Only Just Like That

     Мои разрозненные и потерянные, будто расплавившиеся от высоких температур, чьи беспощадные языки по-хозяйски оплетали остатки моего разума, мастерски заманивая в дикий танец инстинктов, и расползшиеся в угоду истощению, потерявшие всякие ориентиры мысли путались в коварных сетях догадок и предположений относительно намерений моего мучителя, вручавших безвольную меня обволакивающей, заманчивой беспомощности, зеленоглазый источник которой не спускал пронзительного взора со своей пленницы, и не суливших мне грядущего в ближайшее время избавления от вцепившегося острыми коготками в мои чувства томления, а скорее предвещавших новую, изощрённую кару, сладостное предвкушение коей рождало во мне волнительную, пьянящую смесь несдержанного нетерпения и боязни не вынести угрожающую очередным сокрушительным нападением бурю. Зорко и проницательно наблюдавший за мной, заполучивший бесценную мякоть ароматного фрукта, хитрый Нобучика намеренно не спешил действовать спонтанно или осуществлять — не могло так быть, чтобы мой Инспектор ещё не отдал какой-то идее своё предпочтение — задуманное, и я отчего-то пребывала в весьма сильной уверенности, что его медлительность в принятии решения вызвана не чем иным, как наличествующим разнообразием вариантов, о коих более вдумчиво и подробно мне было страшно помыслить в силу отсутствия у себя всякого самоконтроля в этот решающий мою судьбу момент и ввиду разыгравшихся страстей, воспринимавших бессвязные обрывки не знающих лимитов морали и откровенности, воображаемых картин вместе с юркими, лёгкими ленточками моей своевольной фантазии как пищу для ненасытного пожара, охватившего мою душу и ослабшее, жаждущее освобождения от цепей вожделения тело.      Распознавая лишь собственные неровное сердцебиение и тяжёлое дыхание в качестве единственных звуков, наслаждаясь образом раскованного, уверенного и пребывающего в своей стихии Гино перед собой и не нуждаясь в видении чего-либо ещё, ощущая, как бунтуют не дождавшиеся желанного и жизненного необходимого удовлетворения, приятно раздражённые таким нахальным обращением чувства, рассыпаясь на тысячи осколков эмоций и возрождаясь благодаря им же, едва ли осознавая себя, я со странно действовавшим на меня удовольствием следила затуманенным взглядом, едва придерживая кажущиеся неподъёмной сталью, прикрывавшие мне обзор ресницы, за изящной и эстетически красивой рукой Нобучики, нарочито медленно пропутешествовавшей от кусочков манго до приоткрытых губ молодого человека, невероятно проницательно для такой ситуации и безгранично жадно отмечая, как нежная мякоть фрукта оросила его пальцы несколькими неосторожно скользнувшими вниз капельками сока, и страдая от невозможности испить сей нектар прямо так, с его ладони, сию же минуту. Приковавший к себе мой добровольно покоряющийся ему взор, вознамерившийся поиграть с моим воображением, коварный брюнет неторопливо и словно бы непринуждённо спокойно откусил от аккуратно отрезанного кусочка половинку, будто ненароком позволяя драгоценным сочным каплям смягчить ароматной влагой его губы, и я поймала вспыхнувшую желанием мысль о том, что желаю без потери лишней доли секунды, немедленно и сейчас же вкусить волшебный дурман нектара с его уст, пусть даже если это грозит мне прыжком в тёплую мглу окончательного помешательства на сием человеке и на его воздействии на меня. Как будто читая мои и без того столь очевидные ему желания на моём лице или в отчаявшемся взгляде, вкушающий на моих глазах сладость манго, всем довольный и держащий ситуацию под контролем Нобучика поверг меня в новый круговорот смешавшихся, возроптавших из-за отсутствия проявления к ним всякой милости ощущений: нахальная и столь любимая мною, воспламенявшая и руководившая моими чувствами, лёгкая усмешка, уютно и вольготно устроившаяся на его губах и в манящей темноте властного изумрудного взора, сменилась теплотой мягкой, так не подходившей к происходящему и одновременно так ошеломительно повлиявшей на мои мгновенно всколыхнувшиеся покорной и ласковой волной эмоции, ненавязчивой и очаровательной улыбкой, красиво и непринуждённо расслабившей черты лица мужчины, пряча его милую, восхитительную хитрость и успокаивая мою присмиревшую подозрительность. «Интриган… Что ты задумал?..» — не отдавая себе отчёта об этой растёкшейся счастьем и преданностью, предовольной мысли, млея от странного, не похожего на алчный и бесцеремонный, охвативший тело жар, бесценного тепла в груди, уверенно отбившего себе территорию в моих ощущениях, я и сама не заметила, как поддалась вечно подстерегавшей меня, коварной слабости: робко и с долей впечатлительного вдохновения, слабо улыбнуться Гино в ответ, не в силах сдержать сей душевный, выражавшийся в не привычной мне когда-то давным-давно мимике, забавный и искренний порыв. Завороживший меня пленительной улыбкой, мягко и нежно расположившейся на завлекавших устах и в обладавших моим полным и беспрекословным вниманием тёмно-зелёном океане его глаз, Нобучика словно задумчиво и рассеянно поднёс к моим губам аккуратно зажатый свободно и изящно манившими мой взгляд пальцами, будто испуганный и смирившийся со своей участью, надкусанный маленький слиточек манго и неожиданно для меня коснулся их прохладной податливой мякотью фрукта, проводя им медленно и дразняще, увлажняя кожу сладким, дурманящим соком. Странное, донельзя приятное ощущение на губах взбудоражило на мгновение оробевшую, властвовавшую надо мной истому, с новой силой ошпарившую ставшие слишком восприимчивыми нервы потоком жажды порочного толка. Не ожидавшее такого подвоха моё обоняние оказалось в плену у вызывающего, терпко-сладкого, довлеющего аромата манго, запах которого сводил меня с ума умело изощрённо и мучительно неторопливо. Скользкая, влажная прохлада, великодушно оросившая исцелованные, припухшие и кажущиеся мне всё ещё столь же горячими после истощающих поцелуев Гино губы, умопомрачительно нежно ласкала собою чувствительную кожу, дебютируя в роли коварной соблазнительницы и воздействуя отнюдь не успокоительно, и волшебным, нечестным по отношению ко мне образом филигранно вытягивала из меня какие-то доселе не подозревавшие о своём существовании чувства, намеренно разбуженные и теперь вскипавшие с новой силой, встревавшие в хор уже распевшихся в полную мощь и исполняющих свою партию ощущений и взвивавшие мою душу ввысь, затапливая мазохистической надеждой — будто категоричным, тяжёлым цунами — продержаться и не погибнуть в жарких объятиях Нобучики раньше времени.      Подчиняясь не разгаданному мною повелительному тёмно-нефритовому взору, приковывавшему меня к себе из-под тени чёрных и пушистых ресниц, и даже невольно предаваясь странному, заставлявшему мою душу дрожать, невольному страху потерять поддерживавший во мне жизнь и одновременно так приятно болезненно с ней игравшийся зрительный контакт с Нобучикой, я с лёгкой, избежавшей моё разорванное в клочья, обанкротившееся и утратившее авторитет внимание, вдохновлённой усмешкой вызывающе приоткрыла губы, нарочно и крепко захватывая податливый кусочек манго, и, не встречая особого сопротивления, настойчиво и капризно потянула фрукт из не так уж цепко удерживавших мякоть пальцев, ставших моей второй самонадеянной и всенепременной целью и свои посягательства на которые я хитро вознамерилась не выдать взглядом или действием раньше, чем хотела бы. К моему удивлению, умелой и навязчивой щекоткой пробудившему робкую, слабую подозрительность, мой соблюдавший некий план коварный Инспектор, укутывавший меня тёплым взглядом свысока зачаровывавших меня полуприкрытых глаз и одаривавший ободрительной и ласковой улыбкой, невесомой тенью скользившей по его губам, не собирался лишать меня лакомства, как мне казалось весьма возможным, и великодушно позволил своей пусть и не идеально, но послушной пленнице вкусить соблазнявшую нас обоих откровенно и искусно, прелестную, восхитительную сладость. Тая от выбивавшегося на первый план удовольствия от испробования нахально и собственнически посягнувшего на управление моими ощущениями, вкуснейшего манго, я поймала напустившее туман на мои раскованные мысли осознание волнительной порочности и правильной неправильности того, что мой личный зеленоглазый изверг почти заботливо и повелительно кормит меня этим достигшим пика эротичности в моём спонтанном и безотчётном рейтинге, сочным фруктом будто мой единственно верный и настоящий властелин, и почувствовала, как щёки заливает выдававший меня с головой и так нравящийся Гино румяный пожар стыда, напрасно возмущавшегося по поводу своего игнорирования мною где-то в тёмных и беспросветных уголках моей души, куда перестало заглядывать моё избирательное и довольно-таки ленивое внимание. Маленький кусочек сладкого лакомства неожиданно долго играл с моими чувствами, медленно и тщательно совращая меня своими изобильными соками и неповторимым чудесным вкусом, и ловко и обольстительно отвлекал на себя мои изголодавшиеся исключительно в одном смысле, раздразнённые инстинкты, пока контролирующий ситуацию Нобучика рачительно и намеренно позволял мне вкушать сию уничтожившую мой разум амброзию лишь мелкими порциями, чем продлевал моё удовольствие, растягивая его и одновременно мучая меня бесконечностью ласкового, но тем не менее опасно прекрасного блаженства. Откусывая по мизерным, моментально таявшим на языке ароматным кусочкам, я мельком и рассеянно отметила две подействовавшие на мои ощущения щекоткой невесомого пёрышка, обжёгшие моё сознание детали: как будто бы случайно и неуверенно скользнувшие из уголка губ капельки сока, вальяжно и неторопливо отправившиеся ниже восвояси от пиршества и которым я легкомысленно не предала нужного значения, поскольку гораздо больше меня волновало и будоражило в этот миг приближение к моим устам орошённых сладким нектаром, околдовывавших меня странной магией, донельзя красивых и соблазнительных пальцев моего зеленоглазого брюнета, и с возбуждавшей, забавной хитростью я самодовольно осознавала, что при особом желании неповиновения ему могу похитить оставшуюся и без того маленькую часть беспомощного фрукта и взять в плен хотя бы один из манивших меня пальчиков с самыми разными, откровенными целями, сгенерированными моей не знающей отдыха, ненасытной и беспутной фантазией.      Удовлетворённый моим послушанием и всё ещё окрылявший меня своей лёгкой полуулыбкой, таинственно блуждавшей на губах, мой черновласый Инспектор отдал мне на растерзание последний, сочившийся пьянящим эликсиром кусочек лакомства, отчего его пальцы случайно коснулись моих губ, и это нечаянное прикосновение, нарочно продлённое вредным, издевающимся надо мною брюнетом, заставило меня моментально ощутить миллионы крошечных разрядов, атаковавших мои натянутые, оголённые нервы и жадно набросившихся на них с намерением растерзать раболепски склонившиеся перед волнами наслаждения чувства. Не выдержав и отказавшись продолжать игру в повиновение, я прикусила средний палец Гино, захватывая его и потянув на себя, капризно и отчаянно требуя свою долю контроля в сием хаосе эмоций, и вызывающе устремила бесстрашный, предчувствующий некую сладостную, приятную обречённость, дерзкий взгляд в глубины тёмно-нефритового океана глаз Нобучики, едва ли прячущего поджидавшую своего часа, одобрительную, но хищническую усмешку. Предаваясь победной радости, я торжествующе и жадно, но стараясь сдерживаться и не торопиться, собирала с его пальцев налипший, сочный эликсир моего фруктового помешательства, уже успевший слегка подсохнуть на ладони и придававший тем самым казавшейся слишком тёплой коже брюнета как будто бы естественный кисловато-сладкий привкус манго, и, с наивным коварством пленяя поддавшийся на мою провокацию потемневший, снисходительный взор мужчины своим, обольстительно и томно флиртовала с ним, вовремя и умело воспользовавшись почти забытым в хаосе млеющих мыслей и чувств собственным, невинно совратительным козырем — лукавыми и хитрыми, многозначительными взглядами, невесомо и преданно ласкавшими столь любимое мною лицо Гино и незаметно утягивавшими нас обоих в соблазнительно зазывающую пучину раскованной, не знающей препятствий и ограничений, безудержной страсти, властвовавшей над нами безоговорочно и откровенно.      Решив, что насытил мою жажду достаточно, выглядящий задумчивым и нарочито рассеянным, но лениво скрывающий свои предвещающие мне грандиозное падение планы и прирученные чувства, безжалостно утапливая их в грозном, бурлящем изумрудном океане, Нобучика мягко, но уверенно отнял у меня моё развлечение, аккуратно и даже нежно проведя лёгкими касаниями подушечками пальцев вверх по щеке, и я разочарованно и обиженно успела лишь слабо прикусить его нарочно и грубовато примявший на мгновение мою нижнюю губу большой палец, ощущая, как своевольная рука мужчины устремилась в взъерошенную ею же несколько моментов назад копну волос, комфортно устраиваясь в позиции, из которой Гино было бы удобно руководить мною. Упиваясь тёплым и гипнотически воздействовавшим на меня ощущением того, как он бережно и любовно перебирает спутавшиеся пряди, позволяя пальцам утопать в них и не причиняя возможной в таком случае нечаянной боли, и даже не пытаясь сдержать предовольную, бесконтрольно расплывавшуюся на губах улыбку, я всего на доли секунды ненамеренно прикрыла глаза, не справляясь с искусно и ненавязчиво подавлявшим мою силу воли и всё, что с ней только может быть связано, тёмно-нефритовым взглядом, и тем самым непреднамеренно позволила свои чувствам обостриться в неком неискушённом испуге и безропотном трепете, заставила их принять на себя необходимость предвещать неминуемое и предупреждать об опасности, с ответственностью за что они прекрасно справились в тот же миг и оповестили резким и бескомпромиссным наплывом усилившихся в разы ощущений. Временно задержавшиеся у подбородка, самонадеянно сбежавшие от расправы глупые капельки сладкого сока манго неожиданно решили продолжить свой путь, повинуясь моему будто бы случайному, невольному повороту головы, и беспечно и бесстрашно скользнули одна за другой вниз, прохладной и нахальной, будоражащей щекоткой оповещая чувствительную и нежную кожу шеи о своём существовании, оставляя за собой влажные дорожки, словно странные, не имеющие права собственные метки… или же покорно и со смиренной радостью обрисовывая таким образом план военного наступления для моего личного захватчика. Крошечные представители коварного нектара резво и за не осознанные мною мгновения пробежали неровным, витиеватым зигзагом по шее и благополучно, с какой-то ополчившейся против меня удачей миновали ключицу, беспрепятственно следуя далее благодаря самовольничающей руке Гинозы, предусмотрительно вовремя и аккуратно убравшей с пути лазутчиц пряди распущенных волос, доселе незначительным теплом обманчиво оберегавшие плечо от неизбежных, пугавших меня и одновременно столь желанных посягательств. Едва приоткрыв глаза, заподозрив неладное, я только лишь заметила, как темноволосая голова Нобучики склонилась надо мною, стремительно приблизившись, и затем мою щёку опалил его несдержанный, горячий выдох, а мой затуманенный страстями, ищущий спасения, мутный взгляд успел уловить заставлявшую меня таять, снисходительную насмешку в тёмно-изумрудном хищном и наслаждавшимся происходящим океане глаз моего мужчины. Предвкушавшее такой сладостный подвох, но не верившее в столь быстрое осуществление тайных мечтаний, с блаженством трепетавшее в пламенных объятиях вожделения, требующего срочной расплаты, более не соблюдавшее положенный ему ритм и нетерпеливо роптавшее сердце вмиг замерло; неровное, прерывистое и тяжёлое дыхание резко перехватило, отчего показалось, будто все звуки стихли и все чувства бесстыдно обнажились ради всецелого и полного ощущения одного-единственного и священного момента. Непередаваемо восхитительного момента, когда тёплые и мягкие уста Гино уверенно коснулись в лёгком поцелуе у уголка моих губ истока непременно сладкой дорожки от вероломных, окончательно иссякнувших и затерявшихся на груди пары капелек сока и когда вслед за этим кожу приятно и волнующе обжёг кончик горячего языка, медленно и жарко ленивым движением слизнувшего как на пробу незначительный остаток опьянившего нас эликсира из манго. В накатывающем заманчиво угрожающей, волшебной и обольстительной негой, не оставляющем ни на мгновение свою коварную расправу надо мною, растущем и усиливающемся удовольствии я вновь беспомощно прикрыла глаза, безропотно и покорно отдаваясь на волю доведённых до опасной грани и балансирующих над соблазнительной пропастью поджидающего блаженства, неистовствующих чувств, и нарочно как можно более томно подзадорила уверенно прошествовавшего языком по пути беззаботных капелек сока Инспектора лёгким, вызывающим, якобы случайно сорвавшимся полустоном наслаждения сквозь расслабленную, неосознанную, слабо играющую улыбку. И шумно, сверхдовольно вздохнула, несдержанно прикусывая ни в чём не повинную губу, когда в ответ тщательно отследивший подсыхающую сладкую дорожку и спустившийся к шее Нобучика бережно отклонил мою голову назад для удобного доступа к объекту его бесценного внимания и затем жадно и нетерпеливо, демонстрируя силу своего вожделения и намеренного, убийственного терпения, подробно рассказывая мне сим страстным действием о собственных желаниях и стремясь оставить завоевательскую печать, впился не щадящим ни чувства, ни физические ощущения, категоричным и безапелляционным, болезненно приятным поцелуем в тонкую кожу, у которой так беззащитно и напряжённо пульсировала с бешеной силой перегонявшая разгорячённую кровь артерия, выдававшая темновласому захватчику своими метаниями моё состояние с такой непоколебимой и точной, определённой очевидностью.      Скованная сильными мужскими объятиями и лишённая права движения, страдающая от невозможности ухватиться за Гино обеими руками и упрочить собственное положение, полностью поглощённая тем, что мой ненасытный и изобретательный зеленоглазый брюнет вытворяет с моей никогда не готовой к таким открытым и обжигающе сладким обвинениям, бесправной шеей при помощи знающих каждый миллиметр родных и самых любимых губ и требовательного жаркого языка, беспощадно раздаривающего ошеломительно и тонко воздействующие, необременительные и грубовато-нежные наказания, я забывалась в восторге нахлынувших жадными волнами без предупреждения, порочно и раскованно щекотавших клокочущее во мне, завывающее штормом, разросшееся в целую Вселенную, неугомонное вожделение, нарастающих эмоций, заставлявших испытывать меня граничащее с почти болезненной невыносимостью и оттого самое восхитительное блаженство, и предавалась бесстыдному, но такому жизненно необходимому мне высвобождению напряжения и игнорируемых, нечётких требований в череде слабых вздохов и тающих в бессилии стонов. Вольготно и собственнически небрежно, но точными нападениями исследовавший полностью предоставленную в его распоряжение шею, мгновенно иссушивший остатки сока манго и не насытившийся драгоценностью крошечных ароматных капель, оставляя за собой вместо них новые влажные и горделиво алеющие печати, увлёкшийся, но не теряющий контроль и необходимую долю сдержанности Нобучика медленно и терзающе праздновал свою и без того ясную победу, играючи и лениво раздразнивая мои порабощённые им и его действиями чувства, иногда взыскательно требуя большего для своей неутолённой жажды. Не нуждаясь в каких бы то ни было изобретениях, ощущающий себя в самом что ни на есть естественном и привычном положении, подстрекающий меня всё больше выражать безвольными редкими всхлипами довольные негодования, выдумывая на ходу новые пытки, торжествующий и наслаждающийся мужчина выводил на моей шее причудливые, сводившие меня с ума своей огненностью узоры, неспешно и тем самым жестоко щекоча — словно в безобидную, но на самом деле мучительную шутку — чувствительную кожу горячим и влажным языком и опасно чередуя сие испытание с нежными поглаживаниями и с всегда неожиданно настигавшими, небрежными и сильными посасываниями, с кроткими и почти ласковыми прикусываниями, всё равно заставлявшими меня жалобным, неразборчивым шёпотом выдыхать имя моего личного палача, чем я только вдохновляла его на немедля осуществляющиеся сладостные наказания и томительные, уносившие моё сломленное сознание в неведомые дали блаженства, успокоительные излечения под цепким контролем проницательного, не иссякающего и даже заботливого внимания ко мне Гино.      Не намереваясь оставлять без скрупулёзного и мелочного осмотра ни малейшего участка кожи, готовивший для меня очередное, возносившее до небес, страстно желанное мною страдание, нацеленный спуститься ниже подвергнувшейся обследованию ключицы, исполняя задуманное и игнорируя практически высохшие метки пробежавшихся ранее сочных капель, Нобучика немного отстранился, лишая меня последней поддержки и ввергая в пучину бессилия и поджидавшего страха не справиться без его тёплых объятий, и нарочито медленно и будто бы незаинтересованно склонился — я ощутила, как длинноватые пряди шелковистой чёлки скользнули по коже и как диким и неприрученным пламенем взрывается страстное желание вцепиться сию секунду заждавшимися этого пальцами в прохладу мягкой и густой черноты его волос — к моей правой груди, опаляя её неровным, жарким дыханием и вынуждая меня судорожно вздрогнуть от щекочущего нервы и взбудораженные чувства, сладкого и томительного предвкушения, оправдание которого не заставило себя ждать. Предупреждающим лёгким поцелуем — почти невесомым и нежным прикосновением губ к тонкой, отзывчивой даже к такому чуткому обращению, мягкой коже — уведомляя меня тем самым о лишь секундной передышке перед скорейшими и искусными истязаниями, мой находчивый и хитрый брюнет возобновил спустя мгновение свои притязания на меня, не спеша и используя податливое ему время в свою пользу, распоряжаясь им не менее бессовестно и нахально, чем мною. Без всяких угрызений совести относительно мучительно великолепного сведения меня с ума мужчина как можно медленней, специально продлевая каждое своё действие и сполна насыщая себя и меня неиссякаемым удовольствием, осыпал дождавшуюся очереди, сверхчувствительную, слишком восприимчивую к таким собственническим посягательствам грудь властными, граничащими с угрозой соединить блаженство с болезненностью и напоить меня неповторимым по ощущениям коктейлем, терзающими поцелуями и жаркими ласками языком, не обходившимися без нескончаемого подтверждения, постоянного и не наскучивавшего нам обоим узаконивания своей и без того неоспоримой и такой приятной в исполнении Гино доминантности, облачённой в кольчугу мягкости и бережности, но укреплённой стальными доспехами незыблемой твёрдости и непререкаемой бескомпромиссности. Забываясь в искушающем и непобедимом ничем и никем наслаждении, растеряв остатки стыда и безжалостно предав огню ненасытной страсти жертву из ни в чём не повинных приличий, я несдержанно и беззастенчиво сорвавшимся с громкого и откровенного на слабый шёпот голосом протяжно ахнула, подхватываемая беспощадной и безумной волной упоительной услады и бесстрашно ей отдающаяся, и содрогнулась от водопада мелкой, приятнейшей дрожи, когда требовательные, деспотичные по отношению к моим чувствам губы Нобучики поймали свою маленькую, самую нежную и восприимчивую цель, торжествующе смыкаясь вокруг напрягшегося, будто бы храбро оборонявшегося или же трусливо и покорно сжавшегося перед захватчиком, чувствительнейшего соска, и когда затем владеющий ситуацией и мной мужчина легонько, но предупреждающе, испытывая мою выдержку и фактически коварно издеваясь, прикусил его, вынуждая меня умоляюще всхлипнуть и вызывая бурный, всколыхнувший истомившиеся по облегчению эмоции, исступлённый поток разбежавшихся по нервам импульсов, словно бы несильными электрическими разрядами прошивавших мои ослабшие ощущения.      Отвлечённая свершающейся пыткой, мучившей меня чуткой, нежной жестокостью, погибающая в водовороте смешавшихся воедино раскалённого добела, разгневанного до предела игнорированием своих потребностей, бушевавшего вожделения и томительной, сладкой и мазохистически приятной болезненности из-за не приходившего по спасение моей души высвобождения, разодранная воюющими, ничего более не понимающими в этом поражении, изнывающими чувствами, покорённая и покорившаяся своему соблазнителю беспрекословно и безоговорочно, едва ли не плача от блаженного наслаждения, я не обратила погрязшее во смуте волнения внимание на то, как правая рука Гинозы, доселе придерживавшая голову, оставила свой пост и скользнула вниз по спине, вызывая новую порцию восхитительной смеси дрожи и слабости, затем снова поднимаясь выше и заставляя меня невольно прогнуться навстречу добивавшемуся того мужчине, терзавшему мою грудь ласковыми поцелуями и властными, взыскательными прикусываниями. Свободная, не спешившая занять определённо желанную позицию, разгуливавшая по моей обнажённой спине, рассылая рой мурашек по коже, скучающе и будто незаинтересованно легко поглаживавшая предоставленную в её распоряжение территорию, пугая меня своими возможностями, сильная и кажущаяся мне горячей, нежная рука Нобучики медленно и с нарочитым сомнением вновь поднялась вверх, к шее, пробегая пальчиками по ней, но не ныряя обратно в волосы, ленивыми ласками прошлась по плечу и неторопливо спустилась к своей цели, словно долгожданную добычу хищнически накрывая ладонью левую грудь, тут же с каким-то раболепским смирением и удобством заполнившую руку брюнета, и собственнически сжимая её, отчего я судорожно и отчаянно выдохнула.      Находиться в полном подчинении у Гино, млеть от его уверенных ласк, распаляющих, но издевательски удерживающих меня над пропастью бессознания или благодатной милости, вздрагивать от несдержанных или намеренных, болезненных, но расплывавшихся удовольствием укусов и теряться в собственном неровном дыхании, будто я разучилась подбадривать в себе жизнь посредством бесценного, но сейчас такого тесного и тягучего, тяжёлого воздуха, таять снова и снова из-за уносящих меня ввысь, выражающих столько чувств и эмоций, страстных поцелуев, иногда срывающихся на возбуждающую грубость, и неразборчиво нашёптывать, словно молитву о спасении, сквозь слабость вздохов имя моего единственного и бесспорного, зеленоглазого захватчика — всё это безжалостно и с невиданной, умопомрачительной жестокостью сталкивает в пасть сладкой, томительной безысходности на желанное, вечное растерзание. Продержаться до завершительного аккорда, проиграть весь спектакль, состоящий из одного лишь нескончаемого акта похотливой и не ищущей оправданий любви, взращённой и избалованной нерушимым чувством привязанности двух людей друг к другу, вынести все испытания и заполучить награду — чертовски невыносимо и ни в какой Вселенной невозможно без накатывающего раз за разом, проигрывающегося, словно любимая мелодия в плеере, не снятая с повтора, захлёстывающего с лихвой и без остатка и дискриминирующего разум, уже не пытающегося прекратить сие сумасшествие, страстного и ни на что непроменяемого отчаяния. Приятного в самых порицаемых и не одобряемых смыслах, привносившего свою неповторимо звучащую, уникальную ноту в цельную композицию творившегося безумства и садистически заботливо поддерживавшего до самого последнего момента высшей услады отчаяния, обещавшего немыслимое вознаграждение за стойко перенесённые страдания, идущие рука об руку с доведённым до максимума, блаженным удовольствием, за которые любая, даже самая невинная душа продаётся бесстыдно и беззастенчиво, бесстрашно окунаясь в пучину восхитительного греха.      Мне казалось, я не помнила ничего, в том числе и саму себя, полностью находясь во всевластии одного-единственного и обожаемого мною темноволосого мужчины, забываясь в ласкавших каждый маленький нерв сладострастных ощущениях, начисто забывая, как дышать, и теряясь в тумане ликующе хлеставших по чувствам — будто плетью — господствующих в моём сознании, залоченных лишь на одном эмоций. Мне казалось, что я на самом деле сойду с ума и не приду в себя, когда или даже если сия головокружительная, нескончаемая пытка завершится, что я потеряюсь в запутанном лабиринте наслаждения, стремительно и верно достигающем пика и уже представляющимся больше сказкой, придуманной иллюзией, и что пропаду в этом диком, несдержанном и раскованно откровенном сне, подло закованном моим зеленоглазым мучителем в наручники несомненной реальности. Мне казалось, что если я не найду опору, не отыщу якорь в этом хаосе океанического шторма, сладким громогласным шёпотом обещавшего погубить меня и обратить в свою вечную собственность, то непременно сдамся, обессилев и обмякнув, непременно отдамся безвольно и бессознательно моему требовательному брюнетистому палачу, растворившись в нём и физически, и духовно в буквальном смысле. Если не ухвачусь за призрачное спасение, если не создам такое для себя сама, я обречена исчезнуть без следа в тёмно-зелёных, жаждущих заполучить меня и истерзать до смерти, ненасытных водах неизведанной бездны блаженства. Окончательно отчаявшись, будучи не в силах приоткрыть глаза и не способная на что-либо ещё, я взмолилась о практически жизненно необходимой в топившей меня с головой в эмоциональном океане ситуации, срочной помощи как можно более громким, но из-за странного, охватившего меня на мгновение испуга осевшего и потому тоненьким, едва вновь не сорвавшимся на шёпот или выдох, слабым голосом, взывая к остаткам справедливости и великодушия Нобучики и страстно надеясь получить желаемое.      — Пожалуйста… ру… ки… — смысл непокорно выскакивал из оболочки тяжёлых звуков, из коих упрямо пытались сложиться слова моей мольбы; я старалась произнести заветную просьбу, доверяясь исключительно природной способности говорить и уповая, что ещё могу выразить что-нибудь кроме неразборчивых вздохов, но мой голос в очередной раз предал меня, снова потешливо обрекая фразы на облачение в бесстыдство стона — поглощённый своим занятием, вредный, нехороший, сводящий меня с ума, обожаемый Нобучика случайно или намеренно — мне уже было не разобрать — неожиданно и болезненно ущипнул один сосок, одновременно прикусив другой, и с неправильной радостью разрывающиеся между болью и удовольствием чувства эгоистичным вихрем закружили меня, увлекая в сладостные, но пугающие полным самозабвением океанические просторы, радушно заманивающие в свою бездну, и пытаясь заставить расстаться с трепетавшей во мне и искавшей свободы мольбой, пытаясь заставить подчиниться и предаться спасительному безумству и не искать несуществующего, но напрасно: я не могла так просто сдать и эти позиции, я нуждалась в этой милости ко мне не менее, чем в блаженном награждении, даровать которое Гино мог и хотел, но, мучая нас обоих, играя в издевательские игры, не спешил.      — Отпу… сти… — разорванное судорожным вздохом слово наконец-то освобождённо вырвалось из груди, становясь для меня исступленной, пламенной молитвой, пронизанной искренней надеждой на волшебство, отчего я взмолилась опять, на мгновение окрепнув и схватив самую мягкую, но твёрдость произношения: — Отпусти… руки… — и предательски севшим, сорвавшимся на слабый, еле различимый шёпот, звенящим отчаянием и жалобным голосом, боясь оказаться неуслышанной и не получить желаемого, хрипло выдохнула: — Прошу тебя!..      Предвиденная мною и пугавшая своей вариативностью расплата последовала незамедлительно, как преданный гром за юркой молнией: оставив истязание моей груди, Нобучика резко выпрямился и крепко прижал меня к себе, впиваясь в губы требовательным и при этом неожиданно нежным и успокаивающим поцелуем, подействовавшим на меня как панацея, как своевременная поддержка, не давшая оступиться на краю пропасти и рухнуть в безызвестность, как свежий глоток воздуха, придающий сил и жизни, как… потому что это был Гино, потому что он уверенно и надёжно обнимал меня, пусть даже не наделяя свою пленницу выпрашиваемой ею свободой, потому что несомненное влияние моего изумрудноокого Инспектора на меня, влияние его и только его прикосновений и ласк творили со мной возносившие в блаженство чудеса, потому что когда он так властно, собственнически и жадно, но одновременно тем не менее снисходительно и с чутким вниманием целует меня, моё метавшееся в грудной клетке сердце, теперь робким, замирающим трепетом смущённо и дезориентировано отбивавшее странный ритм, затапливает необычной, тёплой медовой волной, загонявшей точившее о мою душу когти, властвовавшее и разъярившееся не на шутку напряжение, и я была готова выносить что угодно, лишь бы это чувство не покидало меня, лишь бы Гино продолжал крепко сжимать свои объятия.      Забывшись в умиротворении, так заговорчески и коварно медленно взвивавшем исстрадавшееся желание, я едва ли сразу уловила, как моя отчаянная просьба оказалась выполнена: Нобучика бережно обхватил мои ослабевшие руки за предплечья и аккуратно забросил их себе за шею, наконец-то снова давая мне возможность ликующе ухватиться за него из последних сил, впиться в чёрную, влажную копну уникального шёлка его волос, вцепиться в крепкие, сильные, длинные пряди с отчаянием утопающего, получившего шанс быть спасённым. Безмерно радуясь нежданной победе, я неосознанно и алчно исследовала его шею и ласкала, насколько было возможным, мужественную спину, чувствуя, какой жар исходит от брюнета, как проступает испарина — насмешливая свидетельница в пользу удерживаемой на грани, томящейся и рвущейся показать себя страсти, и, моментально узрев в этом хитрый ход, избалованно и капризно возжелала ещё уступку мне, с неким трудом приоткрывая глаза и храбро устремляя умоляющий, жалобный взгляд в замутнённые желанием тёмно-изумрудные, проницательно наблюдавшие за мной из-под темени пушистых ресниц всё это время. Распознав без слов мою немую мольбу и усмехнувшись сквозь поцелуй, мужчина неожиданно отстранился, и я, не успев возмутиться из-за потери творившегося беспредела на моих губах, замерла, поражённая и восхищённая — меня поверг в будоражащий самые глубины моей души, волнующий трепет его низкий, хриплый, дышащий томившимся в брюнете вожделением, неповторимый и единственный в своём роде голос:      — Ещё рано…