Ради тебя, вместо тебя, с тобой...

Не уходи. Ты — смысл всех побед, всех битв, побегов, сломанных запретов, ты — солнцем коронованное лето, ты — небо разрумянивший рассвет. Пусть ничего не вечно под луной, пусть мы — одна лишь пыль в ладонях ветра, но нам идти дорогами бессмертных, пока ты будешь следовать за мной. Джио Россо

      Расчетливо грозно захлопнул Драко за своей спиной тяжелую засовную дверь, медленно лязгнул с оттяжкой затвором, пышно откинул фалду плаща, открывая половину форменного обмундирования и шипастый зловещий эполет, но капюшон, конечно, с головы не сбросил — никто из стражей не светил лицом понапрасну. Коридор перед глазами Драко уходил далеко вглубь. Он помнил его, эту пару рожков, мерцающих еле-синим, запах, особенно сырой и затхлый, потому что, в отличие от двух других ярусов, в третьем ни у одной из камер не было даже малюсенького окна, позволявшего бы воздуху циркулировать, а узнику надеяться на свет. Полумрак, запах и… тишина. Тишина особенная, тишина, которую Драко уже хорошо изучил за прошедший год. Тишина-испуг, тишина-ожидание, тишина почти набожная. Эта тишина была живой субстанцией, её можно было ощущать, понять и даже осязать при желании.       — Меня зовут Шедоу! — громким эхом разнеслись вдоль камер слова Драко. — Я ваш новый надзиратель, — он вынул из крепления на поясе трость и со свистом взмахнул ею в воздухе, весомо рассекая густую затаившуюся тишь. — Весь распорядок остается прежним, — хрипло вещал Драко и медленно шел по коридору вдоль камер-ям, по привычке стараясь держаться больше в тени. — Если вы не будете доставлять неприятности мне, — громко вдарил набалдашником о каменную стену, — я не буду доставлять неприятности вам, — закончил он свою речь, дойдя вдоль стены до конца туннеля, развернулся и, закусив почти до боли нижнюю губу, стал считать шаги обратно. Это отвлекало, отстраняло его, чуть-чуть усмиряло грохочущее сердце. Десять ям от начала и три от конца... Он мог бы и не считать, он знал расположение этой темницы так хорошо, что разбуди его среди ночи, и он с закрытыми глазами мог бы начертить её план. Три камеры от конца...       Метсон — бывший стихийный маг, в порыве ярости истребивший диким огнем целую деревню. Заточенный уже десять лет как. Окончательно безумен последние два. Говорили, что пару месяцев назад он откусил сам себе язык.       Слейтор — пытавший когда-то просто ради собственного удовольствия и во славу Темного Лорда всех нечистокровных, кому не посчастливилось встретится на пути. Пленен шестой год, но всё ещё агрессивен и дерзок. Говорили, что ему чаще всего доставалось стилетом за его выходки и ругань от стражей.       Тейлор — двенадцать лет в темнице. Слеп, немощен, покладист как дитя. Едва двигается, не разговаривает, а в последний год и почти не ест. Скорее уже дух, чем тело, вот-вот стремящееся пополнить списки «убыли». Убийца, из ревности пустивший смертный луч в собственную жену.       И...       Еще четыре шага. Два, если идти во весь размах. Узник 12418...       Поттер — магический обмен жизнью. Обет Фемиды. Информация засекречена. Третий год в заключении. Впадает в периодическое помешательство. Молчалив, не опасен, сопротивления не оказывает...       Эти данные тоже были впаяны почти на подкорку, заучены, как любимый стих, что шепчешь порой даже неосознанно перед отходом ко сну.       Драко остановился у заветной знакомой ниши, у проклятой решетки и, собрав все крупицы самообладания, поднял от каменного пола глаза. Он так долго готовился, такое множество раз представлял себе этот миг. Думал, воображал, что увидит в глубине этой мглы, что почувствует? Отблеск огня подчас опаснее самого пожара*. Так и теперь Драко понял, что все его предчувствия и ожидания были более тревожными и волнительными, болезненно нечёткими и оттого такими терзающими, чем то, что он испытывал сейчас, когда время пришло и всё свершилось. Он был на удивление собран и спокоен, как человек, испытавший уже весь спектр сомнений, опасений, метаний. Сейчас он был и чувствовал себя совершенно уверенным, несгибаемым настолько, что разверзнись земля и яви самого Иблиса, он и тут не дрогнул бы, не утратил решимости.       Холодная сталь прутьев обожгла пальцы. Драко подошел вплотную к решетке и вгляделся в темноту. Глаза, быстро привыкшие к густой черноте, выловили очертания нар и матраца, течение теней по каменной кладке, сор на полу и в самом углу силуэт. На долю секунды, на этот краткий миг узнавания Драко вздрогнул, кольнуло в сердце, сжалось...       ОН стоял, стоял во весь рост, роба висела на острых плечах как на вешалке, длинные штанины укрывали голые ступни, из рукавов торчали костлявые запястья, голова была опущена к груди, и лицо укрывала не только тень, но и сильно отросшие, свисающие вниз неопрятными колтунами волосы.       Рука Драко всё же дрожала, пока он отпирал замок, пока отворял решетку и тихо затворял её за собой. Дыхание его участилось, и по телу пополз холодок обреченного ужаса. Неужели он все-таки опоздал? Не успел?!       — Номер 12418, — негромко сказал он и сделал неуверенный шаг вперед, — вы проследуете со мной для положенной вам прогулки. Протяните руки вперед, — голос Драко был сиплый, воздуха будто не хватало. Узник не шелохнулся, словно и не слышал его, не замечал присутствия.       Драко осторожно подошел ближе, и силуэт слегка, едва-едва качнулся, похожий на листок на ветру — чуть-чуть дрогнули его плечи, и ожили на миг руки, шевельнулась нога, и от этого движения тут же лязгнула по полу цепь. Этот звук ударил Драко под дых, он едва устоял ровно, боль, которую он испытывал в этот момент, была почти нестерпимой. Медленно, как к дикому раненому зверю, стал подходить он к узнику ближе, потянулся вперед и легко, почти невесомо дотронулся до его руки в том месте, где обычно у взрослых сильных юношей, каким он и помнил Гарри Поттера, должны были быть твердые мышцы, бицепс, юная плоть. Но Драко наткнулся пальцами на кость, обтянутую кожей, на грубую ткань робы, укрывающую ветошь тела. Пальцы Драко с предательским трепетом скользнули вдоль руки узника к его предплечью и слегка сжали запястье, ледяное и тонкое, узкое, будто запястье ребенка. Он почувствовал, как к горлу подступает ком. Да, он продумал всё, всё учёл, всё... кроме чувств. Кроме зова сердца, кроме своей неистребимой нежности.       — Гарри... — шепотом позвал он и осторожно погладил хрупкую ладонь.       И узник 12418, властелин его мыслей, Гарри Поттер, человек номер один в душе Драко вот уже третий год, его, его человек, вдруг будто очнулся, проснулся, как просыпается жизнь в нагретой солнцем стоячей воде, и поднял голову. Он посмотрел словно незрячими глазами на Драко и мягко, несильно, как цепкая птичка ответил на прикосновение дрогнувшими пальцами. Впалые щеки, все черты лица будто заточены, глубокие глазницы и в них мутная тина — всё ещё зелена, но застыла, совсем не живая, далекая от реальности. Сухие истрескавшиеся губы, густая борода, скрывающая пол-лица, и иссечения на лбу, пять старых незаживших порезов прямо над бровями.       Волна ярости полыхнула по позвоночнику, жадной пастью кусая Драко за каждый нерв. КТО?!! КТО ПОСМЕЛ?!! Пусть сдохнет! Сдохнет как пёс, как свинья, как последний из проклятых на земле! От гнева Драко затрясло, и злые слезы заполнили глаза до ряби. О, он был прав, что не позволял себе приходить сюда! Он был тысячу раз прав. Иначе Саллен да и все, кто тут хоть раз бывали, точно поочередно находили бы последнее пристанище у скал, прибитые к ним равнодушным прибоем однажды поутру.       — Гарри... — голос Драко дрогнул, но, сглотнув ком своей ярости, жалости, тоски, он попытался взять себя в руки и, резко выдохнув, в упор посмотрел в отстраненное лицо узника. — Гарри... — позвал он мягко. — Нам надо идти, — внушал он ему как ребенку. — Тебе надо пройтись. Со мной. Сейчас.       — Да, — вдруг чётко и так разумно ответил тот, что Драко вздрогнул и выпустил его руку. — Да, ты прав, уже пора, — кивнул Гарри и улыбнулся. — Я рад, что это ты будешь провожать меня. Ты сегодня такой тёплый.       Драко резко вскинулся и снова вгляделся в замутненный взгляд напротив, в блуждающую страшную улыбку, в нежность, озарившую это ссохшееся лицо. Гарри не понимал его. Не узнавал! Драко сжался и снова почувствовал холод безнадежности. Он опоздал! Гарри... Он... Он думает, что перед ним ангел смерти, в его видениях Драко принял образ проводника за черту. Гарри не здесь, не в этой камере, он далеко и говорит с ним оттуда.       — Чёрт бы тебя побрал, Поттер... — тихо простонал Драко и решительно вскинул тому руки вперед.       Чтобы провести узника через коридор и лестницы на площадку для прогулок, того нужно было облачить в кандалы, провести по специальному проходу в этих цепях через привратников, это нужно было сделать, нужно!       Кощунством было сжимать на этих руках оковы. Кощунством было вести его так, в тряпье, почти незрячего, погруженного в мир иллюзий и теней, через весь коридор. Подталкивать своей злой тростью, слушать лязг цепей на его ногах и видеть перед собой камешки позвонков, торчащих из-под разодранного ворота робы, склоненную голову, неуверенную поступь старика, безмолвно открывающиеся губы... Но Драко сделал это! Он вел своего арестанта вдоль камер и шипел на него ядом, ненавидя каждое выпавшее слово. Он вонзал ему в спину трость, он рычал на его нерасторопность и безучастность, пока вёл по лестнице к проходу в туннель, мимо заключенных, мимо стражи, мимо привратников. Он шел, понукая своего молчаливого узника, и смотрел, смотрел на его сгорбленную спину, на эти кости, на спутанные волосы, на грязные ноги и дикий излом плеч. Смотрел и истекал кровью. Смотрел и давал обет. Смотрел и любил так, как никто никогда не любил на земле!       Выйдя из туннеля, они будто окунулись в густую амальгаму. Так серо, но ярко было после темноты. Море, скалы, небо и воздух сливались в единое разбавлено-ртутное пятно, чуть сверкающее на далеком горизонте свободы.       — Идём, Гарри, идём, — тихо говорил Драко, наконец-то перестав зло шипеть и притворяться.       Как всегда, шквальный ветер взметнул его плащ и волосы, обдал холодной россыпью солёных брызг прибоя. Где-то вдалеке протяжно крикнула чайка, но этот резкий звук тут же потонул в общем береговом гуле. Теперь Драко шёл не позади своего бесценного узника, а рядом с ним, и не таясь чуть придерживал его за острый локоть. Камни, затянутые зеленоватой патиной, скользили под ногами, и он боялся, что Гарри упадет. Им нужно было пройти ещё немного, до поворота, ближе к берегу, к чёрному мысу. Там была пещера, изученная Драко вдоль и поперек — его тайное место, его схрон. Теперь, за стенами замка, ему уже не надо было опасаться чужих глаз и ушей, но нужно было подготовиться к переправе. Подготовиться основательно, чтобы обмануть и не привлечь к себе главных смотрителей, стражей, охранников Азкабана. Вечных тёмных рыцарей в небе, чёрных призраков, блуждающих в мареве над замком и морем. Они всегда начеку, всегда ждут, всегда голодны... Дементоры! Не обратили бы внимания на очередного аврора в лодке, окутанного теплом собственной магии и мундира, но стерли бы в труху и мел душу беглого пленника, заметь они его в лодке рядом.       — Идем, Гарри, идем, — мягко, но с нарастающей тревогой чуть подтягивал к себе узника Драко и бережно сжимал его руку у предплечья, маня за собой. И тот покорно шёл следом. Казалось, что ни холод и острота камней под ногами, ни ветер, ни внезапно обрушившийся ослепляющий свет не затронули его, не растормошили эту тину. По-прежнему он не поднимал головы, не пытался заговорить, не реагировал никак ни на слова, ни на присутствие Драко.       Послышался хруст гравия и хлопанье крыльев. Драко насторожился и прибавил шагу, в нескольких метрах уже был виден вход в пещеру. Времени еще было вдосталь, но дело осложнялось безучастностью Гарри. Он был словно тряпичная кукла, и Драко не мог знать, как поведет тот себя, когда окажется в лодке, сможет ли не выдать своего присутствия.       Войдя внутрь грота, Драко в тот же миг снял с Гарри оковы, вначале с рук, а после и с ноги, там, в том месте, над щиколоткой была совсем стертая кожа, подсохшие полоски крови и уже давно зарубцевавшаяся ткань ниже. Рабский след, отвратительное клеймо, незаживающая рана презренного. Драко коснулся рубца большим пальцем, кожа в том месте горела, воспаленная, слишком мягкая, истончившаяся. И снова это чувство... будто ему все внутренности вынули и, перемешав как попало, впихнули обратно, и всё болело, жгло, стенало — так больно, так больно... невыносимо! Гарри вдруг тихо застонал, и Драко отдернул руку, понимая, что причинил ему ещё одно мимолетное страдание. «Нет уж! Хватит!» — зло оскалился Малфой. Он никогда, НИКОГДА больше не будет страдать! Лучше смерть, лучше смерть...       В пещере все звуки извне стали приглушенными, не слышно было завывания ветра и рёва волн, но эхом разносились малейшие движения, шаги, шорохи. Грот был глубоким и гулким, со свода непрестанно капала вода, и даже этот незначительный звук отдавался от стен.       Под камнем в небольшой нише Драко, как и должно было, нашел оставленные им здесь мантию-невидимку, несколько пузырьков с укрепляющим зельем и волшебную палочку. В Азкабане было запрещено колдовство, разве что незначительное, для которого требовались самые минимальные навыки невербальной магии — свет, вода — простейшие манипуляции, доступные любому опытному чародею. Все волшебные палочки стражей хранились вместе с их личными делами в кабинете директора тюрьмы, и Драко пришлось немало постараться, чтоб раздобыть себе новую, когда этот факт выяснился. В один из своих отгулов на материке он заменил свою палочку новой, почти такой же, но из каштана. Он мог бы пользоваться и новой, но не хотел оставлять в Азкабане ни частички, ни толики, принадлежавшей Гарри, и потому, вернувшись с увольнительной, он сдал директору новую палочку, а ту, что досталась ему от Гарри, припрятал здесь, в этой пещере, до главного часа! Тепло легла она вновь в ладонь, знакомо-пламенно полоснула по венам золотисто-медовыми всполохами. Первым делом Драко трансфигурировал лохмотья Гарри, свисающую с его плеч робу, в теплый, мягкий темный костюм. Свитер и брюки кашемировыми лапками обласкали израненное тело узника, и он вздрогнул и поднял голову.       — Вооот, — улыбнулся Драко. — Так-то лучше. Смотри на меня, смотри, — приговаривал он, стараясь задержать на себе блуждающий взгляд Гарри. — Теперь на-ка, выпей это, — он поднес к плотно сжатым губам узника фиал с зельем и, чуть надавив ему на подбородок, почти принуждая, влил содержимое в его рот. Драко замер и про себя досчитал до десяти. Лёгкий вдох — Гарри часто заморгал и тряхнул головой. В обычной одежде он выглядел уже более сносно, а мелькнувшая искра во взгляде ещё сильнее воодушевила Драко, и он, махнув палочкой, шепнул заклинание, освобождая худое лицо Гарри от бороды и приводя его почти ниже плеч отросшие волосы в порядок. Драко на миг замер. Это был ОН и не ОН одновременно. Такой знакомый профиль, точёный, упрямый подбородок, тонкая нить губ, но всё будто обесцвечено, лишено подвижности, даже не маска, а слепок с неё. Но всё равно так было уже лучше, привычнее, человечнее точно.       — Отлично, — выдохнул Драко, глядя на почти обычного, только очень худого парня перед собой. Стянутые в хвост волосы придали его новому облику неуместную романтичность. Словно эта бледность, худоба, эта наколдованная лента в волосах, будто всё это иллюстрация из готического романа, которые так презрительно недолюбливал Драко в дни юности. — Так-то лучше, теперь ты не похож на внебрачного сына Хагрида, — всё ещё жадно разглядывал скуластое лицо Драко.       — Хагрид... — вдруг будто эхо повторил за ним Гарри, и Драко дернулся к нему, вмиг растеряв всю сдержанность.       — Да, да, — горячо зашептал он. — Ты вспомнил, да? Да?! Ну же... Хагрид! Давай, Гарри, давай вспоминай, — он несильно потряс его за плечи, попутно, сам того не замечая, оглаживая их пальцами. — Вспоминай. Хагрид... и... и Рон! Помнишь? Рон! Рыжий придурок. Много рыжих придурков! — плечи под касаниями Драко чуть дернулись, и Гарри перевел взгляд с лица Драко на его сжатые пальцы. — Рон, Джордж, Фред, Билл, Чарли, Молли, Джинни, Артур, — тем временем быстро перечислял Драко, всё сильнее стискивая хрупкое тело в руках. — А ещё Гермиона! И Луна...       — Фред... — негромко повторил Гарри и прикрыл глаза. По его щеке заскользила слеза, и Драко, не владея собой, стёр её большим пальцем, провел по щеке, коснулся уха, кромки волос, бережно, будто заправил невидимую прядь. Его сердце рвалось из груди, и, повинуясь догадке, он произнес: — Сириус. Северус. Дамблдор... — и обхватив лицо Гарри уже двумя руками, горячо шепнул и свое имя: — Драко. Драко... Драко...       — Драко, — всхлипнув, повторил Гарри и стал оседать в его руках.       — Да, Гарри, да. Это я, — подхватив его и не давая упасть, стиснул Драко ломкое тело в объятьях. Он откинул с головы капюшон и, махнув палочкой, вернул своим волосам и глазам первозданный цвет. — Ты узнаешь меня? Ну же, Гарри, узнаешь? — чуть потряхивал он худые плечи, с надеждой вглядываясь в широко распахнутые глаза.       — Драко...— едва приоткрывшись, но уже вполне осознанно, шепнули сухие губы. — Драко... — и легкая рука взметнулась боязливым крылом к лицу Малфоя, дотронулась робко, словно снимая пробу, едва-едва, до щеки, и Драко прижался к ней, на секунду прикрыв глаза, чувствуя облегчение и радость, а ещё... незнакомую, горячечную нежность, заполнившую его до краёв.       — Да, это я. Я, — терся он об ладонь Гарри, давая тому ощупать себя подушечками пальцев.       — Этого не может быть, — тихо произнес Гарри. — Нет... Это не можешь быть ты. Нет! — рука безвольно упала вдоль тела, но Драко тут же подхватил её и вновь уложил себе на лицо:       — Это я, правда я, Гарри. И я заберу тебя, слышишь? Заберу прямо сейчас.       — Нет, — резко дернулся тот и оттолкнул Драко от себя, даже выставил руку вперед, будто отрицая, отталкивая, не позволяя приблизиться к себе. — Нет! — хрипло и яростно сказал он. — Тебя не должно быть здесь. Только не здесь. Я всё сделал, я сделал всё, чтоб тебя здесь не было. Нет! — почти зло дернул он плечом. — Уходи. Пока не поздно. Я не знаю, что... — он мотнул головой и сжал виски руками, словно в приступе отчаянной мигрени. — Ты должен уйти, должен. Пока не поздно. Уходи, уходи. Меня не надо...       — Замолчи! — грозно рыкнул Драко и метнулся к нему, отстраняя его ладони от головы и сжимая их так сильно, что вновь почувствовал, что невольно причиняет боль. — Я не уйду без тебя, слышишь? — шипел он ему в лицо. — Или вместе, или я сейчас же иду сдаваться. Слышишь меня?! Вместе или смерть, — он жёстко приподнял за подбородок опущенное лицо Гарри и вперился в него взглядом. — Ты понимаешь меня? — резко спросил он. — Вместе или смерть.       — Ты сумасшедший, — обессиленно мотал головой Гарри.       — Учителя хорошие были, — фыркнул Драко. — Так ты идешь? Идешь со мной? — он сверлил его взглядом, чувствуя, что всё внутри просто клокочет от гнева, паники, растерянности, раздражения и дурацкой надежды. Он смотрел на Гарри и видел обнаженное сердце, ничем не отделенное от темноты грота.       — Я хотел для тебя жизни, хотел для тебя счастья... — негромко произнес тот. — И теперь всё пропало, всё впустую...       — Счастья?!! — взбешенно прорычал Драко и снова тряхнул Гарри как куклу. — Как великодушно, — процедил он, словно выплевывая яд сквозь зубы. — Все эти три года каково мне было знать, что ты здесь?! Ты здесь вместо меня. Я должен был быть счастлив? Спокоен? Может быть, весел? Такого ты обо мне мнения? Такого ты любишь? — последние слова вылетели из него особенно желчно, и Гарри отшатнулся как от хлесткого удара. — Ну же, скажи мне?! Ты ведь любишь меня?!       — Люблю... — почти неслышно ответил Гарри, и его рука сама, будто нищенка, потянулась к Драко, не надеясь, не прося, просто погладила воздух возле вздымавшейся гневом груди.       Это тихое слово разлилось горьким мёдом по сердцу Драко, и он схватил протянутую обездоленную руку и потянул резко на себя, впечатывая Гарри себе в грудь, обхватывая его, прижимая к себе, не давая возможности двигаться, говорить, дышать.       — Тогда пойдем со мной, — зашептал он ему в волосы, зашептал горячо, жарко, бездумно оглаживая его тщедушную спину. — Пойдем со мной. Если любишь, пойдем. Я не смогу жить без тебя. Больше не смогу. Я так ненавидел тебя, злился, я хотел сам задушить тебя, доведись случай, — он шептал как в забытье, терся лицом о мягкую макушку, а руки так и гуляли по спине, по лопаткам, по бокам. — Я никогда не любил, не довелось. Никогда не знал как это, но то, что ты сделал... Для меня. Ради меня. Я увидел, какая она бывает. Ты показал мне это, слышишь? И теперь не можешь забрать. Не смеешь. Если и есть хоть что-то, что может запустить мое сердце, дать импульс, дать надежду... Ты есть, ты дал мне это. Прошу тебя, пойдем со мной, — и он почувствовал, как тело его само потянулось к поцелую, к запрокинутому лицу Гарри, к его удивленно распахнутым губам. Он припал к ним так жадно, будто собирался выпить всю душу до дна, как ненавистный дементор. Он пил и пил с губ Гарри вначале испуг, недоверие, и вдруг тихий стон, и океан цветов рассыпался по гортани. Любовь. Он пил её, пил жадно и сладко, до боли, до крови, до головокружения, до полного забытья. Не насытив и грана своей полыхнувшей страсти, Драко отстранился и уткнулся лбом в лоб Гарри.       — Будет непросто, — улыбнулся он, немного успокаиваясь, и Гарри кивнул, соглашаясь. Они мало знали друг друга, мало понимали себя, мало жили. И если всё удастся, если они смогут покинуть сегодня этот проклятый остров... Да, будет непросто. — Слушай меня, — вновь беря себя в руки, сказал Драко. — Сейчас ты выпьешь ещё зелье. Оно придаст тебе сил. Я принес твою мантию, ты наденешь её и пойдёшь за мной следом. Следом, Гарри, шаг в шаг, — тот кивнул и вцепился руками Драко в плащ, скомкал его до белых костяшек, без слов передавая свой страх. Страх за него, за Драко. Но тот мягко погладил тревожные пальцы: — Я тоже боюсь. Не думай, что я такой бесстрашный, — хмыкнул. — Но с нами удача, — подмигнул он и протянул Гарри фиал с укрепляющим зельем и еще один с Феликс Фелицис. — Пей и идём. Скоро поднимется шторм, нам надо успеть, пока не закрыли причал.       Из пещеры Драко вышел один. Закрытый на все пуговицы, укутанный в воротник плаща, в кармане которого он до синих отметин сжимал палочку. Он шёл медленно, выбирая тропу посвободней от скользких камней. Со стороны всё выглядело так, будто аврор немного загулялся по острову и неспешно идёт к причалу, погружённый в свои мысли. На деле же Драко шёл и чутко вслушивался в шаги рядом, едва уловимые колебания воздуха, порой на мгновение ему казалось, что рядом и нет никого, так бесшумно двигался Гарри возле него.       — Ты здесь? — шепотом говорил Драко в эти секунды и вместо ответа чувствовал легчайшее, нежное касание к руке, наполнявшее его небывалой уверенностью и отвагой. Они почти у цели! Ещё чуть-чуть.       Обойдя чёрный мыс, в котором таилась его пещера, они вышли на пляж, вначале каменистый, а после усеянный шелковистым песком, что тяжелел и бурел, мокрый ближе к линии воды. До причала оставалось десяток метров. Чем ближе они подходили, тем сильнее нервничал Драко. Это было последнее препятствие, последний рубеж. Дальше уже легче, дальше уже от него ничего не зависело — либо выйдет проплыть незамеченными, либо нет. Но тут, у причала, их должен был поджидать последний страж, смотритель причала, лодочник, перевозчик иногда, когда авроры сами не хотели налегать на весла. К встрече с ним Драко был готов и не готов одновременно. Вряд ли простой уключник стал бы расспрашивать старшего по званию аврора о его целях и перемещениях, но вопросы всё же возникнуть могли, а также, как бы бесшумно не двигался Гарри, скрыть посадку в шаткую лодку было бы сложно. Судёнышко точно бы просело под весом невидимого пассажира, и намётанный глаз лодочника непременно заметил бы это. На такой случай у Драко был только один вариант. Тот самый пояс и вшитые в него сапфиры из шкатулки Гарри. Драко собирался попросту откупиться. Выиграть им пару часов форы, не больше. На том берегу их уже ждал поезд в Кале, а там...       Все распоряжения он оставил Кричеру, которого, посвятив во все свои дела и планы, освободил ещё год назад, научив его после всего, как бы не повернулось дело, идти в Хогвартс и служить там. Он выдал старику рекомендательное письмо и мешочек золотых на безбедную старость... и тот до последнего дня не покидал своего господина, помогая ему во всём и облегчая его серые будни в Азкабане, как мог. Ведь именно он снабжал мрачного Шедоу всем необходимым, был его поверенным, его глазами и ушами на родине, единственным другом и плечом. Расставаясь, старик долго вздыхал и просил написать спустя время. Не словами, нет, это было бы опасно, но хотя бы пустую открытку, и он бы знал, что его дорогие волшебники целы и невредимы.       Дом на Гриммо остался во владении Арракиса Блека, всё имущество Драко заблаговременно распродал, а деньги распределил в нескольких банках по всему миру. Палочку он собирался выбросить по прибытии в Кале, сразу после того, как они с Гарри переместятся к магглам. А дальше... Шелковый путь, горы, может, пустыня, океан, бурлящие Штаты или тишь Скандинавии, снега Аляски, цветы Фудзи, бабочки Австралии, может, старинные каналы Венеции? Весь мир был у их ног, он ждал, он был готов, осталось только дойти до лодки и задобрить последнего стражника...       Линия пляжа уходила далеко за поворот, над ними, будто проклятье, возвышался чёрный замок, и в редких просветах в небе иногда мелькали бестелесные тени мрачных духов.       Причал. Мостки. На привязи три лодки.       Сердце Драко сделало кульбит, и он даже остановился на миг, не веря своей удаче! Но это была именно она. Удача! Волшебное везение, поделенное на двоих, счастливое стечение обстоятельств. А большего им и не нужно было! Лодочника не было. Его малюсенькая грубо сколоченная будка была пуста, не видно его было и поблизости. Драко прибавил шагу, тихо зашептав:       — Быстрее, быстрее, — и услышал шорох гравия позади себя.       Да, Фортуна не подвела. Беспрепятственно Гарри взошел на хлипкий борт лодки.       — Ложись на дно, — сказал Драко, спрыгнув следом. — Ложись, укройся, не шевелись и думай о чем-нибудь очень хорошем, ладно? — он судорожно отцепил веревку от столбика, отбросил её на берег и оттолкнул ногой лодку от мостка. Затем сел на скамейку и налег на весла, чувствуя, как у его ног чуть шевельнулся Гарри. Заскрипели весла, шухнули рассеченные волны, Драко раскрыл плащ и с силой начал отплывать от берега, от острова, от этого страшного места, где он потерял и нашёл так много. Сердце колотилось в груди так шумно и часто, что сдавило горло. Он не смел поверить в успех. Липкая, медленная паника, лишь силой воли сдерживаемая всё это время, кралась к его воротнику, к пульсирующей всё чаще жилке на шее и к его душе. Напряжение рук, он сосредоточился только на нём — быстрее, быстрее, как можно быстрее достичь середины.       — Ты должен думать о чём-то красивом, о хорошем, о добром, — говорил вслух Драко, стараясь успокоить этим не только Гарри, но и себя. — Они не могут увидеть тебя, но могут легко учуять твой страх, ты же знаешь, — говорил он в пустоту, но чувствовал, как до его ноги дотронулась нога Гарри.       — Я буду думать о твоём поцелуе, — вдруг ответил тот, и Драко, откинув налипшие на лоб волосы — он весь уже был в пылу и поту — хмыкнул и рассмеялся.       — Нашел время, — и тут же почувствовал, как лодка чуть качнулась, а после как у его ног, видимо, облокотившись о борт, сел Гарри. Драко ощутил, как его погладили по колену, с нетерпеливым натиском провели округло по коленной чашечке, запуская щекотку и мурашки по ноге.       — Именно сейчас, именно об этом, — хрипло раздался голос Гарри совсем рядом. — Потому что это лучшее, что было со мной, самое красивое, счастливое и самое доброе, — говоря это, он всё ещё поглаживал колено Драко, чуть смелее отпуская пальцы выше по внутренней части его бедра.       — Не время ласкаться, — смеясь ответил тот, но в противоречие своим словам вдруг отпустил весла и, нащупав в воздухе невидимую разохотившуюся ладонь, потянул за неё Гарри рывком к себе и, запустив руки под прозрачную мантию, сжал его бока, погладил впалую грудь и, найдя по лёгкому сбившемуся дыханию его губы, медленно и очень нежно раскрыл их, забывшись на секунду, упав, будто в свободном полёте, в вихрь чувственной страсти. Языком, на вкус, незабываемо, стал ласкаться, целуя за всё это время, за все три года, нет, больше, за всю жизнь, за всю боль, за всё, что было, и, Господи, будет! Будет, а если и нет... То теперь, наверное, и не жаль.       — Куда мы отправляемся? — задыхаясь отстранился Гарри, и Драко, даже не видя его лица, чувствовал, как оно пылает, как он улыбается весь, весь светится радостью и любовью, большей, чем море, в котором замерла их лодка.       — К магглам, конечно, — ответил Драко, вновь берясь за весла.       — Но... — несмелое движение, легкий вздох. — Это ведь вся жизнь в бегах. Вся, вся жизнь в бегах, Драко, — потерянно, будто даже сам себе говорил Гарри, снова усаживаясь к бортику у ног Драко. — Британия. Магия. Волшебство. Всё, что ты знаешь, чем живёшь... Это же весь твой мир.       — Тогда тебе придется очень постараться, чтобы заменить мне его, чёртов сумасшедший, — расхохотался Драко и нарочно сильно хлопнул веслом по воде, обдавая борт со стороны Гарри брызгами. Ответный смех прозвучал через фырканье легко и задорно. Драко снова почувствовал тяжесть на ноге — Гарри склонил к нему на колени голову и потерся лицом о брюки.       — Ты не пожалеешь, Драко, клянусь! — через рваные поцелуи, осыпающие ткань брюк, услышал он запальчивый ответ.       — Думаю, что сожаление — это не про нас, — улыбнулся Драко линии горизонта, яркой красной полосе заката, отчертившей море и чёрный замок, исчезающий вдали. — Да, Гарри? — ласково позвал Драко своего узника, освобождая того от оков сомнений. Его и себя. За спиной уже расступились тучи, блеснуло алым сквозь дымку небес, и в рваных клочьях тумана чётко виднелся ждущий их берег.