Игра в человечность. Падение.

      Старый Капитолий, несмотря на горделивое название, явно отсылающее к чему-то величественному и некогда гордому, представлял из себя довольно невесёлое зрелище. Разрушения затронули его точно так же, как и остальные довоенные здания. Отвалившаяся кусками краска, обломки мебели и заколоченные окна — знакомая участь каждого дома из прежней жизни.       Однако, монументальная круговая лестница в центре холла сохраняла прежнее спокойствие и красоту выточенных из крепкой древесины ступеней. Казалось, ей одной всё было нипочём — ни ядерная война, ни 200 лет запустения, ни даже безумные вечеринки нового хозяина на втором этаже.       В дымном, пахнущем химией воздухе комнаты крутился потолочный вентилятор с обломанными по краям лопастями. Два длинных дивана в центре широкого зала огораживали стол, беспорядочно заваленный коробками лекарств и бутылками алкоголя. Вся комната выглядела так, будто здесь находился местный наркопритон, а вовсе не кабинет мэра.       Врубив фоном тихую классическую музыку, Хэнкок рассадил приятелей по диванам и сам вальяжно облокотился на кожаную спинку. Ник с явной болью в глазах осматривал местное убранство, а его резиновые брови недружелюбно хмурились. Поглядывая на елозящего по дивану Дольфа, синт всё же пытался сохранять подобие спокойствия.       Механические ноги были закрыты свободными, комфортными брюками, а свежая белая рубашка классического, строгого фасона маскировала обмотанные изолентой области тела. Кое-где из-под ткани выпирали углы каркаса, но, в целом, одежда заметно сглаживала особенности стального скелета.       Главным элементом нового наряда стал уютный и мягкий шерстяной жилет, придававший детективу непривычно расслабленный, домашний облик. Так мог выглядеть чей-нибудь добропорядочный дедушка, окружённый неугомонным внуками на семейном ужине. Вот только Валентайна обступили далеко не очаровательные отпрыски, да и вместо ужина он был вынужден сидеть в максимально отталкивающей обстановке.       Каждая деталь лица детектива и даже поза ясно выражали: «я здесь только за тем, чтобы никто ничего не натворил». Скрещенные на груди руки и широко расставленные колени выдавали его напряжение.       «Как же все-таки странно устроен Ник, — отметил про себя Дольф. — Робот может напрягаться? Это его человеческая сторона взяла верх или всё-таки перед нами идеальная имитация нервозности?».       — Я о чём хотел с тобой поговорить-то, старина, — Хэнкок откупорил об угол стола бутылку тёмного пива и сделал долгий, вдумчивый глоток. — Ты получается, не в курсе, что твой дружочек учудил?       — Когда успел? Я же с него глаз не спускал, — Валентайн строго взглянул на недоумённо икнувшего Купера.       — Да я не про Веснушку! — фыркнул гуль. — Между прочим, в прошлый раз ты сразу догадался. Теряешь хватку, приятель.       — Нейт? — белёсое лицо синта мгновенно помрачнело. — Я уже объяснял, что мы разошлись в разные стороны. Понятия не имею, чем этот человек занимался после.       Элли, штопающая в это время тренч своего босса, настороженно приподняла голову. Аккуратно перекусив зубами нить, выходящую из шва, девушка переглянулась с Купером. Тот высунул кончик язык и закатил глаза, а Перкинс тоскливо вздохнула.       — Судя по всему, избавившись от гнёта твоих бесконечных моралей, парень пошёл вразнос, — помахивая пальцами в блестящих перстнях, объяснил мэр Добрососедства. — Приготовься, старик, ты охренеешь от размаха наглости. Он связался с точащей на меня зуб тёткой и устроил эпичный подкоп под мой личный склад! Ты знаешь, я там храню нашу казну и прочие финтифлюшки, а Нейт такой: «А почему бы не запустить в них свою руку?». Откуда он вообще узнал, что они там?..       — Я бы хотел удивиться, но нет, — ледяным голосом ответил Ник. — Наплевательское, циничное отношение ко всему, как выяснилось, вполне в его духе.       — Так ладно бы здоровяк только за золотом полез. Помнишь Фаренгейт, мою помощницу? Рыжая бестия, хороша была… — прошипел сквозь зубы гуль, погружаясь в тяжкие воспоминания. — Она как раз на складе торчала с ребятами, так этот мудила ей голову расквасил. Прямо аккурат по контейнеру с казной — оставил мне кровавое граффити на память. Он и напарницу свою пришил прямо там, так что Безносая Бобби рано обрадовалась. Я пытался с ним потом перетереть по-братски, мол то-сё, нормально же общались, но увы — ничего конструктивного не вышло. В общем, понимаешь теперь, чего я на тебя так дулся, старик.       Наблюдая то за лицом Хэнкока, то за Ником, Дольф молча отпивал от своего пива. До него дошло, что радушный мэр усердно затаскивал детектива на вечеринку не только ради бессмысленного веселья. Пиво было той ещё креплёной и выдохшейся дрянью, но зато бесплатной дрянью. А сам аферист чувствовал себя не очень, поэтому глоток за глотком потягивал тёмную кисловатую жидкость.       — Извини, Джон, — Ник прятал глаза в тени шляпы, хотя его голос звучал абсолютно ровно. — Если бы я сразу понял, что он из себя представляет, то всё могло быть совсем по-другому.       — Мистер Валентайн, это не Ваша вина, — печально возразила Элли. — Он нас всех вокруг пальца водил, и даже мисс Райт…       — Пайпер оказалась влюблена, поэтому — необъективна, — с горечью отрезал синт. — Уверен, Нейтан и с ней сделал что-нибудь… Ужасное.       — И это тоже не твоя вина, старик, — поспешил заверить его Хэнкок, подталкивая пачку сигарет поближе. — Просто прими, что в мире полно мудаков и ты не можешь бегать за каждым из них с ремнём в руке.       — Если бы всё было так просто, — Ник вёл себя сдержанно, его лицо казалось каменным и безэмоциональным, но Дольф чувствовал, что внутри — под этой маской —бурлит плавленный металл.       Аферист сделал ещё один большой глоток. Жар понемногу клубился в его желудке, а мозг — работал быстрее и острее. Он наблюдал, как гуль в треуголке вытащил из завалов на столе красный ингалятор и развязно пустил себе в горло дым винта. Чёрные глазки Хэнкока, похожие на две блестящие маслины, зажмурились от удовольствия, колени растянулись ещё шире. Мужчина распластался по спинке дивана, довольный и расслабленный. Ник отреагировал на это весьма суровым взглядом. Он явно знал о пристрастиях мэра уже давно, но вслух своё отвращение не высказал.       — Угощайтесь, — махнул ладонью тот, намекая, что Дольф и Элли могут пользоваться всем ассортиментом медикаментов, разложенных по столу.       — Прошу прощения, я немного занята, — секретарь подняла вверх иглу с нитками и вежливо улыбнулась.       Однажды Купер пробовал винт в весьма плохой, хоть и интересной компании. Ощущение лёгкости, ясности и быстроты движений ему тогда понравилось, правда, голова после изрядно кружилась, а сердце слишком быстро колотилось в груди. Он бы повторил и сейчас, дабы хоть ненадолго забыть все проблемы, но представил реакцию синта, поэтому лишь благодарно кивнул гулю. Не хватало сейчас нарушить очередное обещание, данное в ванной, чтобы и без того раздражённый детектив совсем упал духом.       Заметив, что напарник не спешит приводить в исполнение слова Хэнкока, Ник сделался чуть спокойнее.       «Интересно, я правда напоминаю ему бывшую невесту? — размышлял Дольф. — С одной стороны, малоприятно, когда тебя путают с кем-то более важным. Точнее, вообще не приятно ни капли. С другой… Он ведь перепутал меня с Дженни, а не с каким-нибудь коллегой по работе, Ник её по-настоящему любил. Нет ли в случившейся оговорке хотя бы крох той любви, но ко мне?..».       — Ладно, хватит тут киснуть, берите своё пиво и пошли, — махнул рукой гуль. — Предлагаю прогуляться, проветрить ваши унылые физиономии. Не спрашивайте, куда — это сюрприз. Покажу любимое местечко.       Хэнкок сгрёб в карманы пачки ментат, бурые баночки баффаута и целую кипу упаковок винта. Теперь его алый камзол опасно раздулся и звякал при ходьбе, словно бы гуль был рождественской ёлкой на ветру.       Обговорив план с парой дружинников — скучающего вида мужчин, вооружённых пулеметами — мэр полез сначала на чердак, а после — на крышу Капитолия по расшатанный ржавой лестнице. Открыв грязное и облупленное чердачное окошко, он помог забраться Элли, Дольфу, а после протянул руку Нику. Тот хмыкнул и вылез сам.       Вид с крыши открывался великолепный: ночной Бостон, тёмный, задремавший среди бескрайних пустошей, припавший к мутному зловонному каналу, как умирающее животное. Пустые Руины с чёрными провалами окон замерли в ожидании рассвета, лишь в паре уголков горели тусклые огни чьих-то костров или фонарей. Может быть, это ночевали рейдеры, может и торговцы устроили привал. Никто из них не добрался бы до крыши Старого Капитолия и не смог помешать наслаждающимся высотой приятелям.       — Как вам видок? — поинтересовался Хэнкок, запрыгивая на верхушку остроконечной крыши и свешивая оттуда ноги. — Отсюда проглядывается всё Добрососедство и улицы вокруг.       — Впечатляет, господин мэр, — восхищённо воскликнула Перкинс, пытающаяся не потерять равновесие и при этом осмотреться.       — Ты уже давно можешь называть меня Джонни, — придерживая пальцами край треуголки, ухмыльнулся гуль. — Кстати, Эта махина, на которой мы сидим, такая древняя… Вы вообще знаете, сколько ей лет?! Лично я был в шоке, когда услышал цифру.       — Ты прав. Капитолий построили в 1713 году, это одно из самых старых зданий Бостона, — ответил Валентайн и поймал за плечо начавшего неловко соскальзывать Дольфа. — Историческая ценность. Вернее… Когда-то была такой.       Синт сымитировал тоскливый долгий вздох и прикоснулся стальной ладонью к светлым, беспечно спящим кирпичам башни, расположенной в центре крыши. На поверхности пальцев осталась белая пыль, и взгляд Ника зацепился за неё, замерев внутри пробужденных воспоминаний.       Прижимая к груди свою несчастную бутылку пива, Дольф тоже решил посмотреть на башню и приблизился к ней шаткими шагами.       — Каким он был раньше? — остановившись у стены, задал вопрос аферист и сделал новый глоток.       — Кто? Старый Капитолий? — переспросил Ник, не ожидавший чьего-либо интереса к забытой истории.       — Агась, — кивнул его напарник. — Ты ведь видел его до войны?       Валентайн задумчиво улыбнулся, выцеживая из памяти нужные фрагменты. Хэнкок в это время прилёг на спину, подперев руками голову и прислушиваясь к разговору. Элли уселась неподалеку и продолжила латать тренч при свете звёзд.       — Аккуратная старинная кладка, белые окошки, чистый тротуар вокруг, полный спешащих по делам людей, — пожал плечами Ник. — Абсолютно не вписывался в череду окружающих высоток, но хранил память о том, как Америка вырывала свою независимость из пасти льва и единорога.       — Каких ещё «льва и единорога»? — недоумённо задрал рыжую бровь Дольф. — Ты вообще о чём, шеф?       — Тут раньше стояли две статуи, символизирующие власть Британии. Их потом сожгли, — попытался объяснить тот, почёсывая переносицу.       — Британии?.. — только сильнее растерялся Купер. — Я встречал что-то про Британию пару раз, но не помню где. Это город на севере, да?       Ник снова вздохнул и уставился на пыльный белый кирпич, пять сотен лет хранящий свои никому больше не нужные тайны. Новая Америка пыталась выжить, возродившись из пепла ядерного взрыва, ей было не до музеев и статуй единорогов. Новые названия заменили прежние, а те потихоньку проваливались в пропасть забвения, словно выцветающие на солнце киноплёнки.       Всё это было не вернуть — ни тех лениво беседующих прохожих, ни шума автомобилей, проезжающих мимо Старого Капитолия, ни самого Ника — придирчивого, начавшего раньше времени седеть следователя Бостонской полиции, любившего с утра заказать кофе в маленькой кафешке с красными окнами в пол, с круглыми слегка потёртыми столиками. По ночам же он чаще пил горький виски и пытался продумать свой следующий шаг, чтобы поймать очередного ублюдка и помочь тем, кто застрял в криминальных путах на краю жизни. К сожалению, практически ничто не помогало самому детективу выбраться из этих пут, из омута собственных отрешённых мыслей, в котором он последние годы тонул всё глубже.       Одна отдушина, окошко в тёплый осенний вечер — это была Дженнифер Лэндс. Волосы цвета медной листвы, переливающиеся в отблесках фонарей, припорошенные первым снегом или разметанные ветром. Искрящиеся чайные глаза с хвойной каёмкой, хитроватая, но, в то же время, ласковая улыбка — та самая улыбка, встречавшая возлюбленного каждый вечер около полицейского участка — и в дождь, и в жару, и в промозглую хмарь. Дженни снисходительно терпела даже нарастающее пристрастие к виски, даже бесконечные пачки сигарет, которыми мрачная валентайнова квартира провоняла насквозь.       Она была всей душой очарована им, так, как люди влюбляются в мечту, в несбыточную идею; Ник никогда не понимал — почему? Он возвращался в дом поздно, он мало говорил и часто хмурил испещрённый морщинами лоб, сидя у ночного окна в свете тусклого торшера. И пятна от кофе на лежащей у локтя газете, и шершавая стена с зелёными обоями, по которым взгляд детектива долго гулял во время тяжких раздумий, и нежные, успокаивающие объятия невесты — всё это мелькало в памяти синта, в такой одновременно чуждой и до боли родной памяти.       Сжав резиновые губы, Валентайн отвернулся от башни и смёл кирпичную крошку с бежевогго шерстяного жилета. Дольф виновато нахмурился, будто почуяв обрушившийся на напарника приступ воспоминаний. Он снова припал к горлу бутылки.       — Всё скучаешь по прошлой жизни, старик? — спросил Хэнкок, мотыляющий ногой из стороны в сторону.       — Наверное, — негромко буркнул синт и повернулся к гулю. — Иногда накатывает.       — Как насчёт музыки? Вы когда-нибудь танцевали на крыше, ребятки? Советую, особенно под винтом. Тако-о-ой балдёж.       Гуль коварно ухмыльнулся и вытащил из-под отвалившегося уголка кровли маленькое переносное радио с ржавой антенной и ужасно побитым корпусом. Видимо, приёмник хранился там уже давно, покорно служащий своему шумному хозяину во время вылазок на крышу. Покачиваясь туда-сюда, словно приплясывая, он включил прибор и попытался поймать волну. Его спутники удивлённо переглянулись, когда заиграл ужасно хриплый и прерывистый рокабилли. Простенький, но какого-то чёрта невыносимо заводной.       Сияющий от радости Хэнкок вынул из кармана розовую таблетку, подкинул в воздух, словно монету, и в два счёта проглотил её. После этого, абсолютно игнорируя слегка смущённые взгляды присутствующих, он принялся танцевать.       Элли засмеялась в кулак, наблюдая за мэром, который вызывающе двигал тазом и в причудливом ритме опускал и задирал руки. Этот ночной перформанс на крыше разваливающегося Старого Капитолия выглядел и до безумия дико, и невероятно жизнеутверждающе. Словно посреди бесконечной череды кирпичных мёртвых руин вдруг зажёгся яркий, аляповатый, но тёплый огонёк.       — Джон, ты не боишься, что можешь… — начал было тревожиться Ник, но тот перебил его, подпрыгнув, и с нечеловеческой ловкостью развернувшись в воздухе.       — Научись уже расслабляться, старик, нельзя каждую же секунду держать всё под контролем. Доверься телу, плыви по волнам музыки!       — Скат крыши слишком крутой, — хмуро возразил Валентайн и взглянул себе под ноги. — Я бы не стал столь беззаботно плясать здесь, не будь у меня пары крыльев.       Пиво постепенно ударяло в голодную голову Дольфа, и тот почувствовал внутри себя странную смесь нахальной лёгкости и эмоциональной чувствительности. Наблюдая за разнузданным гулем, парень допил до дна и подошёл к синту. Пальцы легли на плечо того, а призывающая улыбка озарила веснушчатое лицо:       — Да ладно, шеф, давай немного оторвёмся, раз мы тут! — он начал легонько притопывать, за что словил настороженный взор жёлтых глаз. — Мы же не зря приоделись в той лавке.       — Дольф, уж тебе-то стоит обнять стену и никуда не двигаться, — заметил Ник. — Ты же явно под действием алкоголя. Помнишь, что в прошлый раз было?       — Ну и что! Давай, Никки, немного потряси старыми болтами вместе с нами.       Он ритмично качался на худых коленях, одной рукой держась за детектива, а второй заботливо прижимая к себе пивную бутылку. Хэнкок одобрительно свистнул, покрутив ручку радиоприёмника. Удалая песня стала звучать громче. Элли тоже отложила иглу и принялась хлопать в ладоши в такт быстрой музыке.       Ник покачал головой, рассматривая завлекающие дьявольские огоньки в тёмных зрачках напарника. Купер же получал удовольствие от происходящего — он хотел танцевать, расшевелить замкнутого детектива, утянуть за собой. Алкоголь требовал уткнуться в его шерстяной жилет, зарыться носом в воротник рубахи, обхватив шею руками. Парень болезненно кусал губы, чтобы не поддаться тянущему желанию и не испортить всё.       — Эй, это просто танцы, Ник! В танцах ведь нет ничего такого? — пытаясь убедить то ли Валентайна, то ли себя самого, воскликнул Дольф.       Наверное, для синта он выглядел как обычно — полным придурком. Несносным, инфантильным и раздражающим. Но мышцы двигали его туловище из одной стороны в другую, подчиняясь зажигательному ритму, а пальцы по-прежнему тянули за рукав. Валентайн не шевелился, молча взирая на подвижного товарища, выделывающего восьмёрки плохо слушающимися ногами.       — Я бы мог станцевать с Элли, но она шьёт, — на всякий случай принялся оправдывать своё излишне подозрительное желание Дольф, — Поэтому стоит растрясти хотя бы Железного Папочку. Наш блистательный мэр прав! Не возражаешь, если я…       Одна из ног афериста внезапно подвернулась о крутой край и, выпучив глаза, тот начал стремительно заваливаться вниз. Дольф и сам не успел понять, что именно произошло — просто всё вдруг куда-то полетело, вертясь, а звёзды приблизились к его макушке, яркие до слепоты.       Крик Перкинс и отборная ругань Хэнкока доносились словно издали. Стальная ладонь Ника в замедленной съёмке летела за ним, но никак не могла ухватиться. Купер сдавленно крякнул, кувыркнулся через бок и… Повис на высоте третьего этажа, как беспомощная марионетка.       Под качающимися ногами маячил разбитый асфальт и ржавые скамьи. Пара дружинников в полном недоумении следила за парнем, болтающимся на достаточно опасном расстоянии от земли в судорожно сжатых пальцах синта. В руке бедняги до сих пор пребывала несчастная бутылка от пива, словно он опасался потерять её и разбить больше, чем себя самого.       Ничего не соображая, Дольф поднял голову вверх. Ник яростно скалил стальные зубы, свисая грудью со ската, а ногами зацепившись за едва держащийся бортик и скол крыши.       — Я тебя сейчас убью, — с болью в голосе прошипел Валентайн.       — Д-да я и сам неплохо справляюсь, — истерично пробормотал парень, абсолютно не понимающий, что делать.       Скрежеща стальными деталями о поверхность крыши, синт съехал ниже на несколько сантиметров. Дольф всхлипнул и пригляделся к тревожно качнувшемуся внизу асфальту. Бутылка всё же выскользнула из его рук, с противным звоном разлетаясь по двору. Дружинники отбежали от взрывающихся осколков, после чего вновь уставились на афериста.       — Ник!.. — хнычущим тоном позвал Купер. — Ник, прости… Я не хотел, чтобы всё так кончилось.       — Я просил тебя не двигаться, паразит, — детектив оценил сначала расстояние до земли, потом — свой зацеп за крышу, после чего принялся потихоньку раскачивать руку с напарником.       — Я просто хотел, чтобы мы все танцевали, — заплетающимся языком возразил Дольф. — Такая ночь хорошая… Такая песня была…       — Ну что, натанцевался?       Купер тоскливо и покорно болтался в пальцах Ника, только сейчас осознав, что от падения его отделяет лишь одно единственное движение стальной ладони. Ледяной пот градом катился с его лба, конечности похолодели и онемели. Он в красках представил ощущения от врезающегося в асфальт тела, от лопающейся селезёнки, от ломающихся с хрустом костей. Если Ник хоть немного ослабит хватку — Дольфа ничего не спасёт.       Даже если не умрёт от удара, то останется калекой. А нужен ли будет Нику напарник с такими проблемами? Вряд ли. Он быстро закончит свою жалкую короткую жизнь в этом смертельно опасном разрушенном мире.       А вдруг сорвётся и сам Валентайн?.. Его конечности могут снова выйти из строя, пружины вылетят, провода порвутся… И всё из-за этой дурацкой идеи, будто танцы — ничего такого. Кто-нибудь вообще подыхал от танцев, или Дольф единственный придурок, умудрившийся вляпаться в такую идиотскую ситуацию?       Снова жуткий скрежет и рывок вниз на расстояние целой ладони возвестил о соскальзывающих под двойным весом ногах. Ещё чуть-чуть — и кусок обшивки оторвётся, а вслед за ним рухнут и оба тела.       — Если я упаду… — вновь всхлипнул парень, беспомощно всматриваясь в ядовито светящиеся зрачки синта. — Если я упаду, то могу умереть. Я ведь даже не успею тебе сказать, что…       — Ты не умрёшь, — рявкнул раздражённо тот и, раскачав Купера как следует, зашвырнул в разбитое пополам окно второго этажа.       Звон стоял настолько оглушительный и неожиданный, что аферист потерял ориентацию в пространстве и просто шлёпнулся на грязный пол лицом вниз. Несколько долгих секунд он болезненно дрожал среди осколков, на открытых частях кожи медленно проявлялись алые порезы.       Едва приподняв шею, опешивший Дольф увидел, как тяжёлое тело Ника срывается с края крыши и повисает руками на подоконнике. Дыхание перехватило, однако синт всё же принялся подтягивать себя вверх, пока не перелез через окно в помещение. Спрыгнув на хрустящее битое стекло, он наклонился над Купером, пытаясь осмотреть повреждения.       — Боже мой, Ник. Ты чуть не грохнулся, — простонал несчастный и оглушённый парень.       — Брось, ну что бы со мной случилось? Ты разве забыл, кто я? — раздражение в родном голосе стало несколько меньше, зато проявились нотки облегчения.       — Вот если бы тут была электроловушка, ты бы так не говорил… — нервозно усмехнулся Дольф, всё ещё пытаясь отдышаться.       Вскинув одну из своих тонких, словно нарисованных пером бровей, детектив сначала пристально пялился на оцарапанное лицо спасённого, а потом внезапно начал смеяться. Не громко, не весело, скорее добродушно, как смеются над пошутившим ребёнком или старым приятным воспоминанием. Аферист улыбнулся краем рта, донельзя довольный фактом, что Ник больше не собирался орать на него. Они оба сидели посреди тёмного пыльного зала и стекольных осколков, избежавшие опасного и нелепого по своей причине падения. Может, лишь на этот раз — кто знает?       Отсмеявшись, старый синт уселся рядом с Купером, придав резиновому лицу заботливое выражение. Потрескавшиеся губы и не скрывали его настроя, взгляд вновь стал таким тёплым и золотистым, что Дольф смущённо опустил голову, не в силах вынести переизбыток чувств, которые от этого взгляда заклубились внутри грудной клетки.       — Спасибо, шеф, — шепнул он, медленно кивая.       — Мне стоит тебя привязать к себе верёвкой. Думаю, только тогда ты останешься в целости и сохранности, — иронично усмехнулся Валентайн и похлопал Купера по плечу.       — Да я итак… Как верёвкой, — ещё тише отозвался Дольф, ковыряя кончиком окровавленного пальца паркет.       Грохот бегущих ног приблизился из-за стены, и в зал, уставленный пустыми стеллажами и выставочными витринами, влетели Джон и Элли. Они испуганно вертели головами, выискивая знакомые силуэты среди мебели и паутины. Завидев Дольфа и Ника, оба рванули к ним, сшибая всё, что попадалось по пути.       — Слава богу! — громко выдохнула Перкинс, падая на пол возле афериста. — Живы. Вы живы. Я, кажется, к утру буду седая от этого всего…       — Эй, зелёная пташка, ты куда от нас решил упорхнуть? — Хэнкок выудил из кармана платок и выразительным жестом потёр красные потёки на лбу и подбородке Купера.       — Это всё ваши вечеринки, — Ник строго скосился на гуля. — Я предупреждал, что идея так себе. Сонные, пьяные, уставшие — а полезли чёрти куда.       — Да ладно тебе, Валентайн. Я же обещал, что эта ночь вам запомнится... Джон Хэнкок выполняет обещания! — сипло объявил мэр и расхохотался. — Главное, что все живы и получили яркие впечатления, так что не дуйся. Сейчас отведу вас по кроваткам, а то светает.       Они помогли Дольфу подняться на ноги и вытерли капли проступившей от порезов крови. Царапины оказались не слишком глубокими, кроме пары штук на руках — но на них в Старом Капитолии нашлись бинты. Обмотав запястья парня, гости отправились в одну из дальних комнат, вновь обогнув роскошную винтовую лестницу. Отперев дверь, Хэнкок указал Дольфу на широкую постель, заваленную скомканным как попало одеялом и целым выводком подушек — и больших, и маленьких. Спальное место принадлежало самому гулю, но тот гостеприимно уступил его усталым и раненым гостям, а сам отправился отдыхать на диване в своём кабинете.       Элли сняла пальто и прямо в одежде прилегла на краешек у стены. Она хотела поболтать с друзьями, но практически мгновенно провалилась в сон. Дольф же упал спиной на противоположную сторону и ещё долго с нежностью глядел на размытую без очков фигуру синта. Тот привычно уселся рядом, придвинул небольшой трёхногий табурет и углубился в книгу. В здании воцарилась умиротворяющая тишина, за исключением тоненько напевающего из другой комнаты радиоприёмника.       Положив щёку на ладони, Купер в каком-то полудремлющем состоянии обводил фигуру детектива взглядом и тихо вздыхал себе под нос. Спасать друг друга от смерти уже становилось их маленькой личной традицией. Чувство благодарности наполняло сознание парня, словно тёплое море, и он нежился на берегу этого моря, наблюдая за прибивающимися к берегу волнами.       «Я чуть не выдал свой секрет, когда понял, что сейчас упаду и разобьюсь, — размышлял Дольф, умиротворённый спокойствием. — Чуть не сказал ему всё… Интересно, он заметил это или нет? Ник даже особо не сердился на мою тупую выходку, хотя мог влепить хорошего такого подзатыльника. Я ведь круглый дурак, но Ник почему-то меня терпит. Он слишком хорош для этого мира… А я, выходит, обманываю его, скрываю то, что думаю по-настоящему. Может, всё же послушаться советов Элли?»       Он зажмурил потемневшие от усталости веки и представил, как говорит Валентайну своё нелепое смущённое признание. Разум податливо дорисовал удивлённо вскинутые брови синта, его сжавшиеся в ниточку губы. Нет, вряд ли он обрадуется. Скорее, совсем не обрадуется, в какие обтекаемые и мягкие формулировки свои чувства не заверни. Это в любом случае будет огромный провал.       Опечаленный мучительной, невыносимой в последние дни дилеммой, парень уткнулся носом в продавленную пуховую подушку и сжал наволочку зубами. Надо было что-то решать. Сказать ему правду или до конца тлеть от этой тайны, выжигающей сердце изнутри? Как морально подготовиться к самому плохому исходу — ведь Ник может попросту отказаться от него, игнорировать, избегать, оставить в Добрососедстве и навсегда уйти в конце концов… Станет ли Дольф жить после этого?       Холодный страх проник в тёплое море благодарности, медленно, но верно покрывая его ледяной коркой. Всё плохо. Всё станет только хуже. Ничего не будет, как прежде, если Купер всё же рискнёт открыть свой рот. Перемены всегда приходят, словно стихийное бедствие, от которого нет никаких укрытий.       Ник считает, что правда и справедливость превыше всего. Но какова будет цена такой правды?