Долги свободы

У неё нет имени, которым она могла бы спокойно записывать себя в различные метрики на протяжении сотен лет. Иногда ей даже завидно остальным, гораздо более молодым, чем она. Хотя, напоминает она себе, и у них далеко не всегда есть своё имя. Рим, конечно, жонглирует десятком имён из тех, что широко использовались во времена его расцвета, и делает своё же имя своей фамилией (и шутит, что он Романо, а его старший внук тоже Романо, а значит, семья почти рядом) без лишних хлопот, когда фамилия вдруг становится обязательной. С его подачи она притворяется итальянкой последние лет семьдесят или сто, с обычной фамилией Риччи, но вечно со странными именами — а это она объясняет тем, что якобы из Соединённых Штатов происходит, уж там необычным именем удивить сложно. Хотя она часто сталкивалась когда-то с невообразимыми какими-то именами, от которых она не знала, куда деваться, и что с ними делать — тоже. Начнёшь ещё смеяться или плакать, а тебя в ведьмы запишут. Неприятно. Но сейчас она сидит в Хитроу, ждёт свой рейс в Дублин, держит на коленях белый до рези в глазах клатч, вполне себе ручную кладь, и рассматривает огромный поток людей, который здесь никогда не заканчивается. И незаметно следит за одной светловолосой головой, которая то ли случайно здесь оказалась, то ли по воле богов. Древний Египет знает всех детей Британии, найдёт их опытным взглядом в любой толпе и под любой личиной, и сейчас она изучает самого младшего — Англию. Выглядит вроде здоровым и уверенным в себе, может, слегка нервным, потому что может подозревать слежку, однако не ему увидеть одну старушку, которую… будем честны, которую этот милый мальчик в своё время неслабо обворовал для своих музеев. Собственно, Древний Египет прилетела сюда именно полюбоваться экспозициями из своих сокровищ. Потом обошла несколько других всемирно известных туристических точек, везде пофотографировалась, после чего отправилась исследовать закоулки, куда если и ступает нога человека, то это подготовленный ко всему путешественник или местный, давно привычный к скалам, камням, ручьям и прочим безобразиям. Хитроу огромен, и Древний Египет до сих пор поражается аэропорту. Может, потому что он почти совсем в Лондоне, может, потому что он пахнет странствиями, делами и любопытством. Она не знает, но ей нравится находиться в бесконечном удивлении, нравится лопотать с арабским акцентом, общаясь с людьми за стойками, и махать туристическими буклетами, нравится просить помощи, нравится даже досмотр проходить, с её-то внушительным временами багажом. Здесь здорово, но увы, поселиться в аэропорту нельзя. Потому приходится строить маршруты так, чтобы бывать здесь почаще и оставаться между рейсами на подольше. В этот раз, например, Египет возвращалась из Эдинбурга, где полюбовалась на спокойную жизнь Шотландии и Северной Ирландии, а до того насмотрелась на красоты Уэльса во всех видах. Милый мальчик, наверное, так и не понимает, кто спрашивал у него дорогу к развалинам… очередным развалинам давно ушедших времён. Древний Египет ценит свою свободу и пользуется ей на полную катушку. Разумеется, ей скажут, что она рискует, приближаясь к странам — но без риска жизнь кажется пресной и однообразной, как будто вокруг один сплошной Дуат. И потому она забирается в самые труднодоступные места почти без снаряжения, благо, тело по-прежнему крепко и сильно, можно не беспокоиться лишний раз. Разве что… разве что иногда у ней резко напоминает о себе правая нога, от колена и ниже. Тогда, конечно, приходится вспомнить, что у неё вроде как дом есть где-то недалеко от Неаполя, ехать туда и сдаваться в руки итальянской медицине. А потом сдаваться ещё раз, но уже швейцарской или, если набежит Финикия, израильской. В итоге несколько месяцев превращаются в прах, зато больше ничего не болит, она вновь здорова и готова к путешествиям. Зарабатывать на жизнь ей не нужно, всё покрывают выплаты с ценных бумаг и прочих активов, да и кое-что падает через Инстаграм, что тоже неизменно потрясает. Неужели люди готовы платить за чужие фотографии? Она ведь не снимает ничего сверхъестественного, всего лишь виды в самую разную погоду по всему миру… Но, похоже, людям нравится. Под постами всегда тысячи комментариев, предложения съездить туда или сюда, даже попадаются приглашения в гости — в шутливой форме, разумеется, все прекрасно знают, что эта неутомимая скалолазка никогда не встречается с подписчиками, даже в профиле у неё стоит фото сердитой кошки, давно уже почившей. Стоит завести новую, но это прикуёт к дому, заставит сидеть там и скучать, а скучать Древний Египет не любит, потому что устала от скуки, устала от однообразия дней, от размеренного течения жизни, песков и разливов Нила, ломающихся династий и в целом от долгой жизни. Зато в удивительном своём посмертии она пьёт жизнь полной чашей и старается ни минуты не терять, ведь вокруг столько интересного, столько неизведанного! Англия пропадает с глаз, уходит куда-то, видимо — на посадку, потому что объявляют рейс куда-то на восток. Любопытно, что там происходит, саммит, неофициальная встреча? Но для этого нужно лезть в сумку, доставать смартфон и зарываться в новостные сайты, а этого Древний Египет не любит, ох как не любит. С тех самых пор, как журналисты, чтоб им икалось, опубликовали полнейшую чушь о проклятии Тутанхамона. А ведь бедный мальчик никогда не запечатывался с такими вещами! Вот кое-кто другой — да, было дело, правда, не слишком помогло. Всё равно разграбили гробницу. До рейса остаётся час. Однако рано или поздно стоит завернуть в место, которое считается домом, так что после трёхнедельной прогулки по Зелёному острову Древний Египет вылетает в Неаполь. Лететь, разумеется, приходится из Дублина, билет она умудряется выхватить буквально в последний момент, как и на самолёт влетает самой последней, успевая настоящим чудом. Нет, ей не было бы обидно, она сумеет себя и занять, и развлечь в любой точке земного шара, однако раз едешь домой, нужно быть пунктуальнее. Что поделать! Пабы способны связать ноги не только человеку, но и особо любопытным старушкам, которым до всего есть дело. Побыть дома стоило ещё и потому, что там её никто не станет искать. Фотографий Древний Египет накапливает в таких количествах, что может устраивать себе настоящие месяцы отдыха, когда она лежит себе дома, смотрит тупые ролики в самых разных сетях — или лениво изучает какой-нибудь язык, или слушает про новинки кино и игр, смотрит чужие прохождения, сдувает пыль с приставки и проходит пару-тройку игр, забывая о сне, еде и воде; перечитывает старые книги и читает новые, наводит дома порядок, хотя сюда раз в неделю приходит замечательная тётенька и стирает пыль, ещё и за цветами присматривает, гуляет по Неаполю, гуляет по его окрестностям, завтракает и обедает в огромном количестве ресторанчиков, готовит себе сама — по кулинарным книгам и по видеоруководствам; пьёт медленными глотками свободу от мира, которому она больше не нужна. Это ведь настолько поразительно, что никогда не перестаёт удивлять: ни одна живая душа не станет искать Древний Египет в её собственном доме, звонить ей даже не станут, потому что все так привыкли к тому, что дозвониться до неё практически нереально, что на комментарии она отвечает скопом, чтобы вновь куда-то пропасть, а после вернуться как ни в чём ни бывало и выложить ещё пару прекрасных фотографий, а то и пять, и десяток, и чуть ли не под сотню, и все обвешаны тэгами на все случаи жизни. Она лежит на ковре, потягивает из чащи холодное молоко и подзывает всех окрестных бездомных кошек, чтобы осмотреть их, покормить и погладить. Или позвать ветеринара, хвала Ра, деньги для возни с пушистыми негодяями она откладывает специально, чтобы не бегать потом в ужасе и не пытаться самостоятельно решить все проблемы. Нет, никто не мешает получить образование ветеринара, выучиться лечить своих любимых кошек, однако для этого нужно долго сидеть на месте, а Древний Египет уже привыкла скитаться по миру, почти нигде не останавливаясь — или останавливаясь в слишком диких местах, чтобы отдохнуть от целого мира, где стало так много людей, почти как песчинок в горсти. Поэтому она не держит дома почти никакой техники. Холодильник, вентилятор, электроплитка, фен, ну и миксер, без миксера как-то не то. А ещё им удобно защищаться, что один слишком глупый вор узнал на собственной шкуре, а Древний Египет, ругаясь вполголоса, искала, куда деть эту кучу фарша. Выжить с размолотой грудной клеткой трудновато, так что она просто плюнула и сгрузила как мусор. Пусть разбирается кто-нибудь другой. Благо, в те времена камер было в тысячи раз меньше… и никто не тревожил её потом с вопросами вроде «не знаете ли вы вот такого-то человека». Не знает и знать не хочет. Она рассеянно почёсывает за ушками вездесущих кошек. Вскоре подтянутся собаки, с которыми она строже, но тоже — кормит от щедрот души, которых у неё четыре штуки. Животные не виноваты в том, что у них такие бездушные хозяева, которым преданность не по сердцу. — Ах-ха, вот и она, — слышится знакомый голос, и Древний Египет отвлекается, всматривается в приближающегося человека. Финикия, ну кто ещё это может быть? Финикия неизменно пританцовывает, выстукивает тихий весёлый ритм каблуками своих чечёточных ботинок так, будто под ней не камень, а вполне себе пол, где надо показывать собственное искусство, демонстрировать мастерство перед жюри и публикой. Финикия не участвует в соревнованиях уже лет пятнадцать, но форму поддерживает, веселит сослуживцев и соседей, когда не занимается самой странной вещью для страны — убийствами по холодному расчёту. Финикия пластична, движется с грацией настоящей танцовщицы, правда, партнёр у неё теперь холодный и жестокий, однако здесь и сейчас она просто укутана по привычке в длинный шарф от пыли, штаны тёмно-песочные, удобные и широкие, наручи, пышнорукавная рубашка песочного цвета — наверняка на границе рассказывала, что это костюм, если кто-то начинал слишком много спрашивать. И ведь не поспорить — костюм и есть. Костюм, в котором она растворяется в песках. — И я рада тебя видеть, — кивает Древний Египет. — Подождёшь немного? Или хочешь протанцевать сразу ко мне? — Посижу рядом, — решает Финикия. — Мне весело, и тебе весело будет, а небо тут тихое, да и в целом как-то на улице получше, не находишь? Спать-то всё равно в четырёх стенах, успеем, — и подмигивает, заканчивает пританцовывание резким выдохом и ударом каблуком, падает рядом, довольная донельзя. Она давно пахнет тенью моря, жарой, высокими технологиями и — самую малость — смертью. Финикия — щедрый даритель, и Древний Египет принимает выбор старой подруги. В конце концов, они никому ничего не обещали, так что каждый живёт так, как считает нужным. Она сама не пускает корни, как Британия в свой уютный домик на португальском побережье, не мечется в самодельном круге ограничений, как Рим и Германия, не постигает тщету бытия, как Шумер, не занимается искусством, как Древняя Греция, не, не, не — и не осуждает, так что ей рады абсолютно все. Или те, кто не рад, умело прячут своё недовольство. — Взяла бы пару с собой, — говорит Финикия, гладя двух хвостатых подлиз, одну чёрную, другую полосатую, — но с бумагами лень возиться. А жаль. Соседка рада была бы, она кошек ужасно любит, работает ещё с животными вроде, но я не спрашивала, с какими. А у тебя тут только кошки бегают, Тауи? Древний Египет молча указывает на неспешной трусцой приближающихся псов. Они по-своему джентльмены, деликатные и ненавязчивые. — Ого. Какие хорошие! Взяла бы, да… — Финикия вздыхает, но рукой не машет. Видимо, успела пострадать за неуместный взмах. — Я-то не умею, как Эла. Иначе протащила бы с собой. — Может, оно и к лучшему, — мягко говорит Древний Египет. — Может. Слушай, тут когда магазины закрываются, я голодная! Питаться одной пиццей и пастой для здоровья не слишком полезно, будь ты кем угодно, а не только страной с тысячами лет за спиной, так что Древний Египет заказывает салаты и морепродукты. И лазанью, потому что ей очень хочется, и вино — потому что его хочет Финикия. Им легко договориться между собой, неудивительно, что между ними изредка пытаются найти нечто большее, чем просто дружбу. Времена, нравы, куда всё катится? Раньше, вот раньше… раньше всегда лучше и прекраснее. Все это знают. Финикия ставит свой планшет на стол и ищет что-то там. Уверяет, что куда интереснее ужинать за просмотром хор-р-рошего фильма, потому что так не скучно и весело. И спрашивает, что дорогая подруга хотела бы посмотреть. Древний Египет задумывается. Кино она практически не смотрит, ей хватает заметок, которые падают на неё ворохом с канала Галлии, последние лет сорок успешно работающему кинокритиком и обзорщиком. Он смотрит абсолютно всё и мнение высказывает резкое, нигде не смягчая углы, не поддаваясь на жалобы об оскорблениях и корректности выражений. На всё у него один ответ: «Я белый цис-гетеросексуальный мужчина с высшим образованием и средним достатком, я жертва угнетения со стороны меньшинств, потому я буду вести себя так, как ведут себя со мной». И достаёт банхаммер для особо голосистых, после чего у него снова воцаряются в комментариях относительно адекватные дискуссии. Правда, всех не перебанить, но Галлия плюёт с высокой башни, заявляя, что он тут людям несёт культуру, а его апроприируют. Его вкусу Древний Египет верит, так что предлагает посмотреть что-нибудь не слишком старое, немного страшное и, возможно, самую малость историческое. Финикия задумывается, а потом жестом фокусника раскрывает свои файлы и вытаскивает фильм с простым и родным названием: «Мумия». И говорит, что по всем запросам подходит, потому что не слишком старое, немного страшное и, конечно, самую малость историческое. Иностранные легион ведь исторический? Исторический, так что какие ещё вопросы? Виды, транспорт тут тоже вполне себе исторические, разве что Имхотеп не очень, даже совсем не исторический, не говоря уже — но это спойлер, так что будем смотреть кино или поищем какого-нибудь «Последнего самурая», «Аватара» или «Орла Девятого легиона». Но «Аватар» совершенно не историчен, смеётся Древний Египет, а подруга возражает ей: историчен, если смотреть процессы колонизации последние лет четыреста в целом и освоение Северной Америки в частности. Они спорят о том, не стоит ли тогда посмотреть мультфильм про Покахонтас, а может, и про братца медвежонка, про красноносого оленя и про превращённого в ламу императора. Побеждает, разумеется, фильм про мумию, и потому они устраиваются поудобнее, подогревают остывшую еду и погружаются в пучину выдумки. …выдумка кажется настоящей. Древний Египет забывает о еде и с огромными глазами смотрит на бесстрашную Иви, обрушившую случайно все стеллажи в библиотеке, на чуждого её памяти Имхотепа, на отважных и преданных меджаев, на немного безбашенного О’Коннора и на десять казней египетских. Когда Финикия мягко касается её плеча, она вздрагивает и недоумённо смотрит на полную тарелку. Греть в третий раз? Пожевав холодный кусочек, Древний Египет суёт лазанью в холодильник — до утра не помрёт, как шутит по телефону Нитра. — Вижу, тебе понравилось, — убирая со стола, говорит Финикия. Она цыкает на кошек в окне и оглядывается, будто ищет что-то. Например, корм для бездомных пушистых. — Снято красиво, — соглашается Древний Египет. — Играют тоже хорошо. А историчность… что ж, нельзя получить всё и сразу. Финикия кивает, разводит руками и сверкает ослепительной улыбкой. С ней легко и приятно, она предлагает помощь, но Древний Египет отмахивается, напоминает, что тут хозяйка всё-таки она, а потому принимать гостей как следует и обеспечивать их удобство — её святая обязанность. Подруга смиряется и зависает в планшете, подключив к нему наушники. Возможно, изучает ленты новостей, возможно, личные сообщения, возможно, отправляет какие-нибудь записи, задорно поддевает визгливую бездарную общественность и тонко издевается над ней, возможно, проверяет почту под музыку или смотрит бесконечное число коротких роликов, возможно, исследует голосовые сообщения с энтузиазмом старенького профессора, который повидал решительно все студенческие уловки, а теперь смотрит за очередным умником и прикидывает, удивит или нет. Древний Египет не заглядывает через плечо, а спокойно открывает дверь в маленькую комнату, крепко пахнущую безвременьем в лавандово-песковом мире, и перестилает своими руками постельное бельё. Проверяет, что лампочки не перегорели, окно открывается и закрывается без лишних проблем, дверь тоже, всё чисто и аккуратно, после чего идёт звать подругу — обживать уголок. — Надо навестить Бригитту, — вдруг говорит Древний Египет, пока Финикия сматывает провода. — Навести, отчего нет? Или тебе не хочется прерывать отдых от вечных поездок? — Не хочется, но и у неё тоже можно осесть на пару дней, а может, уехать в Порту или Барселуш, Канису, Гандру… да мало ли в Португалии городов! И осесть там на время, а потом вновь, — тут она зажмурилась, — отправиться путешествовать. Как ты когда-то. — Как я, — вздыхает Финикия. Ночь похожа на реку, такая же текучая и загадочная, в сиянии звёзд, фонарей и огней в окнах. Древний Египет не спит, а сидит на крыше, смотрит на успокоившийся ненадолго мир и думает, куда ей поехать дальше, после визита Британии. Та не слишком любит гостей, но не отказывает никому в гостеприимстве, напоит чаем, поделится скупыми новостями и расскажет, возможно, что-нибудь интересное. Легко будет оторвать её от новых корней новостями о её ненаглядных мальчиках, чтобы Британия напиталась новыми впечатлениями, отдавая долги. А значит, начинать следует с такого места, как Лиссабон, аэропорт там тоже восхитителен, да и улететь оттуда можно в любую сторону. Наверное, стоит пересечь океан, думает Древний Египет. Забраться в самолёт в Делгаду и отправиться туда, куда ходили конкистадоры, викинги и пуритане. Туда, куда возвращались мореплаватели Южной Америки на своих лёгких кораблях, как показал один очень упрямый парень. Мир раньше был немаленьким, но куда как менее густонаселённым. Наверное, в этом секрет старой свободы, из которой они выросли, как вырастают из платьев, обуви и стихотворений. Теперь всё другое, всё изменилось, прошлое не вернуть… да и надо ли, в самом деле. И сейчас хорошо. Свободно. Древний Египет рассеянно гладит пришедшую откуда-то бездомную кошку. Та вертится рядом, кружится, скрипит и даётся. Почти совсем домашняя, но своенравная, что ей не по нраву — уйдёт, взмахнув хвостом, и вернётся только утром, с прочими красавицами и красавцами. А потом они все исчезнут из жизней друг друга, чтобы увидеться или не увидеться много-много дней спустя. Наверное, стоит заглядывать почаще, говорит себе Древний Египет, но сидеть на месте совершенно не хочется. Она занималась этим тысячи лет. — Слушаю, — говорит она негромко. Зря она прихватила смартфон сюда. Пусть и на беззвучном, но дрожь она слишком хорошо чувствует. — Как оно? — спрашивает её Шумер, которому до Неаполя сотни километров, он бродит по Манчжурии с профессиональным старым фотоаппаратом, мешком плёнок и реактивов, любуется видами и поражается местной кухне. — Бужу, наверное? — Мне не спится, — отвечает Древний Египет. — А так пока дома. Отдыхаю немного, а Фини спит. Ну, я на это надеюсь. А твоё как оно? — Правильно надеешься, она в сети была полчаса назад. А я так, копчу тут небо помаленьку, может, потом переберусь домой по реке. Правда, из Благовещенска ехать и ехать, ну так уже не надо будет паспорт искать свой, который заграничный. А может, и полечу. Я летать не люблю, но так быстрее. Быстрее ведь? — Быстрее. — Она улыбается, хотя собеседник её и не видит. — А видеосвязью не пользуешься по-прежнему? — Неудобно, соседка. Я сейчас-то плечом эту дурищу придерживаю, пока настройки кручу. Я же новый купил аппарат, современный! Шакал тот ещё, но какие цвета даёт, песня! Но возиться долго, пока получу нужное качество. Реактивов вот прикупил, может, заедешь, я тебе старое фото сделаю? На пластинке! — Можно, почему нет? Но я, наверное, через Владивосток… Хочу по Южной Америке побродить, а оттуда либо морем и там через Японию, наверное… или как-нибудь ещё. Я там мало ездила, не знаю, успею ли вовремя. А то потом лови тебя где-нибудь в Европе! — Как будто хороший человек не найдёт, чем занять себя на пару лет на Дальнем Востоке, — смеются в трубке. — Я подожду. Ждал же всегда, пока вы до моего логова все доберётесь, и тут подожду.