— Семеро раненых сотрудников и четверо погибших охранников, у которых, кстати, была смена как раз в той части здания, — сообщил Диего, протянув Пятому отчет. — Кто подложил взрывчатку — непонятно, отпечатков никаких не нашли, но спецгруппа еще работает. — Он сел на край его стола, сложив руки в замок.
— Больше никого не было в куполе? — поинтересовался Пятый, не поднимая глаз на брата, и принялся развязывать веревку на картонном файле с пометкой «Дело №17».
— Нет, — ответил Кракен, — на камере наблюдения видно, что за семь минут до взрыва судебный процесс был окончен и участники успели выйти на улицу.
Пятый почувствовал, что здесь что-то не то. Он напряженно пролистал рапорт, но вместо
черных печатных букв и фотографий в голову почему-то настойчиво лезли путаные мысли, пробуждающие невольное раздражение.
Пятый терпеть не мог, когда не понимал, о чем думает.
Он моргнул два раза, прежде чем перевести взгляд на Диего.
— Заряд сумели найти? — Пятый прикусил щеку изнутри, ощутив, как под ложечкой вдруг неприятно потянуло.
Подобное он ощущал очень давно, когда был еще подростком. Когда… черт. Когда на одной из миссий Бен закрыл его своим телом, принимая удар от пуль на себя. Тогда он не знал,
что чувствовать: все будто слилось в неуправляемую палитру эмоций, и ему хотелось только кричать. Кричать до исступления, чтобы в этом потоке крика найти что-то ясное. То, что могло бы подлежать разумному объяснению.
Он сглотнул напряженный ком в горле и протянул руку к бумажному стаканчику остывшего кофе, чтобы унять нервный зуд.
— Пять, там вообще ничего не осталось. — Диего склонил голову вбок с вопросительным выражением лица, будто он — учитель, а Пятый — провинившийся школьник. — Ты хоть прошелся глазами по отчету?
Пятый слизал остатки кофеина с зубов и молча перевел взгляд на телевизор, висевший посреди помещения. Ему не хотелось говорить о своих чувствах в присутствии сотрудников. Да даже если бы в отделе никого не было, он бы не открыл рот. Ведь сам не знал,
как это все описать.
— Пять. — Диего, кажется, не на шутку напрягся.
— Дерьмовый день выдался, — бесстрастно констатировал Пятый и сделал глоток эспрессо, кивнув на плазму.
На экране в шестой раз за сутки прокручивали повтор прямого эфира с их папашей из Капитолия. Не нужно было быть умником, чтобы догадаться, что Реджинальд, скорее всего, приплачивал новостным каналам за это.
Пятого пробрали едкие мурашки, когда он в очередной раз услышал речь их отца.
Фальшивая. Явно написанная кем-то другим. Лицемерная.
Прямо, как и он сам.
В какой-то степени Пятый даже был рад, что у отца появится своя предпринимательская жизнь. Ведь тогда он наконец займется своим делом, переедет в правительственный дом — подальше от них — и перестанет компостировать им всем мозги.
Но другая часть сознания твердила, что статус мэра все-таки коснется их всех. Пусть и большинство из родственников разъехались по разным уголкам Нью-Йорка, пресса все равно сможет их достать из-под земли и собрать в этой чертовой Академии.
Снова.
Пятый закатил глаза и расстегнул пуговицу на черной рубашке, потерев ключицы. Ему было душно. Не только от увиденного, но и от мыслей, беспорядочно роющихся в голове. Он не располагал желанием возвращаться в прошлое, где происходило слишком много всего. И среди «много» — крайне мало хорошего.
— Знаешь, а я встретил Аду вчера, — как бы невзначай произнес Диего, когда кто-то из сотрудников переключил канал, и всем вдруг стало неинтересно пялиться на голубой экран.
Взгляд Пятого мгновенно застыл.
Ада и Пятый учились вместе в Гарвардской юридической школе на адвокатское право, а
познакомились еще раньше — в возрасте тринадцати лет. Их знакомство не задалось
почти сразу же, когда Пятый понял, что не у него одного есть мозги. Он знал, что у нее умерли родители — Эллисон с Лютером иногда шепталась об этом — но, тем не менее, это несильно сказывалось на ее сопернических способностях.
Она не боялась быть прямолинейной, всегда продумывала свои действия наперед, а потому ей часто удавалось обвести Пятого вокруг пальца.
Конкуренция усилилась тогда, когда в первый день учебы в Гарварде они случайно сели рядом. Профессор правого цикла долго не могла отцепить их друг от друга, когда оба спорили, где уголовные статьи суровее: в Англии или в Соединенных Штатах. В итоге остальные три года учебы Ада и Пятый провели в разных концах аудитории. И, чтобы не дай бог столкнуться в будущем на одном и том же месте работы, они пошли
восвояси: Ада прошла стажировку в Высшем Судебном Совете и стала адвокатом, а Пятый решил попробовать себя в криминалистике и устроился следователем в полиции Куинса.
С того момента Пятый ее не видел. Диего и Клаус периодически что-то болтали о ней — но так, мимолетно, что он даже не замечал. Или не хотел замечать.
— Она как раз была вчера в том зале заседаний. — Диего внезапно включил настольную лампу и выключил, словно его изнутри терзал какой-то вопрос. — Прямо перед взрывом.
Пятый нахмурился, но сразу же расслабил лицо, как только брат взглянул на него.
— И что, жива хоть? — бесстрастно осведомился он, приподняв правую бровь.
Диего расплылся в лукавой ухмылке, наконец перестав щелкать выключателем.
— Между вами что-то было в университете, да?
— Уймись, Диего.
— Нет, правда, было что-нибудь? — Кракен наклонился к Пятому, с неподдельным интересом разглядывая его. — Да ладно тебе, нам всем уже по тридцатнику, можно и поделиться своими секретами.
— В жопу себе их засунь, — натянул улыбку Пятый и поднялся с кресла, обратившись к секретарше в угол помещения: — Дот, сходи за кофе, пожалуйста. Только, прошу тебя, не покупай это старбаковское дерьмо, оно у меня уже в печенках сидит. — Он швырнул стаканчик в урну и повернулся к Диего. — А ты убери свою задницу с моего стола и сядь за рабочее место. Или вон, — Пятый кивком указал на стол позади себя, — с Эйдорой поболтай. Займи свой, так называемый, мозг чем-то полезным.
— А ты куда собрался? — Диего слез со стола, поправив пистолет в кобуре и ножи на поясе.
— Прогуляюсь. — Он снял черный пиджак со спинки сидения и накинул его на себя. — Если не вернусь, меня не искать.
— Свидание наметил, что ли?
— Ага. — Пятый выдвинул ящик и взял ключи от машины. — С шахматной доской.
***
Удар. Еще один. И еще.
Казалось, будто прикрепленная к потолку боксерская груша уже сама устала от того, что ее так часто били. Ада не могла остановиться: бокс в какой-то степени был ее успокоительным, а оторваться в данный момент было крайне тяжело, ведь от вчерашнего инцидента она еще не отошла. И за это невинный спортивный мешок должен был страдать.
— Мисс Бойер. — Ритмичные звуки прервались тихими шагами туфель. Она не видела человека, но с легкостью догадалась, кто это.
— Знаю, я стою спиной к двери. — Ада почувствовала его улыбку и продолжила свое занятие. — Я слышала, как ты спускался сюда в подвал, Генри.
Она обернулась, прижавшись щекой к холодной коже груши. Отдышалась и взглянула на седовласого дворецкого, а он, в свою очередь, остановился в трех метрах от нее. Глаза Генри Донована, как два прозрачных озерца на морщинистом лице, несмотря на возраст, поблескивали энергией и готовностью.
— Эти звуки можно сымитировать.
— Но я замечу разницу. — Ада отодвинула от себя боксерскую грушу и направилась к стулу, чтобы снять бинты и намотать новые. — Ты прямо как мама.
— Джессика учила меня проверять вас так же, как это делала она, — учтиво кивнул Генри, сцепив руки за спиной в замок.
Уголок губ Ады дернулся вверх при упоминании мамы.
— Как ваше самочувствие, мисс Бойер?
Она размотала повязки и, наклонившись к новым, исподлобья глянула на него.
— Чуть лучше вчерашнего. Все также пытаюсь отвлечься, как-то развеяться.
— Развеяться в помещении со спертым воздухом, без окон и без?.. А, вытяжку мы встроили в прошлом году… ну, и с вытяжкой тут тоже чистым кислородом не подышишь. — Он картинно осмотрелся по сторонам и мягко улыбнулся ей. — Вам бы не помешала прогулка на свежем воздухе.
Ада усмехнулась, заматывая свежий бандаж. Генри был одним из тех людей, кто знал ее лучше, чем кто-либо. Он никогда не давил на нее, если видел, что та не в настроении; всегда был вежлив и обходителен даже в ситуациях, когда Ада могла перегнуть палку. Генри был настоящим воплощением благородства и мудрости. И она была бесконечно благодарна родителям за то, что когда-то наняли его к себе на работу.
— Не сочтете ли вы меня наглецом, если я спрошу, что вас мучает? — произнес он, немного пройдя в сторону ринга.
Ада посерьезнела, но на удивление спокойно отреагировала на его просьбу, будто ждала, что он скажет именно это.
— Меня терзает одно чувство, — неспешно заговорила она, выпрямившись, и взглянула куда-то вдаль, — и я боюсь, что это именно то, о чем я думаю. — Она уперла руки в бока и покачала головой. — Долгое время я боролась с чувством мести за маму… и за папу… и думала, что это нормальная реакция для ребенка, потерявшего родных. Но это чувство росло с каждым годом, а вчера оно… — Ада сглотнула, — достигло своего апогея. Ночью я так и не смогла уснуть. Я была уверена, что не только хочу отомстить, но еще и сделать что-то с этим городом, потому что после смерти папы он больше не кажется таким святым. Будто все порядочное в Нью-Йорке…
— Исчезло, — докончил ее мысль Генри. Ада с изумлением перевела взгляд на дворецкого, и он понимающе кивнул. — Ваш отец был примером исключительной чистоты и непорочности. Вы равнялись на него все свое детство, и потерять его вот так вот по щелчку пальца… Такое сложно перенести.
Ада повернула голову в сторону, пряча свои глаза, наполнившиеся слезами.
— Мама много говорила о дипломатии, — прикусив губу, ответила она. — И о том, что проблему кулаками не решишь, а наоборот — навлечешь еще больше бед. И я решила изучать закон, ведь в рамках него совершается правосудие. Но проиграв дела у людей, которые действительно были невинны, заставили меня задуматься о том, что закон не всегда помогает. Закон очень узок и не учитывает особенностей, с которыми он может столкнуться, понимаешь? И только поэтому ни в чем неповинные люди попадали в тюрьмы на пожизненный срок. — Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. Бинт быстро впитал в себя влагу. — Я хочу покончить с этим, Генри. Сделать для народа больше, чем напрасное сотрясание воздуха перед судьями.
Ада взглянула на дворецкого. Ей очень хотелось, чтобы Генри понял, к чему она клонила, и поддержал ее инициативу. Она полностью осознавала ситуацию и как адвокат брала ответственность за свои слова, а потому не жалела, что высказалась. Ей, наоборот, стало легче, и полученная вчерашним днем нервозность постепенно сходила на нет.
Генри долго смотрел на Аду немигающим взором, словно хотел убедиться, что она приняла такое решение сознательно, в полной мере понимая все риски.
— Если вы точно уверены в этом…
— Точно, Генри.
Его губы тронула теплая улыбка.
— Я помогу вам.
Казалось бы, всего три простых слова, но ей стало так спокойно на душе. Сердце буквально сжалось от понимания того, что Генри поддержит её, несмотря ни на что.
Она подошла к нему и, не в силах сдержать свои чувства, крепко обняла его.
— Спасибо, — прошептала Ада, чувствуя, как улыбка ползет по ее губам. — Я не подведу тебя.
***
Она решила съездить в ближайший район — в Куинс, где, Ада была уверена, не встретит стаю голодных репортеров и спокойно сможет посидеть в кафе, уединившись на каком-нибудь заднем столике за чашкой чая. Эта мысль обрадовала ее, и она улыбнулась, заворачивая на ближайшую стоянку возле заведения под названием «у Кэмбеллов».
Как сказал Генри, здесь собиралось множество шахматных любителей — а шахматы она обожала всей душой, — да и в целом умными людьми эта кофейня не пренебрегала, поэтому ближайшие два часа обещали быть просто замечательными.
Ада повернула ключ и вытащила его из замка зажигания. Поправила голубой свитер под своим пальто, клетчатую юбку и, предвкушенно выдохнув, вышла из машины.
Зайдя в помещение с золотой вывеской снаружи, Аде сразу предложили помощь с ее верхней одеждой. Она удивилась. Помимо хорошего сервиса, заведение выглядело довольно дорогим и, самое главное, тихим. Отсутствие шума было усладой для ее ушей.
— Благодарю. — Она коротко улыбнулась хостису, что любезно взял ее пальто и аккуратно повесил на вешалку. Он кивнул и мило улыбнулся ей в ответ.
Ада направилась к свободному столику, любопытно озираясь по сторонам. Сознание неожиданно подкинуло воспоминание о том, как она с родителями смотрела фильмы о Гарри Поттере, ведь помещение было сильно похоже на Большой зал в Хогвартсе. Правда людей было меньше и столы не такие длинные. Чувство приятной ностальгии согрело ее изнутри.
Она услышала, как в правом углу комнаты щелкал переключатель на шахматных часах. В том месте скопилось достаточно много зрителей, в гробовой тишине наблюдая за игрой. Шахматисты с удивительной скоростью переставляли фигуры, и Ада поняла, что это.
«Блиц».
В детстве она любила играть в блиц на пару с Генри и нередко выигрывала партии. Правда множество раз он поддавался ей, что несказанно ее раздражало. Ада хотела вести честную игру, но ничего не могла поделать с чувством жалости дворецкого.
Она направилась к столику, за которым сидели два парня: блондин и брюнет. Последний сидел к ней спиной, и ей пришлось двинуться чуть левее, чтобы увидеть его ходы.
— Взгляни-ка на это, Микки, — обратился он к парню справа. — Что бы ты сделал?
Юноша хмыкнул и легко ответил:
— Лондонская защита.
Ада усмехнулась. И тут же пожалела, потому что смешок получился непривычно громким для здешней обстановки. Она попыталась спрятать голову между людьми, окружавшие ее, но, увы, высокий рост не позволил ей это сделать.
— У кого-то есть варианты получше? — с издевкой протянул брюнет, не оборачиваясь.
Пришлось выкручиваться.
— Защита Руи Лопеса, — решив проверить реакцию незнакомого парня, также с подначкой ответила она, сверля его шевелюру взглядом.
— Верно, — с небольшим изумлением в голосе сказал он. Скорее себе, а не ей, — будто не поверив в услышанное.
Он повернул голову.
«Твою то мать!» — ругательство едва ли не вырвалось из ее уст.
Лицо Пятого стремительно покинула кривая усмешка. Судя по всему, он был удивлен не меньше ее. Ада внимательно проследила за тем, как его кадык медленно двинулся вверх, а потом вниз. Серо-голубые глаза, словно иголки, впились в нее; она ощутила это на своем лице. Возникло жуткое желание его почесать.
— Фил, будь добр, освободи место для дамы, — спустя несколько
вечных секунд проговорил он, не отводя взгляда от Ады. Она периферией увидела, как упитанный игрок напротив глубоко вздохнул и встал со стула.
— Все видели? — Пятый оглянулся и подмигнул остальным шахматистам. — А я что вам говорил?
— Окей, ты был прав, — в разнобой кивнули ему парни.
— Я знаю, что прав. И Ада думает так же, как и я. Ход пешкой был бы слабым.
Она почувствовала, как воздух вокруг них наэлектризовался, когда он произнес ее имя.
— Пешки могли бы пригодиться только в случае хода слоном, — сказала Ада совершенно невозмутимо. Но внутри нее что-то все равно вздрагивало.
— Вот именно! — воскликнул Пятый, поворачиваясь к шахматной доске. — Ну, не стой на месте, садись. — Он рукой указал на стул.
Пятый не мог позволить, чтобы его резкую смену настроения кто-то заметил, а потому быстро перевел тему в непринужденное русло. Она поняла это сразу, и ей вдруг стало интересно, как он поведет себя сейчас.
«И он все еще избегает собственных чувств», — подумала Ада и села за стол.
— Как насчет быстрых шахмат?
— Я пришла сюда выпить чай.
— Микки принесет тебе чай. Сбегаешь, Микки?
Худощавый шатен кивнул.
— Вам какой? — спросил он.
— Бергамотовый с лимоном, пожалуйста.
Пятый достал из внутреннего кармана пиджака купюру в десять долларов и протянул ее Микки:
— Прихвати мне Колумбийский кофе. Только не в бумажном стаканчике, возьми обычную чашку. — Он пододвинул шахматные часы ближе к доске, зажав в кулаках две пешки, и в том, по которому хлопнула Ада, оказалась белая. Когда они расставили фигуры на начальные позиции, Пятый предложил: — Сделаем ставки?
Она откинулась на спинку стула и свела брови к переносице.
— Ставки?
— Да, — пожал плечами он. — Поставим на кон по пять долларов в каждой партии.
— Я еще чай не выпила.
— Да вот же, идет он.
По заведению торопливо шагал Микки с двумя чашками кофе и чая.
— Ладно, — она прищурилась, — по пять долларов.
— Пей свой чай, а потом я запущу время.
Ада взяла чашку у Микки, сделала большой глоток, поставила ее, полупустую, на стол и кивнула.
— Начинаем.
