*****
Агрон проводит добрую половину дня, делая вид, что верхнего этажа его дома не существует, вплоть до вещей и прочих существ, которые могут там быть, а могут и не быть. Но в конце концов он уже больше не может игнорировать все это дерьмо, потому что должен во всем, мать твою, разобраться, и он ищет имя Чадара в интернете, не готовый пока подниматься вверх по лестнице. Чадар, как не удивительно, не так уж и много в стране, и только одна находится относительно недалеко, поэтому он сначала набирает этот номер. — Алло, — на том конце провода звучит женский голос. — Привет, — это все, что Агрон может произнести, и замолкает. Он так и не придумал, что сказать. Это какое-то безумие, но он должен попробовать. — Я, э-э, недавно завел собаку. — Вроде бы неплохое начало. — И? — спрашивают на том конце, когда Агрон снова замолкает. — И он… не знаю, как это объяснить, он… ну… — Больше не собака? — предполагает Чадара с ликованием в голосе. — Какого черта? Откуда вы это знаете? Она смеется. — Неважно. Просто дайте мне свой адрес, и я приеду и заберу его. Агрон хмурится, хотя она его не видит. — Если вы думаете, что я позволю какой-то случайной незнакомке приехать и вот просто так забрать моего пса, то вы чертовски заблуждаетесь, — говорит он, потому что, Цербер это, конечно, еще больший фрик, чем Агрон может вообще себе представить — не представляй его, о боже, не представляй — но это все равно его пес, и он несет за него ответственность. — Я думала, вы сказали, что он больше не собака. — Ну, он не был, но теперь снова стал. — Правда? — Теперь это звучит так, как будто это она хмурится. — Да. И он прячется под моей кроватью. На некоторое время Чадара умолкает. — И давно он у вас? — Хм… — Агрону приходится вспоминать. Кажется, что прошла целая вечность. — Чуть больше двух месяцев. Но не так, чтобы два с половиной, я думаю. — Два месяца? — Голос Чадары звучит скептически. — Правда? Вы уверены? — Да. Я не выкидывал документы из приюта, если нужно доказать. Правда, не помню, куда я их засунул. — А насколько он привязан к Вам? — спрашивает Чадара после очередного долгого молчания. — Позволяет ли прикасаться к нему? — Да. Агрону странно это говорить, ведь гладить собаку это одно, а гладить собаку, которая может превращаться в человека, — совсем другое. Это похоже на какое-то… насилие. Правда, какое именно и над кем, Агрон не может понять. — Разрешает погладить его, поиграть? Искупать его? — Да, да и да. К чему вы клоните? — Он начинает раздражаться и путаться. Все это какое-то… полное безумие. Он должен повесить трубку и просто сделать вид, что ничего не произошло. Это было бы намного проще. — Два месяца… — Она задумчиво произносит. — Подождите, вы тот парень из парка? — Ну, иногда я хожу в парк. — Твоя собака пыталась меня убить, — говорит Чадара, похоже, забавляясь. — О! Да, это был я, — соглашается Агрон. — Ты назвал ее Адской гончей, и ты… ну, да. Да, я понимаю, как это произошло. — В ее голосе появляется еще больше веселья, и даже определенно слышны развратные нотки. — Вы можете мне помочь? — прерывает он ее, не понимая, что она находит таким чертовски забавным. — С чем? — Ну, даже не знаю. Может быть, с тем, что у меня под кроватью находится собака, которая может превращаться в человека! — Он не собака, — просто говорит Чадара. — Он оборотень. И позволь заметить, что под кроватью иногда можно обнаружить гораздо более худшие вещи. — Но что мне с ним делать? — в отчаянии спрашивает Агрон, не обращая внимания на то, что оборотней вроде как не существует: он просто в шоке, ок? — Я бы сказала, что ты лучше меня умеешь с ним обращаться. А ему я сейчас не очень нравлюсь. Так что, удачи! — Она бросает трубку. Нет, она действительно бросила трубку. Агрон смотрит на телефон, не желая в это верить. Ебать твою мать.*****
Агрон просыпается и потягивается, ворча, когда чувствует, что его тело ломит, протестуя против того, что ему пришлось всю ночь спать на диване. Он пытается перевернуться, чувствуя, что в ногах лежит что-то тяжелое и теплое. Адская гончая скулит и прячет морду между диваном и ногой Агрона, когда тот приподнимается, чтобы иметь возможность посмотреть на своего пса. — Эй, — мягко говорит Агрон, протягивая руку, чтобы погладить Цербера по голове. Оборотень или нет, но Агрону не нравится, когда его собака страдает. Он усмехается, почесывая уши Цербера. Вчерашние события вдруг стали казаться нереальными. Конечно, Цербер не превращался в человека. Конечно, он не оборотень — может, в нем и есть немного волчьей крови, но не более того. Собаки не превращаются в людей просто так. Оборотни — это просто выдумка. — Верно, малыш? — говорит Агрон, усаживаясь поудобнее и оказываясь напротив Цербера, чтобы иметь возможность посмотреть тому в глаза. Он гладит густую шерсть на боках. — Ты ведь обычная собака, правда же? Может быть, немного крупнее и мощнее, чем обычная псина, но в остальном — просто собака, верно, дружище? Адская гончая бросает на него извиняющийся взгляд и спрыгивает на пол, а через секунду на ее месте стоит человек. — Ебаные боги, — бормочет Агрон и ложится обратно на диван, прикрывая глаза рукой. Если он ничего не видит, значит, этого не существует, правда же?*****
— Выходит, ты действительно оборотень? Иисусе… После трех чашек кофе Агрон чувствует себя немного лучше, но все равно ему кажется, что реальность продолжает ускользать от него, как будто какой-то занавес отодвигается, показывая, что находится за ним: защитная марля содрана, обнажив мир и оставив его странным и пустым. На его кухне оборотень. Который приготовил ему кофе. На нем самые маленькие Агроновские треники и футболка, которые тем не менее выглядят как плащ-палатка. — Да. — Парень, похоже, нервничает, его глаза бегают по всей кухне, а пальцы постукивают по столешнице. Он все время ерзает, как будто ему не совсем комфортно в своей коже. Может быть, ему нравится быть собакой… в смысле, волком? — Я так понимаю, тебя зовут не Адская Гончая? И если у Агрона еще оставались какие-то сомнения в том, что это действительно Адская Гончая в человеческом обличье, то они буквально сметаются, когда темные глаза устремляются на него. Приятно осознавать, что есть вещи в этом мире, которые не меняются. — Нет. Я Назир. Агрон кивает. Это имя однозначно подходит ему больше, чем Адская Гончая. — Извини… за вчерашнее, — говорит Назир, отводя взгляд. — Превращение после долгого перерыва меня немного… дезориентировало. Агрон замечает, как янтарь продолжает течь из его глаз, как будто ему трудно держать себя в узде. — Я говорил с Чадарой. Она, кажется, удивилась, что ты все еще здесь. Назир вскидывает голову и смотрит на него. — Ты говорил с Чадарой? Что она сказала? Я собираюсь убить эту стерву! И похоже, что так оно и есть — он вскакивает со стула, его глаза скорее желтые, чем карие, а зубы удлиняются, превращаясь в клыки. О, боги. — Зачем? — спрашивает Агрон, чувствуя, как внутри у него все переворачивается от такой картины, и это, кажется, заставляет Назира прийти в себя, и он медленно садится, снова становясь человеком. — Это она во всем виновата, — сердито говорит парень. — Я не знаю, что именно она сделала, но каким-то образом она заставила меня изменить свою сущность и оставаться таким в течение нескольких месяцев. — Она тоже оборотень? — спрашивает Агрон, и вот она, фраза, которую он никогда не думал произнести вслух. Звучит вроде как круто. Ну, почти. — Нет, ведьма. — Ну, разумеется, — говорит Агрон, и он даже не собирается пытаться что-то делать с этой информацией прямо сейчас. — Она любит меня разыгрывать, — кисло говорит Назир. — Семьи, в которых я оказался, — ухх. У меня были дети, которые пытались заплетать мне шерсть и кататься на спине, и это даже не самое худшее, что со мной случилось после обращения. Агрон не может на это не улыбнуться. — Значит, все было не так уж плохо? Назир снова поднимает на него взгляд и выглядит странно уязвимым. — Нет, — говорит он. — Все было не так уж плохо. — Тебе есть куда идти? — спрашивает Агрон после короткого молчания. — Место, где можно жить, или… Назир пожимает плечами. — Последние годы я, в основном, бродяжничал. — Сколько тебе лет? — спрашивает Агрон. Он смотрит телевизор, читает книги — знает, что сверхъестественные существа часто старше, чем кажутся. — Двадцать четыре, — отвечает Назир и, кажется, сдерживает улыбку. — И давно тебе двадцать четыре? — спрашивает Агрон, сузив глаза. — Около пяти месяцев, — отвечает Назир, и теперь он определенно улыбается. — Так ты, что, изгоем стал? — интересуется Агрон, решив, что лучше сменить тему. Назир закатывает глаза. — Нет. Просто я еще не остепенился. — Бродяжничать, наверное, намного проще, когда есть возможность по желанию превращаться в животное, — размышляет Агрон. Затем его снова охватывает странность ситуации, и он встает, чтобы взять пиво из холодильника. Алкоголь — лучший способ справиться со странными ситуациями. — Хочешь? — предлагает он Назиру. — Нет, спасибо, — Назир сглатывает. — Я… я думаю, мне надо уйти. Убраться с глаз долой. Спасибо за… ну, знаешь, за все. Агрон хватает его за руку, не обращая внимания на то, как в ответ на это прикосновение глаза Назира меняют цвет, а сам Агрон чувствует пробегающий по позвоночнику холодок. — Перестань, — говорит он. — Если тебе больше некуда идти… тогда оставайся. У меня есть место. Назир колеблется. — Ну, если тебя не затруднит… — Нет, — убеждает Агрон. — Все в порядке. Просто не мочись на ковер, а из холодильника бери все, что захочешь. — Серьезно? — раздражается Назир. — Шутки про собак? Агрон улыбается и делает глоток пива. — Либо это, либо истерические крики. Выбирай. — По-моему, ты довольно спокойный, — говорит Назир, слегка наклоняя голову, словно прислушиваясь к чему-то. — А что касается еды, то мне не обязательно есть твою. Я могу охотиться. — И на кого? — подозрительно спрашивает Агрон. — Если это люди, то я не смогу с этим мириться. Хотя, у меня есть парочка бывших бойфрендов, которых, я бы не возражал, чтобы их погрызли, а еще есть Крикс… но все равно, убийство — это неправильно. — Я обойдусь кроликами, — спокойно произносит Назир. — Кроликами? — возмущается Агрон. — Но они такие милые и пушистые! Назир даже не удостаивает его ответом. — Можно мне принять душ? — спрашивает он вместо этого. — Я не могу даже вспомнить, когда я принимал душ в последний раз. Агрон хоть немного и раздражен пониманием того, что похоже все купания, которые он ему устроил, а также все царапины и недовольные рыки, которые он за это получил, ничего не значат, все же идет за полотенцем и свежей рубашкой.*****
На следующее утро Агрон пробуждается в своей постели, чувствуя сильный жар, и когда немного приходит в себя, замечает, что к его боку что-то прижато. Он улыбается и одной рукой гладит мягкий мех, прежде чем окончательно проснуться, а затем отдергивает руку, словно обжегшись. — Назир? Назир — в волчьей форме — моргает, просыпаясь, и сонно смотрит на Агрона, прежде чем резко превратиться в человека и выскочить из постели, отойдя от Агрона так далеко, как только может. — Черт, — он широко раскрывает глаза. — Мне очень жаль. Я немного менее сдержан, когда я волк, — добавляет он с извинениями. — Что? — спрашивает Агрон, протирая глаза. Нет, это уже слишком. Он подумывает о том, чтобы снова заснуть и больше никогда не просыпаться. Ему больше нравилась жизнь до того, как эти чертовы оборотни стали пробираться к нему в постель, пока он спит. Может быть, сейчас настало время для отсроченной панической атаки? — Все происходит более… инстинктивно, — пытается объяснить Назир и кажется краснеет. — Человеческие границы и тому подобные вещи не так важны, когда я волк. Агрон поворачивает голову так, чтобы она покоилась на подушке, и просто смотрит на Назира. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. Он не уточняет, имеет ли в виду свою постель, или свой дом, или свою жизнь — он и сам толком не понимает. — Я не знаю, — тихо говорит Назир. — Ты просто… Он осекается и издает разочарованный стон. — Чадара, кажется, удивилась, что ты так долго здесь пробыл, — говорит Агрон, надеясь на… что-то. Он понятия не имеет, на что. — Да. — Назир, кажется, еще больше взволнован. — Просто в тебе что-то есть. — Он говорит почти обвиняюще. — Да? — тихо реагирует Агрон. Но Назир больше ничего не говорит, а через минуту делает шаг и выходит из комнаты. Агрон вздыхает, переворачивается на другой бок и снова засыпает. Еще слишком рано, да и вчерашний день был не из легких. Только когда в полдень он поднимается с постели, то понимает, что Назира нигде нет. Нет в его доме.