***
Воскресным вечером такси останавливается у дома Чонов. Тэхён сверяет записанный в телефоне адрес с тем, что указан на табличке, а после расплачивается за проезд. Он достает из кошелька и отдает водителю пару купюр, с неловкой улыбкой отказывается от протянутой сдачи и, пожелав хорошего вечера, распахивает дверцу. Автомобиль, моргнув оранжевым светом поворотника, выезжает на дорогу и через недолгое время скрывается из вида. Омега провожает взглядом умчавшееся такси, до последнего сомневаясь, стоило ли отпускать или лучше было бы попросить водителя отвезти его обратно; а после делает глубокий вдох, удобнее перехватывает пакеты и идёт в сторону незнакомого дома. Дом Чонгука выглядит так, словно недавно сменил хозяев. Ремонт в самом разгаре: крыша щеголяет новой черепицей, и на её фоне особенно неопрятными выглядят фасад с узенькой террасой, ободранные от прежней краски. Свежей, светлой краской покрыта лишь верхняя часть стены, у которой установлены строительные леса, заляпанные разноцветными пятнами. На газоне возвышается груда старых, давно пришедших в непригодность вещей. Достаточно бегло осмотреть дом, чтобы стала понятна причина, почему одежда Чонгука выглядит не лучшим образом; и Тэхён нервно передёргивает плечами от мысли, как его истинному неудобно жить в подобных условиях. Внезапно Тэхён спохватывается, что забыл об одном очень важном деле. Он ставит пакеты на короткую траву газона, вынимает из сумки телефон и быстро набирает сообщение Сокджину, в котором пишет, что неважно себя чувствует, собирается принять душ и раньше обычного ляжет спать, и поэтому альфе не стоит беспокоить его звонками или визитом. Проследив, что сообщение доставлено, Тэхён мысленно хвалит себя за предусмотрительность, вновь берёт пакеты и поднимается по ступеням крыльца. Он не успевает постучаться. Его рука зависает в воздухе, когда дверь распахивается, а стоящий на пороге Чонгук хватает омегу и стремительно утягивает в свое логово. — Проходи скорее, — поторапливает Тэхёна чуть ли не светящийся от счастья и улыбающийся во весь рот Чонгук. Заметив на лице омеги замешательство, с готовностью объясняет: — Я тебя уже давно тут жду. Как из окна увидел, что ты приехал, так сразу к двери и побежал. А тебя всё нет и нет. Ты чего так долго шел? Сумки тяжелые? — Нет, совсем не тяжелые, — отвечает Тэхён и протягивает пакеты. — Держи. Это тебе. Обескураженный внезапным подношением Чонгук заглядывает в один из них, а после изумлённо таращит глаза. — Это что? — Новые вещи. Тут пара футболок и толстовка. — Для кого? — туго соображает Чонгук. — Для тебя, конечно же! Надеюсь, я не ошибся с размером. — Зачем? «В качестве прощального подарка. Чтобы я смог отблагодарить тебя за всё хорошее, что ты успел для меня сделать, и с чистой совестью уйти навсегда», — вертится в тэхёновой голове честный ответ, но вслух омега говорит другую фразу. — Было неудобно идти в гости с пустыми руками. — Тэхён, ну ты чего? Не надо было тратиться, — вроде как с укором в голосе говорит Чонгук, но по его порозовевшим ушам и довольной улыбке омега понимает, что новые вещи порадовали истинного. — Это я должен делать тебе подарки, а не наоборот. — Ты уже много раз дарил мне нарциссы. Ничего больше мне не нужно. — Я готов подарить тебе все цветы мира, — с нежностью глядя в глаза, уверяет Чонгук. — На тюльпаны у меня аллергия, — быстро сообщает Тэхён, чтобы предотвратить набеги на цветочные клумбы в его дворе. Ту, которую оборвал и истоптал альфа, вызванные Сокджином рабочие засадили фиалками, не пригодными для букетов. Но рядом есть ещё одна клумба, на которой со вчерашнего дня распустились кроваво-красные бутоны. Услышав про аллергию, Чонгук немного грустнеет — как видимо, от его внимания не ускользнула возможность бесплатно раздобыть новые цветы для обожаемого истинного, — но альфа быстро берет себя в руки. Он, спохватываясь, что всё это время держит гостя в прихожей, ногой пододвигает ближе к омеге домашние тапки, а когда тот переобувается — тянет за руку. — Пойдём. И чувствуй себя, как дома. Как бы ни старался Тэхён, ему не удаётся почувствовать себя «как дома». Совмещенная с кухней гостиная выглядит убого: старая, обшарпанная мебель; повсюду расставлены банки с краской, малярные кисти, полиэтиленовые мешки со строительными смесями и прочий необходимый для ремонта инвентарь. По мнению омеги все эти вещи нужно было бы сложить в одном, специально выделенном в комнате месте. А еще лучше — унести в гараж. Удручающее впечатление немного смягчает тот факт, что в комнате хоть и неумело, но прибрались к его приходу: на мебели видны уже подсохшие разводы от мокрой тряпки и вымыт пол. Но если посмотреть под определенным углом, то становятся видны комки пыли, которые скопились под диваном и кухонным гарнитуром. «А вот не надо пялиться, куда не просят, тогда и грязи не увидишь», — сам себя отдергивает Тэхён и, закончив беглый осмотр комнаты, поворачивается к истинному. Альфа словно не замечает фальши старательно растянутой улыбки Кима. Он с упоением копошится на полках кухонного гарнитура, выискивая подходящие угощения. — Ты присаживайся. Чего стоишь, как не родной? — приглашает за стол Чонгук. Мельком оглянувшись и увидев, что омега опустил ладонь на спинку одного из стульев, альфа отрицательно размахивает руками: — Не-не-не! Стул с пятном не бери. Он расшатанный и может развалиться. — Наверное, его нужно отремонтировать. Или выбросить, — говорит Тэхён, вспоминая сваленную перед домом груду старых вещей. — Батя против, — высыпая в глубокую тарелку соленые орешки, деловито сообщает Чонгук, а после, не сдержав смешка, поясняет: — Он надеется, что однажды дедушка сядет на этот стул и свалится на пол. Но пока что дедуле везёт… На левый край дивана тоже не садись! — снова восклицает альфа, предупреждая истинного об опасности. — Там пружина торчит. — Тогда я лучше постою, — принимает решение омега. Он некоторое время неловко переминается с ноги на ногу, наблюдая, как альфа рассыпает по тарелкам снеки. Потом прислушивается к происходящему в других комнатах. Появление гостя не могло остаться незамеченным, и Тэхён уверен, что очень скоро в гостиную придут родители Чонгука, но во всём остальном доме не раздаётся ни единого звука. — Где твои родители? — не выдержав напряженного ожидания, спрашивает омега. — На работе. Батя взял дополнительную ночную смену. Тэхён едва сдерживает разочарованный стон. Какой же он идиот! Спрашивал у истинного удобное время для встречи, и совсем забыл, что для детей самое лучшее время для приёма гостей — это когда рядом не ошиваются взрослые. Омега злится на себя, потому что по собственной глупости не сможет сегодня увидеться и поговорить с родителями истинного, но вместе с разочарованием и злостью в его душе начинает разрастаться тревога. — То есть, до утра никто из взрослых не придёт? — на всякий случай уточняет Тэхён и, получив в ответ утвердительный кивок, зябко ёжится и вновь оглядывается по сторонам. — Тебе не страшно ночевать одному? Улыбка медленно сползает с лица альфы. Круглые глаза распахиваются ещё шире. Чон смотрит на омегу жалобным, затравленным взглядом испуганного зверька. — Очень страшно, — шёпотом признается Чонгук и, прежде чем тэхёново сердце успевает сжаться от жалости, предлагает: — Останешься со мной на ночь? — Да ну тебя, — отмахивается Тэхён. Омега, расстроенный, что чуть было не попался на глупую уловку, отворачивается спиной к альфе и рассматривает висящий на стене семейный портрет в простенькой деревянной раме. Портрет выполнен красками, но Ким сильно сомневается, что художник писал его с натуры. Скорее, это перерисовка фотографии: семейная пара с ребёнком. Тэхён с легкой улыбкой рассматривает юного омегу, на коленях которого сидит пухлощекий малыш, а стоящий за супругом и наклонившийся вперед альфа со спины обнимает их обоих. Молодые и счастливые. Карапуз в момент съёмки вряд ли вёл себя спокойно. Скорее всего он ёрзал на руках папы и пытался посмотреть на отца, потому что не смотрит в объектив камеры и изображён с чуть приподнятой головой. В глазах привлекательного альфы читается гордость за свою семью и безграничное обожание, а омега… Омега! Тэхён едва не бьёт себя ладонью по лбу, когда понимает, что забыл такую простую вещь. — Ты сказал, что отец всю ночь будет на работе, — говорит Тэхён, поворачиваясь к истинному. — А твой папа придёт сегодня домой? — Нет, — ровным голосом отвечает Чонгук. — Папа не придёт. И вот тут надо бы остановиться с расспросами. В конце концов, какая Киму разница, какими делами занят второй родитель истинного? Его тоже не будет дома — и это самое главное, что нужно было узнать. Тэхён никогда раньше не замечал за собой излишнего любопытства и желания засовывать нос в чужие дела. Но в этот вечер, надеясь, что встреча с родителями Чонгука ещё возможна, он продолжает допытываться и даже пытается пошутить, чтобы смягчить собственную настырность. — А когда он придёт? Тоже завтра утром? Или твой папа сбежал из дома до окончания ремонта? — Нет, не сбежал, — мотает головой Чонгук. — Папа погиб четыре года назад. Чонгук продолжает подготавливать угощения, словно ничего особенного не произошло. Осиротевший ребенок явно храбрится перед истинным, не показывая горечи ненароком нанесённой обиды. Он переносит тарелочки с закусками на стол и достает из холодильника пару бутылок пива, а у омеги начинают гореть щёки и перехватывает дыхание. Тэхён сутулит спину и с сожалением в глазах следит за истинным. Боль чужой потери режет по личной, ещё не зажившей ране. — Чонгук, прости, — шепчет Тэхён. — Я не знал… Даже представить не мог, что… Пожалуйста, прости. Ким подаётся вперёд, тянет к истинному руки, и альфа идет в призывно распахнутые объятия. Чонгук обхватывает омегу, прижимается всем телом и прячет лицо в изгибе его шеи. Он шумно дышит, скорее всего, чтобы не расплакаться в голос, и Тэхён, едва сдерживая выступившие на глазах слёзы, гладит ладонями по волосам, плечам, чуть вздрагивающей спине прильнувшего альфы, извиняясь за свою бестактность и даря необходимое утешение. Проходит несколько минут, прежде чем Тэхён осознает, что что-то тут не так. Чонгук, получив достаточно моральной поддержки, не отстраняется, а продолжает крепко обнимать. Его руки, сперва обвивавшие талию, теперь начинают блуждать по спине омеги и ниже, время от времени легонько поглаживая попку. Дыхание становится жарче и прерывистей. Последние сомнения о происходящем улетучиваются из головы Кима в тот миг, когда альфа толкается бедрами, чтобы потереться об истинного пахом. Чонгук ни капельки не расстроен. Единственный, кто переживает из-за сложившейся ситуации — это сам Тэхён, а альфа всего лишь пользуется сентиментальным моментом, чтобы нахально облапать своего истинного! Почувствовав чужое возбуждение, Тэхён делает попытку отстраниться, но у него ничего не выходит. Его крепкой хваткой удерживают на месте, хоть и не причиняя боли. Твердость члена ощущается даже через ткань одежды, и омега обмирает от страха, вспомнив, что до утра они в доме совсем одни, а подросток, несмотря на худобу, гораздо сильнее, чем это может показаться на первый взгляд. Зря омега убеждал себя, что его истинный ещё совсем ребёнок. Чонгук давно не малыш, а пускай не взрослый, но уже вполне половозрелый альфа. Чонгук не замечает перемены в настроении истинного. Он, тихо урча от удовольствия, трётся лицом о его плечо, шею, щёку. Тэхён широко распахивает глаза, когда понимает, что альфа не просто так прикасается кожей ко всем доступным и обнаженным участкам его тела. Чонгук смешивает их запахи воедино. Альфа помечает истинного своим природным запахом. — Чонгук, отпусти, — просит Тэхён, хоть и не верит, что будет услышан. — Ты меня пугаешь. Вопреки страхам омеги, истинный отпускает его. Чонгук с неохотой разжимает руки и делает шаг назад. Он коротко оглядывается, словно за несколько минут объятий потерялся в пространстве и теперь пытается понять, где он и что делать дальше. — Будешь пиво? — предлагает так, как будто у омеги есть выбор. Как будто не он некоторое время назад достал из холодильника бутылки, решив за двоих. — Я хочу умыться, — отвечает Тэхён, стыдливо пряча взгляд. — Ванная там, — взмахивает рукой альфа, и омега быстро уходит в указанном направлении. «Надо успокоиться и сваливать побыстрее», — сам себя убеждает Тэхён, когда оказывается в разгромленной ванной и плескает ледяной водой на пылающее лицо. Он закручивает вентиль и мокрыми пальцами зачесывает назад волосы. Опираясь ладонями о раковину, покрытую сетью мелких трещин, Тэхён смотрит в старое зеркало, оценивая внешний вид. В мутном отражении он видит свои покрасневшие щёки и блестящий, беспокойный взгляд. Омега из зеркала выглядит взволнованным и утомленным. Слишком много самых разных эмоций он испытал за то недолгое время, что находится в этом доме. Нервная система на грани срыва. Тэхёну хочется вернуться в съемную квартиру, вновь оказаться в тишине одиночества, чтобы занырнуть с головой в ставшее привычным уныние. Но у неугомонного истинного другие планы. — Ты куда собрался? — Чонгук встает на пути у омеги, идущего на выход из дома. Он мягко, но решительно забирает телефон и сбрасывает звонок вызова такси. — Вечер только начался. Сначала мы немножко выпьем… Вот только напиться Тэхёну и не хватало! — Я не хочу пиво, — обрывает чужие рассуждения омега. — Я хочу домой. — Не хочешь пиво — давай фильм посмотрим, — озвучивает новое предложение Чонгук. Он преграждает истинному дорогу, держит его за руку, гладя большим пальцем по тыльной стороне ладони. Под ласковыми поглаживаниями Тэхён немного успокаивается и трезво оценивает свои шансы вырваться на свободу. У него не получится прорваться с боем — Чонгук сильнее. Без телефона, который отнял альфа, не удастся вызвать такси. А ещё… «Если откажешься, то никогда не узнаешь, каково это — смотреть фильм вместе со своим истинным. Другого шанса не будет», — словно змей-искуситель, нашёптывает внутренний голос, и Тэхён поддается соблазну. — Хорошо. Давай посмотрим. Но потом я сразу же уезжаю домой. Чонгук, показывая, что всё услышал и полностью поддерживает решение, важно кивает головой и уводит омегу в родительскую спальню, по пути оставляя его телефон на кухонном столе. Оказавшись в нужной комнате, он с явным наслаждением на лице заваливается спиной на двуспальную кровать и берет с тумбочки ноутбук. — Падай, — хлопает Чонгук по покрывалу рядом с собой. Тэхён обходит кровать и присаживается на самый краешек. — Двигайся ближе. Ты же ничего не увидишь! Подчиняясь требованию, омега сбрасывает тапки и забирается на постель с ногами. Он чуть ёрзает, вымеряя наиболее подходящее расстояние — такое, чтобы увидеть происходящее на экране ноутбука и при этом не очень близко к истинному, — и вздрагивает от неожиданности, когда потерявший терпение альфа обхватывает его и притягивает вплотную к себе. — Вот так — идеально, — улыбается Чонгук и давит ладонью, чтобы уложить голову омеги на свое плечо. — Что будем смотреть? — Что хочешь, — тихим голосом отвечает Тэхён и закрывает глаза. Урчание ноутбука и легкое клацанье по клавишам убаюкивают лучше колыбельной. Запах истинного и тепло его тела даёт ощущение почти забытого домашнего уюта. У омеги больше нет сил сопротивляться. И желания упираться тоже нет. Он умиротворенно выдыхает, чувствуя, как постепенно угасает тревога, а в груди сладкой патокой разливается что-то приятное. Что-то похожее на счастье. «Это обман природы. Я не могу испытывать настоящую радость от того, что меня обнимает почти незнакомый альфа. Из-за истинности произошёл гормональный всплеск, только и всего!» Тэхён сам себя убеждает в ложности нахлынувших чувств, и при этом же не делает попыток отодвинуться от Чонгука. Он перенёс великую утрату. На него обрушилось слишком много горя и разочарований. В жизни осталось ничтожно мало радостных событий, и омега уверен, что он имеет полное право дать себе передышку и насладиться обществом истинного. Хотя бы до тех пор, пока не закончится фильм.***
Вечер воскресенья соткан из поцелуев и ласк. Весенний ветерок, пробравшийся через приоткрытое окно, приносит в квартиру зябкую прохладу, но Хосок и Юнги не чувствуют холода. Они охвачены страстью, их тела мокрые от пота, а комната наполнена стонами и звуками влажных шлепков. Чувствуя приближение оргазма, Юнги вскидывает бёдра и скрещивает ноги на пояснице альфы. Он скребёт ногтями по хосоковой спине, оставляя на коже красные полосы. Хосок на пару мгновений немного отстраняется, чуть приподнимается на руках, чтобы сделать глубокий вдох, а после снова склоняется над омегой, который, обвив его шею руками, тянет к себе. Так гораздо слаще — лицом к лицу, ни на миг не прерывая поцелуи. Так гораздо чувственнее и приятней — проникновение ощущается глубже, и каждый ритмичный толчок вырывает из груди стоны удовольствия. Хосок кажется абсолютно неутомимым. Его запредельные сексуальные потребности вкупе с выносливостью, выработанную тренировками, сводят омегу с ума. Ещё никто из альф не мог так полно удовлетворить Юнги, и он мечется под взмыленным истинным, выжимая из него все силы и взамен отдавая себя. Во второй раз омега кончает первым. Он прогибается в спине и со звонким стоном пачкает животы обоих. Хосок глухо рычит и ускоряет темп, чтобы догнать своего истинного и излиться глубоко внутри его тела. Юнги так нравится — чувствовать своего альфу от начала и до самого конца, поддаваться природному инстинкту целиком и без преград в виде ненужных презервативов. Чуть отдышавшись, Юнги одаривает Хосока довольной улыбкой. Лениво проследив, как истинный устраивается на лежащей рядом подушке, омега тянется к прикроватной тумбе, чтобы взять пачку сигарет, но ему не удается это сделать. — Почему мы с тобой только спим? — внезапно спрашивает Хосок. — А что? Тебе не нравится? — Юнги перестает улыбаться. Он не любит вопросы, на которые не знает ответы. Или знает, но не желает обсуждать подобное. — Конечно же нравится! — заверяет Хосок. — Просто помимо секса есть много других интересных занятий. — Например? — хмурит брови Юнги. Он, вспомнив про желание закурить, вновь тянется к тумбе, но альфа перехватывает его руку и поворачивает на бок, лицом к себе. — Например, мы могли бы вместе куда-нибудь сходить. — Хорошо. В следующие выходные обязательно куда-нибудь сходим, — легко соглашается Юнги. Понимая, что покурить в ближайшее время ему не дадут, омега переключается на не менее приятное дело. Он зачесывает назад влажные волосы альфы и пододвигается ближе, намереваясь продолжить сексуальный марафон, но истинный осторожно уклоняется от новых поцелуев. — Не сейчас, — останавливает омегу Хосок. — Давай для начала хотя бы поговорим. Я же почти ничего про тебя не знаю. «И слава богу», — думает Мин, а вслух произносит: — Что именно тебя интересует? — Всё! Мне интересно всё, что связано с тобой: любимый цвет, любимое блюдо, любимые цветы, какой вид отдыха ты предпочитаешь, чем занимаешься в свободное от работы время. — Вот значение последней фразы вообще не понял, — хмыкает Юнги, для которого уже много лет работа стоит на первом месте, а свободного времени практически не бывает. — Я считаю, что у любого человека должно быть какое-нибудь хобби, — то ли не замечая, то ли игнорируя чужую иронию, объясняет Хосок. — Всё равно какое. Главное, чтобы оно приносило радость. Работа — это конечно же важно, но на ней жизнь не заканчивается, а добиться успеха можно в любом деле. Это же так здорово — с каждым днём становиться всё лучше и лучше, ставить цели, достигать их и понимать, что это не предел, что ты способен на большее! — Полностью с тобой согласен. Омега тоже считает, что Хосок способен на гораздо большее, чем уже сделал, и с легкостью осилит третий раз, но едва он припадает поцелуем к губам альфы, как тот вновь останавливает его. — Да подожди ты, — немного расстраивается Хосок, осознав, что истинный не хочет поддерживать беседу. — Ты так и не ответил, какое у тебя увлечение. — Шью плюшевых мишек. — Правда? — изумляется Хосок. — Нет. Юнги, воспользовавшись замешательством альфы, хватает с тумбы пачку с зажигалкой и вытягивает одну сигарету, но прикурить не успевает. Хосок, быстро справившись с эмоциями, осторожно забирает их у омеги из рук и кладёт со своей стороны кровати. Так, чтобы тот не смог до них дотянуться. — А мне нравится танцевать, — как ни в чём ни бывало продолжает разговор Хосок, не обращая внимание на недовольно скорченное лицо истинного. — Родители против, а мне плевать. «Ну надо же, какой у Чонов непослушный сынуля, — размышляет Мин. — Они, наверное, ещё даже не представляют, насколько он непослушный». — Почему твои родители против? — спрашивает он вслух. Раз уж альфа серьезно настроен на разговор, то Юнги не против недолго потрепаться, взамен надеясь получить сладкую награду. А ещё потому что немножко — самую капельку — интересно. — Считают это пустой тратой времени, — печально вздыхает Хосок. — Они думают, что я занимаюсь музыкой, а на самом деле я хожу в танцевальную студию. Если предки узнают правду — закатят скандал. «Представляю, как взбесится твой папаша, когда узнает, что ты втихаря бегаешь не только потанцевать, но и потрахаться с Мин Юнги», — мысленно злорадствует омега. — Но мне пофиг на скандалы, — храбрится перед истинным альфа. — Пускай говорят, что хотят. От танцев я никогда не откажусь. — Почему. — Потому что это круто! Танцы для меня это… это… — Хосок запинается, стараясь подобрать нужные слова. — Это моя страсть. Мой воздух. Танцевать для меня так же необходимо, как дышать. Когда я танцую — я живу. Я действительно проживаю море самых разных чувств. И самое главное, все эти чувства я могу показать другим, выпустить их наружу. Движениями тела я могу выразить нежность, восторг, неловкость, испуг, тоску, любовь. Да что угодно! Танец для меня — ещё один способ общения. Всё то, что невозможно высказать словами, можно рассказать языком танца… А ты чего такой расстроенный? — беспокоится Хосок, заметив, как мрачнеет лицо истинного. — Если я расстроенный, значит, меня надо утешить, — быстро взяв себя в руки, игриво ведёт бровью Юнги. Он кладёт ладонь на пах истинного и начинает поглаживать, с удовольствием отмечая, как дыхание альфы становится глубже, а член наливается тяжестью. Распаляет желание альфы и возбуждается сам, пытаясь страстью вытеснить из головы ненужные сожаления. Юнги как никто другой понимает, о чём только что говорил Хосок. Когда-то очень давно он и сам чувствовал подобное, но погасил горящий в груди огонь. Когда-то Юнги тоже спешил после школы на занятия. С трепетом и волнением постигал азы пока ещё неподвластного, но влекущего «языка». Вот только это был не язык танцев. Это был язык музыки.