Какая уже сигарета по счёту?

Мои мысли вечно крутятся об одном и том же: о смысле жизни. Что надо сделать, чтоб появился смысл жить? Как поднять важность, чтоб моя жизнь была ценной и непустой? Извечные философские вопросы никогда от меня не отступят, не дадут и отдохнуть пару лишних минут. Время на размышления у меня ещё есть, почему бы не продолжить этот концерт? Как там Джордж…? Он уехал? Глухие стуки об пол портят мою затею. Чьи-то каблуки интенсивно подходят к залу-комнате. Ещё несколько шагов и эта «неизвестная персона» окажется передо мной. Пистолет в руке, посмотрим, какой идиот зашёл в это странное место. Прицел наведен на центральный выход-вход, оттуда были слышно мерзкие громкие постукивания каблуков. Моя серьёзность доведена до предела, одно лишнее движение незнакомца приведёт его к гибели. Пусть медленно откроет дверь, не хочется из-за пустой причины убивать партнёров. Дверь с громким скрипом открылась, и незнакомец резко направился в мою сторону. Тень накрыла всю переднюю часть туловища, лица также не видно. Нацелившись в лоб человеку, я приулыбнулся и громко воскликнул: — Ты явно попал не в то место, приятель! ХАХАХАХА — палец готов нажать на курок, но резко мое оружие вырубили из рук. Нервный смех, будто рефлекс, вырвался из моего рта, что сильно прошлось по ветхим стенам. Ближе к левому краю небольшой комнаты громко упала какая-то вещь. Мой пистолет там, но где незнакомец? — Вил, ты совсем ебнулся или да? — гласный приятный голос обхватил мои уши, и волнение, как и серьёзность, резко спала до сонливого состояния. Я слишком резко успокоился, даже спать захотелось. Что со мной творит этот человек? Я чувствую его сзади себя, его руки на моих плечах появляются слишком неожиданно. Ну, неудивительно, что они как будто держатся за меня. Невысокий рост у паренька, который зашёл ко мне погостить. — Извини, чуть изпереживался. Ты меня успокоил. — слишком холодно и рассчетливо звучал мой голос. Я не планировал проводить с кем-то время, но ради этого человека я отдам всё, даже себя. Он слишком ценен для меня, слишком дорог. — Сейчас ебну, хватит выебываться. Я сюда пришёл тебя увидеть, а ты меня холодом встречаешь — с жалостливой иронией прозвучал ответ. Его голос мягко разливается по комнате, попадая нежно в мои уши и заставляя меня чувствовать себя живее. На меня хлынула ещё одна волна спокойствия, что очень неестественно выглядело, смотря на окружение вокруг. Старые ветхие обои, тусклый серый цвет, бетонный грязный пол, кресло, которое старше меня. Довольно миленькое место для тёплого приёма. Ещё чая не хватает для хорошей посиделки. Я оборачиваюсь к нему лицом. Смотря прямо в глаза, я изучаю его самочувствие, стараясь подмечать на гладком лице небольшие изменения. Мешки под глазами все такие же большие, зрачки расширились (меня увидел), лицо такое же милое. Он также изучает меня, и время медленно шагает из минуты к минуте. И я резко: — КВАКИТИ! — ВИЛБУР! — КВАКИТИ! — ВИЛБУР! — АХ ТЫ Ж СУЧЕНЫШ МЕЛКИЙ! — МОЙ ТУПЕНЬКИЙ ДЕБИЛЁНЫШ! — МОЙ МЕЛКИЙ СУЧЕНЫШ ВЕРНУЛСЯ! — ЮХУУУ! Я сиюсекундно прижал его к себе, крепко обхватывая тело Квакити. Он крепко обнимает меня в ответ, задыхаясь от моего давления, но стараясь переобнять. Мягкой щекой я обтираюсь об его лоб, задевая шапку и несколько прядей. Странные вздохи и выдохи стали давить на уши, и я аккуратно спустил его на пол, не отводя взгляд. Квакики улыбался во все 32 зуба, также радуясь моему живому состоянию и встрече. Его шапка скатилась налево, и лёгким движением правой руки он переправил на место, поправляя выпирающие пряди. Костюм, который надел Квакити, стал мятым после крепких объятий, что лишь больше добавило милоты к его внешнему виду. — Слушай, а почему ты здесь находишься, а не у центра? Мне пришлось искать тебя по всей этой ебнутой базе! — резко начав с претензий, он перестал улыбаться, и его лицо теперь не сияет ослепительной любимой ухмылкой. Я не хотел и не хочу там сидеть, мне общество обычных наёмных и Техноблейда не нужно, мне самому с собой комфортней. Если Техноблейд чем-то да интересен для общения, то наёмные — простые людишки, не имеющие моральных и жизненных ценностей, лишь рабы моего плана. — Не люблю компании, знаешь ли. Да и к тому же, мне много о чем нужно подумать. Ну, например, о тебе, дорогой — добавляя флирт в конце, я ухмыльнулся и подошёл ближе к собеседнику, будто подготовив клыки. — Ух, да вы тот ещё ебучий каблук. Докажите действием, иначе я вам не поверю — нахальный тон прозвучал слишком певуче для меня, его формальное предложение разыграло в моих глазах яркий огонь страсти. Быстрым движением я положил руку на его правое бедро, а другой взял его левую кисть. Подхватив мои мысли, он поступил также как и я, лишь сильнее сжав соединенные пальцы. Я первым сделал шаг, подхватывая его за собой. Не отставая, он ввёл нас в круговорот, где пространство вокруг нас исчезло на миг. Я изящно откинулся назад, виртуозно подхватываясь партнёром. Его взгляд игрался с моим рассудком, и на мгновение я будто перестал чувствовать тело. Чувствуя мою слабость, он резко поднимает меня, возвращая в положение стоя. Уже он ведёт танец, а я машинально продвигаюсь за ним, стараясь не допустить ошибки. Карие глаза поглотили мой разум, я чувствовал себя плавцом в его тёмной радужке. Я видел лишь его, сознание избавилось от лишнего в кадре, кинув в мусорку задний фон, тусклый свет и мебель. Улыбка, глаза — лицо в целом было важнее всего. Я хотел всегда видеть это перед собой, хотел наслаждаться и плавать в нем вечно. Хотел — сейчас планы совершенно другие. Я остановился, как и прекратилась играть воображаемая мелодия. Вальс был завершён слишком грубо для такого грациозного танца, и, видимо, это расстроило Квакити. И вновь его улыбка спадает с прекрасного аккуратного личика, которого портит лишь синяки под глазами, да и шрам на левой части лица. Моя резкая серьёзность насторожила Квакити, но он все ещё слишком близко ко мне. — Вил, тебя опять несёт? Все шло пиздец как гладко, и тут тебя как будто резко ебнуло по твоей тупой башке кирпичём. — его злость была настоящей, кажется, он мне это потом припомнит. Сейчас не в этом танце дело, он ведь сюда пришёл не только, чтоб меня увидеть. Да, Квакити? — Не в этом дело. Что тебе нужно? — комфортная атмосфера долгожданной встречи погасло, показав себя со стороны делового разговора. Просто так Квакити на базу не приходит, ему что-то всегда нужно. И очень срочно нужно. — Что вы планируете делать? — резкая прямолинейность как наточенный нож быстро и аккуратно разрезает уютность общения. Взгляд направлен на лицо, но будто смотрит, прорезает насквозь. — Я бы ответил тебе нежнее, но нет. Не твоё дело. Ты не участвуешь в плане, значит тебе знать его необязательно — злобной ухмылкой я добил его надежды и интерес. Теперь его брови явно выражают недовольство, а глаза горят ненавистью и нетерпеливостью. Ты слишком пылкий Квакити. — ХЕЙ! Мне, как вашему ебучему поставщику инфы, нужно знать то, что и как вы планируете делать с моими ресурсами. Вы можете сидеть сколько хотите, но тогда я пошлю всё это к хуям! — Не кипячись, подготовка идёт полным ходом. Давай расслабимся, стресс и злость ни к чему — на удивление, я быстро успокоился и перешёл в самое обычное состояние. Квакити взбешен моей халатностью и умолчанием деталей плана. — МНЕ НУЖНО ЗНАТЬ ПЛАН, УИЛЬЯМ! — гласный крик грубо прошёлся по комнате, а акцент на обращении убил во мне одноминутное спокойствие. Моё полное имя….Ненавижу его.… — Не нужно. Ты всё вскоре сам увидишь. — стерпев наглую попытку вывести меня, я продолжил со спокойной интонацией разговаривать с Квакити. С ним требуется много терпения, и, главное, подготовка. И с тем и с тем я, видимо, проиграл. На удивление, он перестал расспрашивать о плане и перешёл к другим интересовавшим его темам. Он не злится, лишь спокойно беседует со мной, не замечая своей мягкой ухмылки. Ему нравится беседа и встреча со мной, это уж точно. Этого не скрыть за маской злости и деловых отношений, Квакити. Я искусней тебя в этом плане, и не настолько глуп. Моё предложение присесть не было отклонено. Мы оба сели на старый пыльный диван, находящийся у стенки. Я, сев поближе к собеседнику, смотрел в глаза с неким интересом, дабы специально привлечь внимание таким знаком. Он в спокойной мере, не тороплясь и не выругиваясь, выговаривался о накипевшем за прошедшие дни. Изредка поглядывая, он видел такой странный взгляд, но продолжал игнорировать. Не унимая любопытсва, я приобнял его за плечо, не отрывая от его милого лица взгляда. Небольшое молчание — уже знак прекрасного ответа на моё действо. Этого могло хватить для удовлетворения интереса, но уж очень мне нравится доставать Квакити таким образом. Даже мелкие мои прикосновения могут очень сильно вывести его. Очень сильно. — Руку убрал. — уж слишком больно громкость и грубость его выражения ударили по моему сердцу. Я продолжал, приобнимая, держать на нем руку. Его эмоции колеблись от спокойного принятия до фальшивой злости, именно фальшивой. Я издевательски хмыкнул, сильно улыбаясь и наслаждаясь реакцией. — Ну, Квак, дорогой, я хочу быть поближе к своему люби…- мой рот резко закрыли перчаткой, которая к моему удивлению пахнула его духами. Этот аромат немного груб, он будто возвышается над остальными своей душистой ноткой. Кофе, сплетаясь с близким шоколадом, образует утонченный запах его духов, но к сожалению этот аромат пропитан табаком и дымом. — ОТСТАНЬ — он отолкнул меня, и теперь мой рот свободен. Уж слишком грубо прозвучал ответ, будто эхо кинжалом вонзилось в уши, оставляя не кровавый след и адскую боль, а неприятные ощущение. И через мгновение моя рука уже была за шеей Квакити. Молчание. Он лишь гневно посмотрел, но руку оставил. Нет у него сил спорить и ругаться со мной. Что, конечно, к лучшему. Я сел еще ближе, моя левая ступня соприкоснулась с его, а тело прижалось к другу ещё ближе. Он вновь злобно кинул взгляд, но продолжил терпеть. Мне это только на руку, честно. И легче. Дальше он лишь продолжил выливать на меня все свои ощущения и злобу, чуть прижимаясь ко мне. Я внимательно слушаю его, каждая складочка на лице, каждое матное слово — я подмечаю для себя такие любимые особенности своего напарника. Ему легче, мне хорошо и приятно.

***

— И если они мне ещё одно слово вякнут, то я им всем вмажу. ВСЕМ — заканчивая историю с наигранной злостью, он улыбался, смотря куда-то в даль. Резко его взгляд перешёл на меня, и теперь он будет ждать моего выговора. А что если я проболтаюсь? Что если скажу лишнего? ‐ Надеюсь, они все-таки вякнут. Заслужили — как-то ответив на последнюю фразу, я начал раздумья по поводу начала моей инициативы в беседе. Не хочу молчать, это его лишь обидит и разозлит. — Знаешь, я вот всё думал и думаю о том, что же будет дальше. Вот получится у нас свергнуть Шлатта, получится освободить Л’манбург, а что дальше? — Давай сначала ебнем старикана-алкоголика, а потом уже будем думать. Сейчас лучше даже не начинать. Только план, КОТОРЫЙ, КСТАТИ, ТЫ МНЕ НЕ РАССКАЗАЛ — он специально громко выговорил последнюю часть, подмечая это как мою ошибку. Но я не могу рассказать всё. Просто не могу. — Квак, я не могу. Все что есть в плане, это Революция, свержение и выборы. Ты это и так знаешь, так что же ты так мне мозги насилуешь? — Всего-то? Ну…это явно мало, но достаточно. Вот и всё ты мне рассказал. — нахальная улыбка, полная удовлетворением собой, покрыла его мордашку. Тебя слишком легко обмануть в плане информации. Очень даже слишком. — Пойдём погуляем, как идея? — резкий вопрос встал у напарника в голове, но, не медля, он моментально кивнул. Само помещение давит тесностью и старостью. Здесь душно и очень темно, одна старая лампочка здесь мало что даёт, потому на улице я смогу как-то раскрыться и нормально отвечать, отдохнуть. Встав с дивана, который издал протяжный скрип, мы продвинулись к выходу. По пути я споткнулся об мелкий ковёр, и чуть не ушиб голову. Квакити лишь тихо посмеялся, и, забыв о моем проколе, пошёл лишь быстрее к центральному выходу. Я бы рассказал тебе все, Квакити, но ты не одобришь моего договора с Дримом. Не одобришь моего предательства. Не одобришь взрыв центральной площади… Я один, как внешне, как и внутри. Этот город обречён на страдания, и даже я, человек, создавший эту самую целую нацию, понимает этот исход. Я сделаю его конец последним актом в моей незавершенной симфонии «Гордый Великий Л’манбург». Это конец, и я на финишной прямой.