Взрослые сказали, что виноват я

12 декабря. Эти неплохие десять дней показались затишьем перед бурей. С Арсением мы переписывались каждый день, в школе хихикали, когда виделись и переговаривались. Я очень много писал, рассказывал о любых мелочах, задавал тупые, ненужные вопросы, лишь бы поддержать диалог, ведь я всегда опасался, что наше общение прекратится. За всё написанное каждый день мне невероятно стыдно, учитывая, что он знает о моей симпатии (мы ни разу не затронули эту тему), но он говорил лишь «Забей, мне нравится», как бы правдиво это не было. Несмотря на то, что мужчина знал обо мне любую мелочь — я не знал о нём ничего. Сам он всё выслушивал, но почти никогда не рассказывал. От многих вопросов он умело уходил, часто переводя всё в шутку или «незаметно» меняя тему. С одной стороны хорошо, что есть такие люди, что хорошо выслушают, дав нужную поддержку. Ведь обычно они начинают переводить всё на себя, говоря о своих проблемах, будто мерясь, кто сильнее страдает. Они не поддержат, сразу забудут о твоих словах. Явный пример таких людей — Катя. Сейчас я всё больше думаю о ней с плохих сторон, забывая про хорошее. Вообще у меня мало опыта общения с людьми. Болтая с Димой, мы практически никогда не затрагивали больные, депрессивные темы. Это круто, с ним можно отвлечься, но иногда так хочется выговориться… Конечно, насчёт отца я учителю не сказал. Ни разу не упомянул маму и тому подобное, решив не углубляться в такие проблемы. Позавчера Арсений подарил мне браслет. Самый обычный. Думаю, его можно было бы купить где угодно не больше, чем за двести рублей, но для меня это казалось самым ценным подарком. С Димой тоже всё замечательно. Серьёзно поговорили мы лишь раз. Разобрали ошибки друг друга, решили забыть всё плохое. Хочется вернуть то общение, в котором можно особо не париться. Отец появлялся раз в пару дней, чтобы выспаться. Он снова начал пить больше, но не проявлял особой агрессии, хоть даже заговорить с ним я опасался. В школе Анастасия появлялась редко, никого уже не допрашивая, хоть томно смотрела на меня, когда мы пересекались. Искреннее надеюсь, что дело закрыли. До сих пор не разобрал в голове, почему я так думаю. Надо оставить эти мысли на потом. Подумать над эти как-нибудь ночью, смотрев на тени у потолка и каждый косточкой чувствовав холод. — Поз, всегда надо действовать наперёд, а то и так останемся в «клубе девственников», — ляпнул я, сидя на лавочке ночью у дома Димы и обсуждаю какую-то «очень философскую тему». Мы долго гуляли после школы, а сейчас я его проводил, зная недовольство родителей друга. А я ведь дойду потом и сам. — Я уже вышел из него, — он выпалил это даже не дыша, моментально покраснев. — Чего блять? — правда не поняв, я переспросил. — Считай, я уже мужчина, — гордо, но всё равно смущённо ответил Дима. Я продолжал смотреть на него в недоумении, так и не поняв, что тот имеет ввиду. Мы просидели в молчании ещё пару минут. Я понял, что нарушать не стоит, а лучше потерпеть. Когда Дима набрался сил, он рассказал всё про Матвиенко, скомкано, желая поскорее отвертеться. — Бля, Поз, и ты только сейчас сказал. — Не было подходящего момента. — Ты серьёзно? Еба-а-ать. Никогда бы не подумал, что первый раз быстрее случится у Димы, а ещё с кем! Я всё ещё не хотел рассказать ему про Арсения. Считаю, это несправедливо и, возможно, некрасиво, что я скрываю такое от друга, учитывая, что Поз поделился со мной очень интимным. Когда друг сказал «Пока, мне пора», я уже окончательно решил перенести предстоящий разговор. Я пришёл домой где-то через час, было почти полночь, и я уставший завалился на кровать, даже не переодевшись и не посмотрев, есть ли отец дома. Но по крайней мере, когда я проснулся — я был один. У меня было хорошее настроение. Я даже купил себе шоколадный пончик в пекарне у дома по пути в школу, которую я «заставил» открыться на пол часа раньше. На самом деле, не стоит им менять режим, открывая заведение раньше, ведь даже проходящие мимо люди, несмотря на манящий аромат, проносятся мимо, куда-то спеша. Из-за этого я опоздал на несколько минут. Ну и что, всё равно от этого ничего не зависит и не изменится — так зачем же спешить? Если за эти десять минут в начале урока, что меня не было, я вдруг пропущу важную информацию — мои проблемы, которые никак не касаются окружающих. Захочу — исправлю ситуацию, так какое до этого дело остальным? Но кто так думает ещё? Злобная учительница, которая, видимо, заметила моё хорошее настроение, решила раз десять за урок спросить именно меня. Пришлось схватить пару двоек. Но я не парюсь, и мне тяжело представить, как тяжело отличникам. Как же они трудятся, чтобы показать хороший результат, а подвести учителей уже нельзя. Поэтому я всегда уважаю ребят, что хорошо учатся. Я не как многие троечники, что презирают их. Это бред. Весь урок я думал о том, что было бы славно сходить к Арсению на перемене хоть на минут пять. Всё равно звучит странно: я хожу к учителю на перемене без какой-либо причины. И что я ему скажу? «Здравствуйте, я просто хотел вас увидеть»? Несмотря на то, что мы как-то общаемся некоторое время и в школе часто видимся — такие походы для меня непривычны. Я так и не пошёл к нему, всё равно оборачиваясь каждый раз в коридоре.

***

Девушка медленно двигалась на члене мужчины, когда меж её груди был приставлен нож. Сделаешь что-то не то, начнёшь кричать — холодное оружие мигом сделает своё дело, поэтому лишь получай удовольствие. Но небольшой красный след на том месте всё равно некоторое время будет напоминать о случившемся. — Шаст! — крикнул некий Олег, когда Андрей зашёл в плохо освещённое, холодное помещение, напоминавшие подвал. Но они были в гараже. Единственное место, где напарники могли поработать, ведь их «компания» начала банкротиться, и даже денег на ремонт помещения нет. — Блять, — посмотрев на «парочку» несколько секунд, Шастун отвернулся, — заканчивай тут свои свидания и принимайся за работу. Считай, пол дела сделано, но остаётся не меньше, а срок через два дня. Андрей пошёл за стеллаж, дав время девушке собраться и уйти, а напарнику приняться за дело. — А где Паша? — спросил тот самый Олег. Послышалось копошение: девушка, торопясь, собиралась, а расслабленный мужчина медленно застёгивал верхние пуговицы белой рубашки, на которой уже было пару тёмных следов от ботинок. — Медленно, но упорно уходит в запой. — Может, уже пора, так скажем, преподнести ему, что стоит сначала довести дело до конца, а дальше можно хоть до чёртиков спиться?

***

— Арсений Сергеевич, почему я такой особенный? — спросил я у мужчины, сидя после уроков в его машине. Было комфортно, свежо и приятно пахло. — Ты не особенный. Миллионы таких же, как ты. Таких, естественно, не миллионы, и имел я ввиду, то, что я сейчас сижу в машине учителя, который везёт меня домой. Но то, что он скорее всего ответил так, подумав обо мне как о личности — обидно. Хоть я уже и не надеялся на взаимные чувства с его стороны, то, что я для него, видимо, не имею значения в жизни — крайне неприятно. Представьте, вам бы так сказал человек, которые невероятно важен и дорог. — Я знаю. Ожидал от Арсения ещё чего-то, но он лишь сделал музыку погромче, хмуро уставившись на дорогу, а я положил голову на стекло, переодически ударяясь.

Kiss me momma, kiss your boy

Bless me well and lucky

For I won’t be back ’til I return

I’m gone to old Kentucky*

Минут семь и мы уже у моего дома. Арсений смотрел на руль, дожидаясь пока я выйду. Не знаю почему, но его настроение резко испортилось, что мужчина даже не посмотрел на меня ни разу после того единственного разговора. Конечно, из-за этого моё настроение значительно испортилось тоже, и я вышел из автомобиля с грустью, думая, что бы написать учителю, когда зайду в квартиру и переоденусь. Я стоял на месте, спиной к машине ещё секунд тридцать, пока Арсений не уехал. Только тогда я поднял голову и заметил пару полицейских машин у своего дома. Обычная и спецавто, в которых обычно перевозятся правонарушители. Небось опять пьяный сосед устроил дебошир, или соседка снизу снова пожаловалась на домашнее насилие. Меня так уже утомила полиция за последнее время, поэтому я с дрожью в коленах поднимался на свой этаж. Я уже собирался начать искать ключи от квартиры, оказавшись перед входной дверью, но чуть ли не сразу она распахнулась. Первыми вышли два подкаченных полицейских вместе с моим отцом, заломив тому руки назад. Родитель ругался, пытаясь высвободиться, скорее даже для поддержания «авторитета», но меня мужчина, видимо, даже не заметил. После них на лестничную клетку вышла Анастасия Сергеевна, оставив дверь открытой нараспашку. Можно было заметить, что ещё двое продолжали копошиться в квартире. — Антон… — сказала Анастасия с сожалеющим видом, когда только заметила меня, — проедем со мной в участок? — спросила она для приличия, но, понятно, это было скорее утверждением. С её разрешения я забежал в квартиру, кинув рюкзак, взяв портативную зарядку и умывшись, практически ничего не трогая более. В комнате для допросов крайне некомфортно. Тут скорее я чувствовал себя преступником, которого сейчас будут пытать на электрическом стуле, снимая всё это на камеру, пока за мной наблюдают ещё пару человек из-за стекла, и Анастасия, сидящая передо мной. — Если кратко: твой отец причастен к смерти Иры. Грубо говоря, он её и убил, — холодным голосом начала Анастасия. — Это очень кратко, — я весь начал дрожать, в том числе и голос. Этот было видно, как бы я не старался скрывать. Ладошки вспотели, поэтому неприятно было до чего-либо дотрагиваться. — Антон, даже не смотря на то, что ты его сын — ты ещё несовершеннолетний ребёнок, поэтому больше я сказать не могу. Мы уже связались с твоей бабушкой. По маминой линии, естественно, другой нет. Ты знаешь, что она живёт в другой стране и в конфликте с твоим отцом, поэтому вы и не контактируете, как я выяснила. Если она согласится взять над тобой опекунство — ты будешь жить с ней. Где, я не знаю. Если же она откажет — тебе придётся отправиться в детский дом до совершеннолетия. Других родственников у тебя нет, к сожалению, — глаза женщины были стеклянные, казалось, она не испытывает никаких чувств, хоть и пытается соболезновать, — Антон, ответь, пожалуйста, на некоторые вопросы. Это поможет прояснить некоторое. — Вы правы. Я — несовершеннолетний ребёнок, поэтому вы не имеете право допрашивать меня без присутствия опекуна, как я понимаю. Вы должны это знать, а тем более выполнять, — казаться уверенным — главная моя цель сейчас, но я вот-вот расплачусь. Анастасия вздохнула, поняв мою правоту и жестами что-то показала присутствующему человеку, после чего тот вышел. — Подпиши подписку о невыезде — это ты можешь, — её голос, казалось, стал грубее, из-за чего уровень дискомфорта повысился. Пришлось делать всё, что она говорит, как бы мне не хотелось, потому что она стала упираться на закон. После этого я вышел только через час. И не то, что вышел — выбежал, будто за мной кто-то гонится. Я добежал до парка, и так быстро, что физрук точно бы поставил мне зачёт за несколько уроков вперёд. Ручьём шли слёзы: то ли от ветра и холода, то ли от злости, боли и обиды. Я правда рыдал, сидя на лавочке под деревом. Я выглядел смешно, как девка из-за несчастной любви. Редко проходящие люди косо смотрели на меня, что я только отворачивался, хотя готов был врезать даже женщине в возрасте, которая шёпотом говорит пару неприятных слов. Арсений — шляпа — Сергеевич, 17:01 Антон, как ты?

Шастун, 17:02

Идите в жопу, Арсений Сергеевич

Сейчас я не подумал о последствиях. Из-за случившегося я был ещё злее на учителя, поэтому грубо ответил. Я положил телефон рядом на лавочку, и через секунду он провалился в щель, упав на асфальт. Не было даже желания поднимать его, поэтому оставив его там, я лёг на скамейку, голову положив на правый край, а ноги поставил, согнув в коленях, ведь вытянутыми они сильно свисали. Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы успокоиться. А что сделать, чтобы этот ад закончился — вопрос ещё сложнее. Подумал о том, что именно сюда я «пригласил» Кузнецову тогда. А её лишил жизни мой родной отец. В общем, куда не посмотреть — везде напоминания об этом. Пошёл снег. Даже дерево надо мной не спасало от хлопьев, неприятно падающих на моё лицо. Даже не вставая, я нащупал телефон под лавочкой. Пара новых трещин на нём, но из-за предыдущих они даже не бросаются в глаза. Арсений — шляпа — Сергеевич, 17:10 Are you crazy, you idiot? * Арсений — шляпа — Сергеевич, 17:10 Хочешь, чтобы я тебя отвёл к директору?

Шастун, 17:11

Я вас люблю, Арсений Сергеевич, а вы продолжаете делать мне больно, поэтому делайте уже, что хотите. Я и так столько глупостей натворил.

Wise men say:

«Only fools rush in» But I can't help

Falling in love with you***