TwichHub

      Илья под порцией алкоголя смелым становится, его нужно держать на привязи, как бешеную псину, заливающей под собой землю слюной отравленной. Однако Дрейк поводок ослабляет, позволяет Илье иметь слишком много свободы. Уж больно он становился честным, тактильным по отношению к тем, кто был ему дорог, под касания лез, жался под бок и смотрел исподлобья мутным жаждущим взором. Чего он жаждал никогда угадать было нельзя, но Коломиец почву прощупывает, давит на точки чувствительные и всё становится ясно, как весенний день среди марта.       Вот и сейчас Коряков смотрит этими своими глазищами невозможными в обрамлении длинных тёмных ресниц. Денис ему искренне завидовал, у самого-то светлые, их почти и не видно, сливаются с радужкой светлой. А у Ильи всё с этим идеально, всё выразительно. Особенно выразительно он тянется мелко подрагивающими пальцами к штанам чужим, цепляет ими край ремня, просовывает два пальца под кожаную ленту и на себя тянет, ближе. Денис поддается, делает короткий шаг, второй вперёд и замирает на месте, когда меж ними расстояния остаётся от силы сантиметров пять.       Их Илья без смущения обычного преодолевает быстро, жмётся щекой к пряжке ремня губами, смотрит снизу вверх, словно на прочность испытывает. А Дрейк не железный далеко, его самообладание трещит по швам, лопается, вынуждая руку опустить на тёмный затылок, пропустить сквозь пальцы короткие волосы, которые теперь даже не оттянуть как следует, вырывая из глотки страждущий от нехватки ощущений стон. Зато сейчас Коряков издаёт шумный вздох, жмётся горячим влажным поцелуем к низу живота, лезет под футболку руками, по бокам гладит.       Дрейк не одёргивает, даёт то, чего сейчас так хочется Илье, что оставляет ещё парочку поцелуев на поджавшемся животе и в конечном итоге жмётся щекой горящей ярким румянцем к бедру сквозь ткань джинсов, на которых он пытается ослабить хватку ремня непослушными пальцами. Получается у него совсем худо.       — Помоги, — просит он едва ли внятно, отстраняется немного, чтобы смотреть расплывающимся взором за тем, как Денис, выпивший значительно меньше, ловко расправляется с ремнём. Длинные узловатые пальцы подцепляют полоску кожи, вытягивают её из оглушительно гремящей в тишине пряжки. — И ширинку тоже.       — Настолько пьян? — Коломиец посмеивается беззлобно, оглаживает подбородок Ильи большим пальцем, трогает приоткрытые губы, но с ширинкой собственной тоже помогает справиться. — Дальше сам, Илюх.       Естественно сам, это очевидно. Коряков ладони на узкие бёдра удобнее укладывает, просовывает пальцы в шлёвки и тянет джинсы вниз, чтобы почти сразу обхватить губами только начавший твердеть член сквозь трусы. На ткани остаются влажные пятна от слюны, которые сейчас не смущают никого из присутствующих в этой комнате. Дрейк разве что предпочёл бы ощутить это прикосновение напрямую, но не торопит. Понимает, что у Ильи просто такая тактика, что он дразнится, возбуждает сильнее, когда обхватывает головку, обводит её языком и смотрит исподлобья взглядом хитрющим, похотливым настолько, что становится ясно: поводок был ослаблен слишком сильно. Его бы сейчас затянуть потуже, ограничив свободу действий чужих, но Денис не делает этого, не видя в этом никакой необходимости.       А Илья данной возможностью пользуется, надавливает языком на уже влажную ткань белья сильнее, чтобы после потянуть его вниз. Илья член обхватывает ладонью у основания, ведёт лениво ладонью по всей длине практически, не доводит до головки, которую ртом накрывает, взгляд мимолетно бросая вверх и получая дозу поощрительной ласки. Дрейк его по затылку гладит, не давит, но это поглаживание работает лучше очевидного намёка на большее, поэтому Коряков щёки втягивает, обводит языком чувствительную плоть по кругу, давит на щель кончиком и тут же сменяет свои дразнящие ласки на ощущение тугой глотки. Он опускается на член ртом до середины, сжимает губы и, слыша глубокий вздох сверху, головой принимается двигать.       Он не спешит, желая оттянуть момент по максимуму, пока ошейник на глотке не затянули вновь. Илья сосёт с завидным усердием, чмокает шумно и даже уже не пытается утирать подбородок от собственной слюны, что капает вязко прямо на собственные колени, обтянутые тёмными джинсами. Влажные пятна потом можно будет даже разглядеть, но пока что Коломийцу куда интереснее всматриваться в чужое лицо: прикрытые веки с подрагивающими ресницами, остро выделившимися скулами, по которым расползлись красные пятна после спиртного (только ли от него?), растянутые вокруг члена губы, уже выглядящими натруженными, потерявшими свой чёткий контур. Видок тот ещё, заставляющий кровь бурлить в жилах и возвращать себе привычную над подобными действиями власть.       Пальцы давят на бритый затылок, заставляя Илью взять в рот глубже. Тот дёргается всем телом, сжимает судорожно глоткой плоть и вскидывает потерянный взгляд. В глазах чужих стоят слёзы, что соскальзывают с длинных ресниц, чертят прозрачные дорожки по щекам и так же капают с подбородка вниз, на колени. Илья мог бы отстраниться, мог бы высказать все свои «фи», но вместо этого, перетерпев неудобства за считанные секунды, горло расслабляет, насаживается глубже, пока не задевает кончиком носа лобок и стонет сдавленно.       Илье хорошо, и Денис с ним это удовольствие делит одно на двоих, замирая и не давая двигаться самому Корякову, по шее которого ведёт пальцами, прощупывая очертания собственного члена в дрогнувшей глотке. Это приятно до сведённых мышц и поджатых на ногах пальцев и попыток сгрести короткие волосы Корякова. Этого сделать не получается, отчего из груди рвётся разочарованный стон. И нужно же было ему в очередной раз побриться, оставив на голове ровным счётом почти нихуя. Как назло. Зато удаётся удобно прихватить за затылок, притянуть ближе и, уловив булькающий звук, спустить прямо в глотку.       Илью Коломиец от себя отстранять не спешит, довольствуется видом того, как слёз и красных пятен, перешедших на шею, становится больше, как изо рта помимо слюны быстрыми дорожками стекает сперма, оставляющая на штанах белёсые разводы. Илья его потом хуями обложит за это, но сейчас, конкретно в данный момент он даже не брыкается. Глотает по возможности, вновь начиная сосать ещё не опавший после эякуляции член, доводя до грани не только на физическом уровне.       Рубикон перейдён, все рамки приличий и подавно, поэтому Дрейка нисколько не смущает наклониться и занять рот Корякова уже собственным языком, на котором тут же начинает вязко горчить привкус спермы. Это отвращения не вызывает, это не нечто новое в их жалком подобии отношений на пьяную голову. Это своего рода норма, выходящая да грани разумного с самого первого раза, когда они так уединились в толчке кальянки. Официально по причине поссать, неофициально по причине отсосать.