Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

— Здравствуйте, Алексей Егорович! — поздоровался Штольман, решив, что в данном случае наступление — самое верное средство. — Очень рады вас видеть. Надеюсь, вы в добром здравии. — Я? Да, благодарю! — растерянно сказал Ребушинский, не ожидая, что Яков будет говорить так спокойно и почти равнодушно. — Я как узнал, что вы здесь, немедленно поспешил сюда. — Кто же вам об этом сказал? — чуть насмешливо поинтересовался Штольман, желая высчитать скорость распространения сплетней в Затонске. Кто-то в гостинице? Или в лавках на центральной улице? Он оказался неправ. — Так начальник станции. Я к нему утром пришел новые тарифы на проезд узнать, чтобы в газете напечатать, а он мне — приехали, стало быть. Вдвоем. Полиция их сразу под белы рученьки, говорит, и увезла. Даже в здание вокзала зайти не дали! Ну я сразу сюда. Осветить это вопиющее событие! Аня открыла рот. Бог ты мой! Она могла, конечно, предположить, что о них могут ходить слухи по поводу их скандального отъезда, по поводу её родителей, которые тоже не остались в Затонске, но чтобы их без суда и следствия в тюрьму с вокзала везти — о таком она и помыслить не могла! Штольман тоже опешил на секунду. — Так что же, на станции думают, что нас арестовали? — уточнил он, не веря своим ушам. — Да, именно так! — закивал Ребушинский. — И вот я здесь, чтобы засвидетельствовать ваше освобождение и дать жителям нашего города полное понимание происходящего! Яков посмотрел на Аню. Однако! — Алексей Егорович, — попыталась улыбнуться Анна. — Мы провели ночь в гостинице, а здесь мы навещали Николая Васильевича. Никто нас не арестовывал! Ребушинский прищурился, осматривая Штольманов в попытке уличить их во лжи, но не находя и малейшего признака смущения. — Это прекрасно, — кисло провозгласил журналист, но тут же воспрял духом. — Так что вас тогда сюда привело? Уж не господин Сазонов ли и его скоропалительный отъезд? Многое можно сказать о Ребушинском, но чутье его ошибалось крайне редко! Вот так — не в бровь, а в глаз. — Или еще лучше, — тут Алексей Егорович просиял еще пуще прежнего, и Якову даже показалось, что рука его дрогнула в желании немедленно начать строчить новую статью. — Вы здесь ради какого-то крайне сложного и невероятно опасного дела, которое привело вас из Парижа. Я ведь читаю газеты, Яков Платонович! И все знаю про ваш успех в Европе! Неужто зловещая тень вновь нависла над нашим городком? Нас ждет государственный заговор? Или вновь серийный преступник? Или еще что-то более увлекательное? Ребушинский так воодушевился от собственных предположений, что ему, казалось, и ответ Анны и Якова уже не нужен был. Вся первая полоса уже родилась в его голове и была напечатана в срочном номере «Телеграфа». Пока Штольман лихорадочно соображал, что будет лучше — предстать в глазах затонского общества прелюбодеями, сбежавшими в Париж от осуждающих глаз, закоренелыми негодяями, которых везут в каталажку, не дав и шагу с поезда ступить, или парочкой, с приездом которой в Затонск возвращается древнее зло и людей начинают резать направо и налево — к Ребушинскому подошла женщина лет тридцати сильно на сносях и, осмотрев представшую перед ней картину, воскликнула: — Алексей Егорович! Ну вот я так и знала! Как только мне в лавке сказали, что Анна Викторовна и Яков Платонович приехали откапывать сокровища, которые алтайцы пять лет назад под Затонском зарыли, я сразу поняла, что ты сюда пойдешь! Ну что ты людей отвлекаешь! Как они свои дела закончат, так и дадут интервью. Доброе утро, Анна Викторовна! Яков Платонович! Аня ошарашенно кивнула. Она узнала в незнакомке одну из сотрудниц «Дамского угодника», которая когда-то водила дружбу с Марией Тимофеевной и частенько приходила к ней за советом по поводу той или иной статьи. Еще больше Анна изумилась, когда Ребушинский принялся хлопотать вокруг женщины, пеняя ей за то, что по морозу одна из дома вышла, да еще так далеко. Выяснилось, что сначала Мария Андреевна перешла из «Угодника» в «Телеграф» и стала писать статьи на злобу дня, а после прочно поселилась в сердце редактора газеты, поразив его решительностью и бескомпромиссностью суждений. Они поженились и вот — совершенно невероятно и очень неожиданно — ожидали первенца. — Ты права, душенька, совершенно права, — кивал Ребушинский. — Яков Платонович, Анна Викторовна, я прошу вас не стесняться и заходить в редакцию. Я напечатаю пока то, что узнаю не из первых уст, а уж после — то, что вы скажете! И если вдруг вам нужно будет что-то узнать о господине Сазонове — обращайтесь! До свидания! Яков и Анна не успели ничего ответить, потому что деятельная Мария Андреевна Ребушинская утянула мужа прочь, оставив Штольманов недоумевать на крыльце полицейского участка. — Тебе не показалось? — спросила Аня, повернувшись к мужу. — Что Мария Андреевна необыкновенно смахивает на Марию Тимофеевну лицом и нравом? Показалось. — Чудеса! — хмыкнула Анна, качая головой. — Чего в жизни не бывает! — улыбнулся Яков. Они сошли вниз и направились в контору Аниного кузена. Она как раз должна была открыться через полчаса.