TwichHub

      пьяный в драбадан илья прекрасный образец для наглядного примера известного многим фразеологизма: «пьяная баба своей пизде не хозяйка». только вот илья не баба, а не хозяин он не только своей пизде, но и рукам. рукам, которыми он обвивает шею дрейка, льнет к нему близко-близко и елозит между делом промежностью по колену, чувствуя, как внутри всё сладостно поджимается и мокнет.       илья пьян в жопу, ведь иначе не стал бы вести себя так. иначе бы он не полез на дениса с жадными влажными поцелуями, на которые не менее подпитый коломиец отвечал, без особого труда перенимая инициативу дрожащих от высокого стона губ. дрожат не только губы, но и само существо, готовое растечься у чужих ног желейной массой, в которой запросто можно увязнуть. стоит только сделать один неаккуратный шажочек, и корякова поглотит, затянет в болото, где он — самая опасная, клыкастая, голодная и соблазнительная русалка из всех, готовая утянуть неверного своей девушке дрейка на самое дно.       и тот охотно поддаётся, уступая место дурману в голове. бёдра ильи округлые, мягкие и упругие, мять их — одно удовольствие. кожа горячая, гладкая, с тёмной порослью волос ниже пупка, который дрейк оглаживает пальцами и проскальзывает ладонью в спортивные штаны сразу в бельё и… замирает. пальцы натыкаются на горячее, влажное, мягкое и податливое, с нежными складками, меж которых коломиец ведёт, упираясь в текущую дырку. у него сейчас миллион вопросов, но денис не задаёт ни одного.       не тогда, когда коряков заваливает его на лопатки. не тогда, когда приподнимается и тянет с себя лишнюю одежду. не тогда, когда доверчиво оголяется, позволяя увидеть всё в полной красе: набухшие от прилившей крови половые губы, влажно блестящие от смазки в тусклом свете настольной лампы, лобок гладкий, и удержаться сложно. поэтому коломиец тянет илью к себе за бёдра ближе, пьяно смотрит на него, смущенного и до невозможности возбуждённого, снизу вверх, прежде чем широко мазнуть языком по промежности, собирая пряную на вкус смазку, что тонкими липкими ниточками протягивается от промежности до ярко горящих алым даже в темноте губ, на которые илья сейчас готов едва ли не молиться.       и молитва его — стон протяжный, громкий, когда дрейк припадает губами к клитору, вбирает в горячий рот чувствительную плоть, гладит языком гибким и, отвлекая, толкается пальцами во влажное, жаркое лоно, пульсирующее и сжимающееся. это слишком хорошо, чтобы быть правдой. только вот вся правда в том, что они пьяные, отчаянные и готовые на любую дурость, а с утра будет стыдно взглянуть друг другу в глаза. ведь одно дело шутить о том, как они будут трахаться, и совсем другое, когда это происходит на самом деле. когда длинные узловатые пальцы гладят изнутри стенки влагалища, когда чужой рот доводит дрожащих от возбуждения колен.       совсем другое дело, когда илья сползает ниже, обратно на бёдра, и обхватывает мелко подрагивающими пальцами твёрдый член, увитый набухшими венами. совсем другое дело, когда ладонь скользит по всей длине, останавливается на середине и, прихватив приятно тяжелую плоть поудобнее, направляют в изнывающее от сексуальной жажды лоно, туго принимающее, но податливо растягивающееся под напором крупной головки.       денис под таким напором вздыхает шумно, сглатывает сладкую слюну гулко и ведёт ладонями по напряженным бёдрам, ласкает светлую кожу, усыпанную родинками, и ловит поощрительное мычание по стороны корякова. в его глазах так и читается мольба взяться посильнее, натянуть так, чтобы все пьяные мысли из головы выбросило напрочь. и не воспользоваться таким предложением — себя не уважать. дрейк натягивает, всматривается жадно в то, как илья выгибает брови, губы закусывает и стонет высоко, сжимаясь туго, влажно, идеально. хочется больше, сильнее, глубже и…       илья начинает двигать бёдрами, соскальзывая и насаживаясь на член, упирается влажными ладонями в грудь коломийца, царапает короткими ногтями кожу, не пытаясь сдерживаться. он пьяный, дрейк тоже, этот их секс — пьяная ошибка, растекающаяся по венам чистым удовольствием, от которого дыхание сбивается, кровь жарко приливает к лицу, шее, груди, концентрируется оглушающей пульсацией в висках и текучей лавой между ног.       они не целуются, но делят одно дыхание на двоих, когда меняют положение, и теперь уже денис нависает сверху, придерживает илью под коленом и вторгается в измождённое возбуждением тело, принимающее его охотно, податливо, прогибающееся в позвоночнике и стонущее сорванно в щёку, которую коряков время от времени прихватывает зубами и опаляет дыханием частым, сбитым, становящимся с каждым толчком всё более тяжёлым, невозможным настолько, что хочется поделиться собственным. только вот у дрейка у самого лёгкие дерёт от недостатка кислорода, а в голове каша или разваренные макароны, слипшиеся в плотную желейную массу, бултыхающуюся по черепной коробке от каждого движения. денису похуй.       похуй, потому что илья содрогается крупно, впивается болезненно ногтями в местечко пониже лопатки левой, сгребает в крепкую хватку волосы на затылке и стонет. высоко, почти по-девчачьи, ёрзает по влажной простынки, пристающей неприятно к телу, и внизу становится совсем мокро, по бёдрам буквально течёт. и на это тоже похуй, потому что коломиец делает ещё несколько толчков, замирает напряжённо, кончая в пульсирующее лоно и чувствуя, как горячая сперма толчками вытекает наружу, липнет к коже, остывая неприятно.       только вот всё внимание устремлено на покрасневшее лицо корякова с тёмными трепещущими ресницами, на искусанные губы, которые илья облизывает, собирая языком над верхней солёные капли пота. это красиво, на это можно смотреть вечно, но момент можно растянуть лишь на сейчас, когда они пьяные, а ими двигает лишь выпитое спиртное. с утра об этом придётся забыть, оставив приятным воспоминанием лишь на одинокие ночи.