僕はダメで あいつはいいの？
Я недостаточно хорош,
а есть ли кто лучше для тебя?
Ai Higuchi — Akuma no Ko
(Attack on Titan Ending)
Семь вечера. Пятнадцатое января. Обычный вторник для всех, но очень важный день для Микасы. Она стояла уже пятнадцать минут, рассматривая себя в зеркале туалетного столика. Слишком ее глаза выделялись под толстым слоем подводки, туши и теней, а красная помада ей абсолютно не шла. Как и чёрное платье, с вызывающим декольте и узкой юбкой, которая постоянно задиралась, что Микаса подтягивала её к коленям. Ей было ужасно некомфортно в этом образе, но взгляни она, к примеру, на Ребекку в такой же одежде Микаса бы не отвела глаз. Платья в гардеробе Аккерман — раз два и обчелся, настолько она привыкла к брюкам. А сейчас она выглядела слишком… сексуально? — Микаса, ты, — в комнату забежал Матьё и тут же застыл в дверях, — выглядишь просто потрясно! И не стыдно было прятать такие ножки в брюки? Она тут же залилась румянцем, желая спрятаться в огромный и тёплый кардиган. Чёрные лодочки на низком каблуке, выгодно подчеркнули её подкачанные икры. — Ладно, пойдём уже, ты же не хочешь разочаровать Элеонору? Микаса качнула головой и ещё раз взглянув на своё отражение в зеркале, зашагала к выходу. Руки немного потряхивало, плюс к общему волнению добавился её внешний вид. Будь она в классическом костюме сердце бы не отбивало бешеный ритм внутри грудной клетки. Матьё тоже был при параде. Его любовь к бордовому всегда выражалась в одежде, а сегодня по особому случаю, на нём красовался винный костюм с вышитыми розами и такого же цвета галстук. Ботинки были глубокого тёмного цвета. Изначально стиль одежды Матьё, Микасе казался смешным и она не понимала, как такой человек может работать в сфере моды. Но потом поняла, что в его странном выборе цветов, есть своя изюминка. — Ты волнуешься? — с каким-то странным беспокойством, спросил Матьё. — Конечно! А ты что нет? — Абсолютно, я доверяю Элеоноре, она не допустила бы показ не будь всё хорошо, — спокойно ответил он. — Поэтому не дрожи, как осиный лист, прошу. Соберись и выше нос. Казалось, неуверенность Микасы выдавал каждый её шаг. Она была скована, даже слегка сутулилась, что совсем на неё не похоже. Вопреки всему, она понимала, что выглядит более чем хорошо — на ней шикарное бархатное платье от известного бренда, её накрасили лучшие визажисты, знающие толк в таких мероприятиях и на ней замшевые лодочки, которые уже стали натирать пятки. И всё это подарок от Дешанель за проделанную работу. Они с Матьё и командой портных и швей работали всё время, пока Элеонора была в больнице. Все эскизы у них были, благо она успела изобразить всю коллекцию на бумаге до того, как её сразила болезнь. Эти месяцы они очень плотно занимались пошивом новой коллекции и Микаса вручную вышивала узоры на готовых изделиях. Иными словами работа кипела, поэтому, как только Элеоноре стало лучше она была в лёгком шоке от увиденного. Конечно, она внесла несколько правок в итоговые варианты моделей, но основная работа была сделана более чем хорошо. — Знаешь, вряд ли я скажу это ещё когда-нибудь, но впервые, как я тебя увидел подумал, что ты безнадёга и Элеонор ошиблась, — признался Матьё, когда Микаса сравнилась с ним, — и я ошибся. Ты оказалась не такой простушкой, какой я тебя считал. — Ты мне тоже сначала не понравился, — она перевела на него взгляд, — но мы с тобой хорошо поработали за эти месяцы. Микаса невольно вспомнила про свою первую неприязнь к Леви. Тот, как и Матьё был невысокий и очень много мнил о себе, а потом… Как же все забавно получается в её жизни. Ребекка и Леви уже успели черкнуть пару сообщений с поздравлениями, хоть и последний был весьма консервативен. Но каково было её удивление, когда утром ей позвонил Кенни. Вот от кого, от кого, а от Аккермана получить поздравления было весьма странно. Но, впрочем, он не выбирал слова, поэтому удивление Микасы ушло на нет. Они остановились у плотных штор, чтобы дождаться Дешанель. Элеонора решила провести закрытый показ. Собрала только самый близкий круг. Она всё ещё была слаба, хоть и выглядела достаточно неплохо после месяцев в реанимации. За спиной послышался стук каблуков. Матьё и Микаса обернулись. На Элеоноре было бежевое многослойное платье в пол, руки, как и всегда, были увешаны кольцами и перстнем. — Почему вы ещё не в зал? Там уже собраться все, — она подошла ближе обнимая каждого. — Начнём минуту на минуту. — Сейчас пойдём, хотели увидеться до показа. Она кивнула и пошла дальше, чтобы уточнить пару организационных моментов. Микаса последовала за Матьё, который уже скрылся в одной из дверей. Они сели рядом с лестницей, ведущей к невысокому подиуму, который подсвечивался по бокам полосками холодного света. Пару фотографов расположились по бокам с каждой стороны — один в конце, а второй спереди. Микаса волновалась, чувствуя себя не в своей тарелке. Вокруг столько знатных личностей, которых она даже не знает. Здесь будто каждый оценивающее ее оглядывал, безмолвно оглашая свой вердикт. Они словно знали, что она тут чужая. Свет медленно погас, оставляя зрителей в тени. На подиум вышла Элеонора, объявляя о показе и выступив с маленькой вступительной речью. Она плавно спустилась, уступая место худощавым моделям. Девушки двигались четко, а взгляд их был направлен только вперед и никуда больше. Микаса практически перестала дышать, наблюдала за моделями и не могла поверить глазам, что на этих прекрасных девушках сейчас надето, что она сделала своими руками. Вот идёт блондинка в чёрной рубашке, с вышитыми на вороте и на массивных рукавах, золотыми цветами, а сейчас мелькнула зеленоглазая шатенка, с белоснежным корсетом, на котором гладью красовались бежевые веточки сакуры. Она наблюдала за каждой и впервые гордилась собой. С каждой шагающей моделью, у Микасы наворачивались слёзы, отчего она широко раскрывала глаза, не желая портить труд визажиста, что порхала над ней целый час. Эти знатные дамочки и серьёзные мужчины сейчас смотрят на ее труды, на ее исколотые пальцы, на ее многократно переделанные стежки. Коллекция была небольшая, на что и рассчитывала Элеонора. Последняя девушка скрылась за плотной шторой, а музыка притихла. Дешанель поднялась на подиум, официально закрывая показ официальной речью. Она много говорила на французском, но Микаса понимала не все, пытаясь ещё больше вслушиваться в слова. В последние месяцы она практически не занималась языками. — Я долго думать, стоит ли мне высказаться на двух языках, потому что я плохо говорить на английском. Но все же решилась позориться, — она усмехнулась, — как вы знать, эти месяцы я испытывала недуг и эта болезнь очень сказываться на мне. Однако, всего бы этого не быть, — она плавно взмахнула руками, глазами проходясь по залу, — если бы не мои помощники. Мой прекрасный швеи и портной, мой замечательный Матьё и моя муза — Микаса. Без них бы не собраться мы здесь и не получить все эти прекрасный наряды. Большое спасибо вам! Зал разразился аплодисментами. И похоже Микаса все же испортит макияж. Она бы хотела подойти к Элеоноре, только ее со всех сторон облепили гости, практически не давая к ней подойти. Но даже, если и могла, Микаса никогда бы не подошла при остальных, чтобы поблагодарить её отдельно. Она решила остаться в стороне вместе с остальными швеями, так ей было комфортнее. В сумке завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении. Это был Жан. «Могу я украсть несколько минут, твоего драгоценного времени? Жду внизу». Ноги ужасно ныли, даже несмотря на маленький каблук. Каждая ступень отдавала режущей болью в районе пятки. Вот ещё один разворот и она замечает Жана, который стоит рассматривая небольшие картины в холле. Заслышав стук каблуков, он резко обернулся, на секунду замирая от увиденного. — Знаю, прозвучит банально, но ты замечательно выглядишь, — он подошёл ближе, чтобы помочь спуститься. — Правда? А мне не очень нравится, — она слегка смутилась, пытаясь поправить подол, который то и дело постоянно задирался. — Что ты делаешь в Париже? — Приехал, чтобы тебя поздравить, — он обернулся, чтобы взять огромную корзину с белыми тюльпанами, — это тебе, поздравляю, ты заслужила все цветы мира, но я смог унести только эту корзину, вот. Он слегка покраснел, сам понимая, что сморозил самую глупую вещь в мире. Микаса, опустилась к корзине с хрустящими тюльпанами, проводя руками по их лепесткам. Она даже не заметила их, невольно подумала, что это декорация. От цветов исходил приятный свежий аромат зимы. — Большое спасибо, Жан, — она поднялась на ноги, слегка обнимая Кирштайна, — правда не стоило. Они очень красивые. — У меня для тебя ещё кое-что, — он полез в карман, доставая упаковку пластырей, и протянул их Микасе, — ты писала про туфли, вот я и подумал. Она глупо хлопала чёрными ресницами, переводя взгляд то на коробку, то на Жана. И как он только догадался? Её ноги будто почувствовали и перестали так сильно ныть. Внутри стало так тепло, наверно, в последний раз она чувствовала себя так только, когда Эрен повязал ей свой шарф. Она рухнула на скамейку, закрывая лицо руками. Труды визажиста точно пойдут насмарку, в прямом смысле. — Микаса, всё в порядке? — Вдруг запаниковал Жан, абсолютно не понимая реакцию девушки. — Я что-то не так сделал? — Нет-нет, наоборот, я просто… слишком эмоциональна сегодня, — усмехнулась Микаса, стараясь аккуратно смахнуть влагу. — Спасибо. — Да не за что, на самом деле. Я что хотел спросить, — он присел рядом, — ты свободна завтра? — Да. — Славно, может тогда прогуляемся завтра? Хочу тебя кое с кем познакомить. — Правда? Хорошо. Ты прости, я бы посидела с тобой ещё, но мне пора. — Конечно, — он поспешил подняться и помог Микасе, протягивая ей тёплую ладонь. — Тогда до завтра. Она кивнула, наблюдая за тем, как фигура Жана теряется в ночи Парижа, за стеклянной дверью. Она постояла ещё немного, а после увидела девушку с темными длинными волосами, которая буквально прыгнула на шею Жана. Лица Микаса не сумела разглядеть, но прекрасно видела смущенного Кирштайна. Аккерман поникла и поплелась наверх с тяжёлой корзиной цветов, которые уже не казались такими красивыми. Внутри разгоралось что-то похожее на ревность, которое было чуждо Микасе. Такое возникало только, когда Эрен проводил время в компании Хистории или всячески пытался отрицать причастность Леонхарт к Женской особи. «И почему я это чувствую?», — задалась немым вопросом Микаса, опуская взгляд на туфли, которые уже практически разодрали нежную кожу на пятках.***
Стоял полдень, когда Микаса стояла напротив музея Орсе, оперевшись на бордюры у берега Сены, наблюдая за проплывающими мимо катерами. Жан видимо очень постарался, что приобрёл билеты в самый известный парижский музей, ведь билеты обычно разбирают, как только они снова поступают в продажу. Она пришла пораньше, но Жан уже прилично опаздывал, благо погода выдалась тёплая, поэтому Микаса не успела замерзнуть. Ей нравилась зима в Европе, не такая снежная и морозная, по крайней мере в Париже. Она помнила, как Альваро рассказывал про Россию, где климат намного суровее, чем в той же Америке. Она с интересом слушала, про другие страны, когда у них получалось делать перерывы между занятиями. В голове у Микасы было только одно — какой этот мир огромный и как много она ещё о нем не знает. Её мысли прервались из-за небольшой перепалки, где она расслышала знакомый голос. Микаса обернулась, увидев Жана в компании девушки, которую она вероятно и видела вчера. Ее шелковые волосы падали на узкие плечи, и сейчас она могла разглядеть ее лицо. Она была красива, что тут говорить. Аккуратный нос, большие голубые, словно два куска льда, глаза и миловидное личико. И одета она была точно не для прогулки, по крайней мере, Микаса и Жан рядом с ней создавали заметный контраст. — Прости, давно ждёшь? — начал извиняться Жан и тут же покосился на девушку рядом, — просто кое-кто долго собирался. Кстати, познакомься — это Мэнди. — Всё в порядке, — успела заверить Микаса и протянула руку, — я Микаса. — Принято познакомится, — она легко пожала протянутую ладонь, — тогда может зайдём внутрь, а то немного прохладно. «Ещё бы, додумалась же вырядиться в юбку и шифоновую блузку, так ещё и тренч на распашку», — подумала про себя Микаса, не решаясь озвучить свои мысли. — Кстати, Жанчик, много про тебя рассказывал, я очень давно хотела познакомиться с тобой, ты же, вроде как, его муза, — обратилась она к Аккерман, искоса поглядывая на Жана. От одного «Жанчик», Микасу покоробило. Прекрасно знала, что его раздражало подобное коверкание имени. — Мэнди, говорил же, не называй меня так, — тут же высказался Кирштайн, заметно смутившись. Микаса была права, что-что, а некоторые вещи остаются неизменными, даже при стирании памяти. Даже успела усмехнуться про себя. Но больше всего было интересно, что же такого ей рассказал Жан, что она в таком впечатлении. Но Мэнди не заставила ждать с ответом и будто прочитав ее мысли, ответила: — У тебя же вчера был показ? — уточнила она, получив положительный кивок от Микасы, продолжила, — поздравляю! Это так невероятно, Жан успел мне рассказать про историю в кафе. Тебе крупно повезло! Микаса хоть и была согласна с тем, что ей повезло, но с уст Мэнди это прозвучало больше как издевка. Хотя скорее, она даже не подумала о том, чтобы задеть Аккерман. По правде говоря, Микаса с самого начала относится к ней предвзято, сама не понимая своей неприязни. Она узнала этот голос, что постоянно мешал ей разговаривать с Жаном. Не нужно быть гением, чтобы понять, что этой девушкой была Мэнди. — Да, наверно, — они уже прошли через главный вход, простояв немного в очереди из туристов, среди которых можно было расслышать английский, — а вы с Жаном давно знакомы? Хостес попросила надеть посетителей маски и проверила температуру, заведомо разорвав контроль у билетов. — Да, — в унисон произнесли оба, переглянувшийся и усмехнувшись. — Мы с Жаном вместе учились в Дюссельдорфской академии художеств, а потом как-то завертелось и… — она прервалась, остановившись у картины, где была изображена женщина у очага, — Боже, обожаю Ван Гога, Жан, погляди, — она потянула его за рукав, заставляя следовать за ней. Честно сказать, Микаса была далека от искусства, иными словами — она в нем просто не разбиралась. И то, от чего Мэнди пребывала в восторге, было далеко от видения Микасы о прекрасном. Какие-то мазки, а лицо у женщины было неестественно жалким. Жан рисовал лучше, однако у картины уже скопилось большое количество людей. — Перед вами, дамы и господа, одна из ранних работ Ван Гога, — мягкий голос экскурсовода устранил перешептывания, создавая гробовую тишину. — В основе лежат тёмные тона, чтобы подчеркнуть тяготы простой крестьянской жизни… Дальше Микаса не слушала, больше пребывая в своих мыслях. Они обошли стороной зал со скульптурами и двигались только вдоль картин, которые не оставались без комментария экскурсовода. Мэнди останавливалась. Чуть дольше положенного практически у каждого холста, о чём-то переговариваясь с Жаном на что тот кивал или поводил плечами. Он старался быть рядом с Микасой, но та вела себя отстранённо. «Зачем он вообще меня позвал, если им и без меня хорошо?», — злилась она внутри, но снаружи оставалась полностью хладнокровной. Спустя пару часов блужданий по музею, они спустились в кафе, чтобы перекусить. Мэнди, казалось, могла восхищаться Ван Гогом целую вечность, поэтому ее было не заткнуть. — Мэнди, а расскажи каким Жан был в академии, — наконец спросила Микаса, чтобы хоть как-то остановить эту триаду восхищения. — Ой, нет ты не хочешь знать, — запротестовал Жан, не желая, чтобы тот период его жизни за расшивали. — Да перестань, я с радостью. Жан был тот ещё задира на первом курсе, пытался доказать что-то, — усмехнулась она, — а потом остепенился. Впрочем, с выпускного мало что изменилось. — Пойду помою руки, — Жан отодвинул стул со скрипом и вышел из-за стола. Микаса поняла, что завела не самый приятный разговор. Но ей так хотелось узнать чуть больше про прошлое своего когда-то товарища. Она рассказывала небольшие истории про их студенческую жизнь, из чего Микаса сделала вывод, что они с Жаном были близки. Не осталась без внимания и история, где Жан якобы струсил перед старшими курсами, защищая своего друга и не пришёл на занятия на следующий день, чтобы не получить тумаков. — Ты путаешь что-то, Жан бы никогда не бросил друга, — утвердила Микаса, зная какой Жан на самом деле. Она его не знает. Жан смелый и отважный, Микаса была уверена, что он все ещё тот Жан, которого она знала. Он бы никогда не поступил так подло, у него могли быть причины, в она просто ничего не знает. Вскоре вернулся сам Кирштайн, поэтому они закрыли тему. Они неспешно обедали, разговаривая о чём-то отдалённом, больше не затрагивая тему прошлого. — Знаете, мне уже пора, взяла билеты на оперу, поэтому я вынуждена вас оставить, — Мэнди засобиралась, когда принесли счёт, — было приятно познакомиться, Микаса! — Да, мне тоже, — соврала Аккерман, внутри с облегчением выдыхая, что больше не придётся терпеть её компанию. — Жанчик, пока, ещё увидимся, — она обняла его и легонько чмокнула в щеку, и склонилась к его уху, прошептав при этом напоследок: — не тупи, Кирштайн и признайся ей уже! Они неоднозначно переглянулись, а потом Мэнди лучезарно улыбнувшись, убежала в сторону выхода. — Ты прости ее, обычно она поспокойнее, просто в Париже впервые, может поэтому такая неугомонная, — Жан неловко почесал затылок, пытаясь оправдать поведение Мэнди. — Она хорошая, просто много болтает. — Да, я заметила. — Хочешь прогуляемся, заодно провожу тебя домой? Микаса кивнула. Она изрядно устала за сегодняшний день, чувствовала себя так, будто из неё высосали всю энергию. И все же эта Мэнди тяжёлый человек, как бы Жан ее не нахваливал. Они неспешно гуляли по правому берегу Сены, обсуждая будущее Микасы. Эти три месяца так быстро пролетели, она и не успела ничего толком понять. Элеонора очень щедро отплатила ей, поэтому проблем с проживанием в Париже в последний два месяца у неё не намечалось, а потом… Она не знала. Ей не сильно хотелось возвращаться в Детройт, но оставаться в Париже не было никакого смысла. Микаса все ещё не понимала чем она хочет заняться, но благодаря ее сотрудничеству с известным дизайнером, она может неплохо зарабатывать в этой сфере. И Микаса будет полной дурой, если вернётся в Старбакс. Хотя бы это она понимала. Рассуждая о будущих планах, они и не заметили, как дошли до ее дома. — Ну, вот и пришли, — Аккерман остановилась, поднимая голову вверх — на третьем и пятых этажах уже горел свет. — Да, Микаса ещё раз прости, если я испортил тебе… — Все хорошо, — прервала его Микаса, — как бы там ни было, была рада увидеть тебя. Спасибо. Она уже хотела было уйти, как Жан притянул её к себе и наклонился, чтобы поцеловать. Он был слишком близко, поэтому Микаса отвернулась, отталкивая его от себя. Наконец понимая, что она сделала, Аккерман забежала в подъезд, из которого вовремя вышла женщина, едва не протараненная Микасой. Дверь за ней с грохотом закрылась. Она мигом поднялась на нужный этаж, захлопывая за собой дверь, будто за ней гонятся. Оперевшись на неё спиной, Микаса пыталась отдышаться. Телефон начал трезвонить в кармане. Она плюхнулась на придверный коврик, вытаскивая мобильник. Не сложно было догадаться, что это был Жан. Микаса сбросила вызов, отбрасывая телефон в сторону. Он хотел поцеловать ее. Ее. Уму непостижимо! Микаса начала невольно думать, что повела себя глупо, но тут же отдёрнула себя. Она не могла этого допустить, ведь Эрен… Микаса верна ему, всё ещё верна. Она стянула с себя шапку и шарф, душа в них свои слёзы. А шарф не тот, что Эрен подарил. Она его уже не носит даже, бережёт и хранит в шкафу. В память о нем. Микаса стала задыхаться от собственных слез, только сейчас осознавая, что плачет вовсе не из-за Эрена.***
Прошло пару дней после случившегося. Микаса отсиживалась дома, практически не вылезая из постели. Жан всячески пытался связаться с ней, но все было в пустую. Даже курьера с цветами подослал и сунул записку с извинениями. А Микаса давно простила, да и не злилась, разве только на себя. Все эти дни она терзала себя мыслями о Жане, Эрене и себе, но только больше запуталась. Она отсиживалась тут, как последняя трусиха. Вдруг резко осознала, что была бы совершенно не против, чтобы Жан ее поцеловал. Но это неправильно! Неправильно по отношению к Эрену. Так не должно быть, она не должна ничего чувствовать. Абсурд. Ей было стыдно за свои мысли, до того она довела себя, что даже подумала о том, что Эрен может следит за ней сейчас. Она запуталась. Не может же она вечность тут отсиживаться? Не вечность, потому что Жан завтра утром улетает. Полностью поглощенная своими переживаниями, Микаса решилась позвонить единственному человеку, кто может помочь ей разобраться. — Микаса? Привет, ты что-то поздно. — Ой, Боже, прости у вас же сейчас ночь, я перезвоню… — запаниковала Аккерман, совершенно забывая про часовые пояса. — Эй, перестань, я все равно не сплю, — заверила ее Ребекка, — что-то случилось? — Да, то есть, нет. Мне так неловко об этом говорить. — Что-то случилось на показе? — Ребекка сразу забеспокоилась, что выражалось в ее голосе. Она очень волновалась за Леви и Микасу, особенно, когда последняя сейчас так далеко от дома. Но стоит признать, после последних событий беспокойство за Леви тоже обострилось. Поэтому сейчас она была готова услышать что-то страшное. — Нет-нет, там все замечательно. Дело в Жане. — В Жане? Так вы общаетесь? — Да. И уже давно и очень близко. Жан замечательный и очень внимательный, в прошлый раз, когда я заболела он прилетел и даже нашёл мою квартиру, чтобы привести фрукты и лекарства, представляешь? — она говорила с придыханием и будто пыталась себя убедить. — Он приехал на показ, привёз мне целую корзину тюльпанов и пластыри, туфли натерли ноги и он догадался. — Погоди, я не совсем понимаю, в чем проблема? Микаса немного помолчала, затем тяжело вздохнула, видимо собираясь с силами, (ей все ещё было тяжело рассказывать о личном), и наконец призналась: — Вчера он хотел поцеловать меня. — Все ещё не понимаю в чем проблема? — уточнила Ребекка, по рассказу Микасы ей показалось, что Аккерман совсем не против знаков внимания от парня. — В Эрене. — В Эрене? — Да. Это все неправильно по отношению к Эрену, мне кажется я предаю его. Всякий раз, когда она думала об этом ее сердце разрывалось. Она абсолютно запуталась в своих чувствах, понимая, что если бы она и правда любила Эрена так сильно, она бы никогда не допустила мысли о другом мужчине. Микаса боялась признаться себе в этом, потому что в конечном итоге она оказывалась предательницей. Она все тешила себя тем, что это за нее говорит обида на Эрена, что он даже не удосужился с ней объясниться. Но потом поняла, что пыталась в очередной раз обмануть себя и оправдать. — Но Эрена тут нет, Микаса, и он возможно не появится, мы не знаем точно. — А что, если он окажется тут? — А если нет? Ты не можешь прождать его целую жизнь, которую сам Эрен тебе дал для того, чтобы ты прожила ее так, как ты захочешь. Микаса, ты не будешь жить вечно. — Знаю, но я чувствую, будто предаю близкого человека. — Скажу честно, если ты начала задумываться над тем, любишь ты Эрена или нет, то уже можно сделать определенные выводы. Просто отбрось мысли и задай себе вопрос — нравится тебе Жан на самом деле или ты пытаешься забыться? Послушай свое сердце. Ребекка говорила эти слова Микасе, но каждое слово откликалось ей самой. Только выбор у неё далеко не в возлюбленном, благо с этим у неё все в порядке. Она была благодарна, что Аккерман обратилась к ней за советом, помогая одновременно и себе. Все же верно говорят — свой совет себе посоветуй. И, кажется, она уже все решила. — Я понимаю тебя, отчасти, поэтому мне как никому другому известно, что ты сейчас чувствуешь. Будь честна с собой, ведь проживать эту жизнь только тебе, а не мне, Эрену или Жану. И что бы ты не выбрала, жить с этим только тебе. — Ты права, — согласилась Микаса, Ребекке даже показалось, что ее голос стал увереннее. — Спасибо. — Не за что, обращайся, я всегда рядом, хорошо? — эти слова прозвучали, как объятья, которые так нужны были Аккерман. — Да, знаю, спокойной ночи, Ребекка. — Говоришь прямо, как мой брат, — усмехнулась она. — Надеюсь, скоро увидимся. После разговора с Ребеккой, Микаса всегда чувствовала теплоту внутри, будто поговорила с родным человеком. Ребекка заменила ей сестру, которой у Микасы никогда не было. Она умела находить нужные слова, помочь разобраться в себе и принять важное решение. Вряд ли Микаса могла бы обсудить подобное с Леви, даже представить смешно, как капитан раздаёт советы в любовных вопросах. Аккерман все ещё не понимала, как Ребекка сумела найти к нему подход и как Леви поддался таким чуждым, на первый взгляд для него, чувствам. Но, в конце концов, он же тоже человек, а не машина, которой свойственны слабости. А они с ним похожи, даже слишком. Поэтому она понимает его чуть больше остальных. Возможно, она ошибается и Леви бы дал ей дельный совет, правда в своей привычной манере, не подбирая для этого слов. Трясущимися руками она набрала номер, от которого пропущенных было больше, чем за все время, как у неё появился телефон. Жан ответил практически сразу, будто только и ждал звонка. — Микаса, черт, прости меня, я такой идиот… — Жан, — резко прервала его извинения Микаса, — нужно поговорить, ты свободен сегодня в семь? — У меня рейс в это время — сегодня, пришлось поменять билеты и я уезжаю раньше. Заказчик позвонил — краска облупилась. Микаса взглянула на часы понимая, что у неё на всё про всё полтора часа и время уже пошло. — Я-я постараюсь успеть, нет… Я успею, увидимся там, — она даже не дождалась ответа и сбросила, метнувшись к шкафу. Микаса принялась натягивать на себя свитер и брюки, пытаясь угомонить свое сердце, которое сейчас норовило выпрыгнуть из груди. У неё катастрофически мало времени, а она ещё даже не в пути. Она потеряла столько времени из-за своей глупости. В этих суматошных сборах ей под руку попался ее шарф. Она замерла на секунду. Микаса крепко сжала в руках бордовую тряпку и положила обратно. — Прости, Эрен, — она сглотнула горький ком, образовавшийся в горле, — но я больше так не могу. Створки шкафа закрылись, вместе с этим оставляя прошлое позади. Ей нужно двигаться дальше, она не может всю жизнь прождать Эрена, при этом не имея даже малейшего шанса на его появление в этом мире, времени и городе. Она только что разрушила проклятье Аккерманов, которое несла за собой, как крест. Нужно перестать помнить и цепляться за осколки прошлого, когда они так сильно ранят руки, разрезая ладони до самых костей. Сегодня все должно закончиться. Каждая минута была на счёту, но она добралась вовремя, оставляя в запасе около пятнадцати минут. Микаса пыталась протолкнуться среди толпы, судорожно цепляясь за лица, в поисках знакомых черт. Чертовы маски! Чертова пандемия! Она сейчас так некстати. Хотя благоприятного времени для болезней не будет никогда. Микаса то и дело извинялась, когда протискивалась между людьми или случайно наступала им на ноги. Слишком много людей. Паника внутри разрасталась, превращаясь в искорки отчаяния, которые норовили разлечься в огромное пламя с каждой секундой — Микаса! Она обернулась, встречаясь с янтарными глазами. Микаса тут же подлетела к нему, заключая в свои объятья. Жан явно не ожидал такого от девушки, поэтому сначала даже не понял, как ему реагировать. — Микаса, прости, я идиот. Мне не следовало этого делать, — он прижал ее к себе, начиная тараторить извинения, — просто мне показалось… Она отстранилась, чуть приспуская свою маску, уже даже не слушая Кирштайна, потянулась к его лицу руками, чтобы проделать с ним то же самое. Жан нахмурился, прекращая говорить, не понимая, что Микаса собирается делать. В следующую секунду он почувствовал прохладу чужих губ на своих. Она нежно коснулась их, почти невесомо и тут же отстранилась, будто испугалась. Ее действия были невинны, даже больше ребяческие, это совсем не походило на привычный поцелуй. — В этот раз я все сделаю правильно, — сказал он, взяв в свои ладони ее лицо, — я могу тебя поцеловать? Она кивнула и в этот же миг, Жан прильнул к ее губам, зарываясь рукой в мягкие волосы. Микаса будто перестала дышать, боясь сделать что-то не так, просто поддавалась его натиску, неумело сминая шероховатые губы. Она чувствовала мятный вкус у себя на языке и запах хвои с древесиной. — Ты не злишься? — Спросил Жан, неохотно отстранившись. — А сам, как думаешь? По громкоговорителю объявили посадку, из-за чего они оба повернули голову на табло. — Черт, — выругался он, понимая, что ему уже нужно идти. — Прости, мы потеряли время из-за меня и сейчас ты можешь опоздать. — Но… — Никаких но, иди уже! — оборвала его на полуслове Микаса, легонько толкая в сторону турникетов. Он напоследок все же чмокнул её в щеку и тут же убежал, стараясь успеть на посадку. Даже, если бы и не успел, он бы не так сильно расстроился, ведь причина опоздания того стоила. Микаса ещё немного постояла, наблюдая, как фигура Жана теряется в толпе пассажиров. Она осторожно коснулась своих губ кончиками пальцев, глупо улыбаясь. Наверно, сейчас все косо смотрели на неё, как на дурочку, но Микасу это совершенно не волновало. Подумать только, ее первый поцелуй урвал Жан Кирштайн! Немыслимо! Она усмехнулась самой себе, понимая, что ни о чем не жалеет. Понимая, что сегодня призраки прошлого остались позади, плотно запертые за дверью зеркального шкафа.