Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

Когда Анна и Яков вернулись в гостиницу, давно пробило одиннадцать вечера. Несмотря на поздний час, около них немедленно материализовался управляющий, который ждал их все это время. Он был благодарен Штольманам, о чём им и сообщил с почтительностью и воодушевлением. Господа из номера пятьдесят три изволили съехать ранее запланированной даты. В их номере ими было оставлено колье, которое также нашло своего владельца среди постояльцев. Никто не стал поднимать шум, потому что Эрнест Афанасьевич представил все так, будто искомые предметы были случайно найдены служащими, а виновных в этом досадном недоразумении внесут в специальный список, и они не смогут более никогда в жизни заселиться в Редиссон. Самим Штольманам владельцы отеля необыкновенно благодарны, поэтому пребывание в стенах Редиссона для них будет бесплатным. И на вокзал завтра утром их доставят за счет отеля. Новости были приятными, и Яков подумал, что сэкономленные деньги они пустят на какой-нибудь памятный подарок для Володи и приятные пустяки для Алекса и Сони. Будто в ответ на его мысли администратор за стойкой сказал, что им доставили письмо. Поднявшись в номер, они распечатали увесистый конверт и обнаружили в нем два листочка от Марии Тимофеевны и Виктора Ивановича, которые писали, что все у них хорошо и дети почти не доставляют беспокойства, и рисунки с подписями от самих детей. Алекс изобразил план по покорению Эвереста, которым грезил с некоторых пор, и звал родителей поскорей вернуться, потому что бабушка и дедушка идей его не поддерживали, а скорее даже наоборот — им препятствовали, что для его свободолюбивой натуры было событием неприятным и отчасти неожиданным, ведь раньше его порывы никто не сдерживал. Сонечка нарисовала серо-зеленый шар в кривой шляпе и с отчего-то красной тростью и заботливо подписала его «Папочка» с помощью брата. Ане повезло больше. Вместо шара был фиолетовый треугольник, символизирующий платье, и страшный желтый кудель из одной сплошной кудряшки, задуманный как волосы. Подписи не было, но около него старательно было нарисовано сердечко. Семейный портрет умилял. — Я повешу его в гостиной, — решил Штольман. — Прямо около Энгра. Новизна передачи цветов зашкаливает. Аня рассмеялась. Да, таланты их детей поражали воображение. Остались письма от Гастона и Марты, но они обещались написать в Затонск, ибо они уже взрослые и способны перетерпеть пару дней, чтобы не беспокоить Анну и Якова по пустякам. — Как ты думаешь, у Володи всё будет хорошо? — с тревогой спросила вдруг Аня, потому что мысли о детях, живущих с ними, перешли на мысли о том, кто жил отдельно. — Да, — кивнул Яков. — У него большие успехи в учебе, особенно в естественных науках. Мы регулярно переписываемся с директором. Перед ним открыты многие дороги. И с ребятами он нашел общий язык. Несколько верных товарищей у него есть, да и в целом он ни с кем не конфликтует. — Это хорошо, — протянула Анна, думая о хрупком снаружи и еще более уязвимом внутри мальчике. — И еще хорошо, что он решил навестить нас. Ты не знаешь, почему раньше он не соглашался? Штольман решил избавить жену от душевных терзаний и не стал говорить о том, как мучило Володю понимание, что воспоминания о Нине могли помешать Ане и ему самому относиться к её сыну с лаской. Зачем её тревожить. Тем более, что теперь все для себя всё прояснили. — Он не был готов, возможно, — выбрал нейтральную формулировку Яков. К тому же, это в самом деле было правдой. — Ты прав, — согласилась Анна. — Я бы хотела, чтобы ему у нас было хорошо. Ему нужно… Мы нужны. Штольман грустно улыбнулся. Да, нужны, тут сомнений быть не может. Теперь, возможно, им удастся и в этом плане поддержать Володю. Но Аня в очередной раз его поразила. Как поразила уже когда-то давно, когда он вернулся из Петербурга с вестями о том, что никаких подвижек с Ниной нет. Она тогда сказала, что Нежинской будет лучше в лечебнице, чем на каторге. Жить без венчания не было решением проблемы, он понимал это. Это полумера, это лазейка из ловушки, в которую он попал сам и втянул любимую женщину, но его тогда ошеломило, что его Аня может сочувствовать тому, кто стал источником её боли. Даже ценой многих для себя лишений. В этом она вся. Он был бы трусом и подлецом, если бы оставил все как есть, если бы не вывернулся наизнанку, чтобы все решить. Ради этой женщины. Ради света в её душе, в которой есть прощение и сострадание почти для каждого. Штольман подошел к жене и прикоснулся губами к её виску. Она улыбнулась и, повернув голову, поцеловала его в губы. Нежно, почти невесомо. Так, что каждая нервная клеточка отозвалась на поцелуй. — Пойдем в постель, — сказала она, прервав поцелуй. — Я обещаю, что не буду отбирать сегодня одеяло. — Отбирай! — разрешил умиротворенный Штольман. — Можешь даже бурчать! — Вот это щедрость! — засмеялась Аня. — Как не воспользоваться таким предложением! Она снова поцеловала его и потянула к кровати. Петербургские приключения заканчивались. Завтра их ждал Затонск.