рейна поникла, впервые за вечер ощутив себя белой вороной среди этих людей. Что, если они все думают так же, как эта рыжая? Рейне не заглянуть им в головы, а им — в ее душу. Она должна была оправдываться за то, что она здесь? Рей безумно захотелось просто уйти. Но Джой по-прежнему была на сцене, и если бы она была тут… Вернее, когда она будет рядом, она непременно скажет Рей что-то хорошее. Тогда, ждала она, точно станет получше. Она поставила пустой бокал на поднос к подскочившему официанту и посмотрела на боковой подиум. Белые софиты освещали играющих на фоне ребят «НьюБлэк». Они были такими близкими и понятными; Рейна бывала на их концертах раза три и каждый раз находила в их песнях что-нибудь родное для себя. Спокойный, чуть хрипловатый голос парня в черной толстовке плыл по залу лёгкой меланхолией. Сосредоточиться на них было самым правильным решением, чтобы не утонуть в колючем ощущении одиночества, вдруг захватившим все её существо. Солист в красной бандане пел об уютном доме, нирване и безусловной любви. Такие песни здорово петь где-нибудь у костра, теплой осенью, после того, как укутаешься в клетчатый плед и поставишь варить какао. Рейна так и простояла до конца этой песни, внимая теплу внешнему, стараясь согреться теплом внутренним; снова почувствовать себя важным паззлом этой потрясающе красивой истории. Зря, что ли, ее так нарядили сегодня? Черный корсет вечернего платья, в котором было сложно дышать, высокий хвост, диадема на макушке, стоящая больше, чем вся Рейна с органами по отдельности — да она же невероятная сегодня, и ей не пристало такой грустить. Скоро группа затихла, гитара перешла в тихий фон. Голос Кэтрин Вуттен привлек внимание неспешно гуляющих между столами гостей. Она объявила, что официальная часть презентации закончена, опять расхвалила уже открыто стоящий автомобиль, который успели оценить, кажется, все, как одну конфету на сто шестьдесят человек: сфотографировать, потрогать, посидеть в салоне, даже, кажется, одна какая-то совсем юная девочка в радужном комбинезоне сделала фото, где облизывает серебристую дверь… Рейна подумала, наблюдая за ней, что это явно родственница пришибленной айтишницы Эмили, с которой Джой тоже, наверно, спала. — …время отдавать дань традициям — задавать вопросы, — оповестила Вуттен, и по залу прокатились аплодисменты. — Наша мисс Джет не слишком открыта для публики, так что это уникальная возможность заглянуть за темную завесу под вспышками телекамер. Напомню: лимит — одиннадцать вопросов на любую тему, возможность задать их была выкуплена конкретными людьми на онлайн-аукционе. Все вырученные средства были переведены в благотворительный фонд имени… Рейна с интересом склонила голову. Джой, словно точно знала, где она стоит, посмотрела со сцены вниз. Усмехнулась ей уголком губ и подмигнула, и сердце Рей пропустило сбитый удар. Она широко улыбнулась в ответ. На удивление, вопросы Джой задавали крайне разумные и больше имеющие отношение к работе, чем к личной жизни. Джой рассказывала потрясающие, полные истории, разбавляя их неформальными шутками и искренними улыбками: о том, как пришла к определенным цифрам, находясь во главе корпорации, почему при ее отце эти же цифры были ниже, сложно ли управлять таким количеством людей, что означает для нее быть одновременно и гендиректоркой, и главной акционеркой, и почему концерн для нее больше, чем деньги. Рейна слушала ее, как завороженная, забыв обо всем остальном. Когда, в перерыве между вопросами, Рей обернулась, то поняла, что не одна такая: гости все как один глядели на Джой. Наверное, это сложно — говорить вот так, когда за тобой наблюдает столько людей, но Джой выглядела расслабленной. Какая-нибудь шоувумен в прошлой жизни. Ее низкий голос, повелительный и ровный, можно было слушать дольше, чем вечность. Джой Джет в костюме на обложке «Элли» полностью соответствовала Джой Джет на сцене сейчас. И зачаровывала. — Аксель Калькбреннер, — объявила очередное имя Кэтрин. Рейна вздрогнула от неожиданности, когда услышала вкрадчивый тон рыжей суки. Рей автоматически обернулась. Хм, и где же она взяла новое платье? До скрипа захотелось съязвить, что такую мерзость, лишённую ума и такта, уже не раз, видимо, умывали шампанским, поэтому теперь она всегда носит с собой парочку запасных нарядов. Притихшая злость зашевелилась между ребер: надо было лить сразу в лицо. — Мисс Джет, смею предположить, что всех здесь волнует кое-что, кроме вашей блистательной карьеры, — ослепительно улыбнувшись, проговорила Аксель в микрофон. — Так поведайте же нам тайну: ваше сердце — занято или свободно? Джой, всегда до этого отвечающая длинными монологами, коротко сказала: — У меня есть девушка. Кислая тишина хмурым облаком повисла под потолком. Все очевидно ожидали подробностей, но Джой — так же очевидно — не собиралась больше ничего добавлять. Рейна туго сглотнула, ощущая, как сбился ритм сердца. Оно глухо забилось в висках, и Рей вся покрылась иррациональной испариной; казалось, что все теперь на нее смотрят, хотя это было совсем не так. Никто по-прежнему не знал ее, а она — их. — Следующий вопрос задаст… — Кэтрин запнулась, слегка озадаченная, глядя в планшет. — Надо же! И снова мисс Калькбреннер, прошу вас. Аксель, смакуя каждую букву, спросила: — Насколько мне известно, мисс Джет, ваша милая леди находится в этом зале. Вы представите ее нам сейчас? Толпа пронесла шепот между кривых рядов. Рейна отчего-то затаила дыхание. Джой выдержала затяжную паузу; было заметно, что ей не понравился вопрос, однако она ожидаемо сдержала лицо бесстрастным. — Нет, — однозначно ответила Джо. — Итак, у нас ещё два вопроса? Кэтрин Вуттен с готовностью кивнула и назвала новое имя. Рей уже не слышала, что Джой отвечала дальше. В груди стало так тесно, что она не смогла вдохнуть полной грудью, и продолжать смотреть на Джет тоже казалось ей непосильной задачей. Глаза отчего-то защипало. Хотя, впрочем… Джой не сказала ничего плохого. Мало ли почему она не захотела представлять ее. Много ведь бывает причин. Она развернулась и пошла к выходу. Где здесь чёртов туалет? Не сдержалась — по дороге задела плечом рыжую суку, а, войдя, наконец, в кабинку, поняла, что щипки в глазах незамедлительно превратились в мокрые дорожки из слёз. Рейне не хотелось плакать, для этого — никаких ведь причин! Объективно ничего, наверное, странного… Они не так давно вместе… Но обида сжимала горло. Портила макияж. Маленькая девочка, которой не дали конфетку? Рей усмехнулась сама себе. Может быть, она такая и есть. Не доросла, чтобы что-то там понимать.* * *
— О, свет очей моих! — артистично протянула Эмили, когда нашла, наконец, Роуз: она искала ее целую тысячу лет. — Господи, — закатила глаза Эр. Она только собиралась отойти от чертова стола с канапе и выхватить свою жену хотя бы на конец вечера, но, конечно, закон подлости никто не отменял. Али сегодня включила режим экстравертки, отняв, видимо, паззлик коммуникабельности у Роуз, потому что другого объяснения смены ролей Эр не находила. Для нее прием проходил в основном за столами — от шампанского и к закускам прогулочным шагом, — и в абсолютном внимании к речи и ответам сестры. Сейчас ее на сцене больше не было, значит, скоро Джо выйдет к гостям; до этого времени хотелось бы найти Али, Рикки и Рейну. Рейна вообще черт знает куда подевалась, а искать ее специально Роуз не собиралась. Джой не знала, что они уже знакомы, так что честь знакомства должна была выпасть ей. Нечестно, зато справедливо. И почему, ну почему ни одну из тех, кого Роуз действительно желала видеть, она все ещё не увидела, зато долбаную Томпсон — пожалуйста, тут как тут? Эта девка нестерпимо раздражала ее, просто до чёртиков; рядом с ней, если та липла ближе расстояния вытянутой руки, у Эр на коже нарастали шипы. И кололи какого-то черта не снаружи, а ее саму, проникая куда глубже, чем просто под разрисованный красками эпидермис. Она сделала глоток игристого и вид, будто бы Томпсон здесь нет. — Ты такая гор-рячая в этом платье. Просто кипяточек, — хихикнула Эмили и неожиданно возникла прямо перед глазами. Выросла из земли, как дерево, и теперь собиралась пустить ядовитые корни в Роуз. — Мы с тобой помирились, Томпсон, но можем и поругаться, — как можно бесцветнее предупредила ее Эр — этой пиявке только дай немного реакции. — Оставь свои выходки для других. — Нам нужно бурное примирение, — мурлыкнула Эмили. — Не хочу для других… Роуз сделала шаг назад, но Томпсон перехватила ее запястье. Рядом почти никого не было, много кто переместился наслаждаться видами на веранду, и Эр даже не знала, радоваться этому или нет. — Томпсон, — напряженно проскрипела она, замерев вместе с лихорадочно блестящими глазами напротив. «НьюБлэк» создавали не атмосферу — тягучие леденцы и сладкую карамель. Под такие плывучие ноты танцуют медленный танец, а Али куда-то делась… Али. Роуз нахмурилась и, вырвав свои руки из наглой хватки, почти коснулась грудной клетки Эмили, чтобы оттолкнуть её, раз «отходить» не срабатывало… Но сразу же отшатнулась, обратив внимание на наряд бесячей нахалки: просторные длинные брюки и расстегнутая рубашка. Совсем расстегнутая рубашка. Она прикрывала половину ее груди благодаря одной лишь блестящей цепочке, и под тканью точно ничего больше не было. — Как ты пахнешь, — прошептала Эмили, не соблюдая вообще никаких границ. Она подошла к Роуз вплотную и опалила ее шею горячим дыханием. Сделала глубокий вдох. — Терпкая вишня? «Форд»? Люблю вишенки. — Томпсон, — просипела Роуз. — Отойди от меня. — Если бы ты хотела, чтобы я отошла, ты бы уже оттолкнула меня, или сама бы сбежала… Это же так легко. Ну скажи, любовь моя, разве я тебя держу? — довольно хмыкнула Эмили. Она нашла ее руку и, как игрушечное и безвольное, положила себе на грудь. Под рубашку. Роуз настолько опешила, что почему-то даже не попыталась одернуть руку. Под чёртову… Твою ж мать! Боковое зрение заверещало в уши, и Роуз отскочила от Эмили, как от горящих углей. Али появилась в самый лучший момент, о, конечно, прекрасный момент, чтобы вынырнуть из общения с другими людьми и обнаружить вот это. Сердце тревожно бамкнуло, когда Али, вперившись в Эр гневным взглядом, остановилась прямо перед ней. Эмили обернулась к Али с улыбкой, будто бы всё, как должно. — Ой! — притворно удивилась Томпсон. — И ты здесь. А я-то всё думаю уже три часа, откуда в этом прекрасном, живописном месте взялся такой ошеломительный запах снобизма? — Пошла вон отсюда, маленькая тявкающая обезьянка, — рявкнула в ответ Али. — Фу, так ты ещё и злая, — с напускной обидой выдала Эмили и напоследок обернулась к застывшей Эр: — У нее, наверное, всё там горчит, как полынь, да? Ну, просто интересно, что ты так смотришь… Ладно, адьос! — отдала честь она и, чтобы эффективнее оторваться, наверное, с ходу повисла на локте какого-то коротко стриженного мужчины в черном смокинге. — М-м, привет, а у тебя большой член или не очень?.. И на самом деле быстро растворилась в толпе, оправдав свое звание «нахальной бляди» более чем полностью. Теперь Роуз стояла перед А одна, как нашкодивший щенок. Если бы не слой косметики, она бы точно покраснела, как девочка в старшей школе. Стыд залил ее горячим оловом изнутри. И что теперь надо было сказать такого, чтобы это не прозвучало, как полная хрень? — Слушай, А, я… Это не… не специально, — сдавленно вымолвила Роуз. После этого нелепого, жалобного набора слов все ее органы свернулись в ком с кусочками битого стекла. Тошнотворная волна смешанных чувств повязала узел вокруг ее талии; стало так мерзко, что она не смогла заставить себя посмотреть А в глаза. — Хочешь с ней переспать? — ядовито усмехнулась ей Али. Роуз закусила щеку изнутри. — Боже, конечно, нет! — Ещё раз, ещё один грёбаный раз, Роуз, твоя рука побывает на ее сиськах, и я с тобой разведусь, — процедила А и, развернувшись, собралась уходить. У Роуз в груди болезненно сжалось. Она догнала ее и перехватила за локоть. — Али, — почти простонала; до ужаса хотелось вернуть время назад и дать себе же отрезвляющую пощечину. — Пожалуйста, ты же не думаешь, что я… — Я всё сказала. — Родная, это… — Не трогай меня сейчас, — вырвалась она. — Ох, видишь, как просто? Не хочешь, чтобы тебя трогали — и просто убираешься от нее. Я злюсь, Роуз, так что оставь меня без своих оправданий до конца вечера. Пожалуйста! Эр поморщилась, как от боли, и вернулась к столику с алкоголем. Проще простого — заглушить, подождать и наладить. Чувство стыда заполнило ее с ног до головы, будто бы закатало Роуз в бетон. Она не знала наверняка, из-за чего чувствовала себя такой жалкой больше: из-за самой ситуации, или из-за того, что врала и себе, и А. Чертова Томпсон провоцировала ее. И не признаешься ведь, что иногда быть спровоцированной — это так чертовски удобно.* * *
Общение с теми, с кем, если была бы вольна, не дышала бы даже одним и тем же воздухом, утомляло похлеще долгих часов на ногах, когда ноги — стёрты до крови жесткими туфлями. Ничего Джой в этом не помогало: ни силиконовые пластыри во втором случае, ни дьявольское желание вписать Аксель лбом о столешницу — во втором. Джой так устала, что ей не хотелось быть здесь, впервые за долгое время порывало рвануть в лофт, закрыться и никому не отвечать на звонки. От нескончаемых текстов «НьюБлэк» внутри головы поселилась вселенская тяжесть смысла их песен. Джет помнила, что ещё не со всеми делами на сегодня покончила: ей предстояло познакомить Рей и Роуз и Рей и Рикки, а потом обменяться формальными фразами с херовой кучей людей в этом зале. Но все это будет потом, ей так нужна была передышка… Кусочек тишины, островок спокойствия. Место, где не звенит хрусталь, не плывут меланхоличные голоса и не рябит в глазах от стразов на платьях и массивных колье на шеях. Благодаря Роуз, Джой знала, где такое место в Файр-тауэре можно было найти. Она прошла через кулисы к лифту и спустилась на этаж ниже. На сто девятом ее сразу встретил винтажный зал с красной дорожкой под ногами, пустыми бархатными диванами за резными столиками и огромными картинами в тяжёлых позолоченных рамах. Это был ресторан британской кухни, назывался как-то типа «Лондон» или «Йоркшир», или, может, вообще «Чай утром, в обед и вечером» — Джет не интересовалась; его сегодня рано закрыли из-за ее презентации. Она сняла туфли и взяла их в руки, направившись вглубь закрытого ресторана. Ноги благодарно заныли уже на первых шагах. Эбби — няню семейства ее сестры, милейшую женщину лет пятидесяти, которая прилетела с ними из Копенгагена, — Джой обнаружила за дальним столиком. Она качала маленькую Лети на руках и что-то искала в ее коляске. Комфортнее им было бы оставаться дома, наверное… Но это палка о двух концах: все же Рикки кормила малышку грудью, а не выходить никуда, дневать и ночевать в одном лишь доме, тоже не вариант. Здесь было тепло, тихо. Вероятно, Рикки таки виднее, как лучше. Джет предложила Эбби отлучиться ненадолго, и женщина вышла, уже по дороге кого-то набрав по телефону, ласково воркуя в трубку по-датски. Джой села на место Эбби, положила голову на спинку дивана и невесомо погладила спящую Лети по руке в белой кофточке. Она автоматически покачала девочку на локте, и та смешно вытянула губы, как будто собиралась кого-то поцеловать. Джой улыбнулась. Неужели из таких забавных крошек могут вырасти большие гадкие люди? Парадокс. Сегодня ты маленький теплый комочек, который ничего не ест, кроме молока у матери из груди, а спустя годы… Интересно, если бы у них с Летой был ребенок, каким бы вырос он? Это была бы девочка или мальчик? И самое важное: изменило бы это исход? Джой уже никогда этого не узнать. Ладонь Джет почти полностью накрыла туловище посапывающей девочки. Малышка на это лишь сильнее начала раздувать свои смешные хомячьи щеки. — У нас новая няня? Джет подняла голову, окинув Рикки в длинном красном платье одобрительным взглядом. Ей очень шло и декольте, и длинная юбка в пол. Рикки приветливо улыбалась, деловито держа руки за спиной. — С макияжем ты выглядишь старше, — поделилась наблюдением Джой, и спешно добавила: — Это хорошо. Сейчас тебе действительно двадцать один, а не шестнадцать. Тебе очень идёт. — Спасибо. — Рикки села рядом. — Прием невероятный. Как и ты на сцене. Тебя так интересно слушать, клянусь, я не пропустила ни единого слова. — Ты бы ничего не потеряла, если даже и пропустила бы, — хмыкнула Джой, снова опустив голову на мягкую диванную спинку. — Вот увидишь в следующем году: они задают в основном одни и те же вопросы, и я говорю почти одну и ту же речь, только разными словами. Суть не меняется. Меняются декорации. — Странно как-то думать, что я буду здесь и в следующем году… — неопределенно протянула Рикки, подперев рукой подбородок. — Иногда я чувствую себя здесь… Грустно. Отрезанной от мира как будто. Все такое красивое и складное, но чужое. — Скучаешь по Рио? — тихо спросила Джой. Этот вопрос прокатился по телу густой стеной из дождя: она должна была задать этот вопрос своей Лете. Хотя бы один, сука, раз. — Да, — кивнула Рикки. — И по маме с Артуром. У нас не очень лёгкие отношения, но и он, и мама всегда были кем-то вроде лучших друзей для меня, всегда рядом. Всегда утешали. Говорили, что все будет хорошо, даже когда казалось, что впереди сплошная черная полоса… Не знаю, почему они так долго тянут. Не прилетают. Придумывают каждый раз какие-то глупые отговорки, но, Джой… — она опустила глаза, сконфуженно выводя узоры на податливом бархате. — Я не знаю, что может быть важнее семьи. Разве они не хотят, не знаю, увидеть Лети?.. Джой, поддавшись порыву, накрыла ее ладонь своей. Щемящее чувство сожаления зашевелилось внутри, и Джет, вглядываясь в печаль темных глаз напротив, сглотнула целый клубок пронзительной горечи. — Хочешь, я пошлю за ними частный рейс? — спросила она и невольно прижала Лети к себе чуть сильнее. — Хоть сейчас. — Нет, — смутилась Рикки, облизав сухие от матовой помады губы. — Спасибо большое, правда, Джой, но я хочу, чтобы они сами. Сами приняли это решение. — Они многое теряют, — Джет еще не говорила чего-то настолько искреннего этим вечером. Рикки улыбнулась ей со стоящими в глазах слезами. На смуглых щеках проступили явные ямочки. — Может, ненамеренно… Но все будет хорошо, Рикки. В любом случае, я думаю, и Артур, и твоя мама примут правильное решение. — Надеюсь, так и будет, — прошептала она, аккуратно смахнув влагу с ресниц. Ее рука выскользнула из-под пальцев Джой и остановилась на коленях, сминая шелковое платье. — Ты же знаешь, что всегда можешь мне позвонить? — Да, конечно, — тут же ответила Рикки. Она подняла на Джет совершенно растроганный взгляд; подтаявший, как сахар над паром. Она обеими ладонями упиралась в ребра дивана и смотрела на нее из-за плеча, снова, казалось, превратившись в совсем юную девочку, видящую больше, чем Джой открывала. — Боже, мне кажется… Ты такая хорошая. Джой тихо засмеялась. — А ты такая наивная… — Нет, правда, — возразила Рикки, слегка обернувшись к ней корпусом, — почему у вас с Летой всё так… Почему у вас не получилось, почему она просто не обратилась к тебе? Ты не говорила в подробностях, я понимаю, тебе неприятно, но всё-таки, хотя бы вкратце?.. — Я не научилась любить ее так, как ей было нужно, — ответ сложился сам по себе, будто бы отвечал кто-то другой, чужим и двоящимся голосом. — Я могла, но не научилась, — незыблемая истина, не замаскированная, простая и понятная, прозвучала, как лопнувший шарик в душном пространстве. — Не захотела. Выбирала всё, что угодно, но не её. Понимаешь, Рикки… — она попыталась сделать глубокий вдох перед тем, как сказать важное, пожалуй, открытие, громкое заявление тихими буквами: — Я думаю, я всё поняла теперь, но уже слишком поздно.* * *
В зал все же пришлось вернуться. Джой просидела с Лети на руках и рядом с Рикки около получаса, пытаясь исцелиться и ребенком, и тишиной. Разговоры с Рикки в самом деле действовали на нее как-то особенно. Сшивали края развороченных ран, смывали кровь с рук, заражали всепринятием и оглушительно-громким спокойствием — как угодно, но факты глупо было бы отрицать. Она вошла в зал вместе с Рикки, оглядываясь на нее. Смех мешался с негромкой музыкой, большинство гостей сбежали на веранду, по габаритам примерно такую же, как сам зал, чтобы успеть поймать последние лучи закатного солнца. На такой высоте оно полыхало так ярко, что слезились глаза — Джой помнила, но нырять в толпу, даже за самим солнцем, было бы настоящим самоубийством. У нее от этой притворной вежливости болели щеки и першело в горле. К тому же, пора было, наконец, найти Рей. Она наверняка уже перезнакомилась со всеми из скуки, и не исключено, что с Эр тоже. Джой подошла к столу с впечатляющей конструкцией из бокалов и взяла один для антуража. Напиться этим детским пойлом явно не выйдет: пока глотнешь новый, старый уже три раза выветрится. Рикки остановилась у стены, залипла на что-то в своем телефоне. Джой держала ее в поле зрения на всякий случай, искала глазами Рейну, мечтала заметить Роуз или Али, ведь они почти наверняка были вместе; она старалась выцепить хоть кого-то из тех, кого с удовольствием бы увидела сейчас, здесь, а не на веранде, но так никого и не нашла среди столов, макушек и под стенами. Джой разочарованно вздохнула и сделала глоток шампанского. — Привет. Али подошла к ней неслышно и нежданно. Джет едва не поперхнулась. — Привет, — ответила она. — А где Эр? — А черт ее знает, — глухо бросила Али, вливая в себя бокал за бокалом. Джой удивлённо вскинула брови, на что Али невесело усмехнулась и добавила: — Может, спросишь у Эмили Томпсон? Джой вгляделась Али в лицо и только сейчас поняла, что ее густо накрашенные глаза блестят от слёз и вообще выражение ее красивого лица блондинки-кинозвезды крайне подавленное. Боже мой, сегодня что, день всемирного плача? — Причем здесь Эмили? — насторожившись, спросила Джой. Она хорошо помнила историю об Эр и Эмили, то, что было у них в клубе несколько месяцев назад (такое разве забудешь, учитывая безумную любовь Эр к своей жене?), но они же все вроде решили… Роуз ведь не могла снова вляпаться. Ну не могла она! Джет сковала неловкость; всё-таки они с Али были крайне далеки от понятия «общаемся», но вдруг правда что-то серьезное? Она пересилила себя и спросила: — Что случилось? — Ответь мне честно, вот скажи, — как-то неожиданно открыто взглянула на нее Али, — что ты почувствовала, когда узнала, что Лета тебе изменяет? Что изменяла годами напролет! А ты не знала. Как дурочка, велась на сказку «я-просто-работаю». Джой нахмурилась. — Не сравнивай, — буркнула она. — Роуз и Лета — разные истории. Роуз не изменяет тебе, я уверена. Она любит тебя. — Она хочет эту шлюху! — зарычала Али и влила в себя четвертый фужер шампанского. — Я же вижу! Я знаю, когда и чего она хочет, я всю ее знаю, по атомам, по молекулам, каждый взгляд, каждое действие, каждое движение… Господи боже, что за вода у тебя здесь? — поморщилась она, расстроившись, судя по всему, что двенадцатиградусный «Моет Шандон» не был создан для того, чтобы им напивались. — В кои-то веки хотела перестать думать, но даже это мне недоступно! — Так что произошло? — прокашлялась Джой. Она словно снова обратилась в семилетнюю девочку, случайно заглянувшую в спальню к родителям, и застала не идиллию, а скандал. — Маленькое недоразумение. Привет, Джо, — спокойный голос сестры ворвался в разговор также внезапно, как и сама Али появилась несколько минут назад. В таких больших залах способность чувствовать пространство терялась напрочь. Джой обернулась на абсолютно умиротворенную Роуз и, наблюдая, вместе с ней взглядом проделала путь в обход стола прямо к Али. Эр степенно выдохнула и взяла жену за плечи. Джет закусила губу, с любопытством склонив голову; по правилам хорошего тона она должна была оставить их, но ей катастрофически не хватило воли. Джой ведь считала их отношения идеальными… Думала, у них в принципе конфликтов не случается. Да, лёгкие споры, да, вероятно, бурные обсуждения чего-то там вроде цвета обоев и всякое прочее, но такая Али стала для Джо открытием вечера. Внезапно оказалось, что она даже не бессердечная сука. — А, пожалуйста, давай уедем отсюда и поговорим. — Уедем куда? — колко спросила. — Давай в отель какой-нибудь! Возьмём третьей твою шлюху, хочешь? — Не хочу… — Врешь, — перебила ее она, подавшись сильно вперёд. — Какого черта, Эр? Просто какого гребаного хрена, а? Что тебя не устраивает? Что мне надо сделать, чтобы ты не… — Тише, — нерушимо сказала Роуз и обняла срывающуюся жену, — успокойся. Мы сейчас поедем домой и все спокойно обсудим. Я сделаю тебе твой любимый зелёный чай… — Хочу вино, — плаксиво выдала Али, перестав брыкаться в ее объятиях. — Хорошо. — Розовое «Трюже». — Разумеется, родная… Найду тебе самое розовое «Трюже» на свете. Джой улыбнулась, хотя не планировала — это всё облегчение, рвущееся наружу улыбкой. Эти двое точно не разведутся, а если разведутся, то не сегодня. Слишком давно сдались друг другу со всеми «но» и «если», слишком хорошо знали всю подноготную, слишком близкими стали за долгие годы бок-о-бок. Впервые Джой мысль о их близости принесла не разъедающую ревность (глупую и детскую, конечно), а согревающий, распускающийся цветами свет, где у нее гулко билось чертово сердце. Все же их роли — Али и Джой — в жизни Роуз сильно разнились, и Джой только сейчас поняла это настолько ясно. В который раз за вечер ей стало легче дышать. А вот вода сегодняшнее шампанское или не вода, а Али, видно, неплохо вдало. — Джо, — виновато поджала губы Эр, когда Али уже тянула ее к выходу. — Мы уходим, прости, что раньше… Ты подвезешь Рикки с Лети? Или нужно вызвать им… — Все хорошо, я позабочусь о Рикки, — понимающе кивнула Джет. — Идите уже. — Я горжусь тобой, малышка! — уже на полпути к арке воскликнула Роуз, на секунду обернувшись назад. Джой не сдержала улыбку. Так и стояла, глядя им вслед, как будто явилась на какую-нибудь свадьбу. Нет, сегодня таки отличный, удачный день! Если бы она ещё и Рейну увидела где-то здесь, то вообще можно было бы зелёную галочку в календаре ставить, отметив на будущее, что день не просто торжественный, но ещё и по-настоящему сносный. Хороший. Почему бы и нет? Джой нуждалась в таких днях, как утопающий в кислороде. Парни на сцене переключились на гитарное исполнение. Лёгкие басы ложились на ее избалованный классикой слух легче, чем бьющие по вискам барабаны. Джой сделала второй глоток игристого и достала телефон, чтобы набрать Рей, как знакомая рыжая грива, верно приближающаяся к ней, заставила ее поморщиться. Короткое платье, висящее на Аксель тонкой тканью и отблескивающими в жёлтом свете «Сваровски», можно было заметить за сотни верст. Джой вообще-то не хотела видеть здесь Аксель и не присылала приглашение на ее имя, так только, ссылаясь на приличия, отправила весточку в дочернюю компанию «Форда», с которым «БМВ» связывал рестайлинг двух совместно выпущенных февральских моделей — и, конечно, Аксель, как представительница, радостно впихнулась проворнее всех, хоть ее и не ждали. Они попрощались на гадкой ноте, вот оставались бы там и дальше. Их дружба с Аксель, давно почившая где-нибудь в берлинском аэропорту, волновала Джет меньше всего. Крысы первыми бегут с корабля, усмехнулась про себя Джой. Предательству подруг перестаешь придавать значение, когда само понятие ножа у себя спине прекращает быть чем-то из ряда вон. — Не хочешь извиниться за то, что чуть не раздробила мне ноги своим столом? — елейно поинтересовалась Аксель, остановившись прямо напротив. Боже, какая наглость. — Нет, — невозмутимо ответила Джой. — Ты, полагаю, тоже не собираешься извиняться за свою истерику, но я не спрашиваю тебя об этом, потому что мне совершенно всё равно. — Тебя что, совсем совесть не мучает? — Мучает, — слегка озадаченная неуместной игривостью бывшей подруги, сказала Джет. — Но не из-за тебя. Джой уже направлялась к арке — выйти в чёртов коридор и позвонить, наконец, но повернулась обратно, когда Аксель окликнула ее. Джет устало вздохнула: по правде, единственное, чего ей сейчас хотелось, это просто закончить этот вечер и вернуться домой вместе с Рей. В лофт, не в гостиницу даже; там теперь было не так уж и страшно… Без феназепама и одиночества. А с Аксель просто не хотелось вражды. Нейтральная нота, спокойное «и они разошлись в разные стороны» — лучшее, что можно было предпринять в их случае. Ломать ей ноги не вариант ведь? — Я виновата перед тобой, — заявила Аксель и подошла ближе, чем фиксированное расстояние вытянутой руки. Синие глаза с блестящими стрелками, как у раскаивающейся кошки, округлились, и это, возможно, было из отчаяния — наплыва чувств, который выигрывал даже у ее кичливой заносчивости. — Мне ужасно жаль, Джо… Честно. Я чувствую себя такой потерянной, когда не могу позвонить тебе, как раньше, или просто заехать в твой офис, выпить кофе, поговорить обо всем, обсудить… да что угодно. У меня больше нет таких подруг, как ты, нет, понимаешь? Я не должна была уезжать тогда. Прости. Прошу тебя. Я уже не знаю, как ещё к тебе подступиться. Джой молчала. Она ждала, что внутри что-то дрогнет. Что если чуть подождать, лёд растечется, как растекается под весенним солнцем где-нибудь в северных городах; но, вопреки этому ожиданию и умоляющим глазам перед ней, Джой не почувствовала совсем ничего. Ее город, вероятно, оказался чересчур северным — и там лёд не таял для чужих, для тех, кто больше не вхож в ее дом, никогда. — Никак, — пожала плечами Джет. — Я не возвращаю тех, кто бросает меня. Я не хочу больше видеть тебя в своей жизни. Это мой окончательный ответ. Хрусталь в руке Аксель лопнул с отвратительным хрустом. Осколки звонко стукнулись об пол, и шампанское разлилось вслед за ними. Аксель перекосило. — А кого ты хочешь видеть в своей жизни, а? — гневно зарычала она. Голос у нее дрожал, как будто ее заперли в холодильнике. — Эту нищую малолетку с огромной жопой, которую ты даже представить своей стыдишься? — Ты что-то сказала Рейне? — А тут даже и говорить было необязательно, — истерически расхохоталась она, стряхнув осколки с чудом уцелевшей руки. — Это же очевидно! Ты хоть раз к ней подошла сегодня? Правильно, я бы тоже не подошла. Одна маленькая девочка на том свете, но таких же много, да, Джо? — Я ничего не потеряла, когда ты свалила в свою Германию, — прошипела Джой, сильно сжав запястье Аксель. Она болезненно скривилась. Упс, наверное, больно! — Лучше сдохнуть в канаве, чем дружить с такой, как ты, так что спасибо тебе большое, что избавила меня от своего общества. Мусор сам себя вынес. Джой рывком отпустила ее и, ощущая, как яростно клокочет в висках, стремительно направилась к выходу, зацепив по пути Рикки. Вечер в Файр-тауэре можно было считать оконченным. И, видимо, Рей тоже это как-то почувствовала на расстоянии, потому что она шла им прямо навстречу. Джой ведь даже не сказала ей, какая она сегодня красивая… Но на Рейне лица не было. Она смотрела себе под ноги, раздавленная и мрачная. Джой раздраженно цокнула языком. Надо было все-таки сломать Аксель ноги.* * *
Знакомство Рикки и Рей прошло совсем не так, как Джой себе представляла. Ее планы споткнулись о вымученную улыбку Рей и неловкость Рикки. Джет прекрасно понимала, что откровенности от Рейны при Рикки она не дождется, поэтому в успокаивающем жесте сжала ее руку в своей — мимолетно и тоже как-то разорванно, потому что эта неловкость передалась и ей: при сестре Леты целовать и вообще как-то показывать свои чувства к другой девушке казалось ей не совсем правильным. Джет усадила Рикки с Лети и няней в машину к своему водителю, коротко переговариваясь о ерунде. Рей без какого-либо энтузиазма ждала у черного входа Файр-Тауэра, кутаясь в вязаный кардиган и на подольше растягивая свои ароматизированные «Мальборо» с запахом жженой карамели. Была половина десятого, начинал накрапывать мелкий дождь, и Лос-Анджелес окончательно утонул в промозглой, украшенной яркими фонарями ночи. Джой помахала Рикки, наблюдая, как белый «БМВ» выезжает за пределы парковки, а после — сливается с бесконечным потоком других машин. Она постояла так еще несколько секунд, гадая, что должна будет сказать Рей о том, что не представила ее, и мысленно снова чертыхаясь на Аксель, которая влезла, как настоящая гадюка, куда не следовало, и выпустила свой яд слишком умело; это было понятно без слов, без знания, что именно она могла сказать Рейне — Рейна была сама не своя. У Джой, казалось, душа пошла немного по швам, когда она обнаружила Рей настолько расстроенной; история жизнерадостной светлой девочки, которая растеряла свой шарм среди грязных людей была уже до боли знакома Джет, и она чувствовала себя готовой на любые откровения, себя всю наизнанку вывернуть, весь город взорвать к чертям — но не повторить то, что уже случилось. Странно было метаться на этом перепутье уязвимости и решительности — это ж ведь опять оксюморон, и из них, видимо, теперь будет состоять вся ее дальнейшая жизнь. Что победит, да? Джой поежилась, обнимая себя за плечи, позволив себе побыть уязвимой еще немножко. На ее лице играли блики неоновых вывесок, и их сбивал свет фар проезжающих мимо автомобилей. Мелкий дождь медленно портил укладку. Этот момент растянулся на целую вечность, хотя длился всего минуту: ветер в лицо, усталая улыбка, неизбежность и предвкушение будущего, щемящее где-то глубоко прошлое. Время соединялось и разъединялось; наконец-то, имело начало и конец, и, может быть, даже смысл. Он покалывал в ущербном четырехкамерном, как песчинки острого перца. Собственные слова отголоском звучали в сознании: кажется, говорила Джой Рикки, я все поняла теперь… И ее смысл, вероятно, убрать из настоящего то самое ненавистное слишком поздно, которое не сумела (и не заметила, что надо, и не захотела, и не смогла) вытащить из своей Леты, но которое все еще могла вытащить из себя. Злая ирония. Талый лед. Рей продолжала вяло улыбаться и односложно отвечать всю дорогу до лофта, пока Джой терпеливо пробиралась домой по объездным. Обсуждать что-то серьезное в машине казалось плохой идеей, и они будто бы синхронно придерживались этого мнения. Вся тишина, лежащая в салоне, была само собой разумеющейся, ожидающей и всепонимающей. Так что Джой, пока не растеряла своей утомленной смелости, только освободив измученные ноги от туфель и включив мягкий свет бра, со вздохом опустилась в кресло и потянула Рей к себе на колени. Рейна почти с порога сбросила свое платье и теперь оставалась в чулках и черном боди, с диадемой на волосах и глобальной печалью в глазах… Джой подняла голову, целуя не-забавную-временно-девчонку в нос. — Ты расстроилась из-за того, что я не представила тебя? Рей. Что тебе наплела та стерва, скажи мне, пожалуйста. Рейна коснулась ее шеи теплыми ладонями и вздохнула. Ее грудная клетка неровно вздымалась в чуть взволнованном ритме; Джой улавливала это в полной тишине, сосредоточении прикрытых век, сравнивая с собственным стуком сердца. — Расстроилась, если честно, — сдавленно признала Рей. — Но я понимаю. Правда, понимаю. Большая ответственность — сказать о своих отношениях на весь мир, да ещё и представить, показать, так, что не отвертеться потом… Джой… Только скажи, — подняла глаза она; тушь у нее слегка осыпалась, и Джет осторожно стерла ее большими пальцами с двух сторон, — почему с Летой это произошло так быстро? Джой остановилась и растерянно моргнула. Она не ожидала вопросов о Лете, а уж тем более — таких сравнений, так что даже не сразу сообразила, что ответить. Все возможные варианты резали бы своей резкостью, но Джой меньше всего хотелось быть резкой сейчас — ей нужна была ее забавная девочка, а не ее вид сзади и отчаянный хлопок дверью. — Рей, — напряжённо начала она, вернув руки Рейне на талию, — Лета — другое. Мы познакомились, когда мне было двадцать четыре… До нее я только то и делала, что спала со всеми подряд и ни о чем серьезно… не думала. Считала, что все как-то само собой сложится. — Да, но она оказалась не «всеми подряд». Почему так? Почему? Слишком много почему за один день. — Я не знаю, — после короткой паузы ответила Джет, сдавшись уничижительному предположению: ее мозг просто вскипит, если она начнет копать глубже. — Какая вообще разница, почему? Это что, закончилось чем-то хорошим? Рей уронила взгляд. — Лета — труп в свои двадцать шесть, — проглотила горечь Джой, лишь поверхностно блуждая по больной теме; она не перестала болеть, но ее имя было уже возможно произносить вслух рядом с Рейной. — Ты правда думаешь, что ей есть какое-то дело до того, что я представила ее публике спустя месяц после знакомства? — Нет, — пробормотала Рей. — Конечно же, нет. Извини. Это было глупо. — Это не глупо, но не сравнивай, пожалуйста, — на терпеливом выдохе Джой погладила ее по щеке. — Не напоминай мне о ней. Я другой человек сейчас, совершенно. Мы с тобой — не прошлое, я не хочу так... У нас все будет по-другому. — Да, ты права, — согласно закивала Рейна. — Прости. Это я на эмоциях. Просто эмоции. — Рей, — выдохнула Джой, обнимая ее, — я обязательно объявлю о наших отношениях. Только нужно чуть больше времени. Мне нужно. Не в тебе дело. Ты прекрасная. Очаровательная. Тебя сразу же полюбит пресса… — Ой, тогда, может, лучше не надо меня представлять и вовсе? — хохотнула она. Джой улыбнулась ей в губы. — Нет, придется тебе потерпеть… Но это потом, а сейчас предлагаю сходить в душ, смыть долбаную штукатурку и заказать что-нибудь поесть. Что думаешь? — Отличная идея, но можно ещё чуть-чуть посидеть вот так?.. Так хорошо. С тобой. Рейна прижалась к Джо максимально близко и замерла на месте, прикрыв глаза. Замерла, боясь признаться самой себе, что ее всю пронизывает от страха, выкручивает, как будто у нее грипп. Скрипучая серебряная нить, протянутая снизу доверху, играла на нервах одним единственным вопросом, который она до одури боялась задать. Вопросом, ответ на который волновал больше, чем любая рыжая сука, чем публика, журналисты и кто-либо ещё из прошлой жизни Джой Джет; они все ничего бы не значили, если бы Рей была уверена… Да, точно, если бы она была отважнее, то спросила бы у Джой только одно. Простодушное: «Ты меня любишь?»