Антон Шастун, 04:02
Вы скоро приедете?
Я несколько минут лежал неподвижно, перечитывая сообщение снова и снова, пока Арсений не появился в сети и не ответил. Арсений Попов, 04:08 Опять не спишь? Арсений Попов, 04:08 Постараюсь в течении часа, а что? Ненавистный вопрос: а что? Ничего. Не напишу же я ему о том, что просто хочу, чтобы старший был рядом. Глаза уже слипались. Я лежал с включённым телефоном в руке, не отличая реальность ото сна. Внезапно в голову пришла странная идея. Я открыл глаза, прослезившись от, казалось, яркого экрана. 04:28. Как быстро время летит. Я снова написал смс Арсению.Антон Шастун, 04:29
Вы голодные?
Попов сразу появился в сети, будто ждал этого сообщения. Арсений Попов, 04:29 От части Я пошёл на кухню и включил там свет, ещё пару минут привыкая к освещению. Взглядом пробежался по квартире — вроде, ничего не изменилось. Я открыл холодильник. Не густо. Недолго подумав, я достал нужные продукты. В шкафчиках нашёл оставшиеся и принялся всё смешивать в ёмкости, уже разогревая сковородку. Ну, конечно, я хотел приготовить блины. Единственное, что пришло мне в голову. То, на что есть ингредиенты, и я умею. Это сытно, просто и, надеюсь, вкусно, хоть не ел я их очень давно. Делал я даже без рецепта, по памяти, ведь мама раньше любила их готовить. Сорок минут. Сорок гребанных минут я готовил блины, переодически засыпая на стуле напротив, что некоторые подгорали. Я сразу помыл грязную посуду, не желая свинарничать в чужой квартире, зная, что и так доставляю хлопот. Я поставил тарелку с блинами на обеденный стол. Их было не больше пятнадцати, хоть приготовление заняло много времени. Я снова открыл холодильник, пробегавшись взглядом по полу пустым полкам. Ожидав увидеть тут кучу добавок к блинам, я нашёл лишь только почти пустую упаковку сметаны, взяв которую, обнаружил, что срок годности уже заканчивается завтра. Порыскав в шкафчике с посудой, я нашёл блюдце и, взяв чайную ложку, вывалил остатки сметаны, выкинул пустую упаковку и поставил тарелочку рядом с блинами. Показалось, что веду себя слишком по-хозяйски. Я посмотрел на часы — 5:39. Казалось, что времени меньше. Я сел на любимый диван уже в гостиной, хоть обеденный стол и находился в паре шагов от неё. Снова провёл взглядом по всей квартире — нет, всё-таки чего-то не хватает. Я закрыл глаза. Как хорошо. Взял в руки подушку, так уютнее. Буквально пара секунд и я уже сплю, не управляя своими мыслями. Перед глазами только отец, Матвиенко и школа. Я открываю глаза, смотрю по сторонам. За окном светлеет, на столе уже, видимо, холодные, нетронутые блины. Смотрю на привычные мне часы над дверью — 08:09. В квартире я попрежнему один. Я зол, мне обидно. Ожидал, что Арсений придёт, уставший голодный, но поест то, что я приготовил, и с уже хорошим настроением ляжет спать, чтобы наутро я смог снова проявить заботу, в надежде на… я задумался. Не знаю, на что я надеюсь. Я встал и взял еду со стола, после чего поставил к раковине. Убедился, что входная дверь заперта, выключил везде свет и уже только после этого взял свой телефон, думая, что хотя бы Арсений что-то написал в своё оправдание. Кем я себя возомнил? Он — взрослый, самостоятельный мужчина, который мне уж точно ничего не должен. Подумал, что в этом есть двойной смысл. Я начал губить себя в собственных мыслях. «Ты во всём виноват», — я вспомнил любимую фразу отца, но уже даже без сил на размышления, вырубился, как только дотронулся головой до подушки. Неприятный запах горелого, шум, вроде, от посуды. Я вставать даже не собирался, потому что кажется, что всё в моей голове, и я закрываюсь подушкой в надежде, что это поможет, но как бы я сильно не старался, голова раскалывается всё больше. Я перешёл в сидячее положение, ничего не соображая и желая лечь обратно, но уже в тишине. Пару минут я сидел, пытаясь сосредоточиться. Обернулся к окну — вышло солнце, которое неприятно слепит. Лучи, что я видеть не желал, казалось, прожигают мою лицо, и я ещё больше корчусь от того, что слепит глаза. Слышу снова шум в квартире и встаю. В глазах потемнело, а в голову начало «стрелять», что я начал терять равновесие, но буквально пару секунд мучений и я, шатаясь, с ещё не до конца раскрывшиеся глазами, иду к двери. Понимаю, что наконец увижу желанного Арсения, но всё равно пересекаться не хотелось. Мне было неловко смотреть ему в глаза, учитывая мой «сюрприз» с блинами. Я положил ладонь на холодную ручку дверь. «Арсений — Арсений — Ар-се-ний» — скороговоркой проносилось у меня в голове, желая отвлечься, но имя мужчины наоборот закапывало меня изнутри. Всё нормально. Выдох. Я открываю дверь. На кухне, перебирая посуду, стоит молодая, вроде, симпатичная девушка — синие скинни джинсы, белая блузка в цветочек и светлые носки, распущенные, средней густоты волосы. Меня сразу охватывает паника, и я быстро осматриваю глазами каждый уголок квартиры, пытаясь как-то для себя найти подвох и объяснение. Приехала его подруга, девушка, сестра? Но где Арсений? «Арсений Сергеевич», — поправляю каждый раз я себе в голове, но всё равно не слушаю даже свои мысли. Я сразу нахожу опору — дверной косяк. Это ничем не поможет, та и с ног я не валюсь, но ощущаю себя в большей безопасности. В моей голове прошло пару минут, но на деле не больше секунды. Девушка сразу обернулась, заметив меня, и в её карих, казалось, стеклянных глазах я тоже видел страх и испуг, она явно не ожидала меня тут увидеть, поэтому растерялась, задевая посудой столешницу рядом. После короткой паузы вместо страха я увидел в ней уверенность. Прямая спина, сконцентрированный, холодный, оценивающий взгляд с нахмуренными бровями. — Любовник Арса… да? — манерно спросила она, чем сразу мне не понравилась. — Что? Нет? Вы кто? — я сделал шаг назад в комнату, пытаясь взглядом найти телефон. — Парень, не переживай ты как. Я… его подруга, — с выдавленной улыбкой произнесла девушка, — и мне плевать в каких ты с ним отношениях, просто мне жаль, если ты тратишь время на такую бездушную тварь, как он, — она открыла холодильник, доставая шоколадный торт из магазина в пластиковой упаковке, — я хотела наладить отношения с Арсением, чтобы быть в более менее хороших отношениях с ним после ссоры, что полностью изменила наши взаимоотношения, — вздохнув, подруга Попова начала избавляться от упаковки, — хотя кому я душу изливаю. Сам молчишь, как придурок, — скривившись в противной ухмылке, надменно сказала девушка. Я и правда просто наблюдал за её действиями, полностью растерявшись и не зная, как поступить. — Ясно, — твёрдо ответил я, что выглядит крайне глупо. — Блины отвратные, кстати. И я решила не рисковать вкусом и здоровьем Арса. Я посмотрел на стол — их нет. Стало обидно. Это правда? Если бы был один, то ударил бы по дверному косяку со всей силы, до крови разбивая костяшки, дабы подавить накопившиеся обиды. — Я учту, — я нахмурился и с уже явной неприязнью смотрел на девушку. — Ты такой глупый. Тебе хоть восемнадцать есть, или он рискует загреметь за решётку за то, что трахает несовершеннолетних пацанов? Что она несёт? Мне обидно за учителя. Она возомнила слишком много о себе, но самое противное, что высказать я не могу ничего. Думаю, это в основном трусость, но мне стало одновременно и интересно, как бы отреагировал Арсений, был бы он тут, зная его характер. — Он знает, что вы тут? — я спросил, стараясь выглядеть уверено, девушка сделала пару шагов в мою сторону. — Он мерзкий. На что я понадеялась снова, когда шла сюда после всего, он даже и измениться не пытался и прошения просить, видимо, не собирался. Ночующей в его квартире парень — не такое уже и удивление, — она ещё раз обвела меня взглядом и направилась в прихожую, забрав перед этим сумочку со стола, — торт съедите сами. Будет лучше, чем тот твой кулинарный шедевр. Сука. В голове я стал прокручивать варианты ответа, что я не могу позволить так высказываться, но пока я сонный думал, уставившись в пол, девушка уже ушла. Я выругался про себя и по привычке ударил по стене до боли в костяшках. Зайдя обратно в комнату, мне стало не по себе. Заправил кровать — так поспокойнее. Я стал анализировать всё, что сказала незнакомка, но это просто не укладывалось у меня в голове, мозг отказывался воспринимать, поэтому я не смог найти этому какое-то объяснение. Я сел на кровать, снова борясь с головокружением. «Это неправильно», — снова и снова приносилось у меня в голове, поэтому я встал, моментально начав собираться. Неправильно, что я сейчас нахожусь тут, участвую в каких-то разборках и хозяйничаю в квартире учителя. Мысли могут показаться банальными — да, так у всех, так всегда, но это всё равно меня мучает. Время 13:41, а Арсения всё нет, что даёт дополнительный повод думать, что старший не желает меня видеть — это нормально, думаю, но обидно, поэтому я размышляю над тем, как бы поступил на его месте. Как всегда не довожу мысль до конца, а продолжаю собираться наедине с тишиной, что нарушает тиканье настенных часов. Я собрался очень быстро, успев умыться, но завтракать не стал, разве что перекусил несколькими дольками сушенных яблок, которые нашёл, когда убирал привезённый незнакомкой торт. Я вышел на улицу — прохладно, по телу сразу прошла волна мурашек. Даже идя к дому, я всё время оборачивался, пытаясь в людях найти лицо Арсения, снова не понимая, а какая будет у него реакция? что он мне скажет, увидев? «Но заметит ли вообще?» — добивали мысли в голове. Пришлось даже смотреть на карте своё местонахождение, после чего искать остановку, ворочаясь ещё с автобусами. Пошёл снег, неприятно дотрагиваясь переодически до лица, что я иногда скорчивался. Асфальт покрыл тонкий, белый слой, который уже скоро совсем сотрётся. Дойдя до дома, я ещё проворочался с ключами, что зацепились за внутреннюю часть кармана старой куртки. Живот начало крутить от переживаний, но я твёрдо решил на этот раз не сбегать от проблем. Я поднялся до нужного этажа пешком, не потому что лифт сломался, а из-за того, что я хотел оттянуть момент как можно дольше, хотя и понимал, что уже и некуда. Зашёл в квартиру — звуки чайника и шуршания на кухни. Тихо закрыл дверь, разулся и на свой страх и риск направился туда. Отец сидел за столом, перебирая какие-то бумаги. Он сразу поднял голову, заметив меня. Всё то же лицо с побоями, но, мне кажется, что он трезвый. — Привет, — промямлил я, подходя к раковине и открывая кран, чтобы помыть руки. — Привет. Ты где был? — отец с уверенностью спросил, обратно уставившись в свои бумаги. — У друга. — Я несу за тебя ответственность. Уйдёшь надолго опять — дело будет плохо. Но и я не должен был так поступать, — он снова посмотрел на меня и через пару секунд продолжил, — бери уже, что тебе надо и иди к себе, не мешай. Не желая как-то провоцировать отца, я взял пару крекеров и, достав телефон из кармана, пошёл в свою комнату, улёгшись на свою любимую кровать. Посмотрел на экран смартфона — ничего. Честно признать, я ожидал хоть какой-то реакции Арсения Сергеевича, но, видимо, он так и не вернулся. Снова не покидает мысль, что он просто не хочет видеть меня. Я закрыл на замок свою комнату, благо он есть, но пользуюсь им редко, так как иногда заедает. Нашёл под матрасом почти полную пачку любимых, хороших сигарет — Parliament, тонкий, с кнопкой. Положил их туда, когда резко захотел бросить (из чего, понятно, ничего не вышло); чтобы как-то не нашёл отец, хоть он никогда не пытался это сделать, был момент, когда у меня были такие опасения; и чтобы они просто были на случай, если мне резко приспичит, но те, которыми я пользовался, кончились. Я полностью открыл окно, достал зажигалку из заднего кармана штанов, что лежали в шкафу, и закурил, всматриваясь в здания, на которые открывается вид, и прохожих, что редко тут проходят. Я отдергивал руку к себе, каждый раз, когда мне казалось, что в мою сторону начинают смотреть — привычка, не знаю из-за чего. Вообще, так мне легче, гораздо. Когда куришь, мысли вылетают вместе с дымом. Я включаю любимую песню на минимальном звуке на фон, кладу локоть на подоконник и перестаю о чём-либо думать, что пепел падает на поверхность.The fire, it cracks
And the flakes snow on
November was white
And December was grey*
***
Ире плохо. Руки изрезаны вдоль и поперёк, что приходится носить водолазки и браслеты, пальцы в небольших ожогах от сигарет — спасают кольца. Она не знает, как пойдёт завтра в школу. Не знает, как будет смотреть в лица своих одноклассников и друзей, особенно Шастуна, которые живут своей, наверняка, спокойной жизнью, даже не подозревая о проблемах Кузнецовой. Никто даже не захочет поинтересоваться, а спросят — она не ответит. О предательстве Антона Ира не рассказала даже Оксане — слишком больно, о таком обычно молчат, и эта ноша всё больше добивает изнутри. В школу идти никак не хочется, но от родителей никуда не деться. Им нужно показывать идеальные результаты. Она учится только для них. Апатия мучает. Ира ни разу не открыла ни один учебник, ни одну тетрадь, даже зная, что старшие привычно потребуют готовые работы, после чего будут бранить за лень, безответственность и эгоизм. Им плевать на чувства девушки, они не думают, что она может чувствовать подобное, в её возрасте якобы всё хорошо, лишь учёба, что не должна доставлять трудности, но лишь она одна — уже огромный стресс. Хочется тыкнуть родителей носом, показами, что нет, всё по-другому, откуда они взяли ту идеальную картинку жизни, даже учитывая тупо сами свои отношения? У них есть много денег, правда, девушке они их не дают, но зато они есть — это уже якобы жизнь в шоколаде для дочери. Но Ира не может сделать ни-че-го. Она не сможет им ничего доказать, а родители лишь обозлятся гораздо больше, доставляя дополнительных проблем, с которыми Кузнецова в одиночку не справится. Придётся снова надевать маску перед другими людьми, снова строя из себя красивую, умную девушку с обеспеченными родителями. Ира сидит в углу комнаты, сбоку стола у розетки, чтобы зарядить телефон. На ней чёрная зип-кофта поверх белой, обычной футболки и тоже тёмные, спортивные штаны клёш. Волосы потрёпанны, половину макияжа, над которым девушка уже почти и не старалась, размазался от всё тех же слёз и воды, с помощью которой она хотела освежиться. Лицо всё равно чуть опухшее, под глазами синяки. На пальцах кольца не только, чтобы скрыть лишнее, но и с ними Ира чувствуют себя более увереннее, что ли. В руках уже наполовину исписанный скетч бук в сиреневой обложке и небольшой пенал с канцелярией, что девушка носит в школу. Она делает зарисовки. Начала недавно увлекаться рисованием, что до сих пор не может оторваться. Оказывается, так тоже легче. Зарисовывать свои мысли помогает. Не у каждого получается изливать душу в зарисовках на бумаге, но Ира, кажется, нашла свой подход. Но если кто-то узнает об этом и спросит — она снова не ответит. «Лучше промолчать», — как всегда думает Кузнецова.