Only Just Like That

     Неудивительно, что более никакое недовольство, пусть и самое крохотное, не смело посещать мою душу, даже если мой обладавший полной свободой в выборе нашего времяпровождения молодой человек отдавал предпочтение чему-то, что я некогда не любила или никогда не обращала внимание, ведь так или иначе мы, а особенно наверняка я, что тут таить, непременно обретали дополнительные, донельзя приятные и никогда не насыщающие нас обоих бонусы порой самым неожиданным образом. Одним из примеров того, что интерес Нобучики к чему-либо, не вызывавшему ранее у меня особого любопытства, менял к этому моё отношение или заставлял взглянуть по-другому, стало многолетнее увлечение Гино кэндо. В силу моего прохладного и — опять-таки — довольно ленивого мнения о любых видах физической активности я не уделяла достаточно внимания тому, что не входило в обязательную программу школьного образования или, уже после окончания всех образовательных заведений, не казалось мне необходимым минимумом для ведения здорового образа жизни и поддержания стройности фигуры, хотя последнее завоевало место среди моих приоритетов исключительно благодаря важности удовлетворения ненасытных желаний определённого характера и самого умопомрачительного исполнения оных. И оттого я, в принципе, оставалась равнодушной к какого-либо рода спортивным клубам и достижениям, отдавая своё разборчивое предпочтение более спокойным и вдумчивым способам проводить свободное время с пользой. Что касается традиционных боевых искусств… Я никогда не относила их к такому безликому и чересчур простому слову «спорт», отводя им достаточно искреннее любопытство, стойко гревшее мою душу словно огонёк свечи, но не подкрепляя теоритический интерес практикой. Не увлекло меня столь сильно лишь по одной причине: боевые искусства в нашем слишком современном и удобном мире настолько ушли в тень истории, неотвратимо оплетаемой мощными и крепкими ветвями нелюдимого времени, что попросту не воспринимались никем всерьёз, безропотно служа нынешним поколениям как хобби, как способ снять стресс, как возможность покрасоваться перед ровесниками необычными навыками или же просто самим фактом посещения подобного нестандартного «спортивного клуба». Идеологии некогда уважаемых и способных отпугнуть слабых духом новичков трудностями разного рода восточных единоборств упрощались в угоду нетерпеливым, неспокойным душам, желавшим беззаботного развлечения и, в редких случаях, физической тренировки больше, чем тяжкого пути самосовершенствования, требующего закалённого и твёрдого характера, и чем мудрёной философской подоплёки, созданной вести по дороге жизни и служить её основой. Не выполнимые без длительных постоянных отработок приёмы и техники сокращались в количестве и облегчались ради сегодняшних ленивых учеников, и их разрушением тем самым подкреплялись принципы системы Сибил — мир процветания и благоденствия не нуждался в сильных морально и физически людях, имеющих бесполезные для всеобщего блага высокие духовные стремления, в то время как безмятежные, счастливые и не обременённые неустанными проблемами обитатели этого мира потеряли всякую необходимость изучать самооборону, применять её на деле и просто отличаться друг от друга физической подготовкой. К моему прискорбному сожалению, в этом была логика: нет смысла детально и подробно, посвящая этому свою жизнь, изучать пусть даже только наши национальные единоборства хотя бы в тех же патриотических целях, потому что понятия, которые они бережно хранили в себе, растворялись из-за ненадобности в людских душах и в осуждающе звенящей тишине современного мира, слишком быстро развивающегося и обрывающего тяжёлые цепи прошлого, будто высвобождающийся от живительных оков и оттого теряющий разум титан. Потому что в этом упрощении всего и вся прослеживалась достаточно чёткая позиция системы: все друг другу друзья и братья, обладающие чистым сайкопасу и невысоким двузначным коэффициентом преступности, а знание того, как нанести вред или травму любому, по мнению Сибил, способно привести к неоправданной агрессии и посему совершенно бесполезно в хрупкой чаше устойчиво стабильного процветания. И вследствие этого сейчас от всего шика и блеска старых и почтенных учений в основном остались, словно крохотная дань обрывающимся нитям обычаев, только так нравящиеся всем за некоторую надменность с примесью лёгкого пафоса и изящного спокойствия, пережившие реформы секуляризации единоборств, традиционные кэйкоги, и то в большинстве случаев представляющие из себя красивые голограммы поверх удобных спортивных костюмов. Боевые искусства со всей своей богатой историей, просветительной и жизненной философией стали бесплотными призраками наравне с вырождающимися традициями, когда-то прочно связывавшими прошлое и настоящее крепкими канатами, теперь иссушающимися в пыль и исчезающими в безмолвной и чёрной пропасти под названием время, и именно поэтому я предпочитала оставаться на незаинтересованной стороне, нежели потакать разорению мудрых и, собственно, во многом верных принципов, и относилась к ним скорее как к духовным памятникам неощутимой и молчаливой истории и как к обязательной уважительной дани своей же культуре. Уже прекрасно знавшая об увлечении Нобучики, но видевшая ситуацию в подобном свете, я какое-то время не проявляла интереса и оттого была поражена до глубины души, чьи нежные струны смогли лишь тихо ахнуть под настойчивой рукой лукавого изумления, когда мне случайно довелось попасть на тренировку Гино и узреть его в моменты сосредоточенного отрабатывания самых настоящих, разительно отличающихся по сложности от виденных мною ранее, не тронутых алчной модернизацией техник и приёмов под руководством пожилого учителя, показавшимся — и оказавшимся в последствии — мне тогда идеальным в плане существовавших у меня представлений о таком человеке мастером боевых искусств — живая редкость, помнившая более чтившую традиции эпоху ещё до моего рождения и нёсшая в себе драгоценное таинство философий, одна из последних связующих с прошлым.      Облачённый в хакама из плотной ткани цвета индиго, столь красиво сочетавшиеся с белоснежным уваги, несколько выпущенным из-под пояса, свободно и непринуждённо облегающим торс молодого человека и оттого достаточно откровенно, чтобы смутить меня нескромными мыслями, открывавшим грудь, полностью сконцентрированный на выполняемых элементах в паре с учителем, преисполненный спокойствием и внимательностью Гиноза Нобучика тренировался с прилежным усердием закалённого усталостью и несгибаемой силой воли, уверенного, проницательного и сознательного ученика, понимающего свои желания и управляющего ими. С ласковой нежностью аккуратно обрисованные влюблённой в своё создание природой, тонкие и эстетически правильные, красивые черты его лица были обременены связавшим все чувства воедино напряжением, добавлявшим веющей холодом жёсткости в тёмно-зелёный, аки лес в пасмурную погоду, пристально следящий за движениями оппонента, ясный взор и придававшим строгой линии твёрдо сжатых губ упорства и решимости. Чёрные прядки густой, слегка завивающейся на кончиках чёлки прилипли ко лбу из-за выступившей неразлучной с истощением испарины, которая, постепенно оросив трудящегося над верным исполнением техник целеустремлённого Гино, едва заметными медленными капельками скользила по его обнажённым шее и ключицам и терялась из виду на спине под уваги, пропитывая его, и на порабощающей всё моё внимание груди — сильной, но не изрезанной излишней мускулатурой, особо не красившей, на мой взгляд, столь излюбленной всеми брутальностью мужчин и никогда не прельщавшей меня лично, привлекательно безволосой и аристократически бледной, рождавшей в моей слишком страстной душе невыносимое желание обжечь нас обоих прикосновением, заставив Гино тем самым вожделеть меня в ответ и предаться обоюдным, не терпящим глупой нежности, мучительным, самозабвенно приятным ласкам прямо здесь — на полу светлого, просторного и явно не одобрившего бы нас в силу своей почтенности и целомудренности доджо. Плавные, но в силу редкой необходимости иногда резкие и быстрые движения Нобучики преисполнены смыслом и скрытой значимостью, соединёнными в невидимую для меня, непонятную, но даже с моей неопытностью различимо оплетавшую его действия паутину стратегии, по плану которой он чётко и размеренно наносил продуманные до малейшей детали удары, внимательно следя глаза в глаза за своим противником, моментально подмечая его манёвры и парируя даже самые неожиданные выпады с предельной точностью, не оставляя сопернику другого выхода, как биться всерьёз и в полную силу. Храм боевых искусств испытующе, словно Ками единоборств, наблюдал за разражающимся поединком, переросшим из простой тренировки в нечто, схожее с важным экзаменом, но таковым на деле не являющимся, и за его сосредоточенными участниками, когда желанием одного было научиться и другого — научить, и смиренно терпел нарушающий его покой и тишину звонкий, с притаившимся азартом ропот то и дело скрещивающихся и точно самих по себе борющихся друг с другом щинаев, оглушавший меня странной, совсем не мелодичной, но будто всё равно игравшей по каким-то только им двоим понятным нотам «музыкой», в кою тихим, мало различимым шёпотом вплетались легко и непринуждённо скользящие по татами шаги приковавшего к себе мой взор ученика и более не замечаемого мною его учителя и коей вторил мягкий шелест многочисленных складок хакама, скромно подпевавший всякий раз при их скорых, молниеносных и красивых движениях. Существующее лишь в изобретённых человечеством часах и ещё в понимании самих же людей, эфемерное время незаметно испарилось из моего мироощущения, накормив мою душу иллюзией вечности происходящего и предоставляя мне бесценные моменты наблюдения за моим молодым человеком и возможность наслаждаться видением того, как он занимается любимым делом и сколь хорошо преуспевает в нём.      Едва мы остались одни в просторном доджо, как меня пронзил строгий, призывающий к честному ответу и способный сразу изобличить ложь, ясный тёмно-изумрудный взгляд Гинозы, вмиг лишавший мою голову каких бы то ни было мыслей, даже самых стойких и разумных, и действовавший восхитительно обезоруживающе в сочетании с низким, уверенным, довлеющим над бессильной мной голосом:      — Что ты здесь делаешь?..      Сердце беспокойно ухнуло куда-то вниз, пока я в испуге осознавала, что начисто забыла свою и без того надуманную, чтобы увидеться с ним, причину, так отвлекшись любованием тренирующегося Гино, и во взъерошившей мои чувства панике пыталась сочинить что-нибудь взамен, как можно более похожее на возможную правду и как можно менее нелепое и безрассудное. Всматриваясь в ответ в полуприкрытые мягкой тенью ресниц глаза Нобучики цвета лесной зелени и стараясь не опускать ниже или не переводить куда-либо ещё взгляд ради сокрытия факта собственной бесконечной заинтересованности в его слишком привлекательной, соблазнительной открытой груди, я смущённо и робко протянула, не понимая хода своих спутавшихся, расшуганных мыслей:      — Ано-о… — Гиноза всё ещё терпеливо смотрел на меня сверху вниз, пусть мы и находились на достаточно определённом расстоянии друг от друга, а я, не особенно отличая, рад ли он мне или в некотором замешательстве от моего прихода и предпочёл бы встретиться позже, в условленное время, или же и сам смущён, судорожно выдохнула первое, что пришло в голову, в неуклюжей попытке скрыть своё смятение: — Не мог бы ты… обучить меня… — и, почувствовав, как лицу становится жарко от предательски прильнувшей к щекам крови — глупая, пусть естественная, но всё равно глупая реакция организма на неожиданно вспыхнувшее в моей душе томительное волнение, как она только вообще так быстро, чётко и почти всегда безотказно срабатывает, падла! — поспешно добавила, заведя руки за спину и крепко сцепив пальцы в замочек, словно это помогло бы успокоиться и усмирить непокорно взбесившееся самообладание: — Кэндо?..      Потревоженная моим голосом тишина вновь уютно устроилась в светлом, задумчивом доджо, обрекая меня на новую волну немой паники и беспокойных мыслей. Во-первых, мне казалось, что моё неровное сердцебиение непозволительно громко отбивает одни ему понятные такты и что это выдаст обычно не присущую мне нервозность с головой. Во-вторых, в потемневших из-за наклона головы и упавшей чёлки глазах примолкшего Нобучики неявной тенью промелькнуло мгновенно замеченное мною удивление, невольно смягчившее любимую им и постоянно поддерживаемую прохладным взором строгость черт его лица и придавшее Гино очаровательного лёгкого замешательства. В-третьих, я не имела ни малейшего понятия, почему вдруг ни с того ни с сего выпалила это странное, никогда не посещавшее мои мысли желание — скорее не желание, а просто идею, ведь пусть занятия боевыми искусствами по-прежнему меня не особо прельщали и даже больше пугали, поскольку сие значило дать Нобучике не одну возможность видеть меня усталой, вспотевшей и, упаси Ками, с чем-то не справляющейся или справляющейся не очень изящно и от того раздражённой, а всё это далеко не лучшее, что можно придумать в забавный, но милый, если речь идёт о Гино, «конфетно-букетный» период отношений, которые, к слову, у нас не так уж и давно — после многолетнего знакомства и, насколько это возможно с нашими с ним скрытными душами, хорошей доверительной дружбы — пришли в понятную, несколько предсказуемую и тем самым успокоительную норму, как у всех обычных встречающихся парочек, уже практически полностью избавив обоих от постоянного смущения, переоценки собственных действий и слов и смешной неуклюжей чопорности.      Но с абсолютно другой, манящей, сладостно привлекательной стороны было гораздо больше плюсов, соблазнявших меня всецело и всерьёз воспринять эту спонтанную, необдуманную идею и действительно возжелать обучения кэндо у Нобучики, несмотря на все минусы, которые, переполошив мои мысли, напомнили о себе в первую очередь, будто выскочки-отличники, и к которым я уже самонадеянно искала ключик, чтобы обмануть и ликвидировать такие ничтожные, но умеющие испортить общую картину, незначительные детали. Многие парочки только и мечтают о том, как разнообразить череду скучных по содержанию, сверхромантичных — совсем уж отчаянная глупость, на мой взгляд, в чём-то даже отталкивающе неприятная — и доведённых до абсурда нежности свиданий и встреч, придуманных для того, чтобы люди могли узнать получше друг друга и привыкнуть к потенциальному близкому человеку. Тогда как у меня появился блестящий шанс — а всё благодаря господину Случаю среди моих перенервничавших мыслей — проводить с Гино больше времени вместе, познавая столь увлёкшее его сердце кэндо и его самого, такого всё ещё немного недоверчивого и придерживающегося некой слабой, но — как будто бы я могла быть способна разбить его хрупкое доверие ко мне! я бы сама такое не пережила! — иногда, к моему сожалению, ощутимой дистанции, и предоставляя ему такую же возможность относительно меня. Тренироваться под присмотром Нобучики, следовать его командам, внимательно слушать объяснения — и тем самым приручить самоконтроль и научиться не только слышать его чудесный, порабощающий меня голос, но и слушать смысл слов, облачённых в этот сводящий меня с ума бархатный тембр — и наблюдать за его концентрацией и выполнением техник, а ещё видеть каждый день в будто созданной для него лично нашей традиционной одежде — ах, Гино, что бы он ни надел, он смотрится словно особь божественных кровей, украшая саму одежду более, нежели она его; меня утопила бы в себе женская белая зависть, если бы не эта моя молниеносная, вскруживающая голову реакция… Я не могла пока желать большего, но как только изначально неосознанная, а теперь казавшаяся самой лучшей за последнее время идея укрепилась в моих чувствах полноценным согласием, мои мысли защекотали новые, маленькие и вредные страхи. Что, если по каким-то причинам Нобучика может отказаться, восприняв мою просьбу не так, как мне хотелось бы, или прочитав в моих глазах желание именно совместного времени с ним вместо самого кэндо, когда с такими мыслями к единоборствам не подступают? Что, если он не захочет тренировать меня лично, руководствуясь какими-либо не предвиденными мною мотивами? Что, если он спросит побудившие меня заинтересоваться причины и мне придётся утаивать — а я так не люблю этого делать в наших с ним отношениях! — часть правды?.. Что, если…      — Хорошо, я не против, — потеплевшим от тронувшей его губы слабой улыбки голосом ответил Нобучика, видимо, заметив наверняка отразившиеся на моём лице и явно делающие мою физиономию несчастной волнения и сомнения и согревая мои вмиг испарившиеся, словно росинки от лучей солнца, тревоги и меня саму и фактом положительного ответа, и этим родным, мягким тоном, зарождавшим в моей груди странное, робкое, успокаивающее ощущение, обволакивающее все мои чувства ненавязчивой лаской — как будто Гино крепко обнял меня, прижал к себе, ещё даже не коснувшись.      Так всегда со мной происходило, стоило этому конкретному и единственному молодому человеку позволить вечно напряжённой, твёрдо сжатой, суровой линии губ хотя бы чуть-чуть оттаять лёгкой, неяркой улыбкой, смягчающей несколько отталкивающую, держащую людей на расстоянии ауру и хмурое лицо, постоянно скрывающее какие-то тяжёлые и мрачноватые мысли за маской сосредоточенности и серьёзности… улыбкой, приятно оттеняющей его тёмно-изумрудные глаза какой-то незримой магией — точно привносивший смятения и не пропускавший свет ветер оставляет в покое трепетавшие в его коварных воздушных сетях тёмно-зелёные лоскутки листьев, замирающие в довольном вздохе и согревающиеся в ласковом тепле вездесущего солнца. Меня никогда не привлекали слишком эмоциональные, взрывающиеся заразительным и звонким хохотом по поводу и без повода, легкомысленные и беспечно весёлые люди: в их неизменных улыбках и смехе мне чудился подвох, прячущаяся с силками неправда и подобные маленьким трещинам, способным сотрясти любую стену чувств и масок губительными разрушениями, неискренность и нечестность — особенно по отношению к себе, даже если таким образом они якобы скрывают от окружающих собственные печали. Но так однажды обернулось — я не успела и осознать-то, как и почему — что малейшая усмешка или тёплый огонёк улыбки Гинозы Нобучики привносил в мою несколько угрюмую, подверженную ворчаниям и недовольствам, отчасти пессимистичную душу солнечный свет — как влетает через случайно распахнутое окно в погрязшую в тенях комнату свежий, живительный ветерок — и заставлял желать меня испытать это чувство снова и снова. Я даже лелеяла в ворохе надежд робкое мечтание услышать, как он смеётся — не раскатистый, громкий хохот, который всё равно Гино не свойственен, а хотя бы чуточку, хотя бы расслабленный смешок, потому что он хорошо, свободно и раскованно себя чувствует — освобождённый от тяжких мыслей, стаей чёрных, ненасытных воронов летающих за ним, порождённых его непростой работой в Бюро Общественной Безопасности и будто всё время поджидающих шанса злобно заклевать его, сделать своей жертвой и разорвать последние нити, связывающие моего слишком ответственного Инспектора с нашей нормальной до обычности, но такой драгоценной и ни на что не похожей жизнью вместе. Способна ли я уберечь его от их желчного, бесконечного, почти не утихающего клёкота и бессердечных, агрессивных и злорадных нападок исподтишка, стать сильным, непробиваемым, стальным и единственным щитом и не подпустить более к моему Нобучике крылатых, будто целенаправленно охотящихся за его душой, беспринципных хищников?.. ______________________________________________ A\N. Действие сего флешбека относится предположительно к 2107-ому году. Кэйкоги — тренировочная одежда для занятий восточными единоборствами. Название «кимоно» в данном контексте ошибочно. Хакама — японские традиционные длинные широкие штаны в складку; являются обязательной частью формы в кэндо. Уваги — верхняя часть тренировочного костюма; куртка или, если дословно, пиджак. Доджо — правильное написание слова «додзё»; тренировочный зал для занятий восточными единоборствами. Ками — божественная сущность в религии Щинто (синтоизм); бог. Щинай — бамбуковый меч для отрабатывания приёмов в кэндо. Ано/этто — ну; в общем; э-э и прочие слова/выражения для привлечения внимания собеседника, а также слова-паразиты и восклицания для того, чтобы потянуть время осознанно или не очень.