Only Just Like That

     Не доверивший навороченной кухонной технике нежный манго и решивший нарезать мягкий фрукт вручную, серьёзно приступивший к делу и лишь на мгновение отвлёкшийся на мой какой-то рассеянный вопрос Гино немедленно поплатился за самодеятельность и несправедливо отреагировавшую секундную невнимательность: остро заточенный нож соскользнул с податливой, шелковистой и сочащейся ароматным соком мякоти и вероломно рассёк тонкой, грозной линией подушечку его случайно подставившегося указательного пальца левой руки, отчего молодой человек невольно дёрнулся от неожиданности, роняя холодного предателя на разделочную доску возле кусочков фрукта, и, принявшись рассматривать обагрившегося пострадавшего, недовольно нахмурился. Привлечённая резким движением со стороны вздрогнувшего Нобучики и увидевшая бойко пересёкшую его белую ладонь коварную струйку крови, я в испуге тут же бросила порученное мне занятие и кинулась к замершему и пытавшемуся выявить понесённый урон досадующему мужчине, хватая его за повреждённую порезом руку.      — Всё в порядке?.. — взволнованно и серьёзно спросила я и, не давая Гино, впрочем, и так не сопротивлявшемуся, высвободить из моего цепкого захвата кисть с пострадавшим пальчиком, аккуратно и внимательно осмотрела порез, осторожно и бережно своим большим пальцем очищая подушечку от смешавшейся с соком манго крови, дабы понять, как глубоко нож вспорол кожу.      — Да, — неловко, несколько сконфуженно, но успокаивающе откликнулся Нобучика, и мнительная я смогла успокоиться, самолично удостоверившись в правдивости его слов, с облегчением осознавая, что маленькая нахальная ранка и в самом деле всего лишь патетично только для глупого устрашения обильно поплевалась капельками крови, тогда как она представляла из себя больше нечаянный порез как от бумаги, едва задевающий кожу, нежели серьёзную причину для волнений и немедленных действий: мой испуг даже немного насмешил меня саму и смутил фактом своего неподчинения контролю эмоций.      Всё ещё не отпуская руку Гино, аккуратно обхватив её за запястье и ощущая, как липкий сок манго, спутываясь с кровью, лениво сползает с его пальцев и ладони на мои, я с едва различимым вздохом перевела рассеянный взгляд на лицо молодого человека, смягчившееся в ответ ободрительной полуулыбкой, так любимой мною и способной без преувеличения удерживать моё ненасытное им внимание вечность и, наверное, сверх того ещё очень долгое чуть-чуть. Однако раненный в бою с фруктом Инспектор не дал мне окончательно замереть и впасть в задумчивость своим стремлением продолжить начатое дело, пожелав пройти к раковине и безжалостно смыть алый сок, почти высвободив свою руку из моей, да только я не позволила этому полностью случиться, быстро прореагировав на его движение, пусть пока и не до конца осознавая пробравшееся в мысли странное желание при виде сладкого, необычного нектара на его пальцах и крепче сжимая тонкое запястье, преграждая мужчине путь собой. Поддавшийся мимолётному удивлению Нобучика вопросительно приподнял бровь, смотря в ожидании пояснения на меня сверху вниз проникновенным изумрудным взором, перед коим будто по команде, как мне всегда без всякого сомнения казалось, мои мысли в томном вздохе непременно сбрасывали с себя любые оберегающие вуали, бесстыдно обнажаясь перед своим покорителем, и тем самым коварно предоставляли так действовавшему на меня молодому человеку всю информацию обо мне.      — Болит немного, верно?.. — я без сожаления проиграла одолевшей меня хитрой и соблазнительной улыбке, позволяя её влиянию мягко и ненавязчиво завладеть моей мимикой, и, не отрывая своего многозначительного взгляда от недоумевающего Гино, провела указательным пальцем свободной левой руки по ладони молодого человека, попавшей под моё подчинение, едва касаясь и вычерчивая затейливые узоры, собирая самую сладость кроваво-мангового коктейля, искоса с удовольствием замечая, как нечаянно дёрнулись пальцы подневольной руки Нобучики: коварно невинная щекотка сделала своё дело, вызывая мурашки по коже у моего пленника, прошивая нас обоих несильным, но настойчиво оповестившим о своём присутствии приятным предчувствием.      — Но… — не осознающий своего положения, выдавший мне все свои эмоции благодаря подвергнувшемуся доверчивому смятению, похожему на случайную рябь на нежном блюдце морской глади, негромкому и тёплому голосу, столь сочетавшемуся с бесхитростным и всё ещё не понимающим, куда я клоню, растерянным взглядом тёмно-зелёных очей, решивший возразить досадному для него предположению, ни о чём не догадывающийся Нобучика неловко осёкся, не успевая завершить протест, радовавший мой слух бесценной красотой неповторимого и так действующего на меня тембра, и оказываясь во власти притаившихся в его душе ощущений, чью вероломную осаду я могла предвидеть без особых на то просчётов, поскольку самодовольно и уверенно контролировала ситуацию, наслаждаясь чувством лёгкого и явно недолгого, судя по уже имеющемуся опыту, превосходства.      По-прежнему не отпуская взор пребывающего в замешательстве молодого человека и как следует обмакнув в алый, сладкий, густой сок, собравшийся на ладони Гино необычным соблазнявшим меня лакомством, свой кончик пальца, я коснулась им полураскрытых в невинной, ободряющей полуулыбке губ нарочито медленно и искушающе, сминая небрежно нежную податливую кожу словно намеренно слишком сильно надавленной помадой, заменой которой служил липкий нектар, и — прикованные ко мне вопрошающим взглядом тёмно-изумрудные глаза потрясённо расширились от изумления и опасно блеснувшего, ещё не осознанного моим пленным, зарождавшегося желания, ожидавшего своего часа — будто случайно слизнула с подушечки и губ дурманящую смесь, пробуя на вкус терпкую, вскруживающую голову, подслащённую манго и едва ли отдающую железным привкусом кровь и не оставляя ни одной её ценной капельки.      — Ои!.. — дрогнувшим голосом ошарашенный, наконец-то расставивший всё по местам в мыслях и намёках, не любивший терять контроль над происходящим и притворно нахмурившийся Нобучика, неловко и замешкавшись, попытался остановить меня, но я уже аккуратно и бережно обхватила раненный пальчик моего пропавшего в смущении — умилявшая меня и возбуждавшая не менее особенность Гино поддаваться этому довлеющему, вредному чувству, скромно изредка расцветавшему на его щеках бледно-алой зарёй — и обескураженно замолчавшего мужчины и для начала поцеловала пересечённую коварным порезом мягкую подушечку, дезориентируя тем самым Нобучику ещё больше и затем касаясь кончиком языка тёплой ранки, поившей меня самым странным, будоражащим трепетавшие в предвкушении ощущения и обычно равнодушные ко всему вкусовые рецепторы, сладко-кровавым эликсиром.      Мой не ожидавший подвоха, пойманный в ласковые сети очаровательного изумления и томительного смятения, потерявший власть над происходящим и уверенность Инспектор обречённо вздрогнул, не решаясь предпринять что-либо в пользу своего спасения и уже не понимая, нуждается ли он в нём, и покорно замер, как будто пристыженно скрывая проигравшее прильнувшей к бледной коже краске лицо в ладони свободной руки, вплетая пальцы в чёрный шёлк короткой чёлки и искоса полуприкрытым глазом наблюдая за моими действиями, отчего я только больше раззадорилась, упиваясь своим временным превосходством и не сдерживая лукавую нескромную усмешку, и бесстрашно и дерзко, отводя победный, торжествующий взгляд от подчинившегося мне Гинозы, подарила всё внимание с лихвой его левой руке, чувствуя, как жажда определённого характера ударяет хлыстом по всем мыслям, испаряя их в ничто и завладевая господством над моими чувствами растекающейся по венам истомой, оставляя только наслаждение и включившиеся инстинкты.      Увлёкшаяся своим неоднозначным, медленно и порочно щекочущим нервы и ощущения делом, отбросившая всякую мораль и нравственность, отдаваясь накатывающему волнами удовольствию вперемешку с блаженством от собственной власти над молодым человеком и, по иронии чувств, именно оттого постепенно теряя контроль над собой, я была полна намерений испить весь чудный, пленительно рубиновый коктейль расточительно растёкшегося по кисти руки Нобучики, пьянящего зелья из кисловато-сладкого манго и искушающей своим резким ароматом металла уже остановившейся крови, без давно покинувшего меня стеснения собирая губами с аристократично тонких, длинных, молочно-бледных пальцев Гино неприлично вкусный нектар, заставляя тяжело, неровно дышащего и пытавшегося усмирить это неподконтрольное ему чувство Инспектора испытывать мелкую дрожь всякий раз, когда я орошала мелкими поцелуями руку и аккуратно прикусывала нежную кожу пальчиков, тщательно поглощая их, насколько получалось, почти до самого основания, собирая бесценную влагу, или двусмысленно игриво проводя по мягкой широкой ладони кончиком языка, вырисовывая причудливые, бессмысленные линии и вызывающе дразня ощущения Гинозы. Не насытившись несправедливо быстро, как показалось одурманенной мне, окончившимся пиршеством, всё ещё не отпуская истерзанную руку мужчины, пытаясь предотвратить овладевающую мною слабость во всём теле, я резко развернулась спиной к свободной от всего кухонной стойке и, оттолкнувшись ногой от ручки нижнего ящика, села на неё, устраиваясь поудобней и притягивая к себе безропотно подчинившегося Нобучику, лихорадочно раздумывая о своём следующем ходе порабощения, блаженствуя от своей над ним власти и жадно упиваясь его затуманенным желаниями, смирившимся — как же я ошибалась, думая так!.. — с происходящим, срывающим покровы с моей души и бессердечно, беспринципно обнажающим её для жестокого поглощения, воспламеняющим меня взором.      — Говорить нельзя, — хриплым и властным голосом я капризно пресекла на корню попытку приоткрывшего рот Гино сказать что-либо и прижала его к себе в опасной для наших бушующих чувств близости, привычно и надёжно скрестив ноги у него за спиной и отпуская его руку только ради того, чтобы распутать тесёмочки на полном серьёзе надетого им и веселившего меня в начале, а теперь действовавшего раздражительно фартука, а затем срочно избавить от него мужчину и добраться до также не нужной мне на нём футболки. Отказавшийся от мысли продолжать пытаться высказать какое-то волновавшее его мгновение назад мнение молодой человек прельстился новой идеей и опустил освободившиеся руки на мои оголившиеся благодаря смявшейся и резко укоротившейся из-за этого юбки домашнего платья бёдра, предоставленные его тирании горячих, обжигающих и бесстыдных ласк, по коварной милости которых я рисковала сдаться без боя и провалить свой спонтанный план по завоеванию полного главенствования над моим Инспектором хотя бы один-единственный раз.      Рассерженно и торжествующе отшвырнув будто бы провинившийся в чём-то фартук и ответив на не понимающий такой перемены во мне взор Нобучики хитрой усмешкой, нарочно прикусывая свою губу, сопровождая сие манящее действие проникновенным и долгим взглядом, я категорично и повелительно, пусть и с некоторым сожалением, отняла от себя его тёплые, но кажущиеся мне огненными из-за того, что творили со мной, сильные руки, отвлекавшие моё внимание от своего продвижения вверх распаляющими поглаживаниями и уже опасно далеко пробравшиеся под юбку, и вцепилась в мешающую мне футболку, настойчиво и требовательно дёргая её вверх и нетерпеливо снимая её при помощи Гинозы. Небрежно и неаккуратно сорванный предмет одежды нечаянно или мстительно взъерошил густые, ониксово-чёрные, шёлковые волосы молодого человека, бросая распушённые, соблазнительные прядки ему на лицо и прикрывая тёмно-зелёные очи, в коих разыгрывалась не предвещавшая мне победы в этом состязании на первенство буря, отчего у меня от одного взгляда на сию непокорность шёлковых спутавшихся волос перехватило дыхание до полуобморочного состояния из-за возникшего всего на мгновение нестерпимого желания вонзиться болящими от вожделения пальцами в мягкую агатовую шевелюру и сию секунду признать собственное поражение, отдавая Гино право властвовать надо мной и отыграться за моё непослушание в начале, за мою глупую попытку переворота… Потеряв остатки и без того беспомощного контроля над собой, будто ухнув в зовущую пропасть под натиском предательской слабости, снова ощутив скользнувшие по бёдрам вверх, требовательные и настаивающие на получении своего, опаляющие меня эгоистичными ласками сильные руки Нобучики под платьем, осознавая, что мужчина раскусил мою такую очевидную стратегию и решил безжалостно контратаковать, я едва ли не позволила случиться его такой ошеломительной и лёгкой победе надо мной. Вступивший в разворачивающуюся не на шутку войну, безапелляционно и расчётливо вознамерившийся отбить у меня любой шанс на триумф над ним, возжелавший скормить меня унизительно сладкому поражению и хорошенько наказать за возомнившую себя революционером самонадеянность, перехвативший инициативу Гино резко наклонился к моему лицу, нахально и самоуверенно рассчитывая впиться в мои губы терзающим, грубым, страстным поцелуем, покорить меня этим всегда одурманивающим действом и тем самым всего лишь в один ход заставить молить о пощаде, но очнувшаяся от забвения, возмущённая его своеволием я оказалась быстрее: уклонившись назад от него и не дав ему коснуться даже ненароком подставившейся под поцелуй шеи, ведь в таком случае мне не выкарабкаться из омута вожделения и природно-естественного желания покориться этому мужчине, я схватила находившийся рядом кусочек порезанного, заварившего всю эту войну, невинно коварного манго и безжалостно раздавила о ключицу Гинозы нежную, скользкую мякоть. Подействовавший на нас обоих неизвестным ранее афродизиаком сладковатый аромат затопил наши лёгкие из-за частых, прерывистых вдохов, ценный сок жалобно брызнул из-под моих пальцев поплатившейся за какие-то грехи жертвой и полупрозрачными, ленивыми струйками заскользил по обнажённой, идеальной груди обезоруженного моим выпадом Нобучики.      — Целоваться тоже нельзя, — сорвав голос на неясный, хриплый шёпот, вызывающе и властно возвестила я, сверля взором ответившего мне слишком, слишком губительной для меня усмешкой мужчину и чуть было не теряя из-за неё конец нити от спутавшегося клубка собственного необдуманного плана. — Ещё рано… — собравшись с силами, тихо пролепетала я и припала губами к его груди, собирая кисло-сладкий, вязкий нектар манго и с торжествующим в моём затуманенном разуме превосходством приводя Гино в очередное замешательство и лишая столь желаемой им и почти пойманной в плен инициативы.      Самодовольно и теряя бдительность, добровольно падая в липкие сети охватившего меня негасимым пламенем перевозбуждения, покинутая отчаявшимся помочь мне разумом я самозабвенно и жадно наслаждалась пьянящим соком, тоненькими испуганными дорожками норовившим сбежать от меня по гладкой мужественной груди замершего Нобучики, отданной мне на растерзание и которую я с упивающимся восторгом и пробивавшей мелкой дрожью исцеловывала, не щадя, оставляла расцветающие алыми пятнами свои метки и раскованно щекотала и поглаживала кончиком языка самые чувствительные участки кожи, будто ненароком прикусывая, забываясь в происходящем и упуская важный, решивший исход битвы момент. Момент, когда Гино ненавязчиво ласково и аккуратно стащил резинку с моих волос, позволяя им беззащитно рассыпаться по плечам, и затем осторожно и любовно вплёл пальцы правой руки в волнистые пряди с вероломным намерением ухватиться покрепче и не дать мне продолжить путающую ему все карты игру, неожиданно для меня оттягивая мою голову назад, заставляя оторваться от своего увлекательного занятия и награждая победоносным, единственно властным, доминирующим над моим уже побеждённым, но не осознавшим этого пока сознанием, столь потемневшим, что казался чёрным изумрудом, усмехающимся взглядом. Обескураженная я ответила оказавшемуся в своей стихи Нобучике растерянным и наивным, вопрошающим взором, как в ту же секунду молодой человек крепко перехватил мою правую руку, всё ещё зажимавшую у его ключицы кусочек манго. «Чёрт!..» — запоздало разгадавшая его тактику я дёрнулась, но напрасно, замерев испуганной жертвой в сильных руках своего хозяина.      Не прерывая зрительный контакт, победно и томно жгущий меня взором, полностью заполучивший контроль над ситуацией Инспектор аккуратно высвободил без помощи рук сочившийся своим ароматным нектаром кусочек натворившего дел фрукта из моей слабой руки и медленно съел его, лишив меня оружия, переводя своё ленивое внимание на мои испачканные в мякоти и в скатывавшемся к запястью соке пальцы.      — Нет... — сиплым, едва слышным шёпотом взмолилась я, предвидя ясно как день своё неминуемое поражение, уже деловито и ехидно победно приготовившее для меня свои мучительные силки, но проигнорировавший мою мольбу, будто бы спокойный и равнодушный Гино принялся неторопливо испивать с моих, как если бы его собственных, пальцев, которыми я даже не могла пошевелить, кисло-сладкий сок манго, и меня словно бы прошили тысячи маленьких, острых, жалящих молний, не оставляя живого места на моих оголённых и истощённых чувствах, заставляя закусить губы и попытаться сдержать рвущийся из груди шумный, судорожный выдох.      Потерявшая способность мыслить разумно и не искавшая возможности превратить уже такую очевидную победу Нобучики надо мной в его лишь временный успех, сидя словно беспомощное изваяние во власти хладнокровно решающего мою судьбу скульптора и слыша исключительно бешеный, неровный, жалобный гул своего сердца, забыв о свободной левой руке, пусть я всё равно не была в состоянии придумать ей применение во имя своего спасения и спасения ли, я завороженно наблюдала, с каким достоинством и даже природным изяществом возвышавшийся во всех смыслах над поверженной мной Инспектор тщательно обсасывает каждый мой пальчик, словно дегустируя некое редкое и нежное лакомство, как преспокойный аристократ — дорогое вино на чопорном и сверхприличном собрании в высшем обществе, и издевается над моими истрёпанными, обессиленными чувствами, обжигая чувствительную кожу горячим языком и неслабо прикусывая мягкие подушечки, вызывая ураган в моей душе, смешивающий ощущения и мысли в нечто бесформенное и голосующий за волшебство обморока ради перезагрузки разума. Предательская слабость, сотрясавшая меня мелкой и донельзя приятной дрожью и вызывавшая нарастающую, как снежный убийственный ком, довлеющую надо мной пульсацию по всему телу, разливалась по стремительно терявшим силу мышцам и словно заменяла собой тягучую кровь странной тяжестью, лишая меня жизни и шансов на противостояние, накатывая приливными волнами, диктовавшими свои правила и утягивающими на дно страстей и желания. Не слыша собственный слабый и не подчиняющийся мне голос, срывавшийся на едва тревожащий воздух мягким звуком шёпот, даже не осознавая ход своих размышлений и панически ища спасение хоть в чём-либо, я жалобно и беспомощно взмолилась о пощаде:      — Нобу… — и растворилась в неудаче от бессилия даже закончить показавшееся таким длинным и труднопроизносимым, бившееся в моих мыслях единственной мантрой имя, понимая, что опьянена происходящим, поглощена им и более ни на что не способна и что оттого язык более не подчиняется мне, словно становясь моим кровным врагом и нарочно заплетаясь при любой попытке продолжить говорить.      Снисходительно среагировавший на мой слабый шёпот и поймавший мой отчаявшийся взгляд своим уверенным и повелительным Нобучика демонстративно завершил томительное растерзание моей руки жарким поцелуем в нервно пульсирующее запястье, ловя губами последнюю капельку сока и оставляя на коже бледно-алую печать, и затем бережно отпустил свою другую руку, придерживавшую мою голову за легко спутавшиеся волосы, видимо, не считая более нужным удерживать окончательно погрязшую в его полной и безоговорочной власти меня, спуская освободившуюся захватчицу мне на талию и намереваясь безапелляционно придвинуть ещё ближе к себе для решительного закрепления своей победы и для того, чтобы надменно по-хозяйски распорядиться полученным безропотным призом и насладиться пиршеством. Охваченная испугом, распознав стратегию Гино, чётко осознавшая, как близка к потери каких-либо эфемерных, формальных прав и к беспрекословному поражению перед этим искушавшим меня мужчиной, увидевшая луч своего спасения в стремительном, сиюсекундном и необдуманно грубом сопротивлении, я упёрлась неожиданно обнаружившейся в моём личном подчинении левой рукой в грудь нависшего надо мной молодого человека, в свою очередь резко отклоняясь назад, пытаясь расцепить ноги за спиной у Гинозы и тоже использовать их как преграду, но для сего действия было слишком поздно и помочь оно мне никак не могло.      — Нет!.. Нет… — чувствуя себя обязанной гордо бороться до последнего за свою мнимую свободу и за любую, даже призрачную возможность перетянуть контроль на себя в этой беспощадно разорвавшей цепи каких-либо правил игре, переросшей в состязание на честь и бесчестье, я невольно зажмурилась, бормоча несогласие, в панике мотая головой и пытаясь уклониться от неминуемой угрозы быть порабощённой и морально уничтоженной, и моментально, едва почувствовав послабление, упёрлась и второй, почему-то и для чего-то отпущенной Гинозой рукой ему же в грудь в поддержку первой, но напрасно. — Нет…      Покровительственно хмыкнувший, снисходительно развлёкшийся моими бесплодными попытками оттолкнуть его вредный Нобучика мягко взял меня за предплечья, заставив тем самым вздрогнуть, распахнуть глаза и в усиливающейся, умопомрачительной панике уставиться на него, утопившись в тёмной зелени его глаз, соблазнительно скрытых отросшей чёрной чёлкой, и затем — мои ногти беспомощно, в злобном бессилии скользнули по бледной, гладкой груди, оставив светло-алые тонкие царапины — оторвал мои руки от себя, заводя мне их за спину и опасно сокращая тем самым столь нужное мне, тающее последней надеждой на спасение расстояние между нами. Растворяясь в горячем, всепоглощающем, пылающем вожделении, сжигавшим остатки бессмысленного теперь контроля, в дразнившем мои чувства и заставлявшем терять любые признаки разума, тёмно-изумрудном взоре, я ощутила, что не справляюсь с участившимся ещё более дыханием, что воздух предательски сгущается в плотный вакуум, становясь тесным и жарким, и что на лбу начинает проступать испарина, склеивающая короткие волоски распущенных прядей, обращая моё внимание на такую же реакцию у Гино, так показательно и невыносимо для моего видения оковывавшую чёрный шёлк его чёлки.      — Прекрати… — ставя свою гордость на колени в пользу освобождения нас обеих от сокрушительного проигрыша, тихонько, но храбро пискнула я, ощущая на своём лице и особенно губах обжигающие, неровные, хоть ещё и еле-еле сдерживаемые ради иллюзии контроля выдохи и вдохи — как и у меня, а значит, мои мольбы уже обречены остаться неуслышанными — решительно настроенного заполучить все лавры желанной победы мужчины. — Это же… нечестно… — и, неожиданно ясно понимая, что я дышу его дыханием, захлёбываясь сим воздушным пламенем, и что это чертовски сбивает с толку, я через силу продолжила уплывающую от меня мысль, срываясь на хриплый шёпот, почти приказывая, отягощённая взвывшим отчаянием в слабом голосе: — П-прекрати!..      И разбилась о налетевший водоворот хлёстких чувств, как маленькая, воодушевлённая иллюзией шанса пройти сквозь чёрные, беспринципные рифы, преграждающие путь, бессильная перед течением, разлетевшаяся на щепки под насилием беспощадных волн и острых скал, глупая и упрямая лодочка, утянутая доминирующим и жестоким океаном в самую тьму обжигающе ледяной бездны. Проиграла, безжалостно сжатая в болезненно-приятно сминающих моё тело сильных руках. Сдалась, самоуверенно раздразнившая непобедимого врага и после взятая им с неизбежным, непреодолимым никакими силами натиском, теперь полностью и без всяких возможностей избежать кары предоставленная на растерзание изобретательному завоевателю. Моё самонадеянное, лишь повеселившее его, подначиваемое спесивой гордостью сопротивление растворилось в навалившейся на меня неге наслаждения как утренняя дымка под жгучими, опасными солнечными лучами, пропадая незамеченной росой вместе с желанием отвоёвывать первенство, лавровый венок которого мне никогда не примерить… да и так ли я хочу этого?..      «Ты проиграла», — с тягучим, смакуемым удовольствием и с мягким, но явным превосходством припечатал этот беспристрастный факт тёплым, вырвавшимся из самого пекла груди дыханием изменившийся под давлением ликующей похоти, хрипловатый и низкий вкрадчивый голос, надменно и властно вынося мне не подлежащий к обсуждению и пересмотру твёрдый, неукоснительный к исполнению приговор. Своенравно распределивший наши роли шёпот опалил мои губы сим категоричным, очевидным утверждением едва ли за мгновение прежде, чем на них расцвело огненное пламя моментально поработившего мою душу, не терпящего возражения и требующего немедленного ответа поцелуя, ознаменовавшего мою абсолютную, несомненную капитуляцию и покорение милости серьёзно устремившегося к установлению собственной власти над смирившимся и ослабшим противником торжествующего оппонента, упивающегося своей бесспорной победой.      «Да… Верно… Я… проиграла…»