TwichHub

      Первым звоночком к предстоящему пиздецу должен был стать тот день, когда Илья понёсся со всех ног в туалет, где выблевал в унитаз свой ужин. С печалью во взгляде он смотрит на непереваренную котлету, и утирает рот от кислой рвоты, смывая отходы жизнедеятельности. Возможно, в этот раз ему не повезло, и еда была не лучшего качества, такое ведь случается. Нужно будет дозвониться до ресторана и высказать пару ласковых, чтобы ему либо вернули деньги, либо обеспечили ещё одной бесплатной порцией.       Это был первый звоночек, который Коряков благополучно проигнорировал, свалив всё не на выкрутасы собственного организма, а на испорченное мясо. Вторым звоночком стало то, что он проснулся от едкого рвотного привкуса в глотке и помчался к своему любимому фаянсовому другу на всех парах. И этот звоночек проигнорировать было невозможно. Он не ел ничего уже с обеда, а догнать только сейчас отравление просто не могло. Поэтому Илья складывает два и два, получая закономерный результат:       — Ёбаный Дрейк, вот и поебались без резинки.       Поход в аптеку Коряков не решается откладывать, бежит со всех ног, успев разве что умыться и зубы почистить, написывая между делом Денису гневные сообщения. Вот будет умора, когда тот проснётся. Вот ему будет весело. Илья почти злорадствует, когда выбегает из аптеки с тестом на беременность, с которым разобраться приходится уже дома, надежно заперевшись в ванной комнате. Илья честно игнорировал все недовольные комментарии со стороны родни, орал и требовал дать ему время. Его ему понадобится очень много. Потому что одному тесту верится с трудом, но вот когда все три показывают одинаковый результат, становится уже не до смеха. И даже не до злорадства. Пузатый-то он.       Ладонь ложится на всё ещё плоский живот, ведёт по нему, словно пытается почувствовать там, внутри, ещё одну жизнь. Но пока только тянущее чувство голода и животный ужас от осознания произошедшего. Он, блядь, залетел. От Дрейка, который его развёл на эту авантюру и пару недель буквально накачивал своей спермой, будто и впрямь стремился заделать пиздюка. Что ж, упорство и старания увенчались успехом, можно было только поздравить молодого папашу. Только звонить не спешит, Коломиец в любом случае не проснётся. Поэтому выбор падает на Вову, который знал о его маленьком секрете.       — Алло? — Семенюк звучит сонно, как-то особо измучено, но щадить его нервные клетки и попытки поспать отведённые в день восемь часов Илья не собирался.       — Хуем по лбу не дало? — язвит Коряков на вистом автоматизме, пока усаживается на крышку унитаза и закусывает кожу на большом пальце. Нервничает ужасно, сил нет. — Я залетел, Вов.       — Куда? — звучит с явным недопониманием в голосе. — Если ты там с кем-то познакомился, то мне об этом зачем знать?       — Нет, ты не понял. Я. Залетел.       Вова молчит, обрабатывает полученную информацию, складывает в уме все факты, известные ему об особенностях Ильи, его юмора, истерических ноток в голосе сейчас и такого размытого «я залетел». Осознание бьёт по голове обухом, и Семенюк просыпается моментально, продирает глаза и частит в трубку:       — Ебать, ты как умудрился? Какого хуя, Мазеллов? — Вова едва не посмеивается (заливается хохотом истерическим), представляя Илью с беременным животом. В голове это выглядело как полный абсурд. — Рассказывай, кто папаша.       — Тебе подробно рассказать, как я ноги раздвигаю? — Коряков шипит уязвлённо, но быстро гасит в себе только начавшую зарождаться агрессию. Это на него гормоны так влияют или он совсем уже флягой свистит на фоне происходящего, второй вариант казался более правдоподобным. — Дрейк. Папаша Дрейк.       Семенюк смеётся пуще прежнего, приходится даже отвести телефон от трещащего от столько громких звуков уха. Это едва ли спасает. Смеяться в ответ не хочется, не сейчас. Сейчас Илья ощущает себя потерянным, преданным собственным телом неправильным и униженным ко всему прочему. И вот нужно было Коломийцу ебать его без гандона. А, ой, если бы гандона не было, то и Дениса тоже. Так что один гандон всё-таки был.       — Серьёзно, всё-таки Дрейк? — Вова догадывался, что эти двое что-то скрывают. Уж с больно подозрительной регулярностью они исчезали в одно и то же время, а после и появлялись из одного и того же закутка школы. — Хотя это было очевидно, как вообще вышло, что ты залетел?       — Он трахал меня без резинки, — устало отвечает Илья, руша надежды Семенюка на то, что резинка просто порвалась в процессе. Как бы не так, они ими уже не пользовались чёрт знает сколько. Коряков уже честно и не вспомнит, когда в последний рад заглядывал с Денисом в аптеку не за смазкой разве что. — Две недели. Или больше уже? Не важно.       — Пиздец. И что делать собираешься?       — Аборт скорее всего. Мне всего восемнадцать, этому еблану семнадцать. Какие из нас родители?       — И то верно. Дальше сам?       Илья согласно мычит и вешает трубку, считая разговор законченным. Ему удалось успокоиться и перестать трястись от одной только мысли, что где-то внутри его тела есть набор клеток, который со временем вырастет в человека. Взрослого, со своими взглядами на мир и мнением. Корякову это не нужно, по крайней мере не сейчас, когда за душой у него ничего нет, кроме желания отпиздить Дениса за его ахуительные идеи. Только вот это проблему не решит.       Зато почти решает внезапное появление Коломийца на пороге квартиры. Денис выглядит запыхавшимся, каким-то взъерошенным, с шальным блеском в глазах, когда смотрит сначала Илье в глаза, а после опускает взгляд на привычно плоский живот. Илья пятится назад, когда на него надвигаются, захлёбывается чувством тупой беспомощности, стоит только лопаткам вжаться в стену, а самого себя почувствовать маленьким-маленьким. Из состояния этого его вырывает прикосновение к животу чужой длиннопалой конечности, которая лезет под футболку. Лезет, ощупывает, мягко прихватывает за бок. Хочется посмеяться на такое нелепое поведение Коломийца.       — Я не стал пузатым за одну ночь, успокойся уже, — фыркает Коряков и отталкивает от себя руки Дениса, который, вроде бы, успокаивается, возвращаясь в своё обычное состояние. — То есть ты не отвечал мне, потому что бежал сюда?       — Ага, — без доли сомнений согласно выдаёт Дрейк и следует за Ильей в его комнату, здоровается с его матерью и закрывает да собой следом дверь. — Что собираешься делать?       — Не знаю.       Илья и правда не знает. А вдруг это его единственный шанс? Он ведь не женщина, а второй такой шанс может и не быть, если ему пригорит создать свою семью. Вдруг и такое событие будет иметь место в его жизни, кто знает. Но с другой стороны ему восемнадцать, а через несколько месяцев он только закончит школу. И куда ему идти с пузом таким или спиногрызом? В универ или в армию? Просто смешно.       «На трассу», — язвит собственный внутренний голос, пока Коряков кусает нервно губы и цепляется пальцами в нервном жесте за обвившие его руки Дениса. — «Надо что-то решать и делать это надо как можно скорее. Пиздюк его ждать не будет, вырастет, а потом от него уже точно не избавиться».       — Я пойду к врачу для начала.       — Договорились.

***

      К врачу Илья и прям идёт уже через несколько дней. Чувствовал себя, как идиот, но всё внимательно слушал. И то, что он молодой, организм у него крепкий, беременность выдержит. Аборт тоже, и следующая беременность проблемой не будет. Коряков честно задумывается, нужна ли ему сейчас эта беременность. Пиздюка он нагулял по неосмотрительности, себя в роли внимательной мамаши не видел, Дрейк в роли отца вызывал ещё больший смех. Тот полчаса не может определиться, электронку с каким вкусом хочет купить себе на ближайшие два-три дня, что уж тут говорить о ребёнке.       — Дэн, ты хочешь ребёнка? — интересуется он как-то раз невзначай, нервно щёлкая пультом. — Сейчас.       Дрейк отвечает на вопрос многозначным молчанием, и это напрягает. Настолько сильно напрягает, что хочется приложить проклятым пультом по макушке светловолосой, чтобы её обладатель с высоты своего роста соображал быстрее. Но это явно делу бы не помогло. Зато Коломиец, кажется, отмирает, поняв суть вопроса.       — Я не думал об этом. Но сейчас… — он запинается, поджимает губу нижнюю до образования на подбородке ямки, смотрит на Илью как-то по-особенному сосредоточенно и серьёзно, что аж хочется спрятаться от этого взгляда, жуёт щеку. — … сейчас слишком рано. Может, лет через пять или даже семь? А ты хочешь оставить?       — Не знаю, — буркает в ответ Коряков и накрывает ладонями всё ещё плоский живот. Задумывается над вопросом уже серьёзно, готов ли он к… материнству или отцовству? В пизду, какая разница. Нет, не готов. И не будет готов, пока не придёт к этому сам. А он ещё не пришёл, даже не близко. И неизвестно, когда этот момент настанет. Может, как раз лет через пять или даже семь. Но не сейчас. — Наверное, не хочу. Типа, что я ему дам? Мы дадим. Нихуя. Да и врач сказал, что я плодовитый, как свинья.       — Так и сказал?       — Пошёл на хуй.       Дрейк прыскает весело себе в кулак и треплет нахохлившегося Илью по макушке. К консенсусу они, походу, пришли, что не могло не радовать. А что там будет спустя пять или семь лет — вопрос другой.