Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Владимир Маяковский
— Арсений Сергеевич Попов! Какая великая честь, — раздался знакомый голос со стороны; нарочито громкий, словно напоказ. Арсений прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и обернулся, держа на лице дежурную улыбку. — Дмитрий, прошу прощения, не знаю отчества, Позов. Какая встреча. Вы всё же явились в наш скромный салон. Опять. — Темурович, через «е», — Дмитрий карикатурно поклонился. — Но, позвольте, неужто вы не рады меня видеть? — Дмитрий со снисходительной улыбкой поправил очки, не отводя взгляд от Арсения. — Хотя о чём это я? Судя по тому, что вы пишете, радость для вас — слово совсем неизвестное… Они впервые говорили лично. Почему-то Арсений представлял себе этот разговор по-другому. Хотя, если подумать, то как по-другому? Повода для дальнейшей переписки после крайне однозначной просьбы Позова у них не было; приезжать в Москву и тем более искать там этого сомнительного футуриста Арсению бы и в голову не пришло. Вот и остаётся лишь такая случайная встреча в Ленинграде. Само собой, в салоне. Только сейчас Арсению удалось рассмотреть поэта поближе. Квадратное лицо с острыми чертами, лёгкая щетина, взгляд, полный бесконечной усталости и подчёркнутый многодневными синяками. Арсений невольно отметил, что, кажется, Дмитрий отдаёт свои ночи искусству точно в такой же степени, в какой это делает и он сам. — Дмитрий Темурович, — Арсений мягко улыбнулся, дожидаясь, пока собеседник на него посмотрит. — Отъебитесь от меня и моего творчества.* * *
— Что, так и сказал? Серёжа сидел на каменных ступеньках, держа в руках несколько страниц новой рукописи Арсения. На листах местами было начёркано, словно мысли давались Попову сложно… и, в общем-то, оно так и было. — Да, — Арсений подобрал с земли округлый камешек и, правильно размахнувшись, пустил его по воде, считая получившиеся блинчики. Раз. Два. Три… — «Я люблю тебя, но есть вещи, которые важнее любви». Спуск к Неве у Обуховского моста — их любимое место в центре Ленинграда, где не было толпы людей, шума и топота множества ног. Конечно, сюда иногда пытались спуститься какие-то парочки или даже одиночки, но, видя, что место уже занято, они отправлялись дальше. Такое Арсения и Серёжу более, чем устраивало. Прошла уже неделя с тех пор, как Маша начала жить в квартире Арсения и Антона. Из плюсов были всегда готовые вовремя завтрак, обед и ужин, а ещё — постиранная одежда. Но Арсений бы предпочёл потратиться на домохозяйку, чем терпеть те минусы, которые сожительство с Марией неизбежно несло за собой. О них стоило тактично воздержаться. — Какие такие вещи, он, конечно, не пояснил? — Матвиенко пошуршал листами, отыскивая там нужную фразу. — «Роза в его саду не умерла, она всё так же цвела и распускалась, как и раньше. Только лепестки её стали стали блеклее, стебель тоньше, а тянуться к солнцу больше не хотелось»... — Любовь любовью, а репутацию потом… не восстановишь, — ответил Арсений с небольшим придыханием, снова пуская блинчики по воде. В этот раз получилось семь. — Ты себя слышишь вообще? — вспылил Серёжа, складывая рукопись в стопку и поднимаясь с места. — Зачем тебе рядом человек, который не готов поставить на кон свою репутацию ради тебя? — Я не могу его об этом просить, — упрямо ответил Арсений, смотря перед собой на каменную выкладку набережной. — Чтобы он не миловался с каждой встречной девушкой? Можешь, — Серёжа подошёл к другу и припечатал рукопись к его груди, выражая этим своё недовольство. — Ты ослеплён любовью, которая высасывает из тебя последние крохи воли к жизни. Посмотри, во что превращается твоя литература. Посмотри, как отражается на твоих произведениях то, что он творит с тобой! — Он ничего не творит со мной. Он хочет, как лучше, — повторил Арсений уже, кажется, в тысячный раз, и приложил ладонь к груди, придерживая бумаги; этой фразой их с Серёжей разговоры всегда и заканчивались. Обычно, слыша её, Матвиенко закатывал глаза и молча уходил, больше не в силах как-то переубеждать Арсения. — А получается-то как? Получается-то как, Арсений? Баран, почему ты так упёрся в этого Шастуна? Что, людей нормальных вокруг нет? — Серёжа смотрел на друга снизу вверх, но грозности ему, несмотря на это, было не занимать. — А ты и сам хорош! Пустить в дом какую-то бабу! Дать жить в одной комнате с Антоном!.. А Арсений думал о том, что любого человека обыкновенная любовь делает самым особенным и ценным…* * *
Они с Дмитрием встретились ещё раз, но уже не в салоне, а в «Петрогосиздате», случайно столкнувшись в дверях. Арсений выходил из издательства, а Дмитрий — как раз собирался войти. — Дмитрий Темурович, — с наигранным дружелюбием протянул Арсений, — какими судьбами в наш скромный «Петрогосиздат»? В Москве бумага для ваших провокационных куплетов закончилась? — На ваше место позвали, — спокойно парировал Дмитрий. — Сказали, заменить будет несложно: всё равно в фамилии только одна буква отличается. Замазать на обложке, да и делов. Никто даже и не заметит. — Я думаю, люди поймут, что где-то есть подвох, когда вместо моих рассказов они увидят ваши отрывистые стихи. И, боюсь, мой читатель этого не оценит, — снисходительно улыбнулся Попов, наконец отступая в сторону, чтобы Дмитрий смог войти внутрь. — Позвольте, принято пропускать тех, кто выходит из помещения, — сказал тот, тоже отходя от дверей. Арсений решил, что ему ни к чему продлевать эту внезапную встречу, и, обменявшись короткими взглядами, они с Дмитрием разошлись. Узнать о том, что в тот день Дмитрий Позов заключил с «Петрогосиздатом» договор на печать своих стихов через несколько месяцев, Арсению так и не пришлось.* * *
Имя Позова разлетелось по культурному обществу так стремительно, что Арсений даже не успел этого заметить. В ту пору, когда он наивно думал, что Дмитрий известен только в тех салонах, в которых выступал, его стихи уже разобрали на цитаты не только в Ленинграде, но и в провинции. В Москве же у него даже был распродан большой тираж сборника стихов. Арсений не знал об этом, а если бы и знал, то предпочёл бы игнорировать. Несмотря на то, что Арсений всегда старался быть в курсе того, что происходит в литературе и какие настроения преобладают в народе, были и те вещи, признавать которые он просто не хотел. Например, то, что футуризм постепенно вытеснял декаданс. О том, что имя Дмитрия Позова уже успело стать почти нарицательным, Арсению рассказал Серёжа. Точнее, не рассказал, а решил спросить, что Арсений о нём думает. На вопрос, откуда Матвиенко вообще знает Позова, Серёжа округлил глаза. Как сейчас вообще можно не знать Позова? — В последнее время ты часто пишешь, — ладони Антона осторожно легли Арсению на плечи, из-за чего тот даже вздрогнул. Линия буквы, которую он выводил карандашом, съехала и наполовину зачеркнула слово «жизнь». — Поводы есть, — Попов положил карандаш на стол и откинулся на спинку стула, упираясь затылком Антону в живот. Тот легонько помассировал его плечи и склонился, пробегаясь глазами по тому, что Арсений успел написать. — Рассказ о птицах? Подался в зоологию? — Антон хмыкнул. — А это что? Он протянул руку к сложенным вдвое листам, лежащим на краю стола, и развернул их. — Это называется не зоологией, а орнитологией, — машинально поправил Арсений. — А это статья, — пояснил Арсений и потёр глаза, немного расслабляя их. Уже несколько часов он неотрывно сидел за столом, и всё, что было перед его взглядом, — листы бумаги да мелкие буквы. У любого глаза устанут. — Ты же зарекался писать в газеты, — удивился Антон, дочитывая один из абзацев. — Это ещё и про этого твоего Позова… Знаешь, он мне нравится как поэт, но иногда кажется, что ты им одержим. — Я? Одержим? — Арсений глухо засмеялся, качая головой. — Как я могу быть одержим кем-то, кроме тебя? — Ты постоянно говоришь о нём… — Не постоянно, — вставил Арсений. — …пишешь ему письма… — Это один раз вообще было! — …видишься с ним… — Случайно и по работе. — …а теперь ещё и статью о нём написал! — под конец Антон совсем вспылил, повышая голос. — А где Маша? — вдруг спросил Арсений, поднимаясь с места, чтобы у него была возможность смотреть на Антона прямо. — Я от тебя такого внимания не получал, кажется, никогда. — Понятно, — Попов усмехнулся и покачал головой. — Хочешь, пойдём прогуляемся? Моё внимание будет целиком и полностью твоим. — Нет, мне ничего не нужно, — резко отозвался Антон и почти пулей вылетел из кухни. Хлопнула дверь его комнаты. Арсений выждал несколько секунд, борясь с внутренним желанием что-нибудь разбить, и только после этого пошёл за ним. Каждый шаг давался ему тяжело, потому что первое в списке того, что Арсений не любил, были извинения, особенно тогда, когда его понимание ситуации близилось к нулю. Антон был таким человеком, которому постоянно нужно было чьё-то внимание. Это было неудивительно, учитывая его род деятельности, но Арсений не сразу додумался до этой его черты характера. Где-то в глубине души Арсению казалось, что всё, что происходит сейчас, все их ссоры происходят только потому, что в начале их отношений Арсений не дал ему максимум своего внимания. А теперь Антон компенсировал его в других. Неосознанно, а не специально. Арсений глубоко вздохнул и постучал в чужую дверь.