Я скажу это начерно, шёпотом,
Потому, что ещё не пора...
Осип Мандельштам
— Ты пьяный? — Антон выглянул из своей комнаты, услышав смех Арсения. — А тебя ебёт? — он удовлетворённо улыбнулся, используя железный аргумент из арсенала Димы. Антон скрестил руки на груди. — Кажется, я не давал тебе поводов разговаривать со мной в таком тоне, — недовольно сказал он, осматривая Арсения с головы до ног. Тот пожал плечами и прошёл в свою комнату, закрывая за собой дверь. Может, действительно было слегка грубовато? Арсений так и не смог уснуть, проведя всю ночь за письменным столом. Он задремал только под утро, когда небо уже посветлело, а всё вино потихоньку выветрилось. Арсения разбудил громкий хлопок. Он вздрогнул и поднял голову, сонно осматриваясь по сторонам. Может, приснилось? Арсений услышал шаги за своей дверью. Шаги медленные, робкие, словно боязливые. В тонкой щёлке между дверью и полом застыли две тени. Арсений внимательно сверлил их взглядом, перебирая в голове варианты того, кто это мог быть. Наконец раздался стук. — Арсений, можно войти? Значит, Маша. Интересно. — Заходи, — ответил он слегка усталым голосом, протирая глаза. Дверь открылась, и Маша зашла в комнату, осматриваясь. Она выглядела встревоженно и даже не пыталась этого скрыть. Что-то волновало её, и волновало сильно. — Что случилось? — прямо спросил Арсений, поднимаясь со стула и предлагая Маше сесть. — Я так боюсь, — прошептала она, занимая его место. Арсений же присел перед ней на корточки, приподнимая голову, чтобы видеть её лицо. — Что случилось? — повторил он. — Я не хочу ехать в Москву, — тихо ответила Маша, и Арсений почувствовал слёзы в её голосе, хотя смотрела она ясно и прямо. — Туда пригласили Антона, не меня. И он даже не позвал с собой… Я многим рискую, собираясь ехать с ним. — Тогда зачем ты это делаешь? — спокойно спросил Арсений, пусть внутри у него что-то взбушевало, вскинулось. — Я тоже его люблю, — шёпотом сказала Маша и, закрыв лицо руками, заплакала. Арсений не был к этому готов, и поэтому несколько секунд с очень глупым выражением на лице просто наблюдал. Затем он осторожно потянулся и, взяв ладони Маши в свои, легонько сжал их, отнимая от её лица. Её светлые карие глаза, чуть прищуренные, мокрые от слёз, смотрели с такими эмоциями, которые Арсений не смог понять. — Боишься — не делай, — сказал он, стараясь держать на лице спокойствие. — Делаешь — не бойся. Арсений не чувствовал, что он вправе давать Маше какие-то советы. Она была готова пожертвовать собой ради той любви, которую испытывала, и этим она отличалась от Антона. И она поедет за ним, пусть он и не звал с собой, — этим она отличалась от Арсения. Они ещё несколько минут посидели в комнате Арсения, после чего Маша ушла на утренний спектакль. Антон, как оказалось, ушёл раньше, и именно из-за того, как громко он закрыл дверь, Арсений и проснулся. Когда Маша ушла, он снова сел за свой стол и взял в руки карандаш, вертя его в руках. Он думал о чём-то своём, смотря на кипу исписанных листов, которыми был завален весь стол. Неудачно прокрутив карандаш между пальцами, Арсений случайно уронил его на пол. В тишине комнаты раздался едва слышный стук. Арсений как-то грустно улыбнулся, покачав головой и даже не собираясь поднимать карандаш с пола. Он прикрыл глаза. В следующую секунду Арсений к чертям сбросил со стола всё, что там было: листы, книги, записную книжку, свечу… Он ударил по деревянной поверхности ладонью, тут же зарываясь ей в волосы, и, подняв голову, закричал. Закричал со злостью, отчаянием и болью, сжимая кулаки и напрягаясь всем телом. Тяжело дыша, он зажмурился, закрывая лицо руками. В нём кипел какой-то совершенно непонятный набор чувств и эмоций, жгущий где-то глубоко в груди, пульсирующий в висках, вибрирующий в кончиках пальцев. Арсений имел примерно нисколько желания с этим разбираться.* * *
Он бы соврал сам себе, если бы сказал, что письмо Димы было для него неожиданностью. Эту почтовую карточку он ждал хотя бы по той причине, что боялся написать Диме сам. Он доставал листок, брал в руки карандаш, но не мог подобрать слов. А что писать? Спросить, как ему спектакль? Глупо, он мог бы спросить об этом лично. Поблагодарить за то, что Дима не оставил его тем вечером в одиночестве? Уже столько времени прошло… Сейчас, читая достаточно ёмкую открытку, Арс улыбался уголком губ. Значит, Дом культуры имени Крупской… Что-то это ему страшно напоминало. Арсений попытался понять, что Дима зачеркнул, но, потерев карандаш пальцем, лишь сильнее размазал его, из-за чего остался в слегка расстроенных чувствах. Двадцать пятого числа Арсений ждал нетерпеливо и в волнении, словно от этого зависело что-то важное. Всё это время он старался избегать Антона всеми силами, потому что тот не один раз намекал, что хочет о чём-то поговорить, а у Арсения банально не было сил на этот разговор. — Арс, ты сейчас свободен? — Нет. — А когда будешь? — Никогда. Всё, чем Арсений занимался, — это его новый рассказ. Он оборачивал в буквы все свои чувства, все свои мысли, которые не мог озвучить или даже признать, запихивая куда-то далеко в уголки сознания. Ему всё чаще снилось побережье. Раннее утро, тихий шум прибоя и тёплые мелкие волны, иногда ласково касающиеся ступней. Арсений гулял по пляжу босиком, закатав края брюк; под его ногами шуршал влажный песок, вторя переливам размеренных волн. Ветер всё ещё пробирал, залезая холодом под одежду, но теперь Арсений во снах кутался в пальто, стараясь от него укрыться. Больше мириться с этим не хотелось. После этих снов Арсений просыпался вымотанным, словно вместо отдыха он был на внезапном субботнике, и весь день ходил рассеянный и хмурый. Тогда его больше, чем обычно, донимали мысли о переезде Антона, о Диме и даже о Маше, к которой он совершенно случайно и неожиданно проникся большой симпатией и уважением. Арсений не знал, что она в итоге решила делать, но был уверен, что она поедет с Антоном, бросив всё. Поэтому и уважал. Арсений стоял на остановке и ждал трамвая, медленно прохаживаясь из стороны в сторону. Они с Димой договорились встретиться в половину шестого, но Арсений приехал на пятнадцать минут раньше, боясь опоздать и подставить Диму перед коллегами. Чёрт их разберёт, этих поэтов, какие у них там порядки. Со свистящим скрежетом остановился трамвай, из которого на асфальт спрыгнул Дмитрий Позов, быстрым движением оправляя края пиджака. Арсений достал из кармана маленькие круглые часы и сверил время. Приехал раньше на три минуты. — Ну что, вовремя? — с насмешкой спросил Дима, замечая этот жест. — Очень даже, — ответил Арсений, убирая часы обратно в карман. — Тогда пойдём, — Дима сделал приглашающий жест и первым пошёл по улице. — Поздравляю с выходом сборника, — сказал Арсений, судорожно попытавшись начать диалог. — Автограф нужен? — улыбнулся Дима, кидая на Арса любопытный взгляд. — И что, читал? Арсений помедлил с ответом. — Читал, — через несколько секунд сказал он, кивая. — Твой стиль поменялся. — В каком смысле? — Дима повернул голову, слегка приподнимая её, чтобы посмотреть на лицо Арсения. — Ну ты даже писать стал о другом, — ответил Арсений как-то удивлённо; неужели Дима сам этого не заметил? — Раньше от твоих стихов веяло политической повесточкой, а сейчас начали проклёвываться твои личные эмоции и чувства. В целом как будто стихи стали более личными, что ли. Дима не ответил, отворачиваясь и смотря перед собой. — Ну это моё мнение, — добавил Арсений, пожимая плечами. — Всё же любое творчество — оно на то и нужно, чтобы в нём каждый видел что-то своё. На эти слова Дима лишь хмыкнул. Весь остаток пути он молчал, словно раздумывая о чём-то. Арсений воспринял это спокойно, мысленно перебирая варианты того, как придётся вести себя на этом поэтическом вечере. Будет ли к нему кто-то приставать с вопросами? Что могут спросить? Они остановились напротив ДК Крупской, чтобы перейти дорогу; Дима первым шагнул на брусчатку, даже не посмотрев по сторонам. Арсений резко схватил его за запястье, потянув на себя, и через несколько секунд мимо них проехала автомашина, водитель которой одарил их обоих осуждающим взглядом. — Тебя по сторонам смотреть не учили? — спросил Арс у Димы, поворачивая к нему голову. И обнаружил, что почти прижал того к себе, крепко держа за запястье на уровне его лица. — Я бы успел перейти, — спокойно парировал Дима, которого, кажется, вообще ничего не смущало. Арсений чувствовал, как теплело запястье Димы, как едва уловимо пульсировали вены… неужели учащённо? Он всё же испугался? — Ага, успел бы он, — почему-то полушёпотом ответил Арсений, смотря тому в глаза, и ослабил хватку на запястье, давая Диме возможность опустить руку. Дима поправил очки, не разрывая зрительного контакта, и только после этого развернулся к Арсению спиной, смотря на дорогу. — Никого нет спра-а-ава, — протянул он, карикатурно смотря направо, — и сле-е-ева, — Дима, широко развернувшись, посмотрел налево. — Ну что, идём? Улыбнувшись, Арсений легонько толкнул его в спину, заставляя наконец шагнуть на дорогу. Они перешли на другую сторону быстрым шагом. — Руки у тебя всегда такие холодные? — Чего? Арсений рефлекторно посмотрел на руки, сгибая и разгибая пальцы. Дима коротко вдохнул, чтобы сказать что-то, но в последний момент словно передумал, покачав головой. — Да просто заметил, забудь, — отмахнулся он, толкая тяжёлые двери Дома культуры. Поэтические вечера мало чем отличались от литературных по своей сути, но по атмосфере были совершенно иными, не такими, к каким привык Арсений. Да, тут тоже были чтения, вход по особым приглашениям, много знакомых лиц и имён, но Арсений чувствовал себя здесь чужим и незваным гостем. Почему? Да хотя бы потому, что от каждого первого тут веяло таким же самомнением, как от самого Позова, если не большим. И если к напыщенности Димы Арсений привык, то, когда таких Дим вокруг было ещё с два десятка, он едва удерживался, чтобы не язвить почти в адрес каждого. — И откуда у этих поэтов столько самоуверенности? — тихо фыркнул Арсений в свой бокал вина перед тем, как сделать глоток, но Дима его всё же услышал. — Тут каждого второго когда-то называли светилом советской поэзии, — философски заметил он, закидывая ногу на ногу. Они сидели за столом, как настоял Арсений, в углу зала, откуда проглядывалось сразу всё помещение, но где сам стол был мало заметен. — Представь, как сразу растёт самооценка? — Да уж вижу, — Арсений приподнял бокал, салютуя Диме, и сделал глоток. Дима молча улыбнулся. — Ты думаешь, я слишком большого мнения о себе? — вдруг спросил он. — Ну смотри… — Понятно, можешь не продолжать, — спокойно перебил его Дима, откидываясь на спинку стула. — Когда ты начинаешь фразу с «Ну смотри», дальше обычно ничего по теме не бывает. Эту историю я уже понял. Арсений тоже откинулся на спинку стула, как-то странно улыбаясь. Да, действительно, он собирался перевести тему, не отвечая прямо, чтобы у Димы сложилось впечатление, что он получил ответ. Арсений часто так делал, когда кто-то задавал неудобные вопросы или касался неприятной для него темы. — Когда-то мы впервые встретились здесь, — сказал он, смотря на тот столик, за которым сидел в тот раз. — Ты тогда так смешно надулся, услышав мои стихи, — хохотнул Дима, тоже вспоминая тот вечер. — Когда это было? Полгода назад? — Примерно так, да... Полгода! Арсений поразился тому, как сильно изменилась его жизнь за эти шесть месяцев, как неожиданно Дима занял в ней место, как всё, к чему Арсений привык, потихоньку перестраивалось, толкая его к чему-то новому... — Ты правильно сказал, что люди меняются, — сказал Дима, смотря на разговаривающих людей в другом конце зала. Словно думал о том же, о чём Арсений! — Не сейчас, давно. А когда речь о человеке искусства, то, конечно, меняется и его искусство. Я тоже меняюсь, — он задумчиво отпил из своего бокала, всё ещё не смотря на Арсения. — Наверное, во многом именно из-за тебя. Мы очень разные, а общение с приятными людьми заставляет перенимать у них какие-то черты, — с этими словами Дима наконец повернулся к Арсу, внимательно смотря на него. — С неприятными тоже, если в них есть что-то выдающееся. — А был такой красивый монолог, — Арсений покачал головой, и они тихо засмеялись. Ему нравился смех Димы. Он был спокойный, бархатный, с едва уловимой хрипотцой. И улыбался Дима ярко и искренне, так, что всегда хотелось улыбнуться в ответ. Арсений раздумывал, что бы ответить, как вдруг какой-то мужчина, извинившись, попросил «украсть Дмитрия на быстрый разговор». И Арсений остался один. Он сидел, в задумчивости болтая в бокале остатки вина, и почему-то думал об Антоне. О том, что его ждёт в Москве, в незнакомом городе, без особых связей и знакомств. Сможет ли он покорить всех своим талантом? — У вас занято? — вдруг прервала его размышления какая-то девушка, остановившаяся перед столиком с бокалом шампанского. — Боюсь, что да, но думаю, что он будет не против, — совершенно неожиданно для самого себя сказал Арсений, жестом приглашая её присесть. Дима, разговаривающий с группой каких-то людей, смеялся, стоя на противоположном конце зала. — Анна, — представилась девушка, протягивая Арсению тонкую ладонь. Тот пожал её с вежливой улыбкой. — Арсений. — Не?.. — Да, Попов, он самый, — Арс коротко склонил голову, угадывая вопрос. Анна опёрлась подбородком о ладонь, облокотившись на стол и смотря на Арсения. — Я слышала, что вы будете сегодня здесь, но думала, что это слухи, — сказала она. Арсений отзеркалил её позу, тоже облокачиваясь на стол. Он кинул быстрый взгляд в сторону Димы и заметил, что тот тоже смотрит на него. — Вы же не большой фанат поэзии. — Почему же? — удивился Арсений, где-то внутри чувствуя капельку удовлетворения. — Поэзия, как и любое искусство, прекрасна. — Я видела вашу статью о стихах Димы Позова… — начала было Анна, но Арсений её прервал: — Это отзыв о конкретных стихах конкретного поэта, не отражающий мой взгляд на поэзию в целом. Мне не близко его мировоззрение, но это не значит, что мне не по душе поэзия. — Он рвал и метал, когда прочитал статью, — заметила Анна. — Места не мог себе найти, его очень задела ваша критика. — Поверьте, я знаю, — грустно улыбнулся Арсений. — А вы?.. — Арс, — позвали со стороны, и Арсений резко развернулся. Это обращение... С чего бы Дима начал его так называть? — Пойдём к нам, тебя очень хотят видеть. Дима говорил спокойно, но Арсений видел в нём какую-то напряжённость. — Что, они тебе надоели? — лукаво улыбнулся он, оставляя бокал на столике и поднимаясь на ноги. — Простите, не могу оставить друга в беде. Был крайне рад знакомству. — Аня, — кивком поприветствовал девушку Дима. — Прости, что краду его. — Ничего, — она махнула рукой и тоже встала с места, чтобы найти себе другого собеседника. — Ещё увидимся, Арсений. И да, я тоже поэтесса. Надеюсь, вас это не смущает. Арсений проводил Аню заинтересованным взглядом. — Всё, без меня больше не можешь? — Не льсти себе, — Дима хмыкнул; тем не менее, выглядел он теперь заметно расслабленнее, — мне все уши прожужжали, что я привёл тебя с собой, но тебя нигде не видно. — Не люблю светить лицом, — ответил Арсений. — Тебе Аня, я посмотрю, не нравится? Дима не ответил, подходя к небольшой группе мужчин, с которыми до этого разговаривал. Он представил всех по очереди, под конец называя, конечно, Арсения. Они обменялись быстрыми дежурными рукопожатиями, а дальше была та часть знакомства, которую Арсений терпеть не мог: ответы на вопросы. Он говорил, улыбался и смеялся, будто в тумане, тогда, когда у него что-то спрашивали, или тогда, когда смеялись и улыбались все. — А как вышло, что вы дружите? — О, это долгая история, — Арсений, повинуясь какому-то внутреннему порыву, положил ладонь Диме на плечо, легонько сжимая. — Боюсь, нам не хватит времени, чтобы её рассказать. — Но хотя бы в общих чертах? — Ну смотрите… Дима усмехнулся, покачав головой. Арсений проигнорировал это, лишь поправляя руку на его плече. — Вот вы женаты? — обратился он к Алексею, у которого ещё в самом начале разговора заметил кольцо на пальце. — Да. — Вам нравится ваша свекровь? И дальше разговор перешёл в русло сложностей семейной жизни. Уже через несколько минут Дима и Арсений, которые не были знакомы с этими аспектами бытия, перестали быть непосредственной частью разговора, и отошли немного в сторону. — Аристократическая атмосферка, — задумчиво осмотрелся Арсений, подводя короткий итог. Дима тихо ответил ему что-то, что он не расслышал. — Что? — переспросил Арсений, немного склоняясь к Диме, чтобы через общий шум точно услышать его слова. — Сегодня особенно аристократическая, потому что здесь ты, — повторил Дима чуть громче, случайно касаясь уха Арсения губами. Оба сделали вид, что ничего не случилось. Вот только у Арсения сердце пропустило удар, а Дима весь оставшийся вечер излучал подозрительное довольство. — И что, он просто уезжает? Они стояли у гранитного ограждения набережной. Арсений смотрел на Неву, опершись об ограду обеими руками, Дима же стоял к реке спиной, смотря на небо. С того вечера, когда они встретились у Обуховского моста, прошло уже почти полтора месяца. За это время они успели обменяться несколькими письмами, самыми простыми, дружескими. Арсений давно не получал такого удовольствия от переписки с кем-то. От Дома культуры имени Крупской они шли вдоль набережной уже где-то час. Арсений рассказывал о каких-то местах и достопримечательностях, Дима, даже если знал о чём-то, всё равно внимательно слушал и задавал вопросы. И как-то само собой вышло, что они вернулись к теме Шастуна. — Да, скоро закончится показ «Молчания», они с труппой уедут в Москву на гастроль, — Арсений опустил голову. — И Антон останется там. — Понятно, — ответил Дима. — Что тебе понятно? Мне вот ни черта не понятно, — Арсений постучал по ограждению ладонью, смотря на ночной Ленинград, простиравшийся вдоль Невы. Где-то вдалеке виднелся шпиль Петропавловской крепости, ярко выделяющийся на фоне мелких домов. — Мне понятно, — Дима развернулся, тоже опираясь на ограждение и касаясь плеча Арсения своим, — что ты не хочешь прислушиваться к самому себе. Ни к своим чувствам, ни к своим мыслям, ни к здравому смыслу. Ты слушаешь только непонятную мне привязанность к человеку, который предпочёл тебе карьеру. Где я не прав? Арсений посмотрел на Диму. Ему не нравилось, что он так легко формулирует то, что сам Арсений пытается сформулировать у себя в голове так трепетно и долго… И Дима говорил слишком просто, словно в этом действительно не было ничего сложного, но ведь это далеко не так. Если бы Дима мог понять всё, что чувствует Арсений… — Ты не прав тем, что рассуждаешь абстрактно и холодно, — он вздохнул и опустил голову, касаясь лбом чужого плеча. — Я разберусь. Не переживай. — Даже не думал, — Дима легонько потрепал Арсения по волосам и отвернулся. Арсений, не ожидавший такого жеста с его стороны, замер, словно боясь спугнуть момент. От Димы пахло вином, книгами и каким-то уже почти выветрившимся парфюмом. Раньше Арсений не обращал на это внимания, а сейчас глубоко и медленно вдохнул, анализируя этот запах у себя в голове, стараясь запомнить его. — Не вздыхай ты так тяжело, великомученик, — фыркнул Дима, и Арсений отстранился, приходя в себя. Да уж, кажется, последний бокал вина на поэтическом вечере был явно лишним… Арсений достал из кармана часы. — У тебя поезд через час, — сказал он и посмотрел по сторонам, примерно представляя, где они находятся. — А идти нам где-то полчаса. Пойдём уже. У входа на Московский вокзал они попрощались. — Стой, — вдруг сказал Дима, когда Арсений собирался уходить. Он залез в свой портфель, пытаясь там что-то найти, и потратил на это добрые полминуты, прежде чем достал незапечатанный конверт. Дима с сомнением повертел его в руках и протянул Арсению. — Возьми. Арсений сразу попытался достать из конверта письмо, но Дима легонько хлопнул его по рукам, чем вызвал у него оскорблённый до глубины души взгляд. — Потом прочитаешь, — сказал Дима, примирительно улыбнувшись. — Я написал это после… впрочем, неважно. Просто прочитай чуть позже. — Когда? — Когда меня не будет рядом. Арсений, помедлив, кивнул и убрал конверт во внутренний карман пальто. Когда меня не будет рядом. Арсений задумчиво проводил Диму взглядом, когда тот скрылся за дверями вокзала. Знал бы он, как сложно подобрать такой момент...