Здесь нет ничего святого

Запах разномастного парфюма и алкоголя забивается в нос, едва не заставляя вырвать. Дрожащие руки цепляются за очередную рюмку водки и дряная жидкость обжигает горло, только я делаю глоток. Состояние оставляет желать лучшего. Это отлично подтверждает тошнота и ужасная головная боль. Такое ощущение, что мозгу стало тесно в черепной коробке и он скоро её проломит. Чонин, который как всегда занимает место за барной стойкой, с сочувствием смотрит на меня, но ничего не спрашивает. Ему и не надо, он и так всё знает. Парень был одним из свидетелей истерики Сынмина где-то час назад, когда в нашу спальню ввалились двое, чтобы проводить малыша Мини к ЛиНоу. Когда парнишка плакал, кричал и цеплялся в мои плечи, но я не смогла помочь. Только плечи теперь жжёт будто огнём от отчаянных прикосновений и затылок трещит, потому что один из уродов надзирателей оттолкнул меня так, что я упала на комод. У них это в порядке вещей, ведь я здесь не считаюсь кем-то большим, чем марионетка в господстве наслаждений. Даже не человек. И Мини не человек - игрушка. Даже представить себе не могу, насколько ему сейчас плохо. Точнее, могу, но не хочу. Вспоминать не хочу. Я хочу просто подняться на третий этаж, где расположены спальни надзирателей, и забрать Сынмина из лап его мучителя. Закрыть его собой от всего, что ему предстоит пройти. Вытерпеть судьбу парнишки за него - не привыкать. "Ты же хотела, чтобы Сынмин был ласковее с Ли Минхо! Получай! Какая выпала возможность, а?" - ехидно подсказывает сознание, выполняя медвежью услугу, потому что к желанию забрать Мини прибавляется ещё желание выть и рвать на себе волосы. Да, я хотела снисходительности Сынмина к надзирателю, но не так. Малыш пока просто должен был терпеть присутствие ЛиНоу, разговаривать с ним и отвечать на его ласки, но не заходить слишком далеко. Возможно, пункт секса и был бы выполнен, но когда Мини совсем оперился бы здесь. Когда стало бы всё равно с кем. Когда Минхо перестал бы казаться монстром, потому что только со временем понимаешь, что в "Красной розе" много монстров. Ли не самый ужасный из них. Я тоже не сразу поняла это. Минхо казался мне чудовищем после изнасилования. Я думала, никого нет чудовищнее его. Теперь я знаю, что ошибалась. Нет, Ли всё ещё один из ненавистных мною людей, но у него появилась конкуренция покрепче. Хотя, сегодня днём в кабинете Кристофера мне снова казалось, что Минхо я ненавижу больше всех на свете. Ненавижу до красных пятен перед глазами. Как же я хотела перегрызть ему глотку, когда он говорил! Прикрываю глаза. Нужно немного успокоиться, потому что своей злостью я никому лучше не сделаю. Я вообще сделать ничего не могу. Ничего. От бессилия слёзы жгут уголки глаз. Не хочу, чтобы кто-то видел как я плачу, поэтому спешно покидаю зал, направляясь к заднему выходу из здания. Надзиратель у двери смотрит на меня без интереса и совсем не реагирует, когда я проскальзываю мимо на открытую террасу, освещённую жёлтым светом фонарей. Мне можно. Я одна из тех, кому беспрепятственно позволено гулять на территории борделя. Всё равно никуда не денусь - по периметру поставлена охрана. Уверена, я уже замечена и теперь меня будут пасти, пока я снова не скроюсь в пасти адского каменного зверя. Пусть смотрят! Пусть видят как я приваливаюсь спиной к одному из железных фонарных столбов, сползая по нему на землю. С какой ненавистью смотрю на здание, из которого только что вышла. Смотрю на третий этаж. Окна спален надзирателей смотрят на меня в ответ зияющими чёрными дырами - только в четырёх из них горит свет. Где-то там наш Мини. Где-то там ему сейчас плохо, а я не имею возможности помочь. Я как одно из этих тёмных окон, которое замечают только тогда, когда зажигается свет. Мой свет погас давно уже. - Агнесса. Моё имя заставляет вздрогнуть. Я не поворачиваю головы на голос, потому что знаю, кого там увижу. Последовал за мной? Что ему нужно? Что ему, блядь, нужно!? Ему мало, что с появлением этого прошлого, что он с собой принёс, я превратилась в тень себя самой!? Что ещё тебе нужно, Со Чанбин!? - Эй, Агнесса! - повторяет он и присаживается на корточки прямо напротив: - посмотри на меня. Я выполняю его просьбу. За столько лет он почти не изменился, только возмужал и стал очень похожим на старшего брата. Будто это Чону сейчас рядом со мной. Будто ничего и не было. - Они создают собственную утопию, чтобы чувствовать себя в ней хозяевами. На самом деле они все слабы. Они же просто люди. У каждого есть уязвимое место, не взирая на положение. Нужно просто найти это место и ударить побольнее прямо туда. - Чанбин поворачивает голову в сторону здания и тоже смотрит на третий этаж: - знаю, что тебе страшно, но теперь ты не одна, Агнесса. Мы с тобой в одной команде, пусть и по разные стороны баррикад. Я всё ещё не верю ему. Он стал надзирателем ради благородного порыва? Мучить нас, чтобы спасти одну меня? Мне такие жертвы не нужны! Мне вообще ничего от него не нужно! Только доля правды в его словах есть - у каждого своя слабость. Моя на данный момент где-то на третьем этаже огромной камеры пыток, откуда нет выхода. Этим мы с Минхо похожи, потому что у нас одна слабость. Во всяком случае, я так предполагаю. А какое уязвимое место у других? Знать бы. Я, наверное, слишком осмелев из-за выпитого алкоголя, пальцами сжимаю рукав пиджака мужчины и дёргаю на себя, заставляя посмотреть в мои глаза. Хочет помочь, я дам ему такую возможность. - Если ты говоришь правду, докажи. - Как? - Изучи их. Найди трещины в их броне, чтобы уничтожить. У тебя хоть какая-то власть здесь имеется, у меня ничего. Я не хочу спасаться одна, Бини. В его глазах блестят блики фонарей, отчего они кажутся светлее, чем есть на самом деле. В этом человеке словно пламя бушует из-за этих бликов. Всё же, как он похож на Чону! - Эй, Бин, ты? Ты что тут делаешь? - грубый мужской голос разрезает темноту ночи, и Чанбин поднимается на ноги, оборачиваясь к говорившему. Кажется, этот парень один из охранников. - Я. Просто ей стало плохо, пришлось проветриться. - врёт надзиратель, рукой указывая на меня. - Перебрала, наверное. - охранник усмехается, пробегая взглядом по мне. Он уходит дальше по дорожке и в рацию кому-то говорит, что "на заднем дворе чисто". Конечно, чисто! Что случиться на полностью охраняемой территории, где главной проблемой может стать только утечка информации о зверствах, что происходят в этих стенах? Вот уж сенсация будет! Общественность, конечно, в курсе, что "Красная роза" бордель, но тайны нашего заточения и становления проститутками скрыты за железным забором. Никто, кроме посвящённых, не имеет право знать о нас. Никто не может помочь нам, кроме нас самих. Никто, потому что свидетели и предатели долго не живут. - Перебрала. - усмехаюсь я себе под нос, принимая вертикальное положение и, не дожидаясь ответа Со, иду обратно в здание. На земле в сосульку превратиться можно, потому что вечером ещё совсем не весенняя прохлада. Сегодня повезло, что ветра нет, а то я бы давно промёрзла до молекул. Кто там говорит, что водка согревает? Пиздят! И душу не лечит тоже, только хуже становится. Хотя, мою душу уже вряд ли что излечит. #Ли Минхо# - Нет! Не надо! Я не хочу...не хочу... пожалуйста... Жалобный крик, переходящий в какой-то животный вой, раздирает сердце Минхо на части. Он ведь даже ничего не сделал, только вошёл в свою спальню и щёлкнул выключателем, освещая помещение. Какого хрена здесь было темно!? Джонни или Донхо не могли даже свет включить, когда привели Сынмина!? - Я не трону тебя, не бойся. - заверяет Ли и делает несколько шагов в сторону парнишки, но его останавливает надрывный крик. Минхо послушно замирает на месте, стараясь изо всех сил держать дистанцию. Сложно просто смотреть на такого Сынмина, когда хочется обнять, закрыть собой, уберечь от всех. Хочется никогда не видеть то, что он видит сейчас. Видит перепуганного парня, который забился в угол комнаты и жмётся к стене так, будто он имел способность проходить через стены, но сейчас вдруг дар пропал. Карамельные глаза безумным взглядом мечутся по фигуре Минхо, омывая потоком слёз и так опухшее лицо. Даже с расстояния в несколько метров надзиратель видит как дрожит тело Кима. Сынмин испуган до невозможности, что причиняет боль ЛиНоу. В груди щемит намного сильнее, чем обычно. Тоска разъедает сильнее. Минхо сильнее себя ненавидит. - Я не обижу тебя, поверь. - ещё раз пытается достучаться до парня Минхо, аккуратно присаживаясь на пол, чтобы быть с ним на одном уровне: - я никогда больше не обижу тебя. Тогда в подвале я...мне жаль, что тогда я сделал это. Минхо снова пытается приблизиться, но Сынмин вытягивает вперёд руки, защищаясь, и начинает плакать громче. Его всхлипы рвут надзирателя на куски, потому что он причина этой истерики. Потому что у Минхо ноль шансов на прощение, он понимает это. Порабощение и насилие нельзя простить. Забыть тем более. Ли и не надеется, только хочет помочь, не требуя ничего взамен. Ему ничего и не нужно, кроме свободы для парня, что в сердце впитался как вода в рыхлую почву. - У нас есть три дня, а потом у тебя первая смена... - Я не хочу...не хочу...я не должен... - отчаянный лепет перебивает слова Минхо, оседая тяжёлым грузом на душе, потому что Сынмин ломается с каждым днём всё больше. Парень похож на маленькую мушку, которая угодила в паутину и сдаётся, по мере того как яд паука распространяется по её телу. Психика Кима так же расходится по швам, не справляясь с ударами судьбы. - Пожалуйста...я не хочу быть таким...я не такой. - продолжает скулить Ким побитым щенком, едва раскрывая дрожащие губы. Тут Минхо и замечает кровоподтёк в уголке рта Сынмина. Небольшое пятнышко крови, что едва видно, потому что оно практически смыто слезами. Надзиратель обещает себе потом дать в рожу Джонни, Донхо обычно не распускает руки. Зачем было трогать мальчишку, который и так испуган до полусмерти!? Какого хуя!? Минхо не думает сейчас о том, что сам не лучше, просто ярость захватывает его в плен. Он злится. Он быстро преодолевает жалкие метры между ним и Сынмином, не взирая на мольбы последнего, и старается рассмотреть ранку. Ким пугается ещё сильнее, и его крик становится больше похожим на какой-то хрип, а глаза расширяются от ужаса. Он руками пытается оттолкнуть Минхо, ногами елозит по полу в попытке сократить расстояние, хотя отползать уже некуда, если только сростись со стеной. У Сынмина разбита губа. Не сильно, но даже это выводит из себя. Возникает желание взять пистолет и продырявить Джонни бошку, чтобы впредь никто не смел прикасаться к Сынмину. Никто. Поэтому Ким сейчас здесь, а не с кем-то другим. Наверное, Минхо тогда сошёл бы с ума. Умер бы от ревности в хмельном угаре где-нибудь в подвале. Там, где всё началось. Там, где Ли совершил самую огромную ошибку в своей жизни. Так, где всё пропитано кровью и страданиями людей. Никогда Минхо от этой крови не отмоется. Никогда не сможет искупить то, что натворил собственными руками. Только сейчас, с появлением Сынмина, Ли хочется стать кем-то другим. Он устал быть палачом. ЛиНоу его второе я, но сейчас искоренить бы его на нет. Убрать. Уничтожить. ЛиНоу ведь мести хочет, Минхо только этого парня напротив. - Ты не станешь таким. Я не позволю. - Минхо отступает от ещё испуганного Сынмина, садясь прямо на пол немного поодаль от него и опираясь спиной на кровать: - я не трону тебя. Ты будешь приходить ко мне и просто находиться здесь на отведённое время. После я куплю тебя. Когда начнётся твоя работа, я куплю тебя. - Купишь? - как-то отстранённо, смотря в пол перед собой. Слёзы снова капельками по щекам. Минхо пропускает в сознании мысль, что у Кима скоро кожа слезет с лица от солёной влаги. Он не понял. - Не бойся, я не прикоснусь к тебе. Куплю, чтобы другие не смели трогать. - поясняет мужчина, ловя чужой удивлённый взгляд. Первый раз Сынмин так открыто смотрит на него. Сердце пропускает удар, а потом заходится в невероятном темпе. Это всего лишь один взгляд, а у Минхо внутри все лампочки перегорают от перенапряжения. Что этот Ким Сынмин делает с ним? Зачем кто-то свыше решил поиздеваться над Минхо так изощрённо и привёл Сынмина в "Красную розу"? Почему чувства, которым надзиратель боится дать название, вспыхнули с такой силой именно к этому человеку? Так сложно. Столько вопросов, но так мало ответов. Минхо смотрит в карамельные глаза, утопает в них до конца и думает, что если не сможет помочь, погибнет. Он обязан помочь.